Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Десять меченосцев (Миямото Мусаси)

ModernLib.Net / Зарубежная проза и поэзия / Ёсикава Эйдзи / Десять меченосцев (Миямото Мусаси) - Чтение (стр. 32)
Автор: Ёсикава Эйдзи
Жанр: Зарубежная проза и поэзия

 

 


      «Он на вершине славы, – раздраженно думал Матахати, – но ему не избежать падения. В школе Ёсиоки много достойных людей: „Десять меченосцев“, Дэнситиро, других...» Матахати с нетерпением ч дня, когда Мусаси проучат как следует. Судьба между тем уготовил неожиданности для самого Матахати.
      – Как хочется пить! – громко простонал Матахати, медленно поднимаясь на ноги, но все еще не отрываясь от стены. Посетители умолкли, наблюдая, как он добрался до кадки с водой и, чуть не окунувшись в нее, зачерпнул воды. Напившись, Матахати швырнул ковш в сторону и, шатаясь, направился к выходу.
      От увлекательного зрелища первым оправился хозяин, который бросился со всех ног за уходящим клиентом.
      – Вы не заплатили! – крикнул он.
      – Ты о чем? – пробурчал Матахати.
      – Вы кое-что забыли.
      – Ничего я не забыл.
      – Забыли заплатить, хе-хе...
      – Неужели?
      – Сожалею, но именно так.
      – У меня нет денег.
      – Нет?
      – Совсем. Недавно были, а теперь...
      – Вы хотите сказать, что ели и пили у меня...
      – Заткнись! I Пошарив в кимоно, Матахати достал коробочку для лекарств, принадлежавшую убитому самураю, и швырнул ее в лицо хозяину лавки,
      – Не поднимай шум! Я – самурай с двумя мечами. Ослеп, не видишь? Я не настолько пьян, чтобы улизнуть, не заплатив. Эта вещица, подороже твоего сакэ. Сдачу возьми себе!
      Хозяин лавки стоял, прижав руки к лицу. Коробочка угодила в цель. Высунувшиеся из-под занавески посетители возмущались. Пьяному непереносимо видеть другого пьяного, который отказывается платить.
      – Мерзавец!
      – Жулик!
      – Надо его проучить!
      Посетители выбежали из лавки и окружили Матахати.
      – Плати, негодяй! Так просто не уйдешь!
      – Мошенник! Всегда, видно, надуваешь людей. Мы тебя вздернем, если не заплатишь.
      Матахати взялся за рукоятку меча, чтобы припугнуть расшумевшихся людей,
      – Считаете, что можете меня повесить? – угрожающе проговорил он. – Хотел бы посмотреть, как вы это сделаете! Да знаете ли вы, я такой? .
      – Знаем, что ты пройдоха! Грязный ронин с помойки, у тебя гордости меньше, чем у нищего, а наглости больше, чем у вора!
      – Сами напрашиваетесь на неприятности! – крикнул Матахати грозно сдвинув брови. – Посмотрим, как запоете, узнав мое имя.
      – Имя? Что особенного в твоем имени?
      – Я – Сасаки Кодзиро, соученик Ито Иттосая, мастер фехтовального стиля Тюдзё. Вы должны были слышать обо мне!
      – Ну, потешил! Плевать нам на твое имя. Давай-ка гони деньги! Кто-то протянул руку, чтобы схватить Матахати.
      – Если коробки для лекарств мало, я добавлю еще кое-что! – крикнул Матахати.
      С этими словами он выхватил из ножен меч и отсек человеку руку. Поняв, что недооценили противника, все бросились врассыпную. С гордым видом Матахати кричал им вслед:
      – Назад, скоты! Узнаете, что такое меч Кодзиро! Вернитесь, и я поснимаю вам головы!
      Матахати взглянул на небо и широко ухмыльнулся, довольный своей выходкой. Настроение его внезапно испортилось, он помрачнел и, неловким движением вложив меч в ножны, заковылял в темноту.
      Коробочка для лекарств тускло поблескивала в свете звезд. Она была из черного сандала с перламутровой инкрустацией и не казалась дорогой, но голубоватый отлив перламутра придавал ей неброскую изысканность.
