Главный свидетель

Пепердайн поднялся и, потирая уставшую спину, направился к окну. Перед ним лежал Шеридан, окутанный вечерним сумраком. Темнота, всегдашний союзник преступников, уже сгустилась, значит, у Бернвудов теперь куда больше укромных мест, чтобы пересидеть и избежать ареста. Они наверняка где-то там, в городе. Но где?

Опять же неизвестно где находятся Миссис Бернвуд и его друг Джон Макграт. Но никто на свете не в силах испариться или исчезнуть бесследно. Кто-нибудь где-нибудь ее обязательно видел.

– Но где, черт побери? – неожиданно вслух спросил Пепердайн.

Неясно даже, откуда начинать поиски.

Лишь одно специальный агент Пепердайн мог утверждать наверняка: если Мэт Бернвуд обнаружит свою бывшую жену раньше, чем представители власти, той не придется волноваться из-за преступлений, которые она успела совершить.

Ее просто убьют – всего-навсего.

Глава тридцать девятая

Женщина скончалась, даже не успев предстать перед судом. Она умерла от СПИДа – униженная и корчась от боли. Единственное, что она хотела перед смертью – это попрощаться с детьми. В просьбе было отказано».

Кендал пересказала Джону историю, которую в свое время, чуть ли не миллион лет назад, поведала Мэту и Гибу. Это и в самом деле происходило миллион лет назад – далеко-далеко от маленькой спальни в деревенском доме дедушки в юго-восточной части Теннесси.

– Всякий раз, проигрывая дело, я принимала неудачу очень близко к сердцу. А в данном случае, похоже, проиграла его дважды.

– Так вот почему ты избрала для себя самую трудную профессию в области юриспруденции.

– В какой-то степени.

– Конечно, случай этот – вещь беспрецедентная, но, мне кажется, ты сделала выбор куда раньше – еще до того, как стала адвокатом и занялась этой больной СПИДом женщиной.

Кендал подняла голову, которая покоилась у Джона на плече, и внимательно посмотрела на него:

– Отчего ты вдруг решил заняться моей биографией? Это так важно?

– Я не знаю ничего вплоть до того момента, когда ко мне вернулось сознание. Да. Для меня это важно.

Вздохнув, она снова склонила голову ему на грудь. На самом деле она не больно-то жаждала распространяться о себе, что и не скрывала. Просто его спокойствие и уверенность в себе невольно вызвали у нее своего рода приступ откровенности. Хотелось же ей – и в этом нет никаких сомнений – остаться в его мыслях и памяти после всего.

– Отчего ты такая загадочная, Кендал?

– Кто сказал?

– Послушай, – произнес Джон, – давай поговорим. Что случилось с твоими родителями?

– Они погибли во время перелета в Колорадо, где хотели отдохнуть и покататься на лыжах. Самолет потерпел аварию.

– А что это были за люди?

– Жизнелюбивые, энергичные, веселые. Отзывчивые, открытые для всех, и, конечно же, они любили меня. Я всегда считала, что лучше моих родителей нет никого на свете, и любила их всем сердцем.

– Родители умерли рано, задолго до того, когда приходит естественная смерть. Поэтому ты решила прожить и за них тоже и получить от жизни то, что не смогли они. Вот что движет тобой в твоих устремлениях.

Кендал снова приподнялась:

– Да кто ты такой наконец, психоаналитик, что ли? – Она явно его подкалывала, но он даже не улыбнулся.

– Так что же сделало тебя столь целеустремленной, Кендал? Откуда такая железная воля, а?

– Я уже говорила…

– А если поглубже.

– Ладно, раз уж ты строишь из себя доктора. Я тебя рассмешу.

Она перевела дыхание и глубоко вдохнула:

– В то самое утро, когда они собирались в Колорадо, отец сказал мне на прощание: «Прежде чем мы вернемся, ты уж постарайся и убери свою комнату так, чтобы мы могли тобою гордиться». – Так вот, они не вернулись и я, по-моему, продолжаю жить так, чтобы родителям было не стыдно за меня.

– Что ж, очень образно, но детали опущены.

– Благодарю. Тем не менее, может, сменим тему? Выберем что-нибудь попроще? Чтобы играть в «доктор – пациент» существует масса способов куда забавнее.

