Глава девятнадцатая

– Ли – это китайское имя?

– Тюремный охранник равнодушно пожал в ответ плечами:

– Китаеза или япошка, Бог его знает, кто он? Я не отличаю этих узкоглазых друг от друга.

Укоризненный взгляд Кендал заставил его замолчать. Стражник, несколько смущаясь, открыл дверь маленькой комнаты, где адвоката уже ждал очередной клиент. Как только она появилась на пороге, обвиняемый в изнасиловании Майкл Ли вскочил на ноги.

– Я буду здесь, за дверью, – громко произнес охранник, адресуя эти слова скорее заключенному, чем адвокату.

Кендал, закрыв за охранником, повернулась и приблизилась к Ли, который так вытянулся по струнке, что у нее чуть было не вырвалось «вольно». Представившись и пожав ему руку, она указала на стул, приглашая сесть, сама же расположилась напротив.

– Вам что-нибудь нужно? Например, воды? – Нет, мадам, – сдержанно ответил он.

У восемнадцатилетнего Майкла Ли оказалось совершенно чистое, без каких-либо признаков растительности лицо и прямые черные волосы. Маленького роста, очень тщедушный, он с тревогой и вместе с тем с любопытством смотрел черными блестящими глазами, как она, открыв портфель, достала оттуда ручку и записную книжку.

– Тюрьма, конечно, заведение не очень приятное, – между тем заговорила она. – Хотя, пожалуй, слишком мягко сказано.

– А вы когда-нибудь сидели в тюрьме? – поинтересовался он.

– Да, однажды, – честно призналась она. – Меня арестовали среди протестующих против запрета на некоторые книги в публичной библиотеке.

Он понимающе кивнул, как бы одобряя ее поступок.

– Я сейчас же договорюсь, чтобы вас выпустили под залог.

– Моя семья себе этого не может позволить, – грустно произнес он, не теряя чувства собственного достоинства. – Миссис Бернвуд, мне не хотелось бы доставлять беспокойство родителям. Они и так достаточно настрадались из-за этого недоразумения.

– Я надеюсь договориться о какой-нибудь приемлемой для вас сумме.

– О, если это возможно, я бы хотел продолжить учебу в школе, – воскликнул он взволнованно. – Мне очень важно окончить школу со своим классом.

– Вы уже выпускник, не так ли?

– Совершенно верно.

– Ваши родители, должно быть, весьма гордятся вами.

– Да, мадам, очень. Мне уже предложили несколько стипендий для обучения в одном из университетов. Правда, я еще не решил куда именно поступать. – Он опустил глаза и гневно сжал кулаки. – Хотя теперь, может, вообще никуда поступать не придется.

Кендал решила больше не продолжать разговор о его будущем. Одно лишь упоминание о том, чего он может лишиться, полностью деморализует подзащитного. Она просто старалась уловить суть и понять человека, которого придется защищать.

– Итак, вы принимаете активное участие в общественной жизни школы и ее организаций, включая Национальное Общество Чести.

– Да, мадам. Кстати, именно во время одной из поездок в Гетлинбург я впервые познакомился с Ким.

– Почему бы нам не начать с этого самого момента. Расскажите, пожалуйста, о ваших взаимоотношениях вплоть до сегодняшнего дня.

– Мы познакомились во время туристической поездки в Теннесси, в этот маленький городок в горах, и с тех пор нередко встречались. Вместе проводили все свободное время, но я никогда не бывал у нее. Приходилось договариваться о каком-то условном месте, поскольку Ким не сомневалась, что родители не одобрят ее выбор. Я для них иностранец.

Но мгновенно преисполнившись гордости за свою принадлежность к этой стране, он вдруг как-то сразу просветлел:

– Я американец, – твердо произнес он. – Такой же, как и Ким. Такой же, как и мистер Джонсон. Моя мать родилась в Америке. А родители отца приехали сюда, когда он был еще совсем маленьким. Он и китайский-то никогда не изучал, а по-английски говорит лучше, чем мистер Джонсон.

Кендал охотно поверила Майклу. Она не была близко знакома с Германом Джонсоном, но частенько видела его в загородном клубе. Всегда навеселе, громко хохоча и отпуская сальные шуточки, он производил впечатление шута горохового.

