Главный свидетель

– Посидишь как наблюдатель, – бросил Пепердайн небрежно, когда они направились к офису, где их уже ожидала Кендал. – Не исключено, что тебе это покажется интересным. Кроме того, хорошо бы установить, говорит ли она правду или выдает фантастическое нагромождение лжи. Уверен, ты уже догадываешься, что она не лжет.

– Пожалуй, но пусть попробует заполучить на свою сторону присяжных, поскольку ее показания кажутся более чем невероятными.

– Уж больно ты хладнокровен, дружески сказал Пепердайн, – но в сущности, куда строже и циничнее любого из совета присяжных. Если ей удастся убедить в своей правоте тебя, считай, руки у нас развязаны.

– Я же не работаю в федеральном агентстве, – напомнил ему Джон у самой двери.

Пепердайн взялся за ручку, иронично взглянув на Джона, бросил:

Ерунда это все, – и толчком распахнул дверь.

Глава двадцать седьмая

Она сидела в полном одиночестве, спокойная и невозмутимая, отклонив услуги адвоката и заявив, что готова вести разговор самостоятельно.

Сын ее находился на попечении другого агента. Кендал не дрогнула даже тогда, когда Пепердайн предъявил ордер на задержание.

– Однако в соответствии с ордером мне предлагается выступить в качестве свидетеля.

– А Вы чего, собственно, ожидали? – спросил Пепердайн. – Может быть, ордера на арест по обвинению в убийстве?

– Он умер?

– Мэт Бернвуд? Нет.

Она сжала губы, но Джон так и не понял – то ли испытав безмерное облегчение, то ли, наоборот, намереваясь собраться с силами.

– Я думала, что убила его.

– Если мистеру Бернвуду предъявят обвинение не в соответствии с вашими показаниями, я на его месте предпочел бы умереть.

Она необдуманно наморщила лоб, словно не до конца осознавая происшедшее:

– Стойте! Что-то я не пойму. Вы что, хотите сказать, что Мэта арестовали, предъявив обвинение?

– Его, его отца и многих других, кого вы указали как членов заговорщицкой группы. – Пепердайн положил перед ней список фамилий. – Обвинения же самые разные – от создания тайной организации до прямого участия в убийстве первой степени. С тех пор как к процессу подключились окружной судья и прокурор, дело обстоит примерно таким образом. Как видите, миссис Бернвуд, многие из названных вами находятся в заключении. И всем им отказано в освобождении под залог.

– Просто не верится, – тихим голосом произнесла Кендал. – Неужели в конце концов кто-то внял моим призывам?

– Вашим призывам вняли бы с самого начала, если бы вы обратились, куда и к кому следует. – Пепердайн присел на краешек стола. – Кое-кто из крупных юристов давно уже почуял, что в Проспере творится что-то неладное. Слишком уж многие заключенные умирали в тюрьме при не выясненных якобы обстоятельствах. И слишком много травмированных в результате несчастных случаев. Приговоры же большей частью оказывались неоправданно суровыми.

– Так, значит, расследование уже велось?

– И гораздо раньше, чем вы стали выступать там в качестве общественного защитника, – отозвался Джим. – В Проспере работал наш человек под вымышленным именем и легендой. Но прежде чем ему удалось собрать неопровержимые улики на активных заговорщиков, он вдруг неожиданно и бесследно исчез.

Пепердайн открыл одну из папок и протянул Кендал фотографию:

– Полагаю, вы его узнаете.

– Господи, это же Бама!

Пепердайн взглянул на Джона. Джон кивнул. Женщина воскликнула с неподдельным удивлением.

– В ту ночь, когда я стала свидетелем чудовищного убийства Майкла Ли, я обнаружила его останки. Он к тому времени отсутствовал уже с неделю.

– и до сих пор не найден, насколько я знаю. Мы обыскали метр за метром всю территорию, о которой вы упоминали в своих телефонных рапортах. Как вы думаете, вам удастся обнаружить место его погребения?

