Десять меченосцев (Миямото Мусаси)

      Тот привел человека, который подробно описал события прошлой ночи.
      – Теперь кое-что прояснилось, – произнес Садо. – Как зовут этого ронина?
      Крестьянин не знал его имени. Монах пошел с расспросами по деревне.
      – Миямото Мусаси? – задумчиво повторил Садо. – Его мальчик называл своим учителем?
      – Да. Крестьяне считают, что он слегка не в себе, потому что упорно бьется над освоением земли Хотэнгахары. Равнина эта всегда была бесплодной.
      – Надо бы с ним повидаться, – проговорил Садо, но, вспомнив о неотложных делах в Эдо, добавил: – Отложим до следующего раза.
      Столичные гости повернули коней и поскакали из деревни. Около дома старосты Садо осадил коня, заметив объявление на недавно оструганной доске: «Памятка жителям деревни. Мотыга – ваш меч. Ваш меч – это мотыга. Работая в поле, не забывайте о разбойничьих налетах. Помня о разбойниках, не забывайте поле. В жизни все взаимосвязано. Самое главное – соблюдайте уклад, созданный многими поколениями ваших предков!»
      – Кто это написал? – спросил Садо.
      – Мусаси, – ответил вышедший из дома староста, склонившись до земли.
      – Спасибо, что проводили нас. Жаль, что не увижу Мусаси, нет времени. Скоро я еще раз приеду в ваши края, – сказал Садо монаху.

ПЕРВЫЕ ВСХОДЫ

      Управлять обширным подворьем Хосокавы в Эдо, следить за исполнением обязанностей на службе у сегуна было поручено старшему сыну даймё Хосокавы Тадаоки. Тадатоси, как звали молодого человека двадцати с небольшим лет, жил в Эдо, а его отец, прославленный полководец, признанный поэт и мастер чайной церемонии, предпочитал обширное владение Кокура в провинции Будзэн на острове Кюсю. Садо и еще несколько преданных вассалов приставили к сыну даймё, но не по причине сомнений в его способностях. Молодой Хосокава уже снискал известность как умный и дальновидный чиновник. Его признали наиболее могущественные вассалы сегуна. Тадатоси приспособился к эпохе мира и процветания лучше, чем старые феодалы, по-прежнему мыслившие категориями войны.
      Садо шел через просторный двор по направлению к конному ристалищу.
      – Не видел молодого господина? – спросил он встретившегося ему юного самурая.
      – Господин Хосокава изволит быть на площадке для лучников. Садо свернул на узкую боковую дорожку, когда его окликнули.
      К Садо подошел Ивама Какубэй, умный и деловитый вассал Хосокавы.
      – Намерен встретиться с господином? – спросил он Садо.
      – Да.
      – Хотел бы посоветоваться с тобой, если ты не очень спешишь. Зайдем в беседку.
      Увитая зеленью беседка находилась в нескольких шагах от дорожки.
      – Ты идешь с докладом к молодому господину? Окажи мне услугу, порекомендуй ему одного человека.
      – Еще кто-то жаждет служить дому Хосокавы?
      – Знаю, тебе без конца докучают просители, но здесь особый случай.
      – Твой подопечный интересуется только жалованьем и выгодным положением?
      – Напротив! Это родственник моей жены. Приехал из Ивакуни два года назад и с тех пор живет у нас. Могу смело поручиться за него.
      – Ивакуни? До битвы при Сэкигахаре провинцией Суо владел клан Киккава. Он из их ронинов?
      – Нет. Сын сельского самурая. Зовут его Сасаки Кодзиро. Совсем юный. Он овладел стилем Томиты под руководством Канэмаки Дзисая. От Катаямы Хисаясу, владетеля Хоки, юноша перенял технику молниеносного извлечения меча из ножен. Он разработал собственный стиль, который назвал Ганрю.
      Какубэй восторженно перечислял достоинства и подвиги Кодзиро, но Садо слушал его рассеянно. Он постоянно думал о поездке в храм Токугандзи. Судя по разговорам и увиденному в деревне, он решил, что Мусаси именно тот человек, который требуется клану Хосокава. Садо прежде хотел встретиться с Мусаси, а потом рекомендовать его молодому Хосокаве, но пожилому самураю вот уже полтора года не удавалось выбраться на равнину Хотэнгахара.
