Главный свидетель

Он принял три таблетки аспирина, боль в голове немного поутихла, затекшие мышцы расслабились. Тем не менее осталось такое ощущение, словно его пропустили через мясорубку. Он устало откинулся на спинку, прикрыл глаза.

Джон проснулся несколько часов спустя. Уже стемнело, они подъехали к месту назначения.

Дом располагался в конце улицы, заросшей виноградом и жимолостью. Дождь почти кончился, и, подъехав к дому и опустив ветровое стекло, Кендал с наслаждением вдохнула сладковатый запах лета. На какое-то время она полностью отрешилась, предавшись воспоминаниям далекого детства. От тоски по умершей бабушке вдруг защемило сердце, тихой печалью наполнило душу.

Лес неподалеку от дома уже погрузился в темноту. Только далекие зарницы, отражаясь в мокрой листве деревьев, подмигивали ей, словно взывая к жизни. Она почти физически ощущала присутствие любимой бабушки, слышала ее голос, зовущий взглянуть на родные просторы.

Разноуровневая крыша дома нависала над широкой верандой. Краска слегка облупилась, да и двор требовал ухода, но в основном ничего не изменилось со времени ее последнего визита. За исключением того прискорбного факта, что бабушки здесь уже нет и никогда больше не будет.

Под колесами машины хрустнул гравий, и они остановились. От резкого толчка он проснулся. Потянувшись и сладко зевнув, выглянул наконец в окно.

Кендал открыла дверцу и вылезла из машины, на время оставив ребенка. Легко взбежав по ступенькам, она приподнялась на цыпочки и, протянув руку к дверному косяку, достала ключ.

Затем не спеша отперла дверь. Затаив дыхание, протянула руку к выключателю, щелкнула и облегченно вздохнула. Рики Сью продолжала исправно платить за электричество. Комнату залило светом.

Она медленно прошлась по всему дому. Мебель покоилась под чехлами, в комнатах царило запустение, отдавало затхлостью. Но ничто не помешает ей навести здесь чистоту и порядок, по крайней мере на тот срок, пока они будут здесь жить.

Женщина вернулась в гостиную. Джон к тому времени уже вылез из машины, заглянул в дом и теперь стоял на пороге, с любопытством разглядывая незнакомую обстановку.

– Нравится? – спросила Кендал.

Джон неуверенно пожал плечами.

– Да, пожалуй, сейчас здесь не очень привлекательно, но я наведу порядок.

Эти слова тотчас пробудили в памяти далекие прекрасные воспоминания. Перед глазами настолько живо возникла та картина, что она чуть не споткнулась.

Почти слово в слово она сейчас повторила фразу, которую произнесла в свою первую брачную ночь.

Глава седьмая

Мэт широко распахнул входную дверь:

– Просто чудо что за свадьба! У меня даже скулы свело – я почти не переставая смеялся! – Кендал, однако, не переступив порога, молча наблюдала за ним. Он в полной растерянности уставился на нее. – В чем дело?

– Можешь считать меня глупой и романтической натурой, – сказала она, – но я всегда мечтала пересечь порог собственного дома на руках своего любимого мужа.

– Да, глупая и романтическая натура. – Он, весело улыбнувшись, крепко обнял ее. – И это лишь одна из многих черточек, которые мне так нравятся.

Мэт легко подхватил ее на руки и мигом внес в дом. Кендал обвила его, притянула к себе и наградила долгим, многообещающим поцелуем. Этот поцелуй запомнится ему на всю оставшуюся жизнь – их первый поцелуй в их первом собственном доме.

Гиб преподнес им этот дом в качестве свадебного подарка. Полностью обставил и оплатил все необходимое. В соответствии со своим характером он решительно отвергал любые попытки потрясенной его щедростью Кендал хоть как-то выразить свою благодарность. Сделав все мыслимое и немыслимое еще до свадьбы, он не принимал никаких отговорок. Получилось как нельзя лучше – дом уже три дня как ждал молодоженов.