Правда, Кендал не знала и мистера Ли, но они с женой воспитали замечательного сына, с хорошими манерами. Из того, что она услышала, было ясно, что это трудолюбивые люди, которыми не без оснований гордится их сын.

Со временем связь Майкла Ли с Ким Джонсон только упрочилась.

– У нас очень серьезные отношения, – тихо уточнил он. И признал, что сексуально сблизились они примерно месяца два назад.

– Но подошли к этому очень ответственно, – подчеркнул он горделиво. – Я всегда предохранялся, – добавил он через минуту. – И к тому же все происходило по обоюдному согласию. Клянусь вам. Я бы никогда Ким и пальцем не тронул. Разве мог я ее обидеть! – На глаза юноши навернулись слезы. – Ни за что, – произнес он с жаром.

– Я верю тебе, – дружески ободрила его Кендал. – А теперь расскажи все по порядку о вчерашнем происшествии.

Он встретился с Ким в библиотеке. Почему бы не позаниматься вместе? Сидя за одним столом, они усиленно старались показать, что не знакомы друг с другом, ибо библиотекарша внимательно за ними следила.

Каждый сам по себе вышел из библиотеки, но потом, как и договаривались, он подсел в ее машину на стоянке. Майкл в смущении отвел глаза, тем не менее признавшись Кендал, что они сразу же предались любовным утехам на заднем сиденье.

– Я понимаю, что ты чувствуешь себя неловко, как можно участливее сказала Кендал, – но если будет предъявлено обвинение в изнасиловании, то тебе придется выложить суду гораздо больше, чем мне сейчас. Прокурора не разжалобить. Поэтому прошу тебя быть предельно откровенным со мной. Я могу рассчитывать на это?

Он молча кивнул, и Кендал приступ ила к вопросам по существу.

– Ким разделась?

– Нет. Только трусы сняла.

– Значит, она осталась в юбке?

– Да.

– И в блузке?

– Да.

– А бюстгальтер был?

– Да.

– Значит, ничего из этого она не сняла? Расстегнула, но осталась в одежде.

– А ты?

– Я просто расстегнул молнию на брюках.

– Рубашку снял?

– Нет.

– Но расстегнул?

– Да.

– Когда вас застали в машине, кто-нибудь видел, что рубашка на тебе расстегнута?

– Думаю, что да. Неужели это имеет какое-то значение?

– Разумеется, – подтвердила Кендал. – Дело в том, что насильнику наверняка не хватило бы времени расстегивать пуговицы своей рубашки. Обычно такие вещи делают только любовники.

Он с облегчением вздохнул, на лице появилось слабое подобие улыбки.

– Вы закончили половой акт к тому моменту, когда к машине подошел мистер Джонсон?

– Да.

– Ты кончил?

– В презерватив, – тихо отозвался Ли и опустил глаза.

Значит, это физическое доказательство, отправленное на анализ в лабораторию, не вызовет никаких сомнений?

– Да. – Юноша поднял голову и посмотрел на нее в упор. – Я не отрицаю сексуальных отношений между мной и Ким, миссис Бернвуд. Но это не было изнасилованием, как утверждает мистер Джонсон. Ему позвонила библиотекарша и сообщила, что я вслед за Ким вышел из библиотеки. Она, видите ли, заботилась о безопасности Ким. Если у вас узкие глаза, значит, вы обязательно подозрительный тип. Так что ли? – добавил он упавшим голосом.

– Как бы то ни было, Ким еще не вернулась домой, и мистер Джонсон запаниковал. Он начал разыскивать ее и с пеной у рта подскочил к машине. Вытащив меня оттуда, он заорал на всю улицу, размахивая кулаками. Я даже испугался, что он меня убьет.

– А что же Ким? Она-то что делала в этот момент?

– Истерически рыдала. Прибыла полиция и ее вытащили из машины. Она так и не успела привести себя в порядок.

Ли на мгновение замолчал и закрыл лицо руками.