      – Я выполню твою просьбу, – сказал Садо, когда Какубэй умолк. Тадатоси состязался в стрельбе из лука с молодыми вассалами, безусловно превосходя их в меткости. Стрелял он безупречно и точно.
      Некоторые служивые люди упрекали его за увлечение луком, говоря, что в век пороха и копья на поле боя нечего делать с мечом и луком.
      – Мои стрелы нацелены в дух, – загадочно отвечал Тадатоси. Вассалы Хосокавы искренне уважали Тадатоси и преданно служили бы ему, обладай его отец, которого тоже все любили, даже более скромными достоинствами. Дав обещание Какубэю, Садо тут же пожалел о нем. Рекомендовать кого-то Тадатоси – дело ответственное..
      Вытирая пот со лба, Тадатоси оживленно говорил с молодыми самураями.
      – Не хочешь тряхнуть стариной? Один выстрел? – крикнул он, заметив Садо.
      – Я соперничаю только со взрослыми, – ответил Садо.
      – Ты по-прежнему считаешь нас мальчиками с детскими прическами? Забыл про битву при Ямадзаки? А замок Нираяма? Меня, между прочим, весьма хвалили за действия на поле сражения. И вообще, я предпочитаю боевой лук.
      – Не сердитесь, я не хотел подшучивать над вами.
      Молодые самураи дружно засмеялись. Тадатоси, сбросив кимоно с одного плеча, освободил руку и серьезно спросил:
      – У тебя дело ко мне?
      Они быстро обсудили повседневные заботы, и Садо сказал:
      – У Какубэя есть самурай, которого он хотел бы рекомендовать вам на службу.
      На мгновение взгляд Тадатоси стал отсутствующим.
      – Не о Сасаки Кодзиро, случаем, идет речь? Мне о нем говорили несколько раз.
      – Почему бы вам самому не взглянуть на него?
      – Он вправду подходящий человек?
      – Решать вам.
      Тадатоси надел перчатку и принял стрелу от слуги.
      – Хорошо, посмотрю на человека Какубэя. А еще и на ронина, о котором ты мне рассказывал. Его имя Миямото Мусаси, если не ошибаюсь?
      – Так вы его помните?
      – Я-то помню, а вот ты, похоже, забыл.
      – Дело в том, что я очень занят. Не было возможности выбраться в Симосу. 
      – Если ты нашел достойного, с твоей точки зрения, воина, то нечего тратить время попусту. Ты меня удивляешь, Садо. Отложил столь важное дело до очередной оказии. Не похоже на тебя.
      – Прошу простить меня. Вокруг толпы желающих попасть на службу. Я думал, что вы забыли о нашем разговоре. Напрасно я не напомнил.
      – Разумеется. Я не слишком доверяюсь рекомендациям, но всегда встречусь с тем, кого старина Садо считает подходящим. Ясно?
      Садо, еще раз извинившись за промедление, пошел к себе домой. Приказав оседлать коня, он отбыл в Хотэнгахару.
      – Это и есть Хотэнгахара? – спросил Гэндзо, слуга Садо.
      – Я тоже так подумал, но здесь совсем не пустошь. Повсюду рисовые поля. Видимо, дикие места, которые осваивает Мусаси, ближе к горам, – отозвался Садо.
      Всадники уже миновали храм Токугандзи и приблизились к дороге на Хитати. Вечерело, белые цапли взлетали и опускались на рисовые поля. Вдоль реки и на пригорках тянулись полоски конопли и ячменя.
      – Взгляните в ту сторону, господин, – проговорил Гэндзо.
      – Что там?
      – Кучка крестьян.
      – Действительно. Они по очереди кланяются.
      – Обряд, верно, какой-нибудь.
      Подъехав к реке, Гэндзо первым проверил брод. Хозяин последовал за ним.
      – Эй вы! – окликнул Гэндзо крестьян.
      Крестьяне вопросительно уставились на приезжих. Садо разглядел, чему кланялись крестьяне, – миниатюрному деревянному храму размером с клетку для птиц. С полсотни крестьян возвращались домой с полей, их мотыги были аккуратно вымыты.