      Выйдя из винной лавки, странствующий монах подобрал коробочку. Он торопливо зашагал вперед, но потом вернулся под навес лавки и принялся рассматривать рисунок и шнур, поднеся коробочку поближе к щели в стене, откуда пробивался свет. «Это же коробочка хозяина! – пробормотал монах. – Она была у него на поясе, когда его убили в замке Фусими. Да вот и его имя, Тэнки, написанное на донышке».
      Монах поспешил за Матахати.
      – Сасаки! – закричал он. – Сасаки Кодзиро!
      Матахати слышал, как кто-то зовет Сасаки Кодзиро, но его голова была затуманена сакэ, и он забыл, что это имя с некоторых пор имеет к нему отношение. Качаясь, он брел по улице Хорикава, миновав улицу Кудзё. Монах, догнав его, ухватил за ножны.
      – Подожди, Кодзиро! – проговорил он. – Одну минуту.
      – Ты меня? – икнул Матахати.
      – Ты ведь Сасаки Кодзиро!
      Глаза монаха сверкнули холодным блеском. Матахати слегка протрезвел.
      – Да, я Кодзиро. Что привязался? – Спросить кое-что хочу.
      – Что еще?
      – Откуда у тебя эта коробочка?
      – Коробочка? – недоуменно повторил Матахати.
      – Да, коробочка для лекарств. Откуда она у тебя? Как она к тебе попала? Это единственное, что я хочу узнать.
      Монах держался вежливо. Он был молод, лет двадцати шести, и не походил на жалких нищенствующих монахов, которые побираются по храмам и живут на подаяния. В руке у монаха была двухметровая дубовая палка.
      – Ты кто? – спросил Матахати, ощутив беспокойство.
      – Не имеет значения. Почему ты не отвечаешь, откуда у тебя эта коробочка?
      – Ниоткуда. Всегда была моей.
      – Ты лжешь! Скажи правду!
      – А я что сказал?
      – Не хочешь сознаться?
      – В чем? – с невинным видом спросил Матахати.
      – Ты не Кодзиро!
      Мелькнула палка монаха, и Матахати невольно отпрянул назад. Хмель, однако, замедлил его реакцию, и палка угодила в цель. Матахати вскрикнул и, попятившись назад, повалился на спину. Быстро вскочив, он бросился наутек. Монах последовал за ним и, приблизившись, метнул в Матахати палку. Тот успел пригнуться. Палка просвистела около его уха. Матахати понесся что было сил. Монах подобрал свое оружие и метнул его второй раз, но Матахати удалось увернуться.
      Матахати пробежал больше километра, пересек улицу Рокудзё и почти достиг Годзё. Он решил, что преследователь отстал от него. Матахати жадно глотал воздух, растирая грудь. «Палка – страшное оружие. В наши дни надо быть начеку», – лихорадочно думал он.
      Матахати протрезвел, его терзала жажда. В конце узкой аллеи он нашел колодец. Матахати набрал воды, напился, потом сполоснул потное лицо.
      «Кто этот монах? – спрашивал себя Матахати. – Что ему надо от меня!»
      Матахати, приходя в себя, становился все угрюмее. Перед глазами стоял убитый в Фусими самурай с изуродованным подбородком.
      Матахати чувствовал угрызения совести, что потратил деньги покойного. Мысль о покаянии не раз посещала его. «Как только разживусь деньгами, сразу же выплачу долг, – говорил он себе. – Поставлю камень в память о нем, если добьюсь успеха в жизни. От него осталось только свидетельство. Лучше отделаться от этой бумаги. Можно на рваться на неприятности, если она попадет в чужие руки».
      Матахати потрогал свиток, который он постоянно хранил под ним поясом на животе, хотя это было неудобно. Если удастся пристроить свидетельство за хорошие деньги, оно может открыть ему дорогу к первой ступеньке на лестнице успеха. Жестокий урок, полученный от Акакабэ Ясомы, так и не излечил Матахати от мечтательности.
      Свидетельство уже пригодилось, и не раз. Показывая его в небольших захудалых додзё или наивным горожанам, которым взбрело в голову заниматься фехтованием, Матахати обретал в их глазах высокий авторитет, а также получал бесплатную еду и ночлег. Так он пробавлялся уже шесть месяцев.
      «Нет, выбрасывать свидетельство пока рано. Что со мной творится? Становлюсь робким. Может, это и есть главное препятствие на пути к успеху? Отныне буду другим, сильным и смелым, как Мусаси. Я им – покажу!»