– Трудно разжиться одобрением со стороны мертвых, Кендал. Сомневаюсь, что человек может быть идеальным.

– А мне говорили, что может.

– И кто же?

– Мой муж.

Он взглянул на нее, и сердце Кендал чуть не оборвалось. Объятая паническим ужасом от содеянного, она лихорадочно соображала, как бы понатуральнее продолжить разговор, поскорее придумать удобоваримое объяснение.

– Я хотела сказать, что ты совершенно другой человек, совершенно непохожий на того, которого я называла «мужем» И который предал меня.

– И этот «мужчина» – я. Так или нет?

– Да, ты, – ответила она хрипло; – Ты сумел измениться даже за тот ничтожный промежуток времени, что мы находимся здесь. Более того, ты и отдаленно не напоминаешь парня, за которого я вышла замуж. Тот, другой – часть ночного кошмара, который творился давно и в другом месте.

Некоторое время он смотрел на нее в упор, прежде чем возобновить дискуссию:

– Ты начала лгать с того самого момента, как рассказала о гибели родителей, правда?

– Я не лгу.

– Мне кажется, означенный пункт даже не нуждается в обсуждении, Кендал. В этой области у тебя просто нет равных.

– Ну уж если бы я оказалась такой лгуньей, какой ты силишься меня изобразить, тебе бы в жизни не догадаться, что я лгу.

– Да нет, ты же не только лжешь, иногда и реальные факты сообщаешь. Вероятно, такой профессионализм достигается годами упорной практики.

– Мне просто всегда хотелось приукрасить события. Еще совсем маленькой девочкой… мне хотелось усовершенствовать, что ли, окружающий мир, привести в соответствие с душевными запросами. Вместо своих погибших родителей я придумала других, загадочных, и снабдила их фантастическими биографиями. Согласно моей версии, важные события не позволяли им жить вместе со мной.

В один прекрасный момент я решила, что мои родители – кинозвезды, которые хотят спасти меня от Молоха под названием Голливуд. На следующий год посчитала, что они – исследователи Северного полюса. Затем я начала утверждать, что папа с мамой – миссионеры и работают за «железным занавесом», а заодно выполняют опасную работу по заданию ЦРУ.

– Вот это воображение!

Она улыбнулась лукавой доброй улыбкой и добавила: – Мое воображение не слишком пришлось по нраву школьным учителям. Обычно меня наказывали, поскольку принимали мои фантазии за ложь, а я всего лишь хотела изменить обстоятельства, которые мне казались несправедливыми.

– А как там дальше, в отрочестве? Если ситуация, на твой взгляд, становилась невыносимой, то как ты поступала?

– Например? – осторожно поинтересовалась она.

– Очень просто. Если бы твоего мужа поразила амнезия и он забыл, как складывались ваши взаимоотношения на самом деле, ты сказала бы ему правду или соврала?

На глаза Кендал навернулись слезы. Она печально покачала головой:

– Ты прав. Слишком уж много пришлось обманывать. Но только для того, чтобы приукрасить действительность. Впрочем, признаю, иногда я, таким образом, добивалась какой-нибудь своей цели.

Она задумчиво взъерошила его волосы, коснулась ресниц, губ.

– Хотя вряд ли все можно выдумать. В любви, например, не обманешь. Я бы не смогла притворяться. Даже страдая от амнезии, ты бы узнал правду, ведь так? Ты бы ее почувствовал. Послушай, как бьется сердце. – Она приложила его ладонь к своей груди. – Когда амнезия отступит, ты, возможно, начнешь страдать другой ее разновидностью, то есть забудешь все то, что произошло после аварии. И время, которое мы провели вместе в этом доме.

Кендал приблизила к себе его лицо и, наклонившись, прошептала:

– Но если память о прошлом так и не вернется, помни – пока мы жили здесь, я тебя любила. – Словно в подтверждение своих слов она нежно поцеловала его в губы.

Джон не замедлил ответить, и вот уже они слились в долгом сладострастном, зовущем поцелуе. Он принялся ласкать ее – податливую, томную, влекущую. Она словно бы невзначай, коснулась коленом его паха.

– Еще, – попросил он шепотом.