      Вперед вышел монах.
      – Господин Нагаока Садо, если не ошибаюсь? Какая приятная встреча!
      – А ты из храма Токугандзи? Ты сопровождал меня в деревню в день нападения бандитов?
      – Совершенно верно. Вы в наш храм пожаловали?
      – Нет. Я сегодня же должен вернуться в Эдо. Как мне найти ронина по имени Миямото Мусаси?
      – Его уже здесь нет. Он ушел.
      – Ушел? Почему?
      – В прошлом месяце крестьяне решили устроить праздник по случаю преобразования здешней земли. Видите, какой она стала плодородной. Утром после праздника Мусаси и мальчик Иори покинули наши края.
      Монах оглянулся, словно в надежде на неожиданное появление Мусаси. Садо велел рассказать все подробности.
      После того как под руководством Мусаси крестьяне научились защищать себя, они едва не стали боготворить его. Те, кто прежде громче других высмеивали труды Мусаси, теперь служили ему, не щадя сил. Мусаси относился ко всем крестьянам ровно и справедливо, отучая их от дикой жизни. Он убеждал их трудиться лучше ради будущего их детей. Мусаси внушал им, что человек должен жить, заботясь о благе грядущих поколений.
      Каждый день Мусаси помогали не меньше пятидесяти крестьян, и к осени была возведена надежная дамба, Зимой они приготовили поля, а весной пустили на них воду и посадили рис. К началу лета саженцы Риса окрепли, а конопля и ячмень на сухих местах быстро шли в рост. На следующий год урожай должен удвоиться, а на третий – увеличиться втрое.
      Крестьяне стали приходить к дому Мусаси, чтобы сердечно поблагодарить его, женщины приносили ему овощи. Однажды толпа крестьян явилась к Мусаси с кувшинами сакэ и исполнила священный танец под бой барабанов и свист флейт. Мусаси втолковал крестьянам, что успехом они обязаны не ему, а себе самим.
      – Я делал все, чтобы вы поверили в свои силы, – говорил он.
      Мусаси посетовал на крестьян монаху, сказав, что они безмерно превозносят его, бродячего ронина.
      – Они и без меня должны верить в себя, – сказал Мусаси монаху. На прощанье он подарил монастырю фигурку Каннон, вырезанную из дерева своими руками.
      На следующее утро деревня переполошилась.
      – Неужели ушел?
      – Не может быть!
      – Он исчез, в доме пусто.
      В тот день опечаленные крестьяне не вышли в поле. Монах строго отчитал их, обвиняя в неблагодарности и заставляя не забрасывать то, чему они с таким трудом научились. Крестьяне соорудили миниатюрный храм, поместив в нем статуэтку Каннон. Утром и вечером, проходя мимо святилища, крестьяне добрым словом поминали Мусаси.
      Садо поблагодарил монаха за рассказ, ничем не выдав досады, как принято у людей его сословия.
      Окрестности окутала весенняя дымка. Погоняя коня, Садо думал: «Напрасно я надолго отложил эту поездку. Я допустил небрежность в исполнении своего долга перед своим хозяином и подвел его».

МУХИ

      Дорогу на Симосу на восточном берегу реки Сумида, в том месте, где ответвляется путь на Осю, перекрывали большие ворота. Там находилась укрепленная застава, свидетельство твердой власти Аоямы Таданари – нового градоначальника Эдо. Мусаси и Иори дожидались своей очереди. Три года назад войти и выйти из Эдо было несложно. С тех пор город заметно разросся, стало больше домов и меньше пустующих участков.
      – Эй, ронин, подходи, твоя очередь!
      Двое стражников в кожаных хакама тщательно обыскивали Мусаси, а третий тем временем задавал вопросы.
      – По какому делу в столицу?
      – В общем-то без особого дела.
      – Без определенной цели?
      – Я изучаю боевые искусства. Можно сказать, что мое дело – совершенствовать боевые качества самурая.
      Стражник замолчал. Мусаси ухмыльнулся.
      – Откуда родом?
      – Деревня Миямото уезда Ёсино в провинции Мимасака.
      – Кому ты служишь?
      – У меня нет хозяина.