– Очень сомневаюсь. Прошло уже больше года. И темень тогда стояла непроглядная. Я заблудилась и перепугалась до смерти. В буквальном смысле наткнувшись на его тело, я потом вынуждена была бежать, чтобы спастись. Даже если мне удастся вывести вас на то самое место, останки, ДОЛЖНО быть, давно расхищены животными.

– Тем не менее мы, возможно, отыскали бы хоть какие-то улики.

Она зажала рот ладонью, чтобы унять дрожащие губы:

– Не могу поверить, что Бама и в самом деле работал на ФБР.

– Его звали агент Роберт Маккой. Должно быть, он поплатился жизнью за свою ошибку.

– Совсем не обязательно. Просто „Братство“, вполне вероятно, проводило так называемую весеннюю чистку с целью очистить город от нежелательных элементов. Это послужило достаточно веской причиной избавиться от него.

Кендал поднялась и подошла к окну. Скрестив руки на груди, она немного приподняла плечи и застыла в таком положении чуть покачиваясь, словно защищаясь от кого-то. Джон заметил в глазах ее страх и беззащитность.

Вместо слов у нее вырвался какой-то шелест:

– Вы даже представить себе не можете, на что „они“ способны.

– Да нет, в принципе мы себе представляем, – вмешался Пепердайн. – Помните издателя, работавшего в газете вашего мужа?

– Я только однажды встречалась с этим господином. Он неожиданно умер, еще во время нашей с Мэтом помолвки.

– Вряд ли он умер естественной смертью, как об этом гласило официальное заключение. Похоже, он не разделял идеи вашего мужа. Мы произвели эксгумацию трупа, чтобы узнать истинную причину его смерти. Теперь видите, мадам, мы хорошо понимаем, с кем имеем дело, – мрачно усмехнулся Пепердайн.

– У меня есть основания полагать, что и у вас в ФБР работают их люди. Агент Брэддок…

– Находится в тюрьме вместе с прочими. Мы позаботились и об этом.

– Правда? Вы что, считаете, что он у вас такой один-единственный? Сколько членов „Братства“ просочилось в вашу контору – вам известно? – Она невольно, повысила голос, выдавая снедавшую ее тревогу. – Начни я давать против них показания, они постараются меня убрать. Какой-нибудь способ да изыщут!

– Мы предоставим вам бессменную защиту, – Пепердайн указал на Джона, но Кендал бросила на него такой взгляд, что тот понял: она не видит в нем надежного охранника.

– Вы не в состоянии. Независимо от того, какие меры вы примете, их все равно окажется недостаточно.

– Ваши показания имеют для нас чрезвычайную ценность, миссис Бернвуд.

– Кто еще выступит со свидетельскими показаниями против „Братства“? – Пепердайн несколько замешкался с ответом, и она презрительно фыркнула: – Значит, я у вас одна? И вы надеетесь выиграть дело на основании только моих свидетельств? Да их адвокат просто камня на камне от этих сведений не оставит. К примеру, заявит, что я придумала всю эту несусветную чушь только для того, чтобы поквитаться со своими врагами.

– А как насчет Мэта Бернвуда? Он тоже ваш враг? – Пепердайн задал непростой вопрос. В соответствии с полученной информацией, женщина намеревалась вышибить парню мозги хрустальной вазой. Джон уже давно сгорал от любопытства, отчего?

– Так вы намерены давать показания против него, миссис Бернвуд?

– Да, намерена – в самом деле. Правда, я не видела его среди прочих во время казни Майкла Ли. И своего свекра тоже. Но все-таки они там были. Я в этом уверена.

– Мы, со своей стороны, тоже в этом не сомневаемся. – Пепердайн заглянул еще в одну папку. – „Братство“ не осмелилось бы на ритуальное убийство в отсутствие Гиббонса Бернвуда, его основателя и главного мага.

