Руна

— Германское фолькс-движение взяло руны на вооружение. Слово “фольк” переводится как “народ”, но на самом деле это всего лишь расистский термин, использованный арийцами, то есть теми самыми людьми, которые породили Гитлера. Их организация, называвшаяся “Туле Гезельшафт”, финансировалась крайне правыми группировками, которые разжигали в людях ненависть к евреям, а руническая символика при этом приобретала смысл некого обряда очищения — видимо, нет необходимости объяснять, к чему все это привело. Взгляните-ка вот сюда.

Киркпатрик вынул из кармана пару хлопчатобумажных перчаток и натянул их на руки. Затем он извлек из стопки книг матовую пластиковую упаковку, распечатал ее и извлек из нее небольшой том, переплетенный в сморщенную коричневую кожу. Нос Брайана тотчас же уловил характерный запах гнили.

— Что это? — спросил он, когда Киркпатрик открыл обложку и принялся изучать титульный лист.

— Боюсь, что обложка сделана из человеческой кожи, хотя в настоящее время и пребывает в ужасном состоянии. Мне разрешено пользоваться этим альбомом, поскольку именно я в сорок девятом году подарил его этой библиотеке. В сущности, эта книга представляет собой самый настоящий кодекс ненависти, своеобразное пособие для сеятелей зла.

С некоторой тревогой Брайан вглядывался в страницы книги. Наконец Киркпатрик нашел нужную главу.

— Большинству людей известно увлечение Гитлера оккультизмом, однако приведенный здесь список включает в себя также лидера штурмовых отрядов Эрнста Рема, заместителя фюрера Рудольфа Гесса и начальника СС Генриха Гиммлера. Интерес, проявленный Гитлером к рунам, воплотился в свастике и символе СС — паре молний. Однако он перевернул свастику вверх ногами, так что она отвернулась от солнца, и в этом заключалась его роковая ошибка.

— То есть получается, что мы разыскиваем члена какой-то крайне правой организации?

— Вполне возможно. Дело в том, что руны, как некое подспудное течение, живы и по сей день. Присмотритесь к надписям на стенах, которыми пестрят наши предместья, — ведь это же типичные племенные наскальные рисунки. Вы обратили внимание на то, что ребятня, которая взяла за правило разрисовывать стены замысловатыми узорами, практически не округляет свои каракули. Сплошные углы. Иными словами, руны живы. Даже сквозь толщу веков они пробиваются на поверхность.

— Я хочу попросить вас еще об одной услуге, — сказал Брайан. — Изложите на бумаге все то, что рассказали сейчас. Мне хотелось бы составить психологический портрет человека или людей, которых мы ищем.

— Рад буду оказать посильную помощь, — живо отозвался Киркпатрик, снова упаковывая свой жутковатый том, — вашей работенке не позавидуешь.

— Сопоставление материалов не представляет особой трудности, если вы действуете по определенной системе, — заметил Брайан, складывая свои записи.

— Я имел в виду не это. Я хотел сказать, что трудно будет убедить людей в серьезности вашего замысла. В сущности, вы ведь даже не столько погружаетесь в изучение древнего языка, сколько прямо апеллируете к оккультизму.

— И все же, дружище, это несколько легче, чем приступить к анкетированию членов Национального фронта, что, кстати, значится следующим пунктом моего плана. Спасибо вам за помощь.

Провожая детектива взглядом, пока тот шел по громадному читальному залу, Киркпатрик вспомнил, что так и не рассказал ему, каким образом руны передавались от одного поколения к другому, однако, посчитав данное обстоятельство не столь уж важным, он затолкал эту мысль в дальний угол своего сознания и с головой ушел в изучение мировой литературы.