      – Кто дает средства на странствия?
      – Никто. Я рисую, вырезаю из дерева статуэтки и расплачиваюсь ими за еду и ночлег. Часто ночую в храмах. Иногда даю уроки фехтования. Этим и живу.
      – Откуда следуешь?
      – Последние два года я занимался земледелием в Хотэнгахаре в Симосе. Я не собирался посвятить всю жизнь крестьянскому труду, поэтому ушел из деревни.
      – Есть где остановиться в Эдо? Запрещено пускать в город людей, которым негде жить в столице.
      – Есть, – твердо ответил Мусаси, поняв, что допросу не будет конца, если говорить правду.
      – Где?
      – У Ягю Мунэнори, владетеля Тадзимы. Стражник от изумления открыл рот.
      Мусаси в душе похвалил себя за находчивость. Его не волновало возможное разоблачение. Он полагал, что в доме Ягю о нем слышали от Такуана. Если вдруг начнут дознание, то Ягю не станут отказываться от знакомства с ним. По случаю и сам Такуан может оказаться в Эдо. Он и представил бы Мусаси аристократическому дому. Конечно, прошло время вызова на поединок Сэкисюсая, но Мусаси по-прежнему мечтал сразиться с Мунэнори – наследником прославленного отца, хранителем стиля Ягю и военным наставником сегуна.
      Имя аристократа зачаровало стражей.
      – Ну ладно, – дружелюбно проговорил стражник. – Не стал бы тебя беспокоить, знай, что ты вхож к Ягю. Видишь ли, по дорогам бродят разные самураи. Приходится быть начеку с ронинами. Служба, сам понимаешь.
      После еще двух-трех незначительных вопросов, заданных скорее для порядка, стражник сопроводил Мусаси через ворота.
      – Господин, – обратился Иори к Мусаси, – почему они так придираются к ронинам?
      – Ловят лазутчиков.
      – Кто же из них явится сюда в обличий ронина? Неужели здесь настолько глупые чиновники? Их дурацкие вопросы задержали нас, опоздали на переправу.
      – Тихо, услышат. Ни о чем не беспокойся. Полюбуйся Фудзиямой, пока не придет следующая лодка. Отсюда гора хорошо видна.
      – Подумаешь, из нашего дома тоже видно.
      – Да, но здесь иной вид. 
      – Как это?
      – Фудзияма никогда не бывает одинаковой, она меняется каждый день, каждый час.
      – Мне она кажется неизменной
      – Ты просто не пригляделся. Она многолика в зависимости от времени года, погоды, места, откуда на нее смотришь. Каждый человек видит ее по-своему.
      Не проявив интереса к горе, Иори подобрал плоскую гальку и ловко пустил ее по поверхности воды. Позабавившись, Иори подошел к Мусаси.
      – Мы правда пойдем в дом Ягю?
      – Надо подумать.
      – Но вы же сказали страже?
      – Да, я собирался к нему, но дело это непростое. Он ведь даймё.
      – Он, похоже, очень важный господин, я тоже хочу стать таким.
      – Важным?
      – Да.
      – Слишком низкая цель.
      – Как это?
      – Посмотри на Фудзияму.
      – Не собираюсь походить на нее.
      – Ты должен, никому не подражая, стать безмолвным неподвижным гигантом. Такими бывают горы. Не суетись в тщетной надежде удивить людей. Они начнут уважать тебя, если ты того достоин. Подлинное уважение ничем не купишь.
      Слова Мусаси пролетели мимо ушей мальчика. Подошла лодка, и Иори побежал занимать место. 
      Река Сумида отличалась своенравием, была глубокой в одном месте, мелкой в другом, то узкой, то широкой. Во время прилива вода в ней мутнела, а в устье Сумида расширялась чуть ли не вдвое. На месте переправы река почти сливалась с морем.
      Над головой синело небо, вода была прозрачной, и Иори отчетливо видел стайки рыбешек в глубине. На дне среди камней он заметил ржавый шлем. Его совсем не интересовал разговор за его спиной.
      – И вы полагаете, что все обойдется при том, что творится?
      – Сомневаюсь.
      – Я тоже. Рано или поздно, но дело дойдет до драки. Не хотелось бы, конечно, новой смуты.