Кендал глубоко вздохнула и хрипло заметила, как бы про себя:

– Мне следовало бы и самой догадаться.

– Знаете ли вы что-нибудь о прошлом вашего свекра?

Кендал привела несколько фактов, затем спросила:

– Немного, кажется, правда?

Пепердайн начал читать вслух кое-какие документы из толстенного досье, которое агент завел на Гиба Бернвуда.

– Отец его был морским пехотинцем во время второй мировой войны и служил на юге Тихого океана. Он и еще несколько человек вызвались добровольцами на одно рискованное предприятие. В течение первой недели в деле погибли все, кроме отца Гиба, но он выжил и ухитрился еще восемь месяцев просуществовать на крошечном островке, захваченном японцами, питаясь сырой рыбой, которую ловил собственными руками. Отец Гиба умудрился прикончить пятьдесят вражеских солдат и уйти невредимым. Когда же американцы снова захватили островок, его на корабле отправили домой и с большой шумихой провозгласили героем. Он сильно затосковал, что война кончилась, прежде чем ему удалось снова вернуться на фронт. Серым октябрьским днем 1947 года он методично почистил винтовку, затем вставил дуло в рот и большим пальцем ноги нажал на спуск.

Несмотря на самоубийство отца, юный Гиб Бернвуд сотворил из своего родителя самого настоящего кумира и во всем желал ему подражать. Он также поступил в морскую пехоту и даже успел повоевать в Корее, но война окончилась слишком быстро, что оставило в душе молодого человека острое чувство неудовлетворенности. Когда же подоспела вьетнамская война, оказалось, что по Возрасту Гиб для непосредственного участия в боевых действиях не годится. Таким образом, он пропустил самую главную драчку второй половины века, а раз так – решил начать свою личную войну и следил за тем, чтобы и Мэт шел по его стопам.

Как и отец, Гиб записался в члены ку-клукс-клана, но в начале шестидесятых с кланом расстался. Очевидно, методы клана показались Гибу слишком мягкими. Он решил создать собственную организацию – небольшую группу последователей, преданных лично ему, Бернвуду – это давало возможность Гибу ни перед кем не отчитываться. Мы считаем, что „Братство“ возникло в середине шестидесятых. Естественно, Мэт воспитывался в соответствующих традициях, дабы со временем возглавить организацию, созданную отцом.

Мы следили за ним в течение тридцати месяцев, но не имели ни одного свидетельского показания против Гиба лично. Так кое-какие косвенные улики – и все. Вы наш единственный шанс добраться до этого парня. Если мы его достанем как следует, то остальные повалятся как костяшки домино.

В течение всего монолога Пепердайна Кендал ни разу не раскрыла рта. Но когда он отложил досье Гиба, изрекла:

– Вы тем не менее не в силах доказать, что они с Мэтом принимали участие в казни Майкла Ли. В запасе у них оказался целый год, чтобы уничтожить всякого свидетеля и любую улику. Хороший адвокат – а уж Мэт и Гиб наймут самого лучшего – в два счета докажет, что все мои показания не более чем месть Мэту за то, что тот изменил мне с одной из моих же клиенток.

– у него был роман с одной из подзащитных?

– Да.

Пепердайн в растерянности моргнул, почесал в затылке и с надеждой глянул на Джона.

– Джим, полагаю, что она права, – откликнулся последний. – Стоит только этой истории выплыть в суде, как свидетельница покажется присяжным просто зловредной бабой, а это здорово отразится на впечатлении от ее показаний.

– Господи…

– Да это не столь уж важно, мистер Пепердайн, – буркнула Кендал сердито. – Вся наша беседа вообще лишена смысла. Прежде чем дело дойдет до суда, я буду лежать в гробу. „Братство“ и существует целых тридцать лет только потому, что его члены и члены их семей хранят организации абсолютную верность. Вы что, в самом деле думаете, что они позволят мне жить?