Глава 25

Документация зла

В субботу Гарри намеревался встать пораньше и совершить освежающую пробежку по влажной траве Хэмпстед-Хита. Он пообещал себе всерьез пересмотреть собственное поведение и постараться сделать все возможное, чтобы вернуть слегка покоробленную в последнее время жизнь в привычную колею. Тем не менее, едва проснувшись под шум бьющих в окно дождевых струй, он почувствовал, что его решимость заметно поубавилась. События последних двух недель, судя по всему, начисто высосали остатки его жизненных сил. Вплоть до недавнего времени он ощущал себя в полной безопасности и даже уверовал в свою счастливую судьбу. Теперь же в его жизнь будто бы вмешалась некая посторонняя, злобная сила, которая методично, один за другим разрушает защитные барьеры. Его печальные раздумья прервал телефонный звонок — это была Грэйс, как всегда, полная жизненных сил и трещавшая без умолку.

— Гарри, я понимаю, что с утра пораньше в субботу вам меньше всего хотелось бы слышать мой голос...

С утра пораньше? Он взглянул на будильник и застонал — только половина восьмого.

— Однако, если мы не предпримем экстренных мер... Я это к тому, что мы все говорим, говорим о том, что надо что-то делать, а толком так ничего и не делаем.

— Доброе утро, Грэйс.

— Вы уже разговаривали с людьми из “ОДЕЛ”? Ну так как насчет того, чтобы залезть в кабинет Брайана Лэка? Не забывайте, что это была ваша идея, а не моя.

— Я сейчас повешу трубку.

— Только попробуйте!

Гарри и в самом деле намеревался повесить трубку, но потом передумал — все равно она позвонит снова.

— Так, послушайте меня, — сказал он. — В настоящий момент я и сам ни черта не понимаю. Я не уверен даже, в своем ли я еще уме. Я превратился в какой-то магнит, притягивающий смерть.

— Потому-то я и позвонила — чтобы хоть как-то помочь вам.

— Ну что ж, тогда постарайтесь выяснить, что перед своей смертью могла узнать о моем отце Бет Кливленд.

— Вы полагаете, она покончила с собой из-за того, что что-то там обнаружила, да?

— А вы можете предложить иную причину, по которой вполне разумная женщина встает на пути несущегося поезда?

— Могу. Например смерть Уилли могла повлиять на нее гораздо сильнее, чем мы в состоянии себе это представить.

— Может, и так. Ну ладно, я перезвоню вам позже.

— Подождите, а вы-то что собираетесь делать? Снова завалитесь спать?

— Нет, пойду к ювелиру.

Когда Гарри пришел на Риджент-стрит, маленький магазинчик только открывался. Это было одно из типичных заведений подобного рода, витрину которого заполняла масса дорогих, но довольно безвкусных безделушек. Выгравированные на серебре щенки пекинесов, в игривых позах лежащие на спине; золотистые галеоны из отполированной до зеркального блеска бронзы; инкрустированные бриллиантами балерины а-ля Дега с болтающимися на шее эмблемами кредитных карточек “Америкэн экспресс”. Входная дверь была закрыта, но, едва нажав на кнопку звонка, Гарри услышал, как щелкнул замок.

Он без труда узнал мистера Нари — изящные движения рук, которыми он расставлял на витрине пару псевдогрузинских чайников, сразу напомнили ему пожилую индианку. Когда молодой человек повернул к нему свое изможденное лицо, он сразу понял, что последние несколько ночей бедняге почти не довелось сомкнуть глаз. Гарри прекрасно понимал, что его визит не вполне уместен, однако ему было совершенно необходимо задать сыну многострадальной женщины несколько вопросов.

— Мистер Нари, меня зовут Гарри Бакингем. Я слышал о несчастье, постигшем вашу мать, и хотел бы выразить вам свои соболезнования. Как она себя чувствует?

Разделявший их прилавок заставил его несколько повысить голос. Гарри протянул молодому человеку руку, отнюдь не будучи уверен в том, что рукопожатие будет принято. Так оно и случилось.