      Матахати огляделся. Вокруг колодца ютились жалкие лачуги, однако Матахати позавидовал их обитателям. Крыши просели и поросли бурьяном, но защищали от дождя и непогоды. Испытывая неловкость, Матахати заглянул в ближайшее жилище. Он увидел жену и мужа за ужином, состоящим из единственного горшка похлебки. Сын, дочь и бабка занимались рядом какой-то работой. Здесь царила нищета, но был крепок дух семьи. Этого сокровища были лишены великие личности, подобные Хидэёси и Иэясу. Матахати подумал, что, чем беднее люди, тем крепче они привязаны друг к другу. Радость человеческой привязанности дарована даже самым обездоленным.
      Матахати со стыдом вспомнил ссору с матерью в Сумиёси, когда он оставил ее. «Скверно я поступил, – думал он. – Пусть она не права, но никто в мире не любит меня так, как она».
      Целую неделю, пока Осуги, к глубочайшему неудовольствию Матахати, ходила от храма к храму, от святыни к святыне, она твердила ему о чудодейственной силе богини Каннон в храме Киёмидзу. «Ни один бодисаттва не может творить подобные чудеса, – уверяла она. – Не прошло и трех недель после моей молитвы, как Каннон привела Такэдзо ко мне, привела прямо в храм. Знаю, ты – не прилежный верующий, но мой тебе совет: почитай богиню Каннон».
      Мать тогда сказала, что в первые дни Нового года пойдет в Киёмидзу молить Каннон о благосклонности к семейству Хонъидэн. Туда и надо идти! У Матахати не было приюта на ночь, так он отправится к воротам храма и проведет ночь там, а если повезет, увидит мать.
      По темным улицам Матахати зашагал к Годзё. Как назло за ним увязалась стая бродячих собак. Матахати швырял в них камнями, но псы бесстрашно лаяли и огрызались. Он перестал обращать на них внимание, потому что давно привык к тому, что собаки рычали, лаяли и скалили клыки на него.
      В сосновой роще Мацубара близ улицы Годзё Матахати увидел еще одну свору. Собаки, окружив дерево, свирепо облаивали кого-то, сидевшего на сосне. Самые нетерпеливые подпрыгивали метра на два. Приглядевшись, Матахати различил на ветке дрожащую фигуру. Он не сомневался, что там прячется девушка.
      Матахати закричал на собак, потом швырял камни, но безуспешно. Он вспомнил чей-то совет, что лучший способ испугать собак – встать на четвереньки и зарычать. Матахати попробовал, но собаки не убегали, чувствуя, очевидно, численное превосходство. Они подпрыгивали, как рыба в неводе, виляли хвостами, заливисто лаяли, выли, драли когтями кору дерева.
      Матахати вдруг сообразил, что молодой человек с двумя мечами, рычащий на собак и бегающий на четвереньках, может показаться смешным женщине наверху. Выругавшись, он поднялся на ноги, и тут же раздался предсмертный собачий вой. При виде окровавленного меча стая сбилась в кучу, собаки скалились, загривки грозно ощетинились, а хвосты заходили, как морские волны. – Хотите еще? – крикнул. Матахати.
      Собаки бросились врассыпную.
      – Эй ты, наверху! Слезай, – обратился Матахати к женщине. Тонко зазвенел колокольчик.
      «Акэми!» – раскрыл рот Матахати.
      – Акэми, это ты?
      – А ты кто?
      – Матахати. Ты что, не узнала по голосу?
      – Не может быть! Правда это ты, Матахати?
      – Ты зачем залезла на дерево? Ты вроде собак не боялась раньше.
      – Я не от собак прячусь.
      – Все равно слезай!
      Акэми насторожилась, вслушиваясь в безмолвие ночи.
      – Матахати, уходи! – сказала она взволнованно. – Кажется, он идет сюда.
      – Кто?
      – Некогда объяснять. Один человек. В конце года он предложил мне помощь, а потом повел себя, как дикое животное. Он – зверь. Я думала, он добрый, а он начал издеваться надо мной. Сегодня мне удалось сбежать от него.
      – Случаем не Око гонится за тобой?
      – Нет, не мать. Это мужчина.
      – Может, Гион Тодзи?