Я видела, как они кастрировали и распяли на кресте чудесного молодого человека только потому, что он, будучи выходцем из Азии, осмелился поухаживать за дочерью одного из них. Мое преступление в тысячу раз хуже. Даже если я откажусь выступать в суде, они все равно постараются прикончить меня за предательство. Они без жалости расправятся со мной, не сомневаясь в собственной правоте, поскольку – и это самое страшное – они полагают, что Бог на их стороне. Они, видите ли, существа избранные, и все якобы делают во имя Божье. Они пели гимны, пока Майкл Ли истекал кровью. В соответствии с их кодексом, я – отступница и убить меня – во истину святое дело. Хорошо, предположим, что те улики, которые предоставите суду вы, и мои показания – показания, так сказать, обманутой жены – даже в совокупности окажутся недостаточно убедительными для вынесения обвинительного приговора, и они выйдут на волю. Если Мэт и не убьет меня, то вполне сможет притянуть к суду о неоправданном побеге матери семейства и тогда, может статься, ему передадут права опеки над Кевином.

Пепердайн хмыкнул:

– Возможно, вы не в курсе, миссис Бернвуд, но ваш муж уже добился развода и в качестве причины выдвинул нападение на его персону.

– Потому что я защищалась, когда ударила его? Тот пожал плечами:

– Он заявил свои претензии. Поскольку вы не явились в суд в течение определенного времени, то суд вынес решение в одностороннем порядке.

– Судья Фаргоу?

– Он самый.

Джон наблюдал за ее реакцией на сообщение о том, что официально она уже не является женой Мэта Бернвуда: Он с полной уверенностью заключил, что это известие не слишком ее опечалило, хотя Кендал и насупилась.

Следующий вопрос объяснил причину ее поведения.

– Мой бывший муж знает о Кевине?

– Только не от нас, – сказал Пепердайн. – До сего момента мы не знали, что у вас есть ребенок. Разумеется, не исключено, что он узнал об этом из другого источника.

Кендал уселась поудобнее и поглубже, оперлась о подлокотники и принялась раскачиваться взад и вперед:

– Он ни перед чем не остановится, чтобы убрать меня, а Кевина превратить в послушного адепта „Братства“. Нет, – заявила она взволнованно, – я не вернусь назад. Ни за что.

– Вам так же, как и мне, очень хорошо известно, что у вас нет другого выхода, миссис Бернвуд. Вы покинули место, где было совершено несколько тяжких преступлений. Незаконная попытка избежать дачи свидетельских показаний также относится к разряду федеральных преступлений. В соответствии с утвержденным графиком вам придется предстать перед судом магистрата в течение получаса. Судья, в свою очередь, вынесет решение о необходимости задержать вас как главного свидетеля и вернуть – с соответствующей охраной – в то самое место, где были совершены преступления. Вы, разумеется, сохраняете право взять себе адвоката, если хотите.

– Я неплохо владею законодательством, мистер Пепердайн, – холодно произнесла Кендал. – И собираюсь впредь обходиться без адвоката.

– Мы согласны полностью отказаться от обвинений в ваш адрес, если вы поможете нам прищучить этих парней. – Он сделал небольшую паузу, дабы выслушать возражения, но она промолчала. – Ведь когда вас везли сюда, вы думали, что вам предъявят обвинение в убийстве. Мне кажется, вы должны испытывать в некотором роде облегчение.

Она печально покачала головой:

– Вы не понимаете. Они сделают все, чтобы меня убить.

– Мы отправляемся сегодня же вечером, – коротко бросил Пепердайн.

Джон знал, что его друг в значительной степени разделяет тревогу женщины, но как человек подневольный вынужден подчиняться законам своего учреждения. Пепердайн ведет дело, которое следует довести до конца, и волей-неволей придется смириться.