– Она, должно быть, чувствовала себя отвратительно. Вся библиотека высыпала на стоянку поглазеть на происходящее, и я, к сожалению, не смог избавить ее от такого позора.

Кендал задумчиво отложила ручку и положила руки одна на другую.

– Как ты думаешь, что Ким ответит на вопросы в полицейском участке?

– Что я никогда не насиловал ее, – тотчас воскликнул Ли без тени сомнения. – Ведь я даже никогда не провоцировал. Она непременно так и скажет, если, конечно, уже не сказала. Ким не позволит, чтобы меня обвинили в изнасиловании. Как только полиция все выяснит и получит неопровержимые доказательства моей невиновности, меня сразу же выпустят.

Кендал не разделяла его безоговорочной веры в Кимберли Джонсон. Герман Джонсон отличался весьма крутым нравом, и, застав свою дочь в объятиях Майкла Ли, он, вероятно, до смерти запугал дочь. Не исключено, что от страха она наврет полиции, окружному прокурору и суду присяжных. Короче говоря, приложит все усилия, чтобы избежать отцовского гнева и наказания.

В практике Кендал встречалось немало случаев, когда даже менее пугливые давали ложные показания перед присяжными с одной-единственной целью – защитить себя. Ким, наверное, испугается остракизма со стороны всех своих домочадцев за добровольное сожительство с этим парнем. В особенности если они настроены против Майкла Ли по причине расовых предрассудков.

Но и в противном случае, пусть даже Ким признается родителям в своей симпатии к Майклу, они все равно попытаются заставить ее солгать суду. Посчитав, например, оскорбительным для семьи факт взаимоотношений их дочери с парнем азиатского происхождения. Или, к примеру, побоятся общественного мнения несмотря на то, что Майкл Ли является отличником в школе и подает большие надежды.

Кендал чувствовала себя омерзительно, подозревая людей в самом низменном, тем более что достаточно их не знала. Но ей надо предусмотреть самое худшее. По всей вероятности, родители сделают все возможное, чтобы доказать факт изнасилования дочери. Что же касается самой Ким, то она, вероятно, пойдет у них на поводу, чтобы избавить себя от скандала и всевозможных упреков.

Однако Кендал не хотелось подрезать своему подзащитному крылья, важно, чтобы сам он верил в благополучный исход дела.

– Надеюсь, твои одноклассники подтвердят, что вы с Ким были хорошей парой. И свидетельства учителей нам бы не помещали. В общем, придется здорово поработать.

Она бросила в портфель записную книжку и собралась уходить.

– Надеюсь, мистер Джонсон откажется от своего обвинения. В противном случае постараюсь, чтобы обвинение тебе предъявили завтра.

Майкл с жаром уверял Кендал в том, что дело не зайдет так далеко.

– Ким любит меня всем сердцем, так же, как и я ее. Она честно признается, и отцу девушки не останется ничего другого, как отказаться от этого дикого обвинения.

Ах, как Кендал хотелось верить в то, что именно так все и произойдет!

Кендал никогда не уходила с работы, не перекинувшись парой слов с Бамой. Но бедняга, очевидно, уехал куда-то на проходящем поезде. Во всяком случае, именно эта мысль пришла в голову одновременно и ей, и Роско.

– Он ведь прирожденный бродяга, – заметил тот, когда Кендал поинтересовалась странным отсутствием нищего. – Бама странным образом очутился здесь однажды утром. Думаю, – добавил с сожалением Роско, – он вернулся туда, откуда приехал. Видимо, здесь он больше не появится.

Уже больше недели прошло с момента исчезновения Бамы. Сегодня, после встречи с Майклом Ли, Кендал особенно остро вспомнила их разговоры, вроде бы ничего не значащие фразы, которыми они с Бамой обычно обменивались на прощание. Она вдруг почувствовала, что соскучилась, ей очень не хватает этого. Он первым и последним встречал и провожал ее каждый день и стал кем-то вроде верного друга.

Сегодня вечером она осталась без дружеской поддержки.

В кабинете адвоката все еще не навели полный порядок, после стараний небезызвестных братьев. Она по-прежнему считала их основными виновниками этого беспримерного вандализма, хотя абсолютно никаких доказательств не было. Как она и предполагала, полиция и не собирал ась ничего расследовать.