      – Не смеши! Его-то я не боюсь. Ой, он подходит! Если ты останешься здесь, он найдет меня. И с тобой сделает что-нибудь ужасное. Скорее спрячься!
      – С какой стати я должен прятаться? Подумаешь, кто-то идет! Матахати растерялся. Он слегка струхнул, но ему хотелось проявить доблесть. Он ведь мужчина и обязан защищать попавшую в беду женщину. Он стыдился, что на глазах Акэми на четвереньках гонялся за собаками. Чем настойчивее Акэми просила его уйти, тем сильнее ему хотелось продемонстрировать мужество не только девушке, но и самому себе.
      – Кто здесь? – в один голос произнесли Матахати и Кодзиро. Кодзиро взглянул на окровавленный меч Матахати.
      – Ты кто? – с вызовом спросил Кодзиро.
      Матахати не отвечал. Перед ним стоял человек, которого так боялась Акэми. Матахати напрягся, но, присмотревшись внимательнее, расслабился. Незнакомец был высок, хорошо сложен, но не старше Матахати. Приняв его по одежде и мальчишеской прическе за начинающего ученика, Матахати презрительно прищурился. Монах из винной лавки изрядно вспугнул его, но уж с этим юнцом Матахати разделается без хлопот. «Неужели он и есть тот изверг, издевающийся над Акэми? – недоумевал Матахати. – Совсем зеленый, как тыква. Не знаю, что он натворил, но если негодник и правда ей досаждает, придется проучить его».
      – Ты кто? – повторил Кодзиро. Голос его гулко прокатился по темной роще.
      – Я-то? – поддразнил его Матахати. – Просто человек. – На губах Матахати играла вызывающая улыбка.
      Кровь ударила в голову Кодзиро.
      – Значит, у тебя нет имени, – сказал он. – Может, ты стыдишься его? Ответ задел, но не испугал Матахати.
      – Какой смысл называть имя первому встречному, которому оно ничего не скажет, – ответил он.
      – Поговори у меня! – отрезал Кодзиро. – Отложим бой на потом. Сначала я сниму с дерева девчонку и отведу домой. Жди меня здесь.
      – Ерунда какая! С чего ты взял, что я разрешу тебе увести ее?
      – А тебе какое дело?
      – Мать этой девушки была моей женой. Я не позволю обижать ее. Попробуй только пальцем тронуть ее, искромсаю тебя на куски.
      – Уже интересно. Верно, вообразил себя самураем, хотя признаться, я давно не видел такого костлявого. Сушильный Шест за моей спиной плачет во сне, потому что ему ни разу не довелось напиться вволю крови с тех пор, как он перешел в собственность нашей семьи. Он немного заржавел, и я с удовольствием пополирую его о твой костлявый остов. Не вздумай бежать!
      Матахати не воспринял предупреждение всерьез.
      – На словах ты грозен. Даю тебе время передумать. Топай отсюда, пока еще видишь, куда идешь. Дарю тебе жизнь! – с презрением произнес Матахати.
      – Послушай, любезный человек! Ты хвастал, что я недостоин знать твое имя. Что за выдающееся имя? Этикет предписывает сообщить друг другу имя, прежде чем драться. Или ты не знаешь этого правила?
      – Хорошо, назовусь. Не падай, когда услышишь.
      – Постараюсь. Но сначала скажи, каким стилем фехтования ты владеешь?
      Матахати решил, что разряженный в пеструю одежду юнец едва ли что-то соображает в фехтовании, и почувствовал полное небрежение к противнику.
      – Я имею свидетельство мастера стиля Тюдзё, который сложился на основе стиля Тоды Сэйгэна.
      Кодзиро едва сдержал возглас изумления.
      Матахати решил, что произвел сильное впечатление, и поэтому воодушевленно продолжил тираду. Передразнивая Кодзиро, он спросил:
      – А теперь ты скажи о своем стиле! Этикет требует, как известно.
      – Потом скажу. Кто учил тебя стилю Тюдзё?
      – Канэмаки Дзисай, разумеется, – не задумываясь ответил Матахати. – Кто же еще?
      – Что?! – воскликнул Кодзиро, не веря своим ушам. – И ты знаешь Ито Иттосая?
      – Конечно!
      Матахати убеждался, что его слова производят оглушительное впечатление. Вопросы юноши он приписывал его изумлению. Скоро, как он полагал, мальчишка запросит примирения.