Женщина легонько заскользила в его объятиях, не оставляя стараний до тех пор, пока не ощутила всю мощь и силу его естества. Затем, сгорая от желания, принялась исследовать его плоть, надавливая ласково, но сильно.

Джон продолжал целовать ее, одновременно пытаясь перевернуть на спину. Кендал вся отдалась во власть чувству и с замиранием сердца, но без малейшего намека на стыд или скромность, позволила любить себя всю. Он целовал ее лоно, проникал языком в самые интимные места и укрытия. Нежными мягкими губами касался ее шрама на животе, волнующих холмиков груди, розовых трепетных сосочков. Джон дотрагивался до нее так бережно и деликатно, что она, вытянувшись в струнку, отзывалась всеми фибрами своей души, вторя его движениям.

Он приподнялся на руках и осторожно вошел. Горячая волна страсти захлестнула их с головой, подхватила и понесла, заставляя слиться в единое целое, чтобы не погибнуть в этом бушующем море любви.

Кендал, как в бреду, запустила пальцы в волосы Джона и приподняла его голову.

– Открой глаза, Джон. Взгляни на меня, – попросила она тихо, но настойчиво. – Взгляни повнимательнее. Взгляни и запомни.

Он сделал так, как она просила, ни на секунду не оставляя свои попытки познать всю ее до конца, до самого донца. Когда все кончилось, он позвал ее хриплым, сдавленным голосом и вновь забылся в любовном экстазе.

Они, наконец, очнулись. Кендал долго еще сжимала его в своих объятиях, а он уткнулся в нее лицом. Женщина гладила его по голове и беспрерывно шептала:

– Помни обо мне, Джон. Прошу тебя, помни обо мне.

Глава сороковая

Мужчина втиснулся на диван, наискосок от Рики Сью.

– Приветик.

– Отвали.

– Не очень то по-соседски, не находишь? Или ты уже забыла? Мы с братом сегодня интересовались дорогой.

В течение последнего получаса Рики Сью сидела в одиночестве, выпивала и пыталась как можно скорее позабыть все те гнусности, которые наболтал Пепердайн.

Если что-нибудь случится с миссис Бернвуд и ее ребенком, то не кто иная, как Рики Сью, окажется виноватой – вот что он говорил.

Если Рики Сью хочется увидеть свою лучшую подругу в добром здравии, тогда нечего финтить – пусть она, Рики, выкладывает все, что знает.

В случае гибели матери и ребенка, их смерть ляжет тяжким грузом на роскошную грудь Рики Сью. Короче, утверждал Пепердайн, их жизни – в ее руках.

Он все говорил и говорил, расписывая всяческие ужасы и предсказывая последствия безответственного поведения Рики Сью. И ей наконец захотелось любой ценой избавиться от голоса, который, казалось, проникал повсюду. Пепердайн и его люди ушли, но тут в пустом доме она ощутила что-то вроде приступа клаустрофобии. В нем по-прежнему царил невообразимый кавардак, Пепердайн, правда, обещал прислать команду уборщиков, дабы помочь избавиться от этого ужасного черного порошка, которым агенты посыпали вещи в поисках отпечатков пальцев злоумышленников, но это будет только завтра, а пока она больше ни секунды не желала оставаться в своем поруганном жилище.

Представив, что кто-то проник к ней в дом, касался ее вещей и интимных предметов, не предназначенных для всеобщего обозрения, Рики Сью обмирала от чувства незащищенности. Кроме того, вот уж никогда бы не призналась Пепердайну, она просто боялась оставаться дома одна.

Ей было жизненно необходимо выбраться на люди. Вот она и завалилась в этот бар. Она не слишком часто навещала сие заведение, но сегодня вечером компания просто ни к чему. Рики Сью нарочно избегала многолюдных клубов, где ее знали очень и очень хорошо и где она, вероятнее всего, встретила бы кого-нибудь, пожелавшего эту встречу отметить.

Хотелось побыть в одиночестве. Наедине с собой.

Уже несколько мужчин пытались к ней подъехать, дабы завязать знакомство, но она отшила их суровым взглядом. Оттого-то никто и не подсел.

Подняв глаза и повнимательнее присмотревшись к смельчаку, отважившемуся с ней заговорить, она мгновенно его узнала – даже сердце екнуло. Неприступное выражение лица почти автоматически сменилось улыбкой.