– Выезд назначен на три часа, – добавил он. – Вас перевезут в округ Колумбия на конспиративную квартиру, где вы и подождете суда. Я сопровождаю до Далласа, а там женщина-охранник и мистер Макграт возьмут на себя труд сопроводить вас до места назначения.

Джону показалось, будто земля уходит у него из-под ног. Он вывел Пепердайна в коридор и сердито поинтересовался: – Что ты имеешь в виду?

– Что я имею в виду?

– Как при кажешь понимать твои слова, что мне придется сопровождать эту женщину до места назначения? Мне?

На лице Пепердайна отразилась сама невинность. – Таково задание, Джон.

– Не мое это задание. С тобой приказано ехать Стюарту, а не мне. Он, видишь ли, в последнюю минуту заболел и послали меня.

– Что ж. Такова, видно, твоя судьба.

– Джим, – произнес он, хватая приятеля за рукав, дабы как-то привлечь его внимание. – Я не знал, что у нее ребенок.

– Мы все удивлены не меньше тебя.

– Я не могу принять на себя такое дело. Это… это сведет меня с ума. Ведь ты-то знаешь.

– Ты что, испугался?

– Ты просто читаешь мои мысли.

– Ребенка что ли испугался?

Фраза резанула его слух. Тем не менее это была чистая правда.

– То, же знаешь, что мне пришлось пережить после неудачи в Нью-Мексико. Меня до сих пор мучают кошмары по ночам.

Меньше всего на свете Джон хотел, чтобы Пепердайн поднял его на смех за дикий, ничем не оправданный страх. И тот, уловив состояние приятеля, сжалился над; ним, но все-таки попытался урезонить.

– Послушай, Джон, я смотрел, как ты вел переговоры с такими подонками, которых свет не видывал. И тебе удалось уговорить террористов сложить оружие, хотя те искренне верили, что, сдавшись, никогда не попадут в рай. Вот как ты умеешь убеждать!

– Ну, было однажды. И больше не повторил ось. – Подумаешь, выдался один неважнецкий денек, так ты и нос повесил.

– Один неважнецкий денек? Оказывается, все, что тогда произошло, можно так вот просто назвать – один неважнецкий денек?.

– Я не собираюсь нисколько приуменьшать случившееся. Но никто тогда не подумал, что ты виноват. Никто, Джон. Разве ты мог предположить, что этот псих и в самом деле исполнит свою угрозу.

– Не мог, а должен был, Джим. Скажешь, нет? Ведь именно ради этого меня учили и тренировали. Ради этого обзавелся при ставкой „доктор философии“ перед своей фамилией. Подразумевается, что я всегда должен знать, когда давить, а когда и шаг назад сделать.

– Ты – один из лучших в нашей конторе, Джон. И нам по-прежнему тебя не хватает. Когда-нибудь, я уверен, настанет день и ты простишь себе то, что случилось в Нью-Мексико, и вернешься. – Пепердайн положил ему руку на плечо. – Слушай, у тебя стальные нервы. Скажи мне теперь, только взгляни реально, чем может навредить кро-о-ошечный – уги-пути – ребеночек?

Глава двадцать восьмая

Когда они поднимались по трапу самолета в Денвере, у Джона появилось ощущение неминуемой беды. Как ни старался, он не мог отделаться от мысли, что это путешествие закончится плохо.

Теперь, уже много времени спустя, лежа в постели, которую он делил со своей подопечной, и принимая во внимание, что у него сломана нога, на голове красуется шрам, и он только что излечился от амнезии, Джон задался вопросом, что же можно было сделать, дабы предотвратить лавину обрушившихся событий.

Вряд ли удалось избежать всего этого – пусть и не состоялся бы тот злополучный перелет. Пепердайн определенно решил бы, что у друга поехала крыша, если бы он, как поначалу и хотелось, отозвал агента в сторону и сообщил прямо там, на летном поде, что он нюхом чует полный правал. Мол, необходима иная стратегия.