— Да, мистер Бакингем, мать рассказала мне о вашем визите. Ну, о ее самочувствии вы, думаю, и сами догадываетесь. — Молодой человек отвел взгляд, явно опасаясь, что не сможет удержаться от слез. Прекрасно понимая, что Гарри так или иначе причастен к тому, что случилось с его матерью, он тем не менее не проявлял враждебности. — Доктор сказал, что она, видимо, навсегда лишилась зрения. Впрочем, он, наверное, и сам, сообщил вам об этом.

— Не могли бы вы сказать, что именно произошло? Со слов доктора Кларка трудно судить об этом.

— Входная дверь оказалась заперта, но мне удалось через окно проникнуть в квартиру. Мать находилась без сознания. Я приподнял ее голову и увидел глаза... воспоминание об этом навсегда сохранится в моей памяти. Даже сейчас я не в силах взглянуть ей в лицо. Вчера я спросил мать, почему она сотворила с собой такое, и она ответила, что причина — в той бумаге, которую ей дал ваш отец.

— Погодите, о какой бумаге вы говорите?

— По ее словам, на ней была написана молитва дьяволу. — Заметив в глазах Гарри тревогу, мистер Нари поспешил его успокоить: — Моя мать всегда отличалась богатым воображением. Она воспитана в иных традициях... Она выросла в среде, где верили в духов и демонов. Английские традиции чужды ей и непонятны.

Постепенно до Гарри стал доходить смысл происшедшего. Глубоко вздохнув, он спросил:

— У вас сохранилась та бумажка?

— Увы, нет. Мать сожгла ее — так же как и свои глаза.

— В полицию вы об этом сообщили?

— Их это не интересует.

— Прошу извинить, что спрашиваю, но как вы сами считаете, почему она совершила такое?

— Она боялась чего-то, что могла увидеть, — спокойно объяснил мистер Нари.

— Что именно увидеть? Духов и демонов?

— Я надеялся, что на этот вопрос вы ответите мне. — Разговор явно был нелегким для молодого человека, в голосе его чувствовалось с трудом сдерживаемое раздражение. Заметив входящего в магазин посетителя, он понизил голос: — Мистер Бакингем, я отнюдь не склонен винить в случившейся трагедии вашего отца. И тем не менее именно он сунул ей в карман какую-то записку, прочитав которую, она пришла в такой ужас, что решила немедленно застраховаться от еще большей опасности.

— То есть в той бумажке она усмотрела нечто такое, что могло угрожать ей смертью?

— Судя по всему, именно так. Мне не хотелось бы показаться вам бестактным человеком, однако я полагаю, что больше нам говорить не о чем. — И он вернулся к витрине.

— А вы не считаете, что следовало бы разобраться, в чем заключалась причина столь необычного поведения вашей матери? — спросил Гарри, явно раздраженный нарочитым спокойствием молодого человека.

— Когда она немного поправится, ею займутся психологи. Но они все равно ничего не поймут. Моя мать пребывала в таком состоянии духа, что столь жестокий исход был неизбежен, — проговорил мистер Нари, по-прежнему стоя к Гарри спиной, — и требовалась самая малость, чтобы произошла трагедия.

— Вы хотите сказать, она поняла содержание той записки?

— Мистер Бакингем, моя мать — пожилая женщина, которой во всем мерещатся всевозможные знамения и предрекания. На сей раз ей не повезло, и она увидела нечто такое, что вызвало у нее жуткое предчувствие. — Явно резче, чем ему хотелось бы, он захлопнул витрину. — А теперь, прошу вас... уходите, пожалуйста.

— Она уже целый час торчит в подвале. Боюсь, у нее вообще шарики за ролики зашли, — проговорил Фрэнк Дрейк, прижимая подбородком телефонную трубку и одновременно продолжая вырезать очередную статью из газеты. — А я тем временем подтираю полы за страдающими недержанием старыми пер... и пытаюсь углядеть за студентами, которые, того и гляди, вынесут под свитерами все сокровища библиотеки. У ее стола уже образовалась очередь, а обещанная на субботу девушка так и не появилась. Извините, мне надо идти. Понятия не имею, чем она там занимается.