И вот теперь они застыли посреди широкого холла. – Ты не возражаешь, если я сниму? – он смущенно указал на фату.

– Нисколечки.

Освободив ее от этого убора, он снова обнял Кендал и страстно поцеловал. Когда они наконец оторвались друг от друга, она почти задыхалась от счастья.

Радостно раскинув руки, девушка вдруг закружилась по комнате, наслаждаясь красотой их обители, поражаясь ее добротности от высоченных потолков до деревянного пола.

Этот незатейливый каркасный дом, задуманный так, чтобы естественно вписаться в окружающую среду, действительно выглядел великолепно на фоне гор Блу Ридж. Вполне современный интерьер согревал теплом и уютом. Просторные и светлые комнаты все еще хранили устойчивый запах новой мебели и свежей краски.

Ах, как важно это было для Кендал! В сердце ее теплилась надежда, что дом этот станет ей родным до конца дней. Здесь они с Мэтом будут воспитывать своих детей, вместе стариться – такая вот привилегия, которой в молодости были лишены ее родители. Пусть личное счастье Кендал хоть как-то компенсирует былые лишения ее семьи.

Голова буквально шла кругом. – Как мне нравится этот дом!

Мэт уже ослабил галстук и сбросил свадебный пиджак, застыл на месте, сунув руки в карманы. Подобно ей он восхищался интерьером дома. Правда, мебель все еще пестрела фабричными ярлыками, ощущалось отсутствие хозяйского глаза.

– Он какой-то нежилой, правда?

– Пожалуй, это пока не семейный очаг, – с готовностью согласилась она. – Но мы наведем порядок, вдохнем в него жизнь. Пусть сейчас дом не кажется родным, но я постараюсь вложить в него всю душу, сделать его уютным и пригодным для жилья. М не прямо-таки не терпится начать.

Взволнованная своими собственными словами, Кендал ласково прильнула к мужу:

– О, Мэт, мне здесь так нравится!

Он заглянул ей в глаза и обнял за талию.

– Я тоже в восторге от нашего гнездышка, – произнес он и быстро поцеловал в губы, – но в данный момент просто умираю с голоду. Отец говорил, что в холодильнике кое-что найдется.

Кендал догнала его уже на кухне, когда он доставал из холодильника шампанское:

– Я сейчас налью, а ты пока почитай поздравления. Бог мой! Отец вовсе не шутил, намекая на обилие продуктов. И не во всех супермаркетах такое сыщешь!

С этими словами он бросил на кухонный стол пачку поздравительных открыток. Кендал подхватила их и принялась рассматривать: «Горжусь вами обоими и люблю вас. Отец. P.s. Охлажденные стаканы в морозильнике».

Мэт изумленно рассмеялся:

– Ну и ну! Позаботился решительно обо всем, правда?! – Думаю, пожелай мы провести наш медовый месяц на Марсе, он постарался бы устроить и это.

Мэт на минуту оторвался от шампанского и, виновато улыбаясь, взглянул на нее. – Очень жаль, Кендал, но у меня проблемы со временем.

– Понятно, – чуть слышно прошептала она.

В издательстве, где работал Мэт, совершенно неожиданно умер управляющий. Смерть мистера Грегори круто изменила жизнь Мэта и в профессиональном, и в личном плане. Ему еще не нашлось достойной замены, а до тех пор Мэт никак не мог оставить газету без присмотра, даже ради медового месяца. Кендал, естественно, вошла в его положение.

Да и вообще, как она могла на что-то жаловаться. Кендал просто наслаждалась окружающей роскошью, неожиданным богатством. О таком муже можно было только мечтать. А свекор оказался щедрым до безобразия и не только в материальном отношении. Гиб всячески приветствовал ее появление в семье, ни разу на выказав даже намека на какое-то неприятие, неодобрение. В течение многих лет Мэт находился полностью в его власти. Теперь придется потесниться, и он делал это с величайшим изяществом.