      Матахати добавил, чтобы окончательно сразить противника:
      – Какой смысл скрывать мое знакомство с Ито Иттосаем? Он – мой предшественник, то есть мы оба учились у Канэмаки Дзисая. Почему ты спросил об Ито?
      Кодзиро пропустил вопрос мимо ушей.
      – Хочу еще раз переспросить, кто ты? – произнес он.
      – Я – Сасаки Кодзиро.
      – Повтори!
      – Сасаки Кодзиро, – вежливо отозвался Матахати. Последовало долгое молчание. Из груди Кодзиро вырвалось что-то вроде громкого вздоха. На щеках появились ямочки.
      – Что ты на меня уставился? – с подозрением спросил Матахати. – Мое имя что-нибудь говорит тебе?
      – Признаюсь, да.
      – Ну, и ступай прочь! – повелительно произнес Матахати, гордо вздернув подбородок.
      – Ха-ха-ха! О-о! Ха-ха-ха!
      Ухватившись за живот, Кодзиро пошатывался от смеха. Наконец он успокоился.
      – Чего только не слышал, пока странствовал, но подобное слышу впервые. А теперь, Сасаки Кодзиро, скажи мне, кто я?
      – Откуда мне знать?
      – Должен знать! Хотя и неприлично, но придется попросить тебя об одолжении повторить еще раз свое имя. Я не уверен, что правильно расслышал его.
      – Оглох? Я – Сасаки Кодзиро.
      – А я?..
      – Полагаю, что ты тоже человек.
      – Никаких сомнений! Как меня зовут?
      – Послушай, ублюдок! Решил посмеяться надо мной?
      – Ни в коем случае! Я серьезен, как никогда. Ответь мне, Кодзиро, как меня зовут!
      – Надоел ты мне! Сам и ответь.
      – Хорошо. Спрошу себя, как меня зовут, и назову свое имя. Правда, я рискую показаться выскочкой.
      – Валяй!
      – Только не удивляйся!
      – Болван!
      – Я – Сасаки Кодзиро, известный еще под именем Ганрю.
      – Что?!
      – С незапамятных времен наше семейство жило в Ивакуни. Родители нарекли меня Кодзиро. Среди мастеров меча я известен как Ганрю. Не возьму в толк, откуда появился еще один Сасаки Кодзиро.
      – Выходит, ты...
      – Вот именно. Странствуя по дорогам, я перевидал множество народу, но человека, носящего мое имя, встречаю в первый раз. Странные обстоятельства свели нас.
      Матахати лихорадочно соображал, что ему делать.
      – Что с тобой? Ты дрожишь? – спросил Кодзиро. Матахати съежился от страха.
      Кодзиро подошел к нему и хлопнул по плечу.
      – Не будем ссориться!
      Бледный как смерть, Матахати отпрянул в сторону, нервно икнув.
      – Попытаешься бежать, я тебя убью. – Голос Кодзиро хлестал по лицу Матахати.
      Сушильный Шест, серебряной змеей сверкнув из-за плеча Кодзиро, заставил Матахати отлететь на три метра. Как жучок, сдутый с листа, он несколько раз перекувырнулся и шлепнулся на землю, потеряв сознание. Кодзиро и не взглянул в его сторону. Метровый меч, пока не окровавленный, вошел в ножны.
      – Акэми! – позвал Кодзиро. – Слезай! Я больше не буду досаждать тебе, пошли в гостиницу! Твой друг немного ушибся, но я его не ранил. Спускайся на землю и позаботься о нем.
      Ответа не последовало. Посмотрев вверх, Кодзиро не увидел Акэми. На всякий случай он забрался на дерево. Акэми еще раз ускользнула от него.
      Ветер мягко шуршал в соснах. Кодзиро сидел на ветке, раздумывая, куда улетел его воробышек. Он не понимал, почему Акэми боится его. Разве он не любил ее, как умел? Он признал бы, что его манера выражать чувства могла показаться слишком грубой, но чем его поведение отличается от того, что заведено среди других людей?
