Главный свидетель

Потом он добавил, как будто раздумывая:

– Полагаю, персонал женского пола задействовали, чтобы обеспечить миссис Бернвуд соответствующие условия для ухода за ребенком.

Гиб и Мэт переглянулись, а потом как по команде вскочили со стульев. Гиб ощутил истинное удовольствие, заметив тревогу в глазах адвоката, когда ухватив того за пахнущий лавандой галстук, поволок его из-за стола.

– Что вы сказали?

Тюремщик уже вбегал в комнату, на ходу расстегивая кобуру.

– Немедленно отпустить! – заорал он на Гиба. Гиб отпустил Ламара, который тут же безвольно опустился на деревянный стул, слегка отбив при этом свою костлявую задницу. Он, растерявшись, даже покрутил шеей, словно пытаясь определить на месте еще голова или нет.

– Все в порядке, – заявил он наконец охраннику, пригладив рукой растрепавшиеся волосы. – Мой клиент просто немного погорячился. Этого больше не повторится.

Охранник постоял, осмотрелся и, убедившись, что все пришло в норму и адвокату больше никто не угрожает, вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– У Кендал ребенок?

– Девочка или мальчик? И сколько ему?

Не отвечая на вопросы, Ламар смерил Гиба немигающим взглядом рептилии, затаив тем не менее злобу.

– Если вы еще хоть раз позволите себе дотронуться до меня, я просто уйду и больше не вернусь. А вас пусть поджаривают вместе с вашими краснорожими фашистскими недобитками. Надеюсь, вы понимаете, мистер Бернвуд.

От голоса зловещей прорицательницы, которым вдруг заговорил Ламар, у кого угодно мурашки бы побежали по коже, но только не у Гиба. Ведь Гиб – это вам „не кто угодно“ – он на голову выше всех прочих. Перегнувшись через стол настолько, чтобы оказаться нос к носу с долговязым адвокатишкой, он презрительно процедил:

– Только не пытайся угрожать, ты, расфуфыренный педик. Неужто ты полагаешь, что убил меня своими модными костюмчиками, прилизанными волосами и шелковыми галстучками. Да я на все это дерьмо плевать хотел. – С этими словами он вырвал из петлицы Ламара свежесрезанную гвоздику и с хрустом раздавил ее в кулаке.

– Так случится и с тобой, стоит мне только захотеть. А теперь расскажи-ка лучше подобру-поздорову все, что знаешь о моей невестке и ее ребенке, а не то я разорву тебе глотку вот этими самыми руками и использую ее куски как наживку для рыбы. Надеюсь, теперь ты понимаешь?

Квинси Ламар, известный своими способностями превратить свидетеля противной стороны в отбивную в фигуральном, конечно, смысле, – выпучил глаза от изумления. Он переводил свой обезумевший взор с Гиба на Мэта, а ледяное молчание последнего лишь усиливало впечатление от слов Гиба. Выдающееся адамово яблоко совершило судорожное путешествие вверх-вниз, дабы помочь Ламару снова обрести способность объясняться.

После некоторой заминки он продолжил:

– У миссис Бернвуд мальчик. – Он достал из атташе-кейса копию свидетельства о рождении ребенка и протянул ее Бернвудам. – Я полагаю, что ребенок…

– Ребенок мой, – уверенно заявил Мэт, увидев дату рождения. – Он мой!

Гиб обнял Мэта и похлопал его по спине.

– Я горжусь тобой, сынок. Есть в мире Божья справедливость, наконец-то у меня внук!

Однако их радость по поводу рождения наследника продолжалась недолго. Гиб с силой ударил кулаком по столу:

– Только как быть с этой шлюхой…

Мэт повернулся к Ламару:

– Слушай, ты. Мне нужен мой сын. Делай, что хочешь, только разыщи его, слышишь? Я получил развод, понятия не имея, что она беременна. Помимо того, что она хотела меня убить, помимо того, что сбежала, она еще и скрыла беременность. Думаю, тебе нетрудно будет добиться для меня кое-каких послаблений при усыновлении.