Потягивая шампанское и закусывая сэндвичами, они мирно болтали о свадьбе, о приглашенных. Мэт слушал, почти не перебивая, поглощая бутерброды один за другим, Кендал же была слишком взволнована, чтобы сосредоточенно есть.

Медленно отламывая хрустящие корочки хлеба, она мечтательно смотрёла в окно:

– Давай обработаем только часть ландшафта, а все остальное оставим диким так, как есть. А еще я бы развесила кормушки для птиц на деревьях. Быстренько бы приручила белок и прикормила симпатичненьких енотов.

– Ага, только бардака нам здесь не хватало.

– Что ты, наши еноты никакого бардака не устроят.

Им не придется добывать корм самим, они ведь будут регулярно получать его, и поэтому будут очень аккуратными. Еще заведем оленей, – с мечтательной улыбкой продолжала она, несмотря на неодобрительный стон мужа. – Пусть олени подходят прямо к нашему дому.

– Кендал, – строго сказал он, – если у нас во дворе будут пастись олени, то в первый же день охотничьего сезона нагрянут наши друзья и с превеликим удовольствием примутся их отстреливать.

– О Боже, не надо об этом! И мечтать не смей, чтобы украсить наш дом головой какого-либо животного.

– Вот уж никак не разделяю твоего отвращения к охоте, – тут же возразил он. – Мы с отцом просто обожаем этот спорт. И не мы одни.

– Знаешь, я просто не понимаю, как можно наслаждаться убийством беззащитных животных.

– У тебя слишком доброе сердце.

Наверное. – Она ласково улыбнулась. – Как-то летом мы с бабушкой выходили молодого олененка.

Нашли его на нашем любимом месте у водопада. Конечно, в этом нет ничего особенного, но тогда мне, маленькой, казалось, что я сделала очень важное дело. Там еще находился заброшенный мемориал времен Гражданской войны. Мы чуть ли не каждую неделю устраивали пикники. И я часами не могла оторваться от поржавевшей пушки. Да, так вот, мы наткнулись на этого олененка в лесу. Он жалобно попискивал, пытаясь встать, но одна нога была перебита. Мы с бабушкой отнесли его к машине и привезли домой. Кормили, поили, ухаживали. Потом нога срослась и мы отпустили его в лес.

– Где он послужил прекрасной мишенью в очередной охотничий сезон.

– Мэт!

– Ну, извини. – Он виновато потянулся к ней и погладил по щеке. – Как мне искупить свою вину?

Схватив его за руку, она поцеловала ладонь, а потом, глядя прямо в глаза, прикусила большой палец.

– Отнеси меня в постель, – соблазняющим тоном прошептала она.

Постель давно уже ждала их. На ночном прикроватном столике стоял огромный букет цветов. Гиб, конечно же, снова он!

Однако даже это неожиданное вмешательство свекра в интимную область их жизни ничуть не охладило Кендал.

Новобрачные, срывая друг с друга одежду, на мгновение притихли, совместно разгадывая шарады многочисленных пуговиц и застежек ее платья, но тут же, с трудом сдерживаясь от нахлынувшей внезапно страсти, с еще большим пылом возобновили свое занятие.

Они не были близки во время долгого периода ухаживания Мэта и даже после помолвки. Кендал, вздыхая украдкой, и радовалась и печалилась одновременно – редко кто из влюбленных мог так терпеливо дожидаться своей первой брачной ночи.

Разумеется, ни он, ни она не были девственниками. Но на каждом свидании он всегда чувствовал себя джентльменом, придерживаясь неписаного кодекса чести, не позволявшего до брака заниматься любовью с женщиной, избранной на роль будущей жены. Кендал, словно недосягаемая и боготворимая дама сердца, оказалась сразу же над теми, с кем он встречался до нее.

Эта весьма старомодная традиция испокон веков каким-то образом спокойно уживалась с двойной моралью по отношению к женщинам. Впрочем, Кендал находила воздержание Мэта умилительным, мужественным и ужасно романтичным.