Разгромленный офис породил у нее что-то похожее на клаустрофобию. Беседа с Майклом Ли добила девушку окончательно. Физически ощущая, что заперта в четырех стенах, она, поразмыслив, решила прихватить с собой папку с делом миссис Линэм и отправиться к ней домой. Кендал надеялась взбодриться на свежем воздухе, а тогда уж на обратном пути заняться другими делами.

Ее сильно угнетали в последнее время не профессиональные, а сугубо личные проблемы. Больше суток уже прошло с тех пор, как она узнала, что носит в себе ребенка Мэта. Но Кендал все еще не сообщила ему об этом.

Вчера вечером он сам лишил ее такой возможности, заявив, что она уделяет ему слишком мало внимания, отдавая все свое время, силы и энергию работе. Ее крайне шокировали такие старомодные взгляды мужа на семейную жизнь и жесткую заданность роли каждого из супругов.

Произнеси он это в порыве страсти или гнева, она не придала бы его дурацким упрекам никакого значения. Но Мэт рассуждал спокойно и убежденно, что прямо-таки на весь день выбило ее из колеи.

Конечно, сын во всем вторил отцу, на самом деле не желая видеть своей женой покорную и забитую женщину. В противном случае он никогда бы на ней не женился. В общем, все бы еще полбеды, если бы Гиб не оказывал столь сильного влияния на сына, его образ мыслей и образ жизни. Мало того, Гиб, оказывается, чуть ли контролировал некоторые сферы общественной жизни города, которые, на ее взгляд, к нему не имели ни малейшего отношения.

И вот вместо того, чтобы радоваться неожиданной новости, она должна теперь с грустью размышлять над взаимоотношениями с мужем и нежелательном влиянии его отца.

Как же много сил уходит на все эти семейные дрязги! А ведь можно было бы бросить их на борьбу за справедливость, на защиту Лотти Линэм.

Кендал здорово намучилась, убеждая прокурора Горна отпустить миссис Линэм под залог, но, к ее удивлению, судья Фаргоу поддержал адвоката, что и решило исход всего дела. Никто из родственников не оказал ей никакой помощи и поддержки, но миссис Линэм удалось раздобыть необходимую сумму под залог имущества, доставшегося после смерти мужа.

Стратегия защиты выглядела не очень убедительно. Направляясь к Лотти, Кендал надеялась на какую-нибудь дополнительную информацию. Возможно, ей вспомнится нечто такое, что заронит сомнение в душах присяжных, заставит поверить в то, что она просто защищалась. Самозащита – вот их единственный козырь.

Кендал не питала никаких иллюзий относительно предстоящего суда. Это чрезвычайно сложное дело потребует от нее собрать воедино все свои душевные и физические силы, все мастерство и ораторское искусство.

При одной лишь мысли об этом у нее сразу же заныло под лопаткой.

Не хотелось бы предстать перед своей подзащитной растерянной и беспомощной. Она резко тормознула и остановилась на обочине узкой улочки. Дом миссис Линэм находился совсем близко, и Кендал решила прогуляться, что в теперешних обстоятельствах благотворно скажется на здоровье ее ребенка.

Девушка вышла из машины. Деревца по обеим сторонам дороги уже радовали глаз свежей зеленью, значит, скоро весна. Это многообещающее обновление, наряду с мечтами о будущем ребенка, подняло настроение, придало сил и молодости. Она должна преуспеть, и не столько ради карьеры, ради профессионального роста, сколько ради себя самой, своих личных мотивов и устремлений. Оказавшись в Проспере, она затеяла грандиозную игру. И сейчас не имеет права проиграть.

Подгоняемая этими думами, Кендал ускорила шаг и вдруг остановилась как вкопанная. На площадке перед домом миссис Линэм рядом с ее машиной стоял другой, очень знакомый автомобиль.

Что здесь понадобилось Мэту, подумала она.

Может, он звонил ей в офис и она предупредила, что собирается навестить миссис Линэм? Или он решил поприсутствовать при этом разговоре и разжиться материалом для статьи, на которой вчера настаивал?