Ламар нервно глянул в сторону Гиба:

– Будьте же разумны, мистер Бернвуд. Вы обвиняетесь в стольких серьезнейших преступлениях. Разве не следует, прежде всего, приложить все усилия к тому, чтобы оправдаться, а уж потом заняться новой проблемой? Вопрос может оказаться спорным.

– Они не смогут доказать, что мы с отцом причастны к распятию китайца, как его там… Ли. Ничего они также не докажут в деле об исчезновении некого Бамы.

– Это обвинение инспирировано недавно, но оно ложно, как и предыдущее.

– „Некий“ Бама оказался агентом ФБР, – мрачно напомнил адвокат.

– Да кто бы он ни был. У нас нет ничего общего с убийством этого парня в затылок и последующим погребением в лесу. Кстати, никто до сих пор не обнаружил его тело, так что нет уверенности в том, мертв ли он на самом деле. Мерзкий бродяга как-то притащился к нам в город – возможно, он так же незаметно и убрался.

– А как насчет исчезновения Майкла Ли из тюрьмы?

– Совершенно очевидно, что он сбежал. Его тело тоже не материализовалось, и уверяю, не материализуется и впредь. Ведь в противном случае ему придется сесть на скамью подсудимых по обвинению в изнасиловании. Так что он преспокойненько разгуливает по белу свету, видимо, под чужим именем, в то время как папа и я сидим за решеткой по обвинению в двух убийствах, которых и в помине-то не было.

– Тогда как объяснить тот факт, что миссис Бернвуд рассказала властям совсем другую историю? – задал вопрос Ламар.

– Она заблудилась в лесу, впала в истерику и у нее начались галлюцинации. В то же время Кендал ухватилась за возможность отомстить мне за шашни с Лотти Линэм.

Гиб сжал челюсти. Обычная реакция на имя Лотти Линэм. Их связь не являлась для него секретом чуть ли не с первого дня и он считал не слишком приличным для Мэта, парня в общем-то послушного и покладистого, проявлять подобную слабость к како-то рыжей потаскухе.

Короче, Гиб все это не одобрял, но, чтобы сохранить в семье мир, на увлечение сына смотрел сквозь пальцы. В конце концов Лотти была замужем, и никаких особых бедствий связь Мэта не сулила. Такого рода бедствием Гиб, к примеру, считал незаконнорожденного ребенка и вытекающие отсюда последствия. И вот об этом-то он позаботился много лет назад.

Когда Гиб пронюхал о романе своего шестнадцатилетнего отпрыска с Лотти – тайном, разумеется, – он нанес визит ее отцу. Тот согласился с Гибом, что это их, отцов, дело следить за тем, чтобы детишки, у – которых еще ветер в голове, не совершили по-настоящему серьезной ошибки. За семьдесят пять долларов старик согласился подложить дочери в молоко одну-единственную таблеточку. Совершенно безвредную, уверил его Гиб, полученную лично им от доктора.

Таблетка вызвала у девочки спазмы, которые тот же самый доктор назвал приступом острого аппендицита. Взятка доктору стоила Гибу еще двести долларов плюс расходы на операцию по удалению совершенно здорового аппендикса и, кстати, на перевязку фаллопиевых труб. Гарантия того, что Лотти не произведет на свет незаконнорожденного Бернвуда, обошлась Гибу примерно в тысячу долларов. И по сей день он считал, что операция стоила этих денег.

До тех пор пока связь Мэта с Лотти не представляла угрозы законному браку и появлению на свет сына и наследника, Гиб не видел особого греха в том, что Мэт время от времени навещал свою потаскушку, когда ее пьяница-муж отсутствовал в городе.

Но он ни в коем случае не хотел, чтобы их интрижка стала достоянием общественности. Мэт Бернвуд, человек, который должен унаследовать руководящий пост в „Братстве“, просто обязан иметь незапятнанную репутацию. В противном случае их имидж сильно пострадает. Ведь стоит только Мэту позволить нарушать строгие заповеди „Братства“, как и рядовые члены организации запросят послаблений. Интимная связь с „низкими“ людьми, равно как и с представителями других рас, считалась самым главным запретом, табу номер один.