Между тем Дороти стояла в подвале библиотеки и буквально всем своим существом ощущала гнетущую тяжесть окружавших ее слов. Ей казалось, будто самой массой заточенных в этой комнате мыслей создавалась искусственная гравитация. Она чувствовала, как страницы книг распирает пропитавшая их влага и давит ей на кожу, и все же не могла заставить себя уйти отсюда. Сокрытые в этом подвале мысли были достойны костра инквизитора, ибо представляли собой такую опасность, что одно лишь их графическое изображение способно было причинить невыносимые мучения. Ради создания подобной коллекции люди лишились жизни. Семена, посеянные в одном лишь томе, проросли десятилетия спустя, потом, много позже, в более детализированных рукописях продолжали давать ядовитые всходы. И вот теперь вся эта коллекция, создание которой ее мать завершила чуть ли не на смертном одре, пребывала в состоянии разрухи и запустения, а содержащиеся в ней тайны так и оставались непознанными.

Впрочем, именно так все и было задумано.

Будучи для случайного и весьма заурядного читателя всего лишь невинным собранием заумных изречений, эти книги для человека посвященного являли собой средоточие неслыханной жестокости, представленное во всей своей полноте и завершенности. От человека не требовалось проведения каких-либо дополнительных исследований — достаточно было лишь внимательно вчитаться в страницы этих книг. Полностью освоенное и соответствующим образом преломившееся в сознании читающего эти книги знание было способно породить в его душе такой жуткий и беспредельный мрак, в бездну которого никогда больше не смог бы проникнуть луч благодатного света. Дороти ничуть не сомневалась в том, что это собрание книг способно убить человека уже самим фактом своего существования. Ей довелось прочитать многое из того, что хранилось на этих покрытых плесенью стеллажах, — многое, но не все, ибо к некоторым книгам сама мать запретила ей прикасаться.

Сейчас же Дороти была даже рада, что все это время строго выполняла материнский завет, хотя в детстве украдкой нарушала запрет и, улучив момент, заглядывала в некоторые книги из этого собрания. Она до сих пор помнит один из томов, где обряды древней секты алхимиков уподоблялись некоторым процедурам, практиковавшимся в нацистских концлагерях, и при одном воспоминании об этом она всякий раз чувствовала, как к горлу подкатывает комок желчи.

Главным объектом исследования этих книг было зло во всех его проявлениях — его происхождение, распространение и средства его преодоления. Сами книги не таили в себе какой-либо злой силы: они представляли собой документальное подтверждение того, о чем в них писалось, — и в этом смысле Дороти была осведомлена о них больше, чем требуется от библиотекаря. Она являлась своего рода их хранительницей. Всем сердцем противясь уничтожению столь тщательно собранной редкой коллекции, она оставалась последним барьером, отделявшим и оберегавшим жуткую силу этого знания от населявших мир глупцов.

Однако в последнее время она все более отчетливо осознавала перемену, происшедшую в окружавших ее людях. Те изменения, о которых пророчествовали авторы этих книг, и в самом деле медленно, но все же совершались. По мере приближения к концу текущего столетия происходила как бы подгонка условий для свершения этих предсказаний, о чем свидетельствовали мрачные пророчества и тревожные предостережения, которыми пестрели страницы вечерних газет. Словно бы близилось время, когда библиотека должна будет обратить все сконцентрированное в ней зло на борьбу с ним самим.

Всякий раз, когда Дороти приближалась к запретной части своего хранилища, она ощущала давно знакомое посасывание под ложечкой. Порой ей даже казалось, что это скопище книг — живой организм. Сегодня, едва ступив в хранилище, Дороти ощутила подкатывающую к горлу тошноту. Она окинула взглядом темные проходы между стеллажами, задумавшись над тем, способна ли она вобрать в себя все заключенное в этих книгах могущество, хотя и понимала, что, рано или поздно, непременно настанет момент, когда у нее просто не будет иного выбора.