      Остальные пассажиры молча смотрели на воду, показывая полное безразличие к разговору. Все боялись правительственных соглядатаев. Откровенные смельчаки рисковали жизнью, высказывая собственное мнение.
      – Судя по тщательности проверок на заставах, мы, похоже, на пороге войны. Эти строгости введены недавно. Ходят слухи о лазутчиках из Осаки.
      – А ограбление домов даймё? Власти помалкивают, ведь грабят тех, кто по долгу службы обязан поддерживать порядок.
      – Вряд ли грабители пошли бы на такой риск. Это проделки лазутчиков. Ни один бандит не осмелится полезть в усадьбу даймё.
      Пассажиры представляли как бы весь Эдо в миниатюре: возчики леса с опилками на одежде, две дешевые девицы из веселого квартала, вероятно приехавшие из Киото, три здоровенных парня с бычьими шеями, артель землекопов, роющих колодцы, две проститутки, заигрывавшие с мужчинами, монах – насельник храма и странствующий монах, ронин, подобный Мусаси.
      Лодка причалила, пассажиры сошли на берег.
      – Эй ты, ронин! Ты кое-что потерял, – окликнул Мусаси коренастый парень, протягивая ему парчовый мешочек, настолько старый и потертый, что от золотой нити осталось лишь воспоминание.
      – Это не мое. Наверное, оставил кто-то из пассажиров.
      – Мой! – схватил мешочек Иори, быстро засунув его за пазуху.
      – Какой пострел! – возмутился парень. – Отдай! Сначала отвесь мне три поклона, а потом получишь мешочек. Не поклонишься, швырну тебя в реку.
      Мусаси заступился за мальчика, сказав, что тот слишком мал.
      – А ты кто такой? Брат? Хозяин? Как тебя зовут?
      – Миямото Мусаси.
      – Что? – уставился на Мусаси парень. – Будь внимательнее! – заметил он Иори.
      Парень пошел прочь, но Мусаси удержал его:
      – Извините, не уделите мне минуту?
      Вежливость Мусаси застигла парня врасплох. Он резко обернулся, невольно сжав рукоять меча.
      – В чем дело?
      – Как вас зовут?
      – Зачем это?
      – Вы же узнали мое имя. Вежливость требует, чтобы и вы назвались.
      – Я один из людей Хангавары, Дзюро.
      – А теперь пошел вон! – подтолкнул его Мусаси.
      – Я этого тебе не забуду! – убегая, крикнул парень.
      – Трус! Надо было еще ему поддать, – сказал Иори, довольный, что за него расквитались.
      По дороге в город Мусаси завел серьезный разговор.
      – Иори, пойми, жизнь здесь совершенно отличается от деревенской. Там нашими соседями были лисы и белки, а здесь множество самых разных людей. Следи за своим поведением.
      – Да, учитель.
      – Земля становится раем, если люди живут дружно. У каждого человека есть плохие и хорошие качества. Случаются времена, когда верх берет дурная сторона человеческой натуры, и земля из рая превращается в ад. Понимаешь?
      – Кажется, – ответил притихший Иори.
      – Люди придумали хорошие манеры и этикет, которые не допускают проявления плохих сторон. Этикет укрепляет порядок в обществе, который является высшей заботой правителей страны. – Мусаси помолчал. – Твое поведение на пристани... Конечно, случай пустяковый, но твои манеры разозлили того человека. Ты огорчил меня.
      – Да, господин.
      – Не знаю, где мы с тобой остановимся, но в любом месте ты должен соблюдать правила и держаться вежливо.
      Мальчик поклонился. Некоторое время они шли молча.
      – Господин, не возьмете ли вы мой мешочек? Вдруг я его потеряю. Взяв мешочек, Мусаси внимательно осмотрел его.
      – Отец оставил его тебе?
      – Да, господин. Я забрал его у настоятеля храма в начале года. Монах не взял ни песчинки. Возьмите себе немного.
      – Спасибо. Я сохраню твой мешочек.
      «Мальчик в отличие от меня практичен в жизни», – подумал Мусаси, сознавая свою беспомощность в денежных вопросах. Врожденная сметка ученика напомнила учителю о повседневных заботах людей. Мусаси тронуло доверие Иори. Мусаси хотелось сделать все возможное для развития способностей в мальчике. 