Вот почему Гибу до смерти не хотелось, чтобы на суде всплыли шашни его сына. Вопрос о том, чтобы сохранить интрижку Мэта в тайне, приобретал, таким образом, первостепенное значение. Хотя, с другой стороны, Квинси Ламар предложил Мэту использовать Лотти в качестве алиби на ту ночь, когда Майкл Ли загадочным образом испарился из тюремной камеры, и настолько основательно, что с той поры erо и след простыл.

Если миссис Линэм подтвердит под присягой, что в ту злополучную ночь была с Мэтом, это, пожалуй, поможет склонить чашу весов в пользу обвиняемого. Ламар советовал Мэту признаться в меньшем из преступлений. Конечно, супружеская неверность считалась грехом, но уж никак не наказывал ась смертью. По крайней мере, в Соединенных Штатах.

Отец с сыном уже обсуждали такой вариант развития событий, но ни к какому выводу так и не пришли. Гиб решил держаться до конца и тянуть, что есть сил, но признать связь Мэта и Лотти лишь в самом крайнем случае. Сия интрижка не относилась к числу лучших достижений сына, и, стань она достоянием общественности, пожалуй, после окончания процесса люди говорили и помнили бы больше всего именно об этом.

С другой стороны, Гиб был не настолько глуп, чтобы не понимать, как важно развязать защите руки. Адвокат вправе хвататься за любую возможность, дабы оправдать своего клиента, даже и выставляя его в дурном свете.

Впрочем, теперь, когда они узнали о рождении сына и внука, приоритеты стоило сменить. Да и сама суть дела словно бы менялась. Возможно даже, что твердую линию, которой придерживался Гиб против использования свидетельских показаний Лотти Линэм, следовало пересмотреть заново.

В поисках правильного решения, Гиб тем не менее краем уха вслушивался в оживленные дебаты. Словесные упражнения сына с адвокатом продолжались уже довольно долго, но так ни к чему и не привели. Гиб не преминул вмешаться и своим громовым басом перекрыл голоса обоих.

– Мой сын, мистер Ламар, настаивает на возвращении ребенка в нашу семью. Он по праву принадлежит нам и мы от своего не отступимся.

– Вот именно, – подтвердил Мэт.

Ламар утомленно поднял обе руки, словно обороняясь: – Я высказал вам много нелицеприятного, джентльмены, но для вашей же пользы. Не тешьте себя несбыточными мечтами.

Слова адвоката нисколько не ослабили решимость Мэта.

– Я готов на все, лишь бы вырвать ребенка из рук преступной матери. Кендал никогда не стала бы настоящей миссис Бернвуд. Из нее никогда не выйдет хорошая мать, ибо она была дурной женой.

Я предоставил ей возможность сделать карьеру и полную в этом смысле свободу действий, а она все испортила своим неуживчивым характером и постоянными склоками с коллегами. Я щедро тратился на нее и прекрасно к ней относился. Также никогда не пренебрегал своими супружескими обязанностями, – спросите кого угодно. Каждый подтвердит, что у нас был прекрасный брак.

И вот чем она отплатила. Безумными россказнями обо мне и о моем отце. Напала на мужа в его же собственном доме, ударила вазой и оставила умирать! Потом просто сбежала, а теперь, спустя год с лишним, я узнал, что у меня есть сын. Ему три месяца от роду, а я даже не подозревал о его существовании! Какое же это чудовище – ведь она даже не показала мне сына!

Квинси Ламар терпеливо дослушал взволнованные сентенции клиента, спокойно застегнул замки атташе-кейса и поднялся:

– Прекрасная речь, мистер Бернвуд. Неплохо обосновано, с чувством произнесено, я бы даже сказал – со страстью. Вам удалось убедить меня не только в том, что вы не совершали преступлений, в которых вас обвиняют, но и в том, что вы стали жертвой неслыханного предательства со стороны миссис Бернвуд. Посмотрим, насколько успешной окажется эта стратегия при перекрестном допросе.