Пепердайн должен был выйти в Далласе, в то время как Джону и его партнерше – Руги Фордхэм – приятной даме-охраннику испанского происхождения, предстояло сопровождать миссис Бернвуд и ее ребенка в Райли-Дархэм, а оттуда на другом самолете до округа Колумбия. Такой вот, значит, маршрут.

Однако вмешалась судьба.

Сразу же после вылета из денверовского аэропорта у Кендал начались мучения с ушами. Охранница Фордхэм обратилась за объяснениями к стюардессе, которая постаралась убедить женщину, что на заданной высоте неприятные ощущения исчезнут. Но боль не проходила.

В течение всего полета Кендал неимоверно страдала. Почувствовав, что матери плохо, забеспокоился и захныкал ребенок, а потом и вовсе заплакал. Сидя через проход, Джон покрепче ухватился за подлокотники и взмолился, чтобы дитя наконец успокоилось. Но чем дольше возносил Джон молитву Создателю, тем громче ревел мальчик.

– Может, заказать что-нибудь выпить? – участливо спросил Пепердайн, заметив бисеринки пота, выступившие на лбу Джона.

– Я на работе.

– Плюнь ты на правила. Ты аж позеленел весь.

– Я в порядке. – На самом деле Джон лгал. Он старался сосредоточиться на чем-то другом – стал, например, считать заклепки на потолке салона, чтобы не реагировать на детский крик.

Пробежка по летному полю длилась ужасно долго, как показалось Джону, почти столько же, сколько и сам перелет. Поэтому, когда самолет наконец остановился, Джон растолкал локтями пассажиров и устремился к выходу, до такой степени ему хотелось выбраться. В здании аэропорта охранница Фордхэм сразу же отвела Кендал в женскую комнату. Пепердайну пришлось взять ребенка на руки, хотя в роли няньки он выглядел не самым лучшим образом. В любой другой момент Джон злорадно бы ухмыльнулся, глядя на неуклюжие движения приятеля-холостяка, но сейчас оказался не в состоянии изобразить даже некое подобие улыбки.

– Этот парень, ее муж – как он выглядит? – поинтересовался Джон. В сущности, ему было наплевать, он спрашивал просто так, чтобы отвлечь себя от мыслей о ребенке, который буйствовал в руках Пепердайна.

– До сих пор не имел удовольствия с ним познакомиться. – Неожиданно ребенок замолчал. Пепердайн продолжал его неуклюже укачивать – вверх-вниз, вверхвниз. – Насколько я понимаю, Мэт Бернвуд своего рода белый супермен в прекрасно сшитом костюме-тройке. Красив, получил хорошее воспитание и образование. К тому же прекрасно владеет огнестрельным оружием и знает приемы восточных единоборств. И еще – самый настоящий фанатик, который верит, что его папаша запросто беседует с Господом. Гиб командует: прыгай! – и Мэт прыгает. – Пепердайн чуть помедлил, а затем добавил: – Короче, это чрезвычайно опасные подонки, которые не, остановятся ни перед чем, когда запахнет жареным.

Джон бросил в сторону Пепердайна тревожный взгляд. – А ведь она права, – словно угадав, о чем подумал друг, произнес агент. – Она и в самом деле практически обречена, особенно если этим парням удастся на нее выйти.

– Значит, сидением с ребенком работа не ограничится?

– До этого далеко. Что с того, что Бернвуды за решеткой? У них достаточно длинные и цепкие руки. Некоторых членов секты, скорее всего большинство, мы просто не знаем.

– Господи.

– Не отпускай ее ни на шаг. Подозревай всякого.

Спустя несколько минут появились женщины, и Кендал взяла ребенка из рук Пепердайна. Охранница Фордхэм выложила новость, в соответствии с которой приходилось полностью менять планы.

– Миссис Бернвуд не в состоянии продолжать полет и нуждается в медицинском осмотре.