– Так вы нашли Сансет-стрит?

– Ага. По вашей милости. Но приятель, которого мы искали, уже успел переехать из вашего городишка. – Генри Крук равнодушно пожал плечами. – Ну и черт с ним. Мы особо-то не напрягались – нет – ну и не надо. Так, ошивались в округе, вот и подумали, что заодно прихватим парня.

– А где ваш брат?

– Его зовут Лютер. А меня – Генри.

– А меня – Рики Сью. Рики Сью Роб.

– Забавно, встречаемся второй раз на дню не сговариваясь. Судьба что ли.

– Может, – охотно согласилась Рики Сью.

Его глаза лучились удивительной синевой подстать прекрасным светлым волосам. Не гигант мысли, конечно, но что с того? Пепердайн, к примеру, умница, затонет проходу от вопросов.

Кроме того, очень умные мужчины только усиливают комплекс неполноценности. Она предпочитала мужчин равных себе по умственному развитию. Обычно просторечия в лексиконе избранника настораживали ее, но Генри и его брат-близнец казались такими нетронутыми, свежими, что это невольно возбуждало.

Рики Сью притворно опустила ресницы, якобы от смущения:

– Я уже почти прикончила свой напиток.

– Может, пропустите еще?

– О, как чудесно. Виски с содовой, пожалуйста.

Генри отправился к стойке и сделал заказ. Оглянувшись, он улыбнулся с такой откровенно мальчишеской застенчивостью, что у нее перехватило дыхание. Скромные парни всегда волновали Рики Сью. Ведь она могла научить их таким штучкам!

Парень вернулся назад с напитками в руках. Отхлебнув немного, она поинтересовалась:

– Вы откуда такие взялись?

– Хм. Из Западной Вирджинии.

– Да что ты? Судя по акценту, откуда-то южнее.

– Мы воспитывались в Южной Каролине, но семейство переехало, когда пришел наш с Лютером черед посещать школу высшей ступени.

– Чем занимаетесь?

– Все больше автомобилями и моторами.

– Как интересно! – воскликнула она с придыханием. – Всю жизнь сходила с ума по тачкам, моторам и разным подобным вещам.

Ничего подобного она вовсе не любила, просто напускной энтузиазм позволил ей нагнуться поближе к собеседнику и продемонстрировать свой чрезвычайно глубокий вырез. Она носила черный, сильно открытый топ поверх черного же бюстгальтера, который в большей степени подчеркивал формы ее груди, нежели скрывал.

Явно потрясенный увиденным, Генри расплескал пиво, не успев поднести к губам:

– Вы знаете, а ведь мы с братом вернулись только для того, чтобы снова вас увидеть.

– Да что вы? И когда?

– Ну, как только выяснилось, что нашего дружка нет по адресу. Когда мы подъехали, очень смахивало на то, что в вашем доме и вокруг так и сновали полицейские.

Рики Сью нахмурилась:

– Да, полиция и вправду ко мне приезжала. Кто-то вломился в мой дом.

– Что, правда, без дураков? И что они украли?

Женщина теперь уже просто легла грудью на стол: – Генри, душка, ты не против сменить тему разговора? У меня чертовски мерзкое настроение после всего этого.

Она протянула руку и тот крепко ее пожал.

– Неудивительно. Мы с Лютером так и решили, мол, случилось что-нибудь неладное, особенно когда увидели этих парней в штатском, которые вели наблюдение за домом.

Рики Сью, конечно, несколько захмелела, но, тем не менее, насторожилась и вырвалась из рук Генри.

– Что это за парни в штатском? О чем это ты, дружок?

– Да нет, мы ничего такого не подумали. Решили, что бывший муженек приставил к вам шпиков.

– Я не была замужем.

– Угу. – Он нахмурился с глубокомысленным видом. – Тем не менее, кто бы они там ни были, работенку свою эти ребята выполняют исправно. По крайней мере, проследил и за тем, как вы сюда вошли.

Бернвуды! Они, возможно, уже здесь. Возможно, она у них на мушке. Возможно, в этот самый момент перекрестье прицелов их знаменитых винтовок направлено ей прямо в затылок! Кендал рассказывала об их любви к оружию!