Он подошел к двери, давая тем самым понять, что встреча окончена. В ожидании, пока охранник отопрет, он добавил:

– До тех пор пока миссис Бернвуд скрывается и ее нельзя допросить, ни один человек не в состоянии оспорить ни слова из вашей душераздирающей истории. Когда же ее найдут, а вы, конечно же, можете себе представить, что федеральные власти в данный момент землю роют, потребуются некоторые существенные уточнения.

Он удалился; в распоряжении Гиба и Мэта осталось всего несколько секунд – потом их разведут по камерам. – Отец, у меня ребенок! Мальчик!

Гиб похлопал Мэта по плечу:

– Это действительно чудесная новость, сынок. Я просто в восторге. Но сейчас не время ликовать. К сожалению, у нас совсем нет времени. Что-то я не больно доверяю нашему адвокатишке-гомику. Он мне сразу же не понравился.

– И мне тоже. Может, дать ему отвод и нанять нового?

Гиб отрицательно покачал головой:

– Все адвокаты так или иначе некомпетентны. Ни за кого из них нельзя поручиться, даже за члена твоей семьи, – добавил он сухо. – Нам, очевидно, не следует всецело на них полагаться, ни на этого, ни на любого другого в своих делах.

Мэт озадаченно замолчал.

– К чему ты клонишь, отец?

– Настало время взять дело в собственные руки.

Лотти прочитала послание сначала раз, затем другой. Короткая деловая записка.

Затем скомкала листок бумаги и швырнула его на пол. Ругнувшись, подошла к окну и посмотрела на свой залитый солнцем дворик. Над ним, казалось, нависло – „Здесь живут бедняки“. Чарли был не только ничтожным человеком, но и плохим добытчиком. За всю свою жизнь она так и не накопила достаточно средств, чтобы привести домик и двор в порядок.

С другой стороны, чего она ожидала? Что брак самым загадочным образом вдруг превратится в сказку?

Лотти вышла из бедной семьи и останется бедной до конца своих дней. Она знала об этом. Знал об этом и Чарли. Да и Мэт не надеялся, что она станет достойной уважения женщиной. В сущности, именно по этой причине он с ней и сошелся.

Они учились в четвертом классе, когда Мэт подстерег ее на обратном пути из школы. Спрыгнул с дерева прямо перед ней, напугал до смерти и загородил дорогу.

– Думаешь, ты очень классная, да, рыжуха? – с вызовом бросил он. – Так вот, это не так. Мой папа говорит, что твои родители – бедные ничтожные людишки, хоть и белые, и я не должен иметь ничего общего с такими, как ты.

– А я тебе скажу, что ты и твой папаша – дерьмо собачье. И я буду невероятно счастлива не иметь ничего общего с такими, как ты, Мэт Бернвуд. А теперь убирайся с дороги.

Лотти попыталась обойти его, но он сделал шаг в сторону и сграбастал ее за плечи.

– Куда это мы торопимся? – Мэт попытался ее поцеловать. Она саданула его в пах и убежала.

Несколько лет он набирался мужества, чтобы попытаться снова. На этот раз она уступила. С того для они постоянно думали друг о друге и не спускали друг с друга глаз. При этом оба хорошо понимали, что на что-то большое и серьезное им рассчитывать нечего. Еще детьми они хорошо усвоили, что такое социальные различия и сословная принадлежность. Они стремились навстречу друг другу словно бы параллельным курсом и их пути никак не могли пересечься.

Тем не менее Лотти и Мэт предавались флирту, растравляя, сами того не замечая, зарождающуюся чувственность, которая для обоих оставалась тайной вплоть до одного прекрасного жаркого дня, когда они встретились у небольшой горной речушки. И до посинения бултыхались там В одном исподнем. Мэт предложил пари: кто из них дольше пробудет под водой.