– Не так давно я болела, – объяснила Кендал, возможно, инфекция затронула уши. Давление на борту самолета вызывает непереносимую боль.

Пепердайн повернулся к Джону:

– Это, друг мой, по твоей части.

Макграт повернулся к Кендал – пожалуй, они впервые посмотрели друг другу в глаза. Джон так и не смог бы с определенностью выразить, отчего он старательно избегал ее взгляда. Вероятно, боялся наткнуться на что-то такое, что неожиданно осложнило бы всю его дальнейшую жизнь.

Лайза исчезла навсегда. Пока он управлялся со своими делами и отсутствовал, она выехала из дома, прихватив все свое барахлишко да кое-какие его, Джона, вещи. Не оставила ни записки, ни номера телефона, никакой информации, где ее можно разыскать. Ну и ладно. Наплевать. Лишь одна только мысль мелькнула в голове Джона: он с удовольствием дал бы ей знать, как мало ее уход отразился на его жизни. Наоборот, с самого отъезда Лайзы он наслаждался одиночеством. На какое-то время он вообще решил избегать женщин.

Только вот эта женщина, Кендал, странным образом взволновала Джона…

Она смотрела ему прямо в глаза, не мигая. Именно тогда он впервые заподозрил, что женщина горазда на ложь, причем делает это мастерски. Слишком пристальный, неотрывный взгляд, как ни странно, выдает вранье. Такая демонстративная искренность вырабатывается многими часами тренировки.

Он догадался, что неожиданная боль в ушах послужила Кендал предлогом оттянуть путешествие. Она даже могла бы попытаться удрать, затесавшись в густую толпу пассажиров в далласском аэропорту.

Тем не менее, на случай если боль в ушах не являлась плодом воображения Кендал, Джону следовало отвести ее к врачу и взять билеты на более поздний рейс.

За пределами здания аэропорта Пепердайн распрощался с ними. Он дружески хлопнул Джона по спине:

– Не горюй, парень.

– Чтоб тебя, – пробормотал Джон. Его приятель расхохотался и взмахом руки подозвал свободное такси.

Джон тоже забрался в машину, водитель которой еле-еле говорил по-английски, и тут же жестом пригласил обеих женщин с орущим малышом. Используя только ключевые слова, красноречивую мимику и выразительнуюже стикуляцию, ему удалось-таки убедить сконфуженного шофера доставить их в ближайший госпиталь.

Автомобиль остановился у ворот здания, и охранница Фордхэм осталась в приемном покое с ребенком на руках, Джон же сопроводил Кендал в смотровой кабинет. Сестра измерила ей давление и температуру, задаланесколько дежурных вопросов и вышла, оставив их наедине.

Кендал присела на краешек стола, а Джон, засунув руки в карманы и повернувшись к женщине спиной, принялся изучать цветной плакат на стене, изображавший систему кровообращения человека.

– Вы боитесь, что я убегу?

Джон тут же обернулся:

– Извините?

– Вы что, пришли сюда со мной, потому что считаете, что я способна удрать через черный ход? – Джон ничего не ответил, да ему и сказать-то было нечего. Женщина тихонько рассмеялась. – Вы что же думаете, что я брошу своего ребенка?

– Откуда мне знать? А вы в самом деле его не оставите?

Лицо женщины мгновенно напряглось.

– Нет, – бросила она коротко.

– Я призван вас охранять, миссис Бернвуд.

– А потом доставить местным властям Южной Каролины.

– Именно.

– Возможно, именно там меня и убьют. Вам не кажется, что в этом есть какая-то ирония. Вы станете охранять мою жизнь, но доставите на то самое место, где ей будет угрожать величайшая опасность?

Разумеется, Джон и сам все отлично понимал. Но, черт возьми, он всего-навсего выполняет свою работу. И платят отнюдь не за то, что он анализирует все „за“ и „против“ этого дела.

– Пока вы под моей опекой, я должен постоянно находиться рядом, – бесстрастно отозвался он.