Нет, не может быть. Мэт еще не предоставил ей список обещанных вопросов. Вряд ли он станет действовать за спиной и приступит к расспросам миссис Линэм, прежде чем Кендал сориентирует ее.

Но если в присутствии ее мужа в этом доме среди белого дня нет ничего странного, то к чему ей прятаться за углом и ломать себе голову? Почему бы не войти в дом и не увидеть все собственными глазами?

Пока она раздумывала, на пороге дома показались Мэт и Лотти. Дверь широко распахнулась и они остановились на веранде. Одной рукой Мэт держал за петельку свой пиджак, перекинув его через плечо, а другой обнимал за талию Лотти.

Кроме великоватой ночной сорочки, белоснежной, немного старомодной, с кружевными оборочками, едва прикрывавшими колени, на ней ничего не было. Не замечая упавшей с плеча лямочки, с обнаженной белой грудью, она прильнула к мужчине, покорно поникнув головой. Казалось, они слились в единое целое.

Они сделали всего лишь несколько шагов, как Лотти порывисто обернулась и бросилась к нему на шею. Он выронил пиджак и заключил ее в объятия. Лотти обвила его за шею.

Он, нетерпеливо поглаживая ее бедра, привлек женщину к себе. Она привстала на цыпочки, чтобы предоставить ему свободу действий. Мэт всем телом приник к ней. Она снова склонила голову ему на грудь. Он, задыхаясь, простонал ее имя. И они слились в страстном поцелуе, даже не пытаясь сдерживаться.

Глава двадцатая

– Что ты сделала с волосами, черт возьми?

– Кендал только что вышла из ванной и невольно коснулась рукой затылка, где совсем еще недавно красовались роскошные локоны, а сейчас абсолютно ничего не было.

– Жара на дворе, – объяснила она, как ни в чем не бывало, – волосы все время слипаются, голова потеет. Просто все это мне страшно надоело. – Женщина взглянула на него, прямо на его макушку, где все еще оставалась проплешина от многочисленных ран. – Кроме того, посмотри-ка на свою голову. Не тебе об этом говорить.

Она, конечно же, права, ее прическа намного лучше. Но Джон понял, в чем дело. После того как во всех газетах появились ее фотографии, остричь волосы казалось единственным шансом сохранить инкогнито и не попасться в лапы первому встречному полицейскому. Вероятно, к тому же ее фотографию уже показали по телевидению. Несомненно, Кендал надеялась, что в таком виде останется неузнанной.

– Ребенок заплакал, – заметил он, прислушиваясь. Кендал, обойдя его, тотчас исчезла за дверью маленькой комнаты, где обычно спал Кевин.

– Что случилось, Кевин? А?

– Думаешь, он тебя сейчас узнает?

– Он узнает по голосу. – Она вытащила малыша из кроватки и положила на бюро, служившее ныне столом для пеленания. – Малыш, ты мокрый? И поэтому плачешь?

Сзади послышался стук костылей. Джон приблизился и стал за ее спиной. Не обращая на него никакого внимания, она спокойно пеленала ребенка.

– Он, оказывается, обрезан, – заметил Джон.

– Угу.

– Из религиозных соображений?

– Не только. Просто мы с тобой так договорилиеь.

– Почему?

– Не знаю, – равнодушно откликнулась Кендал.

– Чего я хотел: чтобы он походил или не походил на меня?

– Что ты имеешь в виду?

– Я обрезан или нет?

У нее вырвался вздох удивления:

– А сам ты разве не знаешь?

– Я-то знаю, – произнес он и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза. – А ты?

Если бы сейчас в нее выстрелили, она бы, наверное, удивилась меньше. Она затаила дыхание, но через секунду уже пришла в себя и даже кашлянула коротким смешком:

– Чепуха какая-то. – Она отвернулась, но он крепко схватил женщину за руку и снова повернул к себе.

– Ну так что? Обрезан я или нет?

– Мне бы не хотелось, чтобы ты проверял меня таким образом, – ушла от ответа Кендал.