Много раз, прощаясь на пороге ее квартиры, они едва сдерживаясь, чтобы не поддаться искушению и не потерять голову. Она соблазняла и провоцировала на близость, но он устоял.

Теперь же, когда он ласково прикасался к ней кончиками пальцев, плутая по самым потаенным местам, исследуя дотоле неведомое, им воздалось сторицей.

Они никогда бы не желали друг друга так живо и остро, как сейчас, если бы уступили соблазну прежде. Их чувства и ощущения в этот миг были такими же свежими, как их нынешний статус мужа и жены.

– Ты и правда будешь той женой, которую я всегда хотел, – осыпая поцелуями ее грудь, еле слышно прошептал он. – Я это знаю.

– Буду, обещаю.

В первые минуты пробуждения по телу Кендал разлилась сладкая истома. Нежась в постели, она неторопливо осмотрелась, привыкая к новой обстановке, и блаженно улыбнулась. Просто засияла от наслаждения.

Утро следующего дня, после брачной ночи! Ее просто распирало от счастья – вот-вот хлынет через край. Радом со своим мужем – нежным, внимательным, настоящим любовником – она ощущала себя самой удачливой женщиной в мире.

Но яркое солнце, пробивавшееся сквозь занавески, не позволило усомниться: рассвет уже далеко позади. Вчера они занимались любовью до тех пор, пока не уснули совершенно изнемогшие. Мысль о том, что удалось его измотать, вызвала у нее самодовольную улыбку.

Кендал осторожно повернулась на бок, не желая его беспокоить. Оберегая сон Мэта, она молча за ним наблюдала. Ровно и глубоко дыша, чуть приоткрыв рот, они не подозревал о ее тайных помыслах.

Воспоминания прошедшей ночи вдруг с неожиданной силой захлестнули ее. Безудержная страсть пронзила все ее естество, ударила в голову и необъяснимой сладкой болью отозвалась во всем теле. Ночью Мэт обращался с ней как со сказочной невестой. А сейчас, утром, она жаждала, чтобы он любил ее неистово, как женщину.

Просунув руку под простыню, она, затаив дыхание, прошептала:

– Доброе утро.

Он в полудреме лишь что-то проворчал в ответ.

Она пробежалась пальчиками по его торсу и добралась наконец до сокровенного:

– Я сказала тебе доброе утро.

Он улыбнулся, опять нечленораздельно замычал, а затем сразу же открыл глаза:

– Кендал?

– Спасибо, что не забыл. Ты, кажется, удивлен?

– В общем, да. Я обычно просыпаюсь по будильнику.

– Теперь можешь его выбросить. Привыкай ко мне.

– Каждое утро?

– Почему бы и нет? У нас что, время нормировано? – Она приблизилась и ласково провела рукой по его груди, спустилась до живота.

– Кендал…

Она тут же сорвала простыню и, нежно покусывая, устремилась к вожделенному.

– Кендал, кажется, отец.

– Гм-м-м?

– Отец. – Резко оттол кнув ее в сторону, он вскочил как ошпаренный и бросился к окну. – Я слышал шум его пикапа во дворе.

Кендал едва успела выйти из сексуального штопора, как в дверь постучали. Мэт суетливо схватился за джинсы и, поспешно натягивая их, попросил:

– Лучше бы тебе сейчас встать и одеться.

Она нехотя поднялась, увидев, как за ним закрылась дверь.

– Заходи, отец, – прозвучал из коридора его голос.

– Доброе утро, – открывая входную дверь, он приветливо поздоровался.

– Я не вовремя?

– Ну что ты, конечно, нет. Я как раз собирался заняться кофе, – ответил он. – Входи.

Они удалились на кухню. Кендал еще некоторое время прислушивалась, пока могла различить их голоса, затем, обхватив колени руками, глубоко задумалась, стараясь подавить внутреннюю горечь разочарования.