Возможно, ей удастся призвать на помощь других людей. Фрэнк чересчур слаб и слишком мало верит в подобные вещи, а потому станет ей только обузой, неизбежно к тому же подвергая себя смертельной опасности. Нет, ей нужен представитель законной власти, тот, кто способен заставить людей поверить ему и кто сможет предотвратить надвигающийся катаклизм. Подобные вещи уже случались в прошлом, хотя и задолго до ее появления на свет.

Выключив свет и поднимаясь по лестнице, Дороти укрепилась в решимости приступить к поиску таких людей. Подобно поразившим стены подвала плесени и гнилости, общество разъедала ржа. Значит, требуются более трезвый разум и более крепкие руки, чтобы выкорчевать зло с корнем.

Глава 26

Криминальные личности

“Дейли телеграф”, 25 апреля, суббота

ЧИСЛО САМОУБИЙСТВ В СТОЛИЦЕ ПОБИВАЕТ ВСЕ ПРЕЖНИЕ РЕКОРДЫ

По данным последнего отчета экспертов-психологов Центрального лондонского бюро по анализу медицинской информации, количество совершаемых в последнее время в столице самоубийств продолжает увеличиваться, причем отмечается явная тенденция к его дальнейшее росту.

“Рост количества самоубийств обычно приходится на период с января по март, — заявил доктор Марван аль-Хафаджи. — В холодное и темное время года люди больше подвержены депрессии, тогда как по мере приближения весны статистика постепенно улучшается. В этом году зафиксирован тревожный рост случаев со смертельным исходом, и в первую очередь среди профессиональных бизнесменов”. Подобная ситуация представляется тем более странной на фоне весьма позитивных экономических факторов, а именно упрочения курса фунта стерлингов и увеличения сумм экспортных операций.

“Белые воротнички” традиционно оказываются в большей степени подвержены стрессу, нежели лица, занимающиеся физическим трудом.

КАК ЗАЯВИЛ ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА, ГАМБУРГЕРЫ МОГУТ ЛИШИТЬ ВАС ВОЛИ К ЖИЗНИ

В то время как врачи не могут дать убедительного объяснения возросшему количеству самоубийств, член парламента от Ричмонда (консервативная партия) мистер Майкл Макфи утверждает, что во всем виновата скудная пища. Неполноценный дневной рацион представителей рабочего класса пагубным образом отражается на содержании сахара в крови. По его мнению, закусочные и иные аналогичные торговые точки могут существенно помочь преодолению депрессии, если на упаковках с гамбургерами будут помещаться надписи с пожеланиями хорошего настроения.

Продолжение стр. 17.

Брайан Лэк попросту игнорировал все предложения Гарри о встрече.

В своем очередном послании, которое Гарри оставил на лобовом стекле машины Лэка, он предлагал встретиться еще до похорон Иден. При этом Гарри машинально отметил про себя, что это будут уже вторые похороны за последний месяц, а впереди еще предстоящая кремация Бет.

Принимая во внимание весьма странные обстоятельства смерти секретарши, а также традиционную алчность публики к подобным происшествиям, несколько представителей прессы смешались с толпой зевак у церкви в надежде подхватить какую-нибудь неосторожную фразу, оброненную одним из скорбящих. Взглянув на небо, Гарри увидел черные клубящиеся облака, готовые пролиться на землю потоками дождя, которого так недоставало на похоронах его отца.