Конечно же, выиграл он и в качестве приза потребовал, чтобы девушка сняла бюстгальтер, позволив ему полюбоваться своей грудью. За его внешней грубостью и бравадой скрывалась ранимость и нежность, что пришлось ей весьма по вкусу.

Бюстгальтер был сброшен.

Мэт взглянул.

Затем взгляды постепенно переросли в касания.

Осторожное прикосновение юноши оказалось чувственным и ласковым. По этой причине она наградила его рядом привилегий, которых не удостаивался больше ни один мальчишка. Довольно скоро она дотронулась и до него.

Тогда в первый раз оба чувствовали себя неуклюжими и неумелыми. Мэт очень старался, но выглядел смешно. Смешной казалась и Лотти в своих отчаянных попытках доставить ему удовольствие. Но ей навсегда запомнилась лихорадочная дрожь их юных тел, торопливое прерывистое дыхание, отчаянное биение сердец и вздохи, сопровождавшие каждое новое открытие. Их честная и безудержная взаимная тяга во многом оказалась совершенно невинной.

Теперь Лотти мрачно поглядывала на свой скудный двор и горько плакала. Тогда она любила Мэта Бернвуда до самозабвения. Как и сейчас. Как будет любить всегда. Вот почему она позволяла Мэту себя использовать. За его мужским началом скрывалась известная доля отчаяния, девушка распознала и откликнулась на его призыв, отводя сексу не самую главную роль в их отношениях.

Их взаимоотношения стали для Мэтью Бернвуда своего рода попыткой самоутверждения. До сих пор он полностью подчинялся отцу. Жил, чтобы воплотить все надежды, возложенные на него другими. Всегда поступал именно так, как ожидалось. И только любовь к Лотти была единственным отступлением от правил.

Необходимость сокрытия их любовной связи тоже тешило самолюбие Мэта, поднималась в собственных глазах. Ведь Лотти являлась антиподом некоего идеала женщины, к которому ему, согласно кастовым предрассудкам, положено было стремиться. Будь она хоть чуточку ближе к тому слою общества, где заправляли Бернвуды, Мэт, вероятно, давно утратил бы всякий интерес. Только оттого, что она была откровенно чужда клану Бернвудов и им подобных, Мэт продолжал встречаться с ней все эти годы.

Тем не менее Лотти ни минуты не сомневалась, что Мэт, на свой лад, тоже любит ее. Хотя он, разумеется, никого не способен полюбить так, как любил отца.

Никто на свете не мог рассчитывать на такую безоговорочную преданность, с какой сын относился к Гибу.

По этой самой причине Лотти сочувствовала Кендал Дитон, столь опрометчиво связавшей свою жизнь с Бернвудом-младшим. Кендал, конечно же, начала возмущаться, выяснив, что находится на вторых ролях и в сердце мужа царит свекор. При этом она не уставала указывать Мэту на подобную несправедливость. Еще до развода Мэт частенько жаловался Лотти на невоздержанность своей жены в выражении подобного рода чувств.

Итак, кем же все-таки Лотти была для Мэта Бернвуда? Подстилкой? Или послушной и всецело преданной любовницей?

Ответ на вопрос таился в письме, полученном ею сегодня от Мэта. Она нагнулась, подняла листок с пола и положила на стол, предварительно расправив ладонью.

Сейчас Мэт в ней по-настоящему нуждался. Куда больше, чем в прежние времена. И вероятно, такой отчаянной нужды в Лотти У него никогда уже не будет.

Она окинула тоскливым взором комнату и старую, покосившуюся мебель, испещренный пятнами потолок и пол из грубых досок, скрипевший при каждом шаге.

Какова жизнь, такова и рама, подумала она печально.