      – Где мы заночуем? – спросил Иори.
      Город мальчику понравился, он с любопытством оглядывался по сторонам.
      – Ой, сколько там лошадей! Верно, их продают. – Иори обрадовался коням, словно встретил старых друзей на чужбине.
      Они дошли до квартала Бакуротё, где торговали лошадьми и было бесчисленное множество лавок и харчевен, набитых продавцами и покупателями, погонщиками, возницами. Люди толпились кучками, азартно торгуясь на всех наречиях. Говор Эдо выделялся резкостью и гортанностью звуков. Сквозь мешанину людей и лошадей решительно пробирался самурай. Он, похоже, высматривал хорошего коня. 
      – Одни клячи. Не предлагать же такое хозяину! – произнес он с недовольным видом.
      Столкнувшись с Мусаси лицом к лицу, самурай отступил на шаг и, не веря своим глазам, воскликнул:
      – Миямото Мусаси?!
      Мусаси вгляделся в самурая и расплылся в дружеской улыбке, узнав Кимуру Сукэкуро. В замке Коягю они едва не скрестили мечи. Кимура искренне обрадовался неожиданной встрече.
      – Не ожидал увидеть тебя здесь! Давно в Эдо?
      – Только что пришел из Симосы, – ответил Мусаси. – Как здоровье вашего хозяина?
      – Спасибо, но сам понимаешь, в возрасте Сэкисюсая... Сейчас я на службе у его светлости Мунэнори. Обязательно зайди к нам, я с удовольствием представлю тебя хозяину. Тебя ждет еще кое-что. – Сукэкуро многозначительно улыбнулся. – Бесценная вещь, которая принадлежит одному тебе. Ты должен прийти поскорее.
      Мусаси не успел спросить, что это за ценность, как Сукэкуро, кивнув, быстро зашагал прочь. Слуга едва поспевал за ним.
      В дешевых постоялых дворах Бакуротё останавливались в основном провинциальные торговцы лошадьми. Мусаси, экономя деньги, решил заночевать здесь. В гостинице, которую он выбрал, была большая конюшня, и комнаты для постояльцев походили на пристройки к конюшне. После суровой жизни в Хотэнгахаре захудалый постоялый двор почудился ему роскошным.
      Вскоре мухи из конюшни одолели Мусаси. Хозяйка предложила сменить комнату.
      – На втором этаже мух меньше, – успокоила она гостя.
      В новой комнате не было спасения от солнца, и Мусаси разворчался на несносную жару. Всего несколько дней назад яркое солнце радовало бы его, поскольку оно требовалось рисовой рассаде и предвещало бы ясную погоду на следующий день. Когда мухи роились на потном теле работавшего в поле, он считал, что насекомые, как и он, занимаются своим делом – Мусаси воспринимал их таким же творением природы, как и себя. Переехав широкую реку и погрузившись в суету города, Мусаси находил жару изнуряющей, а мух невыносимыми.
      Голод отвлек Мусаси от неприятных ощущений. Иори, судя по его лицу, тоже проголодался. Постояльцы в соседней комнате заказали большой горшок с тушеными овощами и сейчас, смеясь и громко переговариваясь, пили сакэ, закусывая аппетитно пахнувшей едой.
      Хорошо бы отведать гречневой лапши! В деревне, чтобы поесть ее, крестьянину надо весной посеять гречиху, ухаживать за ней летом, сжать и обмолотить осенью, смолоть в муку зимой. В городе достаточно хлопнуть в ладоши.
      – Иори, не заказать ли нам гречневой лапши?
      – Здорово! – выпалил мальчик.
      Хозяйка приняла заказ. Мусаси, прикрыв глаза от солнца, ждал еду. На противоположной стороне улицы он прочитал вывеску: «Полирую души. Дзусино Коскэ, мастер стиля Хонъами». Иори изумленно спросил:
      – Как это «полирую души»?
      – Думаю, что он полирует мечи, раз в надписи упоминается стиль Хонъами. Надо зайти в мастерскую и привести меч в порядок.