Стоя у края могилы, Гарри без труда догадался, кто родители Иден. Маленькие и смуглые, судя по всему — итальянцы, причем лицо матери почти целиком скрывал необъятных размеров белый носовой платок. Чуть поодаль от них стоял тот самый молодой человек, с которым встречалась Иден, — в данный момент он с нарочитым безразличием сносил их косые взгляды. Облаченный в черную кожаную куртку и черные же джинсы, парень, похоже, решил даже по столь скорбному случаю лишь на самую малость отойти от привычной моды, что тоже задевало родительские чувства. Страдание, запечатлевшееся на лице отца покойной, как бы свидетельствовало еще и о том, что уже сам факт знакомства его дочери с этим молодым человеком делал его повинным в ее смерти. Гарри отвернулся, раздосадованный тем, что погребальная церемония совершается в атмосфере столь явной раздраженности и даже желчности.

В своей краткой, составленной из самых общих фраз надгробной проповеди викарий обошел молчанием портняжный талант Иден, из чего следовало, что он так и не ознакомился с биографией покойной. В крайнем раздражении Гарри покинул траурную церемонию, пройдя мимо скромно стоявшего в сторонке Джона Мэя, исправно отметившего в своем блокноте факт его раннего ухода.

Агентство все же соблаговолило выделить ему новую машину. Судя по ее внешнему виду — а это оказался блекло-серый “форд-гранада” со слегка покоробленной дверцей, — не составляло труда догадаться, что автомобиль был избран как своеобразное наказание за его частые отлучки с работы. Отчаянно пытаясь помешать плохо отрегулированному двигателю заглохнуть посередине оживленной улицы, Гарри решил направиться в Вест-Энд и проехать мимо офиса “Мгновенного образа” в расчете на то, что ему удастся застать там Брайана Лэка.

Уордор-стрит была затянута пеленой мелкой измороси и забита транспортом. В вестибюле видеофирмы горел свет, а поэтому Гарри решил припарковаться на единственно свободном месте. Однако при этом поцарапал бок своей машины о бетонированный мусорный бак. Отчаянно чертыхаясь по поводу этого досадного факта, он все же старался придумать более или менее убедительный предлог для своего визита.

Приемная компании была пуста, и он собирался уже начать поиски справочника внутренней телефонной связи, когда неожиданно увидел Брайана Лэка, спускавшегося по лестнице, а затем торопливо зашагавшего в противоположную сторону. Гарри перехватил его в тот самый момент, когда он уже открывал ведущие на улицу стеклянные двери — Брайан резко обернулся и с виновато-опасливым видом посмотрел на источник своих неприятностей.

Внешне он сильно изменился, черты лица утратили былую остроту, став какими-то обмякшими, ввалившимися. Ко всему прочему, Брайан перестал утруждать себя укладкой затейливого волосяного узора, который обычно маскировал внушительных размеров лысину. Под мышкой он держал портфель, из которого торчали края небрежно сваленных в него бумаг.

— А, Брайан! Именно вы-то мне и нужны, — начал Гарри, беря его за руку и изображая, как он полагал, совершенно обезоруживающую улыбку. — Ну, есть какие-нибудь новости относительно планируемого слияния компаний?

Брайан отнял руку, явно намереваясь продолжить путь.

— Что вы подразумеваете под новостями? Он пошел по тротуару, однако Гарри снова схватил его за рукав и затолкал в темный тамбур перед входом в какой-то магазин.

— Ну, может, возникли какие-то осложнения? — спросил он, придавая своему голосу оттенок небрежной угрозы. — Как продвигается сделка?

— Без вас она и в самом деле заметно продвинулась вперед. А чего вы ожидали?

Он попытался было высвободить рукав, однако Гарри лишь усилил хватку.

— Но как же им удалось этого добиться? Ведь доля моего отца...

— Доля вашего отца значила не более, чем доля Бет Кливленд.

— Что вы хотите этим сказать?

— Согласно положениям договора, слияние может быть осуществлено по решению большинства директоров.