– А мне не хотелось бы, чтобы ты все время врала мне. Ты утверждаешь, что являешься моей женой. Жена может многого не знать, но обрезан ее муж или нет, ей должно быть известно.

Он говорил удивительно спокойно, но с таким нажимом, что казалось, выдавливал каждое слово. И при этом неотрывно смотрел ей в глаза.

– Ну и что? Мы всегда занимались любовью при выключенном свете?

– Конечно же, нет.

– А мы принимали душ вместе?

Кендал попыталась отвести взгляд, освободиться, но он крепко держал ее за руку. Она искоса посмотрела на него:

– Иногда.

– Значит, ты помогала мне мыться. Ласкала меня. – Он поднес ее ладонь к своим губам и нежно к ней прикоснулся. – Клянусь, ты хорошо знаешь, как возбудить меня, чтобы кровь стыла в жилах, – проговорил он ей прямо в ладонь.

Кендал почувствовала, как у нее внутри все сжал ось. Она пыталась перевести дух, но во рту все пересохло. В ушах звенело, гулко билось сердце.

– Да, ты никогда не жаловался, – тихо произнесла она.

– В таком случае вопрос не должен озадачить тебя.

– Конечно.

– Ну так ответь мне.

– Это глупо.

– Доставь мне такое удовольствие.

Она знала, что ответит сухими хриплым голосом, но не могла смолчать. Он ждал, и ответ ее должен быть правильным.

– Ты обрезан, – с трудом выдавила она.

Джон еще некоторое время держал ее за руку, прежде чем разжать свою мертвую хватку. Кендал чуть не рухнула на пол от облегчения, пытаясь унять жуткое головокружение, ведь он предоставил ей лишь временную передышку.

Быстро подхватив Кевина, она чмокнула его на ночь и положила в кроватку. Затем, аккуратно прикрыв одеялом, выключила свет.

Женщина уже собиралась выйти из комнаты, как вдруг заметила, что он по-прежнему стоит рядом. Она вопросительно взглянула на него. Он тотчас приблизился и обнял ее за плечи. Взгляд его скользнул по ее остриженным волосам.

– Скажешь, зачем ты это сделала?

– Неужели настолько ужасно? – виновато спросила она.

– Ну по сравнению с тем, что было раньше, это просто кошмар. Итак, зачем ты обрезала свои волосы? – настойчиво повторил он.

– Я же тебе уже сказала…

– Ты сказала мне неправду, Кендал. Если от волос у тебя так сильно потела голова или шея, ты могла бы забрать их в пучок. А ты постриглась. Почему? ~ Он смотрел на нее своим испытующим, пронзительным взглядом. – Ты собиралась сегодня уехать, признавайся?

– Нет!

– Прекрати лгать. Раз уж ты не можешь не лгать, лучше молчи. – Джон привлек ее к себе и неожиданно крепко обнял. – Потому что я начинаю хотеть, чтобы твоя ложь оказалась правдой. Я так сильно хочу тебя, что начинаю верить в твою ложь. Я хочу, чтобы ты была моей. Хочу… О, черт возьми. – Он горячо и жадно поцеловал ее.

Кендал не противилась и позволила себе ответить на поцелуй. Внезапно ее пронзило неожиданное открытие – все эти дни она, по всей видимости, хотела его так же страстно. Сперва она побаивалась и презирала его. Ей застило глаза и она не разглядела в нем мужчину, в конце концов, просто человека. Но, прожив с ним какое-то время под одной крышей, проспав рядом с ним в одной постели, она не могла больше отрицать его мужественности. Кендал убедила себя, что выработала надежный иммунитет к желаниям плоти, несмотря на его необычайную привлекательность. На самом деле это было не так, она ошиблась.

Даже будучи совершенно беспомощным, он поражал ее силой духа, потрясающей волей к жизни. Невозможно было устоять перед этой мощью, – хотя сам он, возможно, увлекал ее неосознанно.

С каждым днем, с каждым часом они неотвратимо приближались друг к другу. Неизбежное с самого начала чувство целиком поглотило ее. Безотчетно влекомая им, она наконец уступила, приблизилась к нему вплотную в поисках его объятий. Он застонал от наслаждения и прикоснулся к ее груди.