Вошедший врач первым делом с любопытством воззрился на Джона.

– Вы мистер Бернвуд? – спросил он, исходя из документа, который только что заполнила Кендал.

Тот протянул врачу удостоверение.

– Офицер полиции? Охранник? В самом деле? Это ваша пленница? Интересно, что она натворила?

– В самолете у нее заболело ухо, – с металлом в голосе произнес Джон. – Вы собираетесь наконец ее осматривать?

Доктор выслушал сердце и легкие, осмотрел гланды, упомянув, что они слегка воспалены, а затем проверил ушные раковины. Закончив осмотр, доктор с уверенностью подтвердил, что у женщины… в самом деле воспалены пазухи за обеими барабанными перепонками.

– Она может продолжать полет? – уточнил Джон.

– Ни под каким видом. По крайней мере, если не хотите, чтобы у пациентки лопнули барабанные перепонки.

Он поджидал в коридоре, пока сестра делала Кендал инъекцию антибиотика. Наконец она появилась. По дороге назад она здорово озадачила Джона:

– А вам, наверное, показалось, что я лгу, не так ли?

– Действительно, мне приходило это в голову.

– Вот уж не стала бы никогда обманывать, если ложь легко обнаружить.

– Вы намекаете, что при бережете вранье для случая, когда обнаружить его будет не так-то просто?

Женщина остановилась и повернулась к нему:

– Совершенно верно, мистер Макграт.

– Ничего особо страшного не случилось.

– Легко сказать, – заметил Джон, которому уже порядком надоели банальности Пепердайна. – Не тебе ведь пилить тысячу миль на автомобиле.

Зарезервировав в мотеле комнату для двух женщин и ребенка, Джон прибыл с докладом к Пепердайну, который координировал операцию по перемещению миссис Бернвуд в окружной офис шерифа Колумбии.

– Ничего не поделаешь, Джон, – примирительно заметил Пепердайн. – Врач говорит, что ей нельзя летать еще с месяц. Не можем же мы столько ждать. В конце концов на это уйдет не больше трех дней.

– Я мог бы домчать и за два.

– Один, без пассажиров. А тут еще ребенок. Твоя норма – около трехсот миль в день. Не развлекательная поездка, конечно, но и все когда-нибудь кончается.

Не обращая внимания на недовольство Джона, Пепердайн вручил ему маршрутный лист, а также карту автомобильных дорог:

– Отправляетесь утром и делаете остановку на ночь в Мунро, штат Луизиана. На следующую ночь останавливаетесь в Бирмингеме, ну а на следующий день двигай прямо до Колумбии.

– Да произойдет ли это когда-нибудь? – поинтересовался Джон. – По крайней мере, Рути Фордхэм, кажется, неплохо себя чувствует, – добавил он, стараясь взглянуть на поездку с другой стороны, если таковая, конечно, имеется. – Она отлично поладила и с матерью, и ее ребенком.

– Пусть она постоянно находится с миссис Бернвуд и ее ребенком. Ты же должен все время подстраховывать женщин и занимать комнату рядом.

Джон взглянул на путевой лист:

– Не нравится мне эта затея, вот что. Как думаешь, не выкинет ли она что-нибудь эдакое, из ряда вон?

– Бежать что ли, попытается?

– Уж очень она напугана, Джим.

Пепердайн осклабился:

– Что, понаблюдал за ней, что ли? Не смог отказать себе в таком удовольствии?

– Да здесь никакого анализа и не требуется. Любом идиот сразу увидит, что она не в себе от ужаса.

– Никуда ей не деться. Как, скажи на милость, она справится с вами двумя и удерет с ребенком на руках? Как?

– Может, ты и прав, но у этой дамочки мозги что надо. Должен сказать тебе и еще кое-что. Она лгунья.

– Лгунья? – с ухмылкой переспросил Пепердайн.

– О чем это ты?