— То есть вас и Бет. Но она же сказала вам, что изменила свое решение на этот счет. Она пошла против вас и ваших приятелей из “ОДЕЛ”, а сейчас ее и вовсе нет в живых. Вы понимаете, как это может прозвучать? — Гарри схватил Брайана за лацканы пиджака и прижал спиной к стене магазина. — Ни о каком слиянии вообще не шло и речи, вас просто перекупили, бросив солидный кусок отступного, правильно? Причем условия сделки оказались намного более коварными, чем это мог кто-либо предположить.

— Называйте это как вам нравится, — проговорил Брайан, и в самом деле не на шутку испугавшись, — но “ОДЕЛ” протолкнула сделку за сумму, составляющую менее четверти первоначального предложения.

— Значит, протолкнула, говорите? Да ведь им и оставалось-то уломать одного вас, а вы спали и видели, когда же это наконец случится.

— Все было совсем не так. Вы просто ничего не понимаете. А сейчас, Бакингем, мне надо идти. Вас все это больше уже не касается.

Сейчас Гарри был похож на попавшее в западню животное, из каждой поры которого наружу струился невидимый страх.

— Мне надо знать, почему вы позволили им добиться своего. Все дело упиралось исключительно в деньги, да? Или они оказали на вас какое-то давление? А ведь существуют законы, защищающие от шантажа.

— Да вы же совершенно ничего не понимаете, — со слезами в голосе проговорил Брайан и в отчаянии закинул голову, устремив взгляд на небо. От волосяной нашлепки отделилась прядь, упавшая на один глаз. — Если они увидят нас вместе, то мне конец.

— Они уже убили Уилли и Бет! — прямо ему в лицо закричал Гарри. — И вообще каждый, кто встает у них на пути, рано или поздно умирает. И вы тоже знали об этом, правильно?

— Нет, это невозможно. Полиция сообщила, что Бет просто бродила по путям...

— Забудьте о том, что сообщила полиция. Их убил кто-то из “ОДЕЛ”, и если у этих людей снова возникнут какие-то осложнения, то вину за это они возложат именно на вас.

— Мне надо идти, — взмолился Брайан, пытаясь высвободиться из рук Гарри, но тот держал его крепко.

— Хорошо, встретимся позже в каком-нибудь другом месте. Помогите мне, и я постараюсь найти способ помочь вам.

Казалось, Брайан на мгновение задумался над сделанным ему предложением, однако затем снова отчаянно замотал головой:

— Они все равно об этом узнают.

— Брайан, мой отец мертв.

— Вы думаете, что я об этом забыл? — с неожиданной яростью бросил Брайан. — Я был его другом и, возможно, намного более близким человеком, чем вы. Вы были его сыном, но почти не встречались с родным отцом! Я все о вас знаю.

— Ну так расскажите же мне все, что вы знаете, — чуть ли не взмолился Гарри. — Давайте пойдем туда, куда вы скажете. Никто даже не будет знать о нашей встрече.

— Мне надо подумать.

— Что ж, подумайте, но учтите: если завтра до этого же времени вы не свяжетесь со мной, я займусь этим делом сам.

Он наконец ослабил хватку, и Брайан как бы отшатнулся в сторону.

— Я сделаю все, что в моих силах, однако вы должны иметь в виду, что обстоятельства существенно изменились, — проговорил Брайан, поправляя упавшую прядь волос. — Речь идет о большом бизнесе, настолько большом, что вы даже представить себе не можете. Я могу судить обо всем изнутри и уже имел случай убедиться, на что они способны.

Гарри смотрел вслед Брайану, когда тот выбежал на улицу и поспешно зашагал по тротуару. Ему было интересно посмотреть, насколько верность памяти покойного друга окажется сильнее его лояльности новым владельцам “Мгновенного образа”. Возвращаясь к машине, он попытался было восстановить последовательный ход недавних событий. У него не было ни малейшего представления о том, почему “ОДЕЛ” так жаждала прибирать к рукам все новые компании, однако было очевидно: эти люди готовы на все ради достижения поставленной цели. Посредством взятки они склонили на свою сторону Брайана Лэка и при его же содействии предложили остальным директорам целое состояние в качестве отступного. Уилли и Бет, в принципе, согласились с их предложением, адвокаты составили соответствующий договор. Все шло как по маслу, пока...