      Ответ могло бы подсказать отношение Кодзиро к боевому искусству. Он проявил незаурядные способности, когда мальчиком поступил в школу Канэмаки Дзисая. Его называли гениальным бесенком. Мечом он владел в необычной манере, еще удивительнее было его упорство. Он никогда не сдавался. Чем сильнее был противник, тем отчаяннее он держался. В описываемую эпоху ценилась победа, а не способ ее достижения. Поэтому никто не осуждал коварные уловки Кодзиро, к которым он прибегал, чтобы побить противника. Жаловались, что Кодзиро запугивал противника, чувствуя возможное поражение, однако такое поведение не считалось недостойным мужчины.
      Однажды, когда он был еще мальчиком, группа старших учеников, которых он открыто презирал, до полусмерти избила его деревянными мечами. Один из учеников, пожалев Кодзиро, принес ему воды и привел в чувство. Кодзиро, едва опомнившись, схватил деревянный меч и убил сердобольного однокашника.
      Кодзиро никогда и никому не прощал поражения. Он терпеливо выжидал удобного случая и нападал врасплох – в темном переулке, в постели, даже в уборной – и приканчивал противника. Победить Кодзиро означало нажить себе смертельного врага.
      Став постарше, он все чаще называл себя гением. Мнение это не было простым бахвальством. И Дзисай, и Иттосай знали, что в словах ученика есть зерно истины. Кодзиро не фантазировал, утверждая, что может срезать на лету воробья и что он должен создать собственный стиль. Люди в округе стали называть его волшебником, с чем он охотно соглашался.
      Неизвестно, как выражал Кодзиро любовь к женщине под влиянием болезненной страсти навязывать свою волю, несомненно, что и в любви он был не похож на других. Сам он не осознавал, что в интимных отношениях он также самолюбив, как и в фехтовании. Он не понимал, почему Акэми избегает его страстной любви.
      Задумавшись о загадках любви, Кодзиро не заметил, как под деревом появился еще один человек.
      – Здесь человек какой-то валяется на земле! – пробормотал незнакомец.
      Нагнувшись к лежавшему, он воскликнул:
      – Тот негодяй из винной лавки!
      Под деревом был странствующий монах. Снимая дорожную котомку со спины, монах продолжал:
      – Вроде не ранен, тело теплое.
      Монах, развязав пояс на кимоно Матахати, связал ему руки за спиной. Потом придавил коленкой спину Матахати и резко дернул его за плечи. Прием этот был болезненным для солнечного сплетения. Сдавленно застонав, Матахати пришел в себя. Монах поволок его, как мешок с бататом, и прислонил к стволу сосны.
      – Вставай! Живо на ноги! – приказал монах, подкрепляя слова пинком. Матахати, едва не побывавший на том свете, очнулся, но пока не мог взять в толк происходящего. Исподволь повинуясь окрикам, он медленно поднялся с земли.
      – Так-то лучше. Не шевелись! – сказал монах, привязывая Матахати к дереву за ноги и грудь.
      Матахати открыл глаза, и у него вырвался возглас удивления.
      – Теперь займемся тобой, самозванец, – сказал монах. – Пришлось побегать за тобой, но, к счастью, ты попался.
      Монах начал неторопливо бить Матахати, то ударяя его в лоб, то прикладывая головой к стволу дерева.
      – Откуда у тебя коробочка для лекарств? Выкладывай начистоту! Матахати молчал.
      – Думаешь, отвертишься? – не на шутку разозлился монах. Он схватил Матахати за нос и стал больно дергать во все стороны. Матахати разинул рот, хватая воздух, и попытался что-то вымолвить. Монах отпустил его.
      – Я скажу, – просипел Матахати. – Все расскажу. Слезы закапали из его глаз.
      – Это случилось прошлым летом... – начал он и пересказал всю историю, умоляя пощадить его.
      – Сейчас я не могу отдать деньги, но обещаю вернуть долг. Прошу, не убивай меня. Я буду работать. Я дам долговую расписку с подписью и печатью, – просил он.
      Признавшись в содеянном, Матахати словно выпустил гной из воспалившейся раны. Теперь ему нечего скрывать и бояться. Так, во всяком случае, считал он.
      – Это правда? – спросил монах.
      – Да, – утвердительно кивнул головой Матахати.
      После минутного молчания монах вытащил короткий меч и направил его в лицо Матахати. Стремительно отвернувшись, Матахати взвыл:
      – Неужели убьешь?
      – Да, по-моему, тебе лучше умереть.