Когда Кендал исчезла из города, дело об убийстве, в котором обвинили Лотти, отложили до выборов нового состава присяжных. Ей назначили адвоката. Первым делом он потребовал отложить рассмотрение на более длительный срок под предлогом, что ему необходимо восстановить кое-какие подробности и выработать стратегию защиты. Суд удовлетворил его требование. Теперь же, перед лицом куда более важных процессов, намечавшихся в ближайшем будущем, возможно, пройдут месяцы и месяцы, прежде чем она узнает о новой дате рассмотрения своего дела.

Но Лотти хотелось разделаться со всем этим как можно скорее. Независимо от решения суда, который признает или не признает ее виновной в убийстве Чарли, жизнь женщины все равно так или иначе превратилась в пытку. И в тюрьме она не сидела, но и свободной тоже считаться не могла.

У нее не было детей, не было мужа, наконец, не было семьи – никого, кто выразил бы ей свое негодование или поддержку. Был, правда, дом, но она считала его скорее убежищем, чем жилищем. В общем, у нее не было никакого общественного статуса.

Единственное в жизни счастье она обрела в объятиях Мэта Бернвуда. Со всеми недостатками и слабостями она все равно любила его.

Лотти еще раз перечитала письмо из тюремной камеры. Он просил ее об услуге. Но какой! Начни она помогать ему, под угрозой окажется ее собственная жизнь.

С другой стороны, принимая во внимание все обстоятельства своего печального существования, Лотти понимала, что терять ей абсолютно нечего.

Глава тридцать первая

– Они сбежали!

Эту сногсшибательную новость принес помощник шерифа, единственной обязанностью которого являлось указывать пришедшим в суд округа Проспер куда и как пройти, да и вообще служить на посылках.

В генетическом коде этого помощника бракованных генов, большинство из которых отвечало за умственную деятельность, содержалось более чем достаточно. С огромным трудом он сдавал необходимые экзамены, дабы получить свою должность, но наконец сдал и вот теперь с гордостью носил форму цвета хаки и значок высокого учреждения, которое он представлял. Тугой воротник, форменной рубашки был слишком велик для его тощей морщинистой шеи, служившей чем-то вроде постамента для крохотной головки с заостренной макушкой.

Его звали Ли Саймон Крук и он являлся двоюродным братом Билли Джо и знаменитых „двойняшек“.

Лютер Крук готовился нанести сокрушительный удар по бильярдному шару, когда Ли Саймон ворвался в заведение и выпалил сие известие. Он весь запыхался, поскольку пробежал целых два квартала, чтобы обнародовать данную знаменательную весть.

Разразившись градом ругательств, что пронзительный возглас Ли Саймона сорвал верный удар, чтобы отыграть только что проигранную десятку, Лютер повернулся на голос и сжал кулаки:

– Ли Саймон, маленький засранец! Да я тебя сейчас в отбивную превращу. Я только что упустил отличный шанс…

– Заткнись, Лютер, – скомандовал Генри, восседавший за стойкой. – Ты что-то напел, что, кажется, кто-то сбежал, Ли Саймон?

– Они сбежали. Прямо из тюрьмы.

Лютер сграбастал кузена за рукав форменной рубашки и развернул к себе лицом.

– И кто же слинял, дурья голова?

– Б-б-б-ернвуды…

– Что за туфту ты тут гонишь?

– Богом клянусь, – тут Ли Саймон начертил на своей форменной груди нечто, напоминающее букву „Х“. – Минут с десять назад все и узнал. Что там сейчас творится! Ну, пока суд да дело, я и рванул сюда.

Несмотря на то, что день был в разгаре, в бильярдном зале, как всегда, торчала небольшая группка завсегдатаев. Обычные бездельники, которые коротали время, потягивая пиво и поругивая почтовую службу, неизменно задерживавшую их пособия.

Генри, оглянувшись на присутствующих, поволок кузена в самый дальний угол, кивнув Лютеру присоединяться.

– Будешь продолжать? – спросил партнер Лютера по игре.

Лютер швырнул на сукно бильярдного стола проигранную десятку и присоединился к Генри. Теперь они вдвоем уставились на родственника, которого тюкали всю жизнь. Почтенные братцы превращали всякое семейное сборище в возможность вволю поиздеваться над хлипким отпрыском третьей жены брата их отца.