      Лапшу не несли, и Мусаси решил вздремнуть. Он растянулся на циновке, но соседи расшумелись так, что он не выдержал.
      – Иори, попроси соседей вести себя потише.
      Комнаты разделяла фусума, но вместо того, чтобы раздвинуть перегородку, Иори пошел к соседям через коридор.
      – Не шумите, мой учитель хочет спать, – сказал он разгулявшимся барышникам.
      Шум мгновенно стих, и все злобно уставились на мальчика.
      – Ты что-то сказал, креветка?
      Прозвище не понравилось Иори.
      – Мы перебрались наверх, чтобы избавиться от мух, – ответил он с вызовом, – а здесь вы орете, не даете отдохнуть.
      – Сам явился или тебя послал твой учитель?
      – Учитель.
      – Тогда нечего тратить на тебя время, головастик. Передай хозяину, что Кумагоро из Титибу поговорит с ним попозже. А теперь исчезни!
      Кумагоро был грубым верзилой, двое его дружков под стать ему. Взгляд у них был тяжелый, и Иори предпочел поскорее уйти.
      Мусаси заснул. Мальчик тихо сел у окна.
      Вскоре фусума отодвинулись, и в щелку заглянул один из барышников. Послышался хохот и оскорбительные замечания.
      – Подумать только, ему мешают! Бродяга ронин! Вообразил, что хозяин гостиницы!
      – Надо проучить его.
      – Верно. Узнает, как командовать торговцами из Эдо!
      – Словами его не проймешь. Стащим вниз и выльем на голову ведро конской мочи.
      – Поручите это мне, – заговорил Кумагоро. – Если он не извинится в письменной форме, искупаем его в моче. Пейте сакэ, я скоро вернусь. – Самодовольно улыбаясь, Кумагоро затянул пояс кимоно.
      Отодвинув фусума, Кумагоро ввалился в соседнюю комнату.
      – Прошу прощения! – развязно сказал он.
      Служанка только что принесла лапшу – шесть порций в лакированной коробке, и Мусаси не успел приступить к еде.
      – Они идут! – прошептал Иори, в ужасе отодвигаясь в угол. Кумагоро уселся, скрестив ноги перед собой. Локти он упер в колени.
      – Потом поешь. Не притворяйся, что не боишься меня. Отложи палочки! – со свирепой улыбкой сказал он.
      Мусаси словно и не слышал Кумагоро. Помешав палочками лапшу, он начал есть.
      На лбу Кумагоро вздулись вены.
      – Отставь чашку! – гневно потребовал барышник.
      – Кто вы? – вежливо осведомился Мусаси, продолжая есть.
      – Не знаешь? В Бакуротё только глухие и немые не знают моего имени.
      – Я туговат на ухо. Скажите все-таки, кто вы и откуда.
      – Я Кумагоро из Титибу, лучший торговец лошадьми во всем Эдо. Дети при виде меня не могут даже плакать от страха.
      – Вы, значит, продаете лошадей.
      – Продаю, продаю самураям, учти, прежде чем задирать меня.
      – Чем я задел вас?
      – Послал этого хорька с замечанием, что шумим. Кто ты такой? Тебе тут не гостиница для даймё с тишиной и порядком. Мы, торговцы лошадьми, любим погулять вволю.
      – Я убедился в этом.
      – Зачем тогда помешал нашему веселью? Я требую извинения.
      – Извинения?
      – Да, в письменной форме. Напишешь на имя Кумагоро и его друзей. Иначе хорошенько тебя проучим в конюшне.
      – Интересно вас послушать.
      – А?
      – Можно заслушаться.
      – Не болтай! Мы получим извинение?
      Кумагоро теперь не говорил, а рычал, его малиновый лоб в лучах вечернего солнца блестел от пота. Кимоно распахнулось, обнажив волосатую грудь. Обиженный Кумагоро вытащил из-за пояса кинжал.
      – Не теряй время! Хватишь лиха, если не услышу ответа. Кумагоро воткнул кинжал в пол рядом с обеденным столиком.
      – Как же мне тебе ответить? – спросил Мусаси, едва не рассмеявшись.
      Палочками он подхватил черную соринку на лапше и выбросил ее в окно. Потом также молча выловил еще что-то черное. Кумагоро вытаращил глаза.