Когда рассеялись последние сомнения и стало ясно, что Мэт не собирается возвращаться, она словно в забытьи поднялась и приняла душ.

Пару минут спустя она уже присоединилась к ним на кухне. Гиб с упоением поворачивал запекавшийся в духовке бекон.

– А вот и невеста, – радостно пропел он.

Свекор обошел вокруг стола и отечески обнял ее.

Затем, чуть отстранившись, посмотрел ей в глаза:

– Ты ведь не против, если я по утрам буду готовить вам завтрак?

Это, должно быть, шутка? Черт возьми, конечно, она против. Неужели все это будет продолжаться в течение целого месяца? Медового месяца! Она бы предпочла остаться здесь наедине с Мэтом.

Но Гиб улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, что она не посмела отказать.

– Конечно же, нет, Гиб, – деланно улыбнулась женщина.

Он тут же раскрыл свои объятия и занялся кофе. Очевидно, ей не удалось скрыть разочарования, поскольку в тот же миг наступило неловкое молчание.

– Может быть, это не очень-то здорово, – смущенно забормотал Гиб, развязывая фартук.

– Не глупи, отец, – моментально запротестовал Мэт. – Кендал с утра не слишком проворна. Она уже предупредила меня, не так ли, дорогая?

Та виновато улыбнулась.

– Боюсь, что завтрак придется доверить Гибу, – подтвердила она. – Рано утром я веду себя как неуклюжий медведь.

– И к тому же, надеюсь, как медведь голодна. – Он снова ловко завязал на спине фартук и вернулся к кухонной плите. – Ты любишь вафли? Я нарезаю взбитое тесто и добавляю секретные компоненты.

– Что?

Он заговорщически подмигнул:

– Думаю, что я могу поделиться своими секретами, тем более что ты теперь член нашей семьи. Ваниль, – прошептал ей на ухо. – Я добавляю в масло чайную ложку ванили. В этом-то все и дело.

– Ценный совет, спасибо.

Мэт, предупредительно вскочив со стула, предложил ей сесть. Аристократически поцеловав руку, он добавил:

– Миссис Бернвуд, присаживайтесь, пожалуйста. Разрешите поухаживать за вами.

Ей ничего не оставалось, кроме как принять предложение. Бросив рассеянный взгляд по сторонам, она заметила на столе пакеты в подарочной упаковке.

– Еще подарки? Сколько можно. Мы и так уж задарены дальше некуда.

– Отец привез.

– Вы их забыли у меня дома, – пояснил он. – Может, полюбопытствуете, пока я готовлю завтрак?

Новобрачные разделили пакеты поровну и наперебой принялись распечатывать.

Блюдо для конфет фирмы «Фотерфорд», пара серебряных подсвечников, покрытый лаком сервировочный поднос… Мэт протянул последний подарок жене:

– Тебе наверняка понравится.

– Роско Колувей принес подарок сегодня утром, – сообщил им Гиб.

– Как мило с его стороны! – радостно захлопала в ладоши Кендал. Роско работал уборщиком в здании суда уже около тридцати лет. Кендал находила его весьма приветливым и уважительным. Она развернула подарок и обнаружила картину в рамке.

– С наилучшими пожеланиями. Роско и Генриэта Колувей, – прочитала она его открытку.

Улыбка на лице сменилась недоумением, казалось, она раздосадована.

– Я вспомнила, – произнесла она. – Их почему то не было на свадьбе. Интересно, почему?

– Я посоветовал тебе не приглашать их, – мягко напомнил Мэт.

– Но я же пригласила. Мне хотелось видеть их на своей свадьбе, – задумчиво возразила Кендал. – Роско всегда был так добр ко мне. Всегда оставлял мне свежую розу на столе или что-нибудь придумывал. Он так разволновался, когда узнал, что мы с тобой помолвлены, Мэт. Он очень высокого мнения о тебе. И о тебе Гиб, тоже.

– Да, Роско хороший парень.