      – Я искренне раскаялся перед тобой. Вернул коробочку. Отдам и свидетельство. Вскоре верну деньги. Клянусь, что отдам долг. Какой прок убивать меня?
      – Я верю тебе, но войди в мое положение. Я живу в Симониде, это в Кодзукэ, и состоял на службе у Кусанаги Тэнки. Так звали самурая, убитого в замке Фусими. Я тоже самурай, хотя и в монашьем облачении. Меня зовут Итиномия Гэмпати.
      Матахати извивался, пытаясь освободиться от пут, и слушал монаха вполуха.
      – Простите меня, – умолял он. – Я поступил плохо, но не собирался красть эти деньги. Хотел передать их семье убитого, но потом поиздержался и вынужденно потратил деньги. Я готов принести любое извинение, только не убивай!
      – Лучше бы ты не извинялся, – ответил Гэмпати, который, казалось, в душе терзался сомнениями. Печально покачав головой, он проговорил: – Я был в Фусими и все узнал. Твой рассказ совпадает с тем, что я услышал в замке. Мне надо что-то передать семье Тэнки на память о нем. Я не говорю о деньгах. Необходимо предоставить им доказательство мщения, но убийцы как такового нет – Тэнки растерзала толпа. Где же мне раздобыть голову убийцы?
      – Я... я не убивал. Я ни при чем.
      – Знаю. Семья и друзья Тэнки не ведают, что его забили до смерти простые поденщики. Такая смерть никому не делает чести. Я не смогу рассказать дома в Кусанаги всю правду. Жаль, но тебе придется сыграть роль убийцы. Дело упростится, если ты согласишься принять смерть от моей руки.
      Натягивая веревки и вырываясь, Матахати закричал:
      – Отпусти! Я не хочу умирать!
      – Понятно, кому же хочется умирать, но взгляни на дело с другой стороны. В лавке ты не заплатил за сакэ, значит, тебе нечем жить. Не лучше ли обрести покой в ином мире, чем голодать и влачить постыдное существование в жестокой мирской юдоли? Если ты беспокоишься о деньгах, у меня есть немного. Я с радостью перешлю их твоим родителям, как поминальное пожертвование. Если хочешь, отправлю их вашему фамильному храму. Уверяю, деньги не пропадут даром.
      – Безумие! Мне не нужны деньги. Я хочу жить!.. На помощь!
      – Я терпеливо все объяснил. Независимо от твоего желания тебе придется выступить в роли убийцы моего хозяина. Смирись, дружище! Считай, такова твоя судьба.
      Монах отступил, чтобы удобнее было замахнуться мечом.
      – Подожди, Гэмпати! – раздался голос Кодзиро. Монах взглянул вверх и крикнул:
      – Кто там?
      – Сасаки Кодзиро.
      Гэмпати недоуменно повторил имя. Второй самозванец, но теперь с неба? Голос явно не принадлежал призраку. Гэмпати, отскочив от дерева, встал на изготовку с поднятым мечом.
      – Чепуха какая! – рассмеялся он. – Похоже, настало время, когда каждый величает себя Сасаки Кодзиро. Один уже связан и дрожит от ужаса. А, кажется, догадываюсь! Ты дружок этого малого.
      – Нет, я Кодзиро. Вижу, Гэмпати, ты готов разрубить меня надвое, едва я коснусь земли.
      – Возможно. Подай сюда всех лже-Кодзиро, и я разделаюсь с ними.
      – Что ж, справедливо. Разрубишь меня, значит, и я самозванец. А если ты опомнишься на том свете, то поверишь, что я настоящий Кодзиро. Сейчас я спрыгну вниз. Не разрубишь меня на лету, то мой Сушильный Шест рассечет тебя, как бамбук.
      – Кажется, я узнаю твой голос. Если твой меч знаменитый Сушильный Шест, то ты настоящий Кодзиро.
      – Поверил теперь?
      – Да. Почему ты на дереве?
      – Потом объясню.
      Кодзиро, перелетев через Гэмпати, приземлился у него за спиной, осыпаемый дождем сосновых иголок. Кодзиро поразил Гэмпати. Он помнил Кодзиро по школе Дзисая смуглым угловатым мальчишкой, которому было поручено таскать воду из колодца. В соответствии со строгими вкусами Дзисая мальчишка носил самую простую одежду.