      – Никакого спасения от них, – беззаботно проговорил Мусаси. – Иори, хорошенько вымой палочки.
      Иори вышел. Кумагоро бесшумно удалился в свою комнату и шепотом рассказал приятелям про увиденное чудо. Он сначала принял черные точки за мусор, но потом понял, что это живые мухи, которых Мусаси ловил на лету палочками. Барышники быстро собрались и покинули гостиницу. Воцарилась тишина.
      – Так-то лучше, – сказал Мусаси мальчику. Они рассмеялись, переглянувшись.
      Стемнело, над крышей «полировщика душ» светила луна. Мусаси встал, поправил кимоно и сказал:
      – Надо заняться мечом.
      Он шел к выходу, когда хозяйка гостиницы встретила его на лестнице со словами:
      – Вам письмо.
      Мусаси удивился, что кто-то узнал его адрес.
      – Посыльный здесь? – спросил он.
      – Нет, он сразу ушел.
      На внешней стороне письма стоял единственный иероглиф «Сукэ». Мусаси понял, что это сокращение от имени Кимуры Сукэкуро. Мусаси прочитал: «Я сообщил господину Мунэнори, что видел тебя утром. Он обрадовался, услышав о тебе. Он интересуется, когда ты придешь к нам».
      Мусаси спустился вниз и попросил у слуги кисть и тушь. Примостившись в уголке, он написал на оборотной стороне письма: «С удовольствием нанесу визит господину Мунэнори в любое время, когда он соизволит провести со мной поединок. У меня, воина, нет других причин для визита в его дом».
      Мусаси поставил подпись «Масана» – свое официальное имя, которым пользовался крайне редко.
      – Иори! – позвал Мусаси. – Есть поручение.
      – Да, господин!
      – Отнеси письмо господину Ягю Мунэнори.
      – Слушаюсь, господин!
      По словам хозяйки гостиницы, любой в Эдо знал, где живет Мунэнори, но она все-таки подробно объяснила дорогу:
      – Иди прямо по главной улице до пересечения с большой дорогой, сверни на нее и иди до моста Нихонбаси. Потом сверни влево к реке и иди до квартала Кобикитё. Там каждый покажет дом Мунэнори.
      – Спасибо, надеюсь, я найду его, – ответил Иори, уже надевший сандалии. Он обрадовался поручению, особенно потому, что дело касалось важного даймё. Стемнело, но он решительно вышел на улицу и скрылся за углом. Глядя ему вслед, Мусаси подумал: «Мальчик слишком самоуверен. Это может ему повредить».

«ПОЛИРОВЩИК ДУШ»

      – Добрый вечер! – поздоровался Мусаси. В доме Дзусино Коскэ ничто не свидетельствовало о роде занятий его хозяина. Ни витрины с выставленными образцами товаров, ни решетчатой двери, привычной в лавках. Мусаси стоял в длинной прихожей с земляным полом, справа виднелась комната. На приподнятой части прихожей на татами, обняв железный ящик, спал человек, похожий на даосского святого, какого Мусаси видел на старой картине. Худое, длинное лицо спящего походило на сырую глину. Мусаси не обнаружил в его облике ничего похожего на мастера-оружейника.
      – Добрый вечер! – повторил Мусаси погромче.
      Коскэ приподнял голову, словно очнувшись от векового сна. Сев и вытерев слюну с подбородка, он лаконично спросил:
      – Чем могу служить?
      Мусаси подумал, что такой мастер может лишь тупить мечи и души. Он все же протянул Коскэ свой меч и объяснил, что с ним делать.
      – Посмотрим, – произнес Коскэ. При виде меча он положил левую руку на колено и склонил в поклоне голову. Правой рукой он принял меч.
      «Странный тип, – подумал Мусаси. – Не замечает заказчика, но приветствует меч поклоном». 
      Мягким движением Коскэ извлек меч из ножен, поставил его вертикально и внимательно осмотрел от рукояти до кончика клинка. Глаза его засветились, напомнив Мусаси блеск стеклянных глаз у деревянных Будд. Вложив меч в ножны, Коскэ с интересом взглянул на Мусаси.