Гиб уже спешил подать ароматно пахнущие вафли.

Толстые, золотисто-коричневые, с кубиками масла, тающего в середине, – на вид просто превосходно.

Однако слова Гиба перебили весь аппетит.

– Хороший парень? – переспросила она, в душе надеясь, что он имел в виду совсем другое.

– Роско понимает, что он и его жена были бы… ну, в общем… не к месту, не в своей тарелке на вашей свадьбе, – доходчиво объяснил ей свекор.

Она молча перевела взгляд на мужа, который кивнул, согласившись с отцом:

– Они были бы единственными небелыми на свадьбе, Кендал.

– Не сомневаюсь, Роско по достоинству оценил твое приглашение, прекрасно понимая, что ему там не место. Он знает жизнь и разбирается в ней лучше, чем Вы, – Гиб легонько сжал ее плечо. – Но ты научишься, – добавил он спокойно.

Глава восьмая

После непрерывной гонки по мокрому асфальту Кендал просто валилась с ног от усталости. Но прежде чем закрыть глаза, ей еще надо кое-что сделать. К примеру, найти место для Кевина. Она порылась в шкафу со старым барахлом и нашла потрепанный детский манеж, который когда-то служил неплохой конурой лабрадору. Нашлись и чистящие средства, там же, на своем месте, в шкафчике, где бабушка всегда их держала. Она драила манеж до бесконечности, и лишь убедившись, что он достаточно чист, устроила там кроватку для Кевина.

– Слушай, а поесть что-нибудь найдется? Тяжело опираясь на костыли, Джон слегка покачивался от слабости, вероятно, был очень голоден. Сразу же по приезде она предложила ему припечь, но он наотрез отказался и как верный пес ходил за ней по пятам по всему дому.

– А ты сбежишь через заднюю дверь?

Она, отчаявшись, вздохнула:

– Пожелай я сейчас этого даже очень сильно, у меня просто не хватит сил, чтобы еще несколько часов кряду крутить баранку. Отдохни, ладно?

Он, конечно же, отдыхать не стал, но все же на какое-то время угомонился. И сейчас Кендал сразу же откликнулась.

– Посмотрим, может, что и найдется.

Она обследовала кладовку и отыскала лишь банку зеленого горошка да консервированные персики.

– Да, не слишком жирно, – она кивнула на продовольственные запасы.

– Ничего. – Он сглотнул слюну. – Сойдет. Теперь не до жиру.

– Завтра я накуплю всего, а сегодня придется потерпеть.

Они поделили снедь поровну и съели все до крошки, даже крекеры из торгового автомата, у которого ее застали подростки. Вмешательство Джона увековечило это событие, в особенности для парня, который теперь страдает от ужасной боли. Она нисколько в этом не сомневалась.

С другой стороны, женщина была удивлена таким оборотом дела. Очевидно, его защитные рефлексы оказались настолько сильны, что не утратились даже с потерей памяти. Она, естественно, отнюдь не одобряла его порыв, но втайне считала волнующим событием.

Он бросился на ее защиту, абсолютно беспомощный, весь в синяках и ссадинах, да еще со сломанной ногой! Да, таким мужеством нельзя не восхищаться! Да и сам он уж смотрел орлом, как только почувствовал реальную угрозу своей собственности.

Кендал была вовсе не из тех, кто безумно восторгается мужским превосходством, или иначе – мачизмом. В действительности она сама стала жертвой мачизма. Поэтому ей было немного не по себе от радости, что мужчина поспешил на помощь. Да еще в состоянии полного физического бессилия.

– Напомни, хорошо ли ты готовишь? – попросил он, отвлекая ее от своих мыслей.

– Не очень хорошо, но голодать мы не будем.

– Это звучит так, будто мы собираемся пробыть здесь достаточно долго.

– Мне кажется, нам следует пожить здесь до тех пор, пока ты не обретешь память… Тут тихо, спокойно, да и вообще, хорошее место для отдыха.

– А как же моя работа?