Их вечные шуточки и издевательства тем не менее не изменили всегдашней преданности Ли Саймона физически более сильным побегам семейного древа. Тот факт, что близняшки почти всегда находились не в ладах с законом, казалось, только добавлял уважения к ним со стороны помощника шерифа.

– Вы же сами говорили, чтобы я держал ухо востро, – начал он, ткнув большим пальцем в ту сторону, где находился городской суд. – Ну, этим я и занимался.

– Не знал, конечно, что такое может приключиться…

– Так что же все-таки случилось?

– Они слиняли. Мэт и его старик. Рванули прямо средь бела дня.

– Как? Охранника уложили, что ли?

– Я бы сказал, возбудили, – хохотнул Ли Саймон. Что?

– Не что, а кто. Мисс Лотти Линэм.

– Так… – произнесли двойняшки хором.

Эта самая Лотти вдруг ни с того, ни с сего зачастила в гости к Мэту. Стала носить ему чизбургеры и сливочные пирожные из кафе. Журналы там всякие, книжки и все такое прочее.

Он перегнулся через стол и продолжил интимным шепотом:

– Знаете, как она ходит? Да она вплывает в тюрягу, что твоя королева Шеба. Там все, как ее увидят, сразу за штаны хватаются. И охранники не исключение. Даже я. Черт возьми, мы, конечно, в форме, но под формой-то мы мужики, а?

– Да, у этой бабы сиськи, как фары у большого грузовика, – нетерпеливо произнес Лютер, – но давай ближе к делу, лады?

Ли Саймон отер рукавом слюнявый рот:

– Так вот, эта самая Лотти вплывает туда сегодня, словно принцесса какая, а на ней платье – как перчатка из лайки – ужас, до чего обтягивающее. И уж так старается, чтобы все на нее налюбовались вдосталь, включая старину Уайли Джонса.

Все больше увлекаясь, он подался всем корпусом к слушателям. В уголках рта снова закипела слюна.

– Ну, Уайли, значит, провожает ее на территорию, где происходят свидания. Тут у нее из рук вдруг падает сумочка и все, что в ней было, рассыпается. Она, значит, мигом становится на четвереньки и начинает свое барахло собирать. От такого зрелища, мягко говоря, у старого болвана Уайли чуть глаза из орбит не повылазили. Еще говорят, что у нее под платьем и белья-то никакого не было, но врут, наверное. С другой стороны, ежели подумать, то…

– Слушай, если ты не будешь говорить дело…

– Ладно, ладно. Я просто ничего не хотел упускать. – Ли Саймон с шумом втянул в себя воздух. – Вы ведь знаете, как все относятся к Гибу Бернвуду? Ну, думают, что он великий человек и все такое. Так вот, большинство охранников тоже считает, что ему просто не повезло, по этой причине его охраняют спустя рукава. Такие дела.

Значит, мисс Лотти роняет сумочку, а Уайли оставляет свой пост и мчится ей на помощь. И пока он собирает губную помаду и пакетики с жевательной резинкой, эти ребята, которых уже провели в комнату для свиданий, преспокойненько оттуда выскальзывают и забегают в женский туалет.

Тем временем Лотти нежно благодарит Уайли за помощь и говорит, таким, знаете ли, грудным голосом: „Господи, не могу же я встречаться с друзьями в таком виде!“ Начинает прихорашиваться, поправлять волосы и все такое прочее и дает понять, что ей после ползания на четвереньках нужно привести себя в порядок.

Потом, значится, заходит в тот самый женский туалет, где ее уже ждут Мэт и Гиб. Лотти запирается на крючок, они же переодеваются в шмотки, которые она там припрятала заранее. После этого вся троица выходитчерез выход для посетителей, забирается в машину и преспокойненько уезжает.