      Кодзиро сел под сосной, Гэмпати устроился рядом. Кодзиро услышал историю, как Тэнки приняли за лазутчика из Осаки, как его до смерти забили камнями, как свидетельство попало к Матахати. Рассказ о появлении двойника позабавил Кодзиро, но он возразил против убийства никчемного парня. Кодзиро считал, что можно другим способом наказать Матахати. Кодзиро обещал побывать в Кодзукэ и представить Тэнки отважным и благородным воином, чтобы Гэмпати не тревожился о репутации хозяина. Не было нужды приносить Матахати в жертву.
      – Согласен? – спросил Кодзиро.
      – Может, ты и прав.
      – Решено. Мне надо идти. Ты отправляйся в Кодзукэ.
      – Ладно.
      – Откровенно говоря, я тороплюсь. Ищу сбежавшую от меня девушку.
      – Ничего не забыл?
      – Нет.
      – А свидетельство?
      – Ну да!
      Гэмпати засунул руку под пояс Матахати и вытащил свиток. Матахати облегченно вздохнул, теперь, когда его пощадили, он радовался избавлению от этой бумаги.
      – Неожиданная встреча произошла по воле духов Дзисая и Тэнки, чтобы я нашел документ и передал его владельцу, – проговорил Гэмпати.
      – Бумага мне не нужна, – ответил Кодзиро.
      – Почему? – удивился Гэмпати.
      – Не нужна, и все.
      – Не понимаю.
      – Мне ни к чему клочок бумаги.
      – Разве можно так говорить? Неужели ты не чувствуешь благодарности к своему учителю? Дзисай не один год раздумывал, давать ли тебе свидетельство. Он не решался вплоть до своего смертного часа. Он поручил Тэнки передать свидетельство тебе, но с ним случилось непоправимое. Тебе должно быть стыдно.
      – Мне безразличны желания Дзисая. У меня другие планы.
      – Грех так говорить.
      – Не придирайся к моим словам.
      – Ты оскорбляешь человека, который учил тебя?
      – Нет! Мой талант намного превосходит способности Дзисая, и я намерен затмить его известность. Жизнь в захолустье не для меня.
      – Не шутишь?
      – Совершенно серьезно.
      Кодзиро не испытывал угрызений совести, хотя его откровения оскорбляли общепринятые приличия.
      – Я благодарен Дзисаю, но свидетельство, выданное какой-то деревенской школой, принесет мне больше вреда, чем пользы, – продолжал Кодзиро. – Ито Иттосай, приняв такое свидетельство, не остановился на стиле Тюдзё, а создал собственный. Я намерен сделать то же. Меня увлекает стиль Ганрю, а не Тюдзё. Скоро имя Ганрю обретет славу, так что провинциальный документ мне не нужен. Возьми его в Кодзукэ и передай в храм, пусть хранится среди записи о рождении и смерти.
      Кодзиро изрек это равнодушно, не выявив ни скромности, ни пренебрежения. Гэмпати укоризненно смотрел на него.
      – Передай мое почтение семье Кусанаги, – вежливо сказал Кодзиро. – Скоро я отправлюсь в восточные провинции и навещу их.
      Кодзиро широко улыбнулся, давая понять, что разговор окончен. Тон Кодзиро показался Гэмпати высокомерным, и он хотел отчитать юношу за неблагодарность и неуважение к Дзисаю, но передумал, поняв тщету увещеваний. Спрятав свидетельство в мешок, он сухо попрощался и пошел прочь.
      Когда Гэмпати скрылся из виду, Кодзиро громко расхохотался.
      – Он, кажется, мною недоволен! Ха-ха-ха! – Обернувшись к Матахати, проговорил: – А теперь послушаем тебя, мошенник!
      Матахати нечего было сказать в оправдание.
      – Признаешься, что выдавал себя за меня?
      – Да.
      – Я знаю, что тебя зовут Матахати. А полное имя?
      – Хонъидэн Матахати.
      – Ронин?
      – Да.
      – Учись у меня, бесхребетный болван! Видел, как я вернул свидетельство? Человек ничего не достигнет, не имея самолюбия, как у меня. Посмотри на себя! Украл свидетельство, живешь под фальшивым именем, зарабатываешь на чужой репутации. Что может быть омерзительнее? Сегодняшний урок, может, пойдет тебе на пользу. Кошка останется кошкой даже в тигровой шкуре.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70