Она буквально сорвалась с места и принялась собирать грязную посуду. Поставила что-то в раковину, но стоило Кендал вернуться к столу, как он ухватился за карман ее джинсов и не позволил вырваться. Костяшками пальцев Джон уперся в ее живот, но, как ни странно, она не испытала физического отвращения.

– Я же неплохо зарабатывал, так?

– Естественно.

– И чем я занимался?

– Боюсь, ты не на шутку расстроишься, и будешь переживать. Ты же сильная личность. И всегда считал себя незаменимым, специалистом-профессионалом. Тебе сразу же захочется немедленно вернуться «в строй», что, как ты понимаешь, совершенно невозможно при данных обстоятельствах. Поверь мне, работа никуда не денется. Поправляйся скорее. Я сообщила всем заинтересованным лицам. Они целиком и полностью разделяют мое мнение.

– Когда же ты успела? Телефон здесь не работает. Значит, он уже все проверил. До аварии его сообразительность просто приводила ее в восторг. Почему жена решила, что у него отшибло не только память?

– Я позвонила им еще из больницы, – ответила Кендал как бы между прочим, стараясь не выказать беспокойства.

– Как же так – мне никто не позвонил и даже не прислал открытку… Поразительно. В самом деле, просто невероятно.

– Доктор запретил любые посещения, – оправдывалась Кендал, – объясняя это тем, что первый же посетитель расстроит тебя и выведет из равновесия. Он также предупредил, что твои хорошие друзья могут причинить тебе больше вреда, чем пользы. К тому же мы находились там очень недолго, чтобы получить что-то по почте.

Он не перебивал, но слушал с нескрываемым скептицизмом.

– Все улажено… Обещаю тебе, – торжественно произнесла она. – Твоей карьере ничего не угрожает.

– Стало быть, карьера, а не просто работа?

– Можно сказать и так.

– Ну намекни хотя бы. Доктор? Адвокат? Вождь индейцев?

– Ты помнишь стишок медсестры?

Он неопределенно хмыкнул.

– Думаю, да, – задумчиво пробормотал он. – Как же мне удается помнить детские прибаутки и не помнить тебя?

Он скользнул взглядом по ее груди.

Почувствовав некую неловкость от столь затянувшегося общения, Кендал наконец высвободилась:

– Кевин заплакал.

К счастью для нее, детский плач в соседней комнате прервал дальнейшие расспросы. Естественно, ему все внове, все интересно, но чем меньше они будут касаться своей прежней жизни до аварии, тем в большей безопасности она будет себя чувствовать. Ведь любое, случайно брошенное слово, даже самое безобидное, может пробудить его цепкую память.

Хныканье ребенка прервало и его недвусмысленные притязания. Это желание близости с его стороны пугало Кендал больше, чем что бы то ни было. Конечно, нельзя выходить из роли, пусть привыкает к мысли о том, что она его жена, но интимные отношения?!

Она покормила Кевина, вымыла его, спеленала и убаюкала, напевая старую песенку, которую слышала от бабушки в раннем детстве.

Джон в это время расположился на софе напротив, удобно устроив больную ногу на стуле. Глубокие тени под глазами, отбрасываемые настольной лампой, делали его практически невидимым. Но Кендал ничуть не сомневалась; что он не сводит с нее своего зоркого ястребиного взгляда.

– А как насчет моей семьи? – неожиданно спросил мужчина.

– Твоя мать давным-давно умерла.

После некоторого молчания он продолжил:

– Похоже, меня абсолютно не трогает тот, кого я не помню. А братья и сестры у меня есть?

Она отрицательно покачала головой.

– А отец? Отца тоже нет?

– Есть, но вы с ним поссорились.

– Из-за чего?

– До аварии ты не желал даже говорить об этом. Не думаю, что стоит сейчас затрагивать эту тему.

– И он ничего не знает об аварии?

– Я не считала возможным звонить ему без твоего ведома, поэтому он не в курсе.