Несколько человек видят, как они покидают здание суда. Мэт и Гиб улыбаются им, пожимают руки, говорят, что их наконец отпустили под залог и что справедливость восторжествовала. И все это с невозмутимыми рожами. Короче, ни у кого ни малейшего сомнения не зародилось. У этих Бернвудов просто стальные яйца, вот что.

Уайли, бедный старый дуралей, даже не понял, что произошло. Когда все наконец просекли, что случилось, он все еще сидел в своем кресле, в ожидании возвращения мисс Лотти и вспоминая прелести, которые ему удалось разглядеть у нее под платьем. Он настолько погрузился в свои грезы, что даже не заметил, как его пленники упорхнули.

– Где они сейчас?

– Когда все это произошло?

– Погодите, ребята. Сейчас и до этого дойду. Кстати, с удовольствием промочил бы чем-нибудь свою свистульку, – сказал Ли Саймон, покосившись на стойку бара.

Генри жестом подозвал бармена, который с готовностью поставил перед помощником шерифа кружку пива.

– Не имею такой привычки пить при исполнении, но вряд ли кто унюхает среди всей этой неразберихи, что я хлопнул пивка. – С этими словами он единым махом осушил кружку. – Сам я лично не видел, но прошел слушок, что этот агент Пепердайн – вот имечко-то, а? – Когда известие о побеге докатилось до него – даже ногами затопал от ярости. Затопал и заорал, что как, дескать, такого старого идиота, как Уайли, поставили охранять государственных преступников, даже выяснял, кто лично доверил ему охрану. Говорят, если бы словом можно было убить, то все вокруг, включая и людей самого Пепердайна, попадали бы замертво, словно чурки деревянные.

– Как Лотти умудрилась вывезти их из города? – поинтересовался Генри.

– Насколько я понимаю, все считают, что Лотти запаслась еще одной машиной. Я слышал, что ее собственную машину обнаружили под мостом, ведущим на загородное шоссе, но никто не видел, как они пересаживались. Все личные автомобили Бернвудов на месте. Она, должно быть, раздобыла другую машину, но никто не в состоянии определить, какую и где. Думаю, они уже порядочно отмотали от города.

– А куда?

Ли Саймон пожал тощими плечами:

– А кто его знает?

– Хоть какие-нибудь зацепки есть?

– Ну, в суде много чего говорят. Сплетничают, по преимуществу, – тут он снова глотнул пива. – Вроде, как все считают, что Бернвуды рванули на поиски экс-жены Мэта, чтобы успокоить ее навеки. Ведь еще по этой причине Пепердайн закатил такой концерт. Она донесла, что Бернвуды якобы укокошили того косоглазого, который пропал из тюрьмы. И, кстати, утверждала, что Бернвуды и их люди отрезали желтому затейник, а потом распяли, – закончил Ли Саймон шепотом.

Генри и Лютер обменялись такими взглядами, словно удивлялись глупости двоюродного братца.

– Говорят, она удрала от двух офицеров безопасности, которые конвоировали ее в суд Южной Каролины для дачи показаний, – сказал Генри.

– Так оно и было. Никто не знает, где она сейчас. – Ли Саймон понизил голос. – Бьюсь об заклад, вы были бы не против узнать, где скрывается эта баба.

– Правильно, Ли Саймон. Ты не такой идиот, каким кажешься.

От похвалы старших сильных и умных кузенов Ли Саймон просто засиял:

– Моя мама говорит, что вы в претензии на миссис Бернвуд, что она засадила Билли Джо за решетку. И еще говорит, что ваша мама этого просто так не оставит.

Билли Джо, оправившегося от нанесенного ему увечья, перевезли в реабилитационный госпиталь, где снабдили протезом. Не успев еще освоиться как следует, он напал на одного из своих врачей. Используя искусственную руку как оружие, он нанес врачу сильный удар по голове.

На этот раз его судили уже как взрослого, вынесли обвинительный приговор и в настоящее время он отбывал срок в Центральном исправительном заведении. Злоключения Билли Джо легко было снести на счет общественного защитника Проспера, которая ухитрилась облапошить всю его семью.