Пока что? Что заставило их изменить свое решение, тем более что тем самым они подвергали себя смертельной опасности? Гарри понимал, что если он не получит немедленно ответ на этот вопрос, то в самом ближайшем будущем может вообще не остаться ни одной живой души, способной прояснить данную проблему.

Джону Мэю было достаточно одного взгляда на строгое, бледное лицо медсестры, чтобы понять, что эта женщина не станет даже слушать его обычную полицейскую белиберду. Упрямо стиснутые челюсти со всей очевидностью свидетельствовали о том, что она не позволит ему пробыть у больного ни минутой больше того, на что согласилась бы, если бы речь шла о любом другом переступившем порог ее отделения посетителе. Медперсонал был заранее оповещен о визите Мэя, однако эта женщина категорически отказалась отвечать на какие-либо вопросы.

— Речь идет не только о физическом состоянии Марка, — сказала сестра. — Ожоги оказывают на человека сильное травмирующее воздействие, способное самым пагубным образом отразиться на его психике. В настоящий момент состояние больного может быть признано относительно удовлетворительным, и я не хочу, чтобы какие бы то ни было привходящие факторы нарушили этот хрупкий баланс. А кроме того, в настоящий момент он по-прежнему лишен возможности говорить. Проникшие в органы дыхания едкие пары вызвали отек слизистой оболочки респираторного тракта, в результате чего из них все еще выделяется гной.

— В каком состоянии у него кожа? — Мэй знал, что если у парня ожоги третьей степени, то значительная потеря крови неизбежно обернется смертельным шоком.

— Мы удалили наиболее опасные волдыри, чтобы затем пересадить кожу с других участков тела, и в итоге свели к минимуму риск внесения инфекции. Без соответствующей анестезии он испытывал бы сильнейшую боль.

— Но я могу хотя бы взглянуть на него? — Мэй указал на папку с бумагами, которую держал в руках. — Его показания крайне важны для хода следствия.

— Увы, об этом не может быть и речи. В настоящий момент Марк проходит сеанс наружной терапии. Мы используем неоспорин. Это лекарство позволяет пораженным ожогами местам затянуться коркой, которая затем отпадает, но вместе с тем и создает риск занесения бактериальной инфекции.

Таким образом, Мэй был начисто лишен возможности переговорить с больным до тех пор, пока не исчезнет опасность вторичной инфекции.

— Разумеется, сестра, мне никак не хотелось бы подвергать риску жизнь вашего пациента, — проговорил Мэй, извлекая из кармана свою визитную карточку. — Прошу вас, свяжитесь со мной, как только он, по вашему мнению, будет готов к краткой беседе.

Подобно пичуге, охраняющей свое гнездо, сестра заметно смягчилась, как только поняла, что ей удалось должным образом защитить своего пациента. Провожая Мэя по коридору, она заверила его, что позвонит сразу же, как только состояние паренька улучшится. Толкнув створку ведущей к выходу двери, Мэй резко остановился и в очередной раз посмотрел на сестру.

— Мне хотелось бы сказать вам одну вещь, — проговорил он. — Вполне возможно, что Марк узнал своего врага. Его нашли в подвале магазина, где, собственно, и начался пожар, а потому он наверняка явился непосредственным очевидцем происходивших там событий. Одного лишь его слова будет достаточно для того, чтобы засадить этого преступника за решетку. — Мэй сделал небольшую паузу, давая тем самым сестре возможность осознать смысл сказанного. — Кроме того, я по опыту знаю, что боль от восстановления в памяти трагического события подчас заглушается чувством удовлетворения от осознания того, что преступник все же понес заслуженную кару. На такой риск, как мне представляется, вполне можно пойти. Так что еще раз прошу вас обязательно связаться со мной.