– Неужели мы настолько переругались, что отца не волновало бы, жив я или мертв?

– Ну, конечно, нет. Он, естественно, проявил бы обеспокоенность, но, мне кажется, ты не хотел бы посвящать его в свою жизнь. Я должна уложить Кевина. – Хорошо бы уйти вовремя, так, чтобы это не сильно смахивало на бегство.

Манеж сынишки располагался в самой маленькой из всех комнат. Кендал осторожно уложила ребенка в кроватку. Он инстинктивно свернулся калачиком, носиком уткнувшись в подушку.

– Неужели так сподручнее?

Кендал не слышала, как он, следуя за ней, незаметно пробрался в эту комнату.

– Почти все дети так спят, – вздрогнув от неожиданности, ответила она.

– Но это ведь неудобно.

– Было бы тебе всего лишь три месяца, посмотрела бы я, как ты спишь!

– А как протекала твоя беременность?

– Сначала некоторые осложнения, затем все нормализовалось.

– Что за осложнения?

– Как у всех. Утренние недомогания. Усталость. Депрессия.

– Депрессия?

– Ну, не совсем так. Просто плохое настроение.

– И почему же было плохое настроение?

– Слушай, пожалуйста… Я ужасно устала. Неужели с вопросами нельзя подождать? – Женщина намеревалась обойти его, но он преградил путь костылем.

– Знаешь, – с досадой бросила она, – меня уже тошнит от твоего костыля, ты используешь его как шлагбаум.

– А меня тошнит от твоих бесконечных попыток увильнуть от ответа. Итак, чем объяснялась твоя депрессия и плохое настроение во время беременности? Ты что, не хотела ребенка?

Она даже разозлиться не смогла как следует. Досада сменилась усталостью:

– Гормональные изменения – первые три месяца всегда приводят к ухудшению настроения у женщин. Что же касается Кевина, то я его очень хотела.

– А я?

Какое-то мгновение они смотрели друг на друга в упор, затем она спокойно отодвинула в сторону костыль:

– Мне надо принять ванну.

Она выключила свет. Но не успел он погаснуть, как свет автомобильных фар резко ударил по фасаду дома и проник в спальню.

– О Боже! – испуганно воскликнула она, прижавшись к стене и украдкой бросая на улицу косые взгляды. Она с ужасом наблюдала, как к дому подъехал автомобиль.

Под дождем и в тумане остановившаяся в конце аллеи машина, словно огромный грозный левиафан, пугала своим рыком и обжигала светом.

За спиной послышался звук костылей.

– Спрячься! – зашипела она в страхе. – Давай от окна подальше!

Джон тут же застыл на месте как вкопанный. Кендал, затаив дыхание, Ждала, пока автомобиль развернется и уедет восвояси. Она с облегчением вздохнула, пытаясь унять непослушную дрожь. Через секунду окончательно взяла себя в руки и выдавила.

– Наверное, кто-то случайно завернул.

Повернувшись, женщина увидела его огромный и внушительный силуэт в дверном проеме на свету, пробивающемся из гостиной. Он не позволил ей прошмыгнуть – быстро включил верхний свет, задрал ее подбородок и пристально посмотрел в глаза.

– Что, черт возьми, происходит?

– Ничего.

– Ничего?! Да ты белее полотна! Ты просто обезумела, когда увидела машину. В чем дело? Кто нас преследует? Или преследует тебя?

Она постаралась отвести взгляд и как ни в чем не бывало заметила:

– Я просто не ожидала гостей, вот и все.

– Чушь собачья, – резко выкрикнул он. – Ладно, я потерял память, но не мог же потерять разум, поэтому не считай меня идиотом. – Грубо повернув ее за подбородок, он поймал взгляд Кендал. – Ты спасаешь свою жизнь, так? От кого? Скажи, кто пытается обидеть тебя? Твоего ребенка? – Он бросил говорящий взгляд на манеж, где спал Кевин. – Нашего ребенка?