– Где они? – хрипло произнесла она.

– Вон там укрываются, как раз за автоматом по продаже сигарет. – Он кивнул головой куда-то назад. – Можете даже повернуться – сейчас они на вас не смотрят.

Рики Сью скользнула глазами в указанном направлении. Один из парней в штатском явно относился к ведомству Пепердайна. Другого она не видела раньше, но манерами и одеждой он также напоминал служаку ФБР. Они смотрелись довольно забавно в новеньких чистых шляпах, словно нарочно надетых, чтобы выделяться среди местных.

– Вот жопа, – прошипела она. – Нет, ему верить не приходится. Он приставил ко мне сыщиков, словно я преступница.

– Кто приставил? Да в чем дело-то? И как зовут этого, который «жопа»? Хотите, мы с Лютером ему за вас накостыляем?

– Нет, ничего, все это пустяки…

– Послушайте, если вы попали в беду…

– Я-то нет, зато одна моя подруга – да. Эти парни из ФБР. Они думают, что я кое-что знаю, но отказываюсь говорить.

– Это правда?

– Да если бы даже и знала, все равно не сказала бы им ни слова.

Конечно, с ее стороны было рискованным шагом рассказать вероятному ухажеру, что она втянута в серьезное дело, где правит бал ФБР, но вместо того, чтобы струхнуть, тот, похоже, даже воспрял духом.

– Ого-го! А вашу жизнь скучной не назовешь, леди.

Рики Сью с облегчением перевела дух, но так, чтобы не заметил ее визави, и наградила поклонника озорной улыбкой.

– Ты и представить себе не можешь, парень…

– Но я бы с удовольствием представил.

– Тогда давай отсюда сматываться, – предложила Рики Сью, повинуясь внезапному импульсу. Если ей и было когда необходимо расслабиться, то нынешняя ночь подходила как нельзя лучше. – Я знаю неплохие заведеньица, где вести беседу один на один куда приятнее.

Она единым духом опустошила стакан виски с содовой и собралась уже было уходить, как вдруг вспомнила про команду Пепердайна, приставленную следить за ней:

– Черт! Не хватало еще, чтобы они ошивались рядом. Генри разрешил проблему в два счета.

– У меня есть идея. Мой брат в соседней комнате играет в бильярд. Что, если нам вдвоем направиться туда? Я побуду там самую малость, а потом вернусь к стойке, но уже один, вроде как мы с вами не поладили? Тем временем вы с Лютером выйдете на улицу через черный ход. Я же – некоторое время спустя – тоже выйду, но, естественно; через главный вход. Когда до них наконец допрет, что вы слишком долго обретаетесь в задней комнате, и они туда войдут, выяснится, что птичка давным-давно улетела.

– Великолепно. – Она качнулась, вставая на ноги. – Опа. Вот я и готова к подвигам. – Тут она почему-то хихикнула.

Генри, дабы поддержать, приобнял Рики Сью за талию: – Черт, видно, что вы не привыкли зря терять время, леди, и не упускаете случая развлечься – ну и все такое. Она оперлась на руку Генри:

– Что ж, у нас впереди ночь безумств – уж за это я отвечаю.

План Генри, как провести агентов, сработал. Меньше чем через полчаса он встретился с Лютером и Рики Сью на заранее условленном месте. Как только «камаро» братьев Крук притормозил на углу улицы, Генри запрыгнул на переднее сиденье, и Лютер почти синхронно с ним нажал, на акселератор. Машина рванула с места и скрылась под визг тормозов…

Тут Рики Сью пришла к выводу, что Лютер не менее очаровательный и рисковый мужчина, чем Генри. Все трое уместились на переднем сиденье: от езды по ухабам и резких поворотов их то бросало друг на друга, то подкидывало чуть не до потолка.

Когда они пересекли железнодорожный переезд, Рики Сью чуть не уткнулась носом в бутылку виски «Джек Дэниелс», которую ей услужливо предложил один из братьев. От неожиданности она пролила виски себе на грудь.

– Только поглядите, что я с вашей помощью натворила, – проговорила она со смехом и Долго еще хохотала до коликов в животе.

– Эй, Лютер, – бросил брату Генри, – по причине твоего безумного вожделения, наша дама совсем промокла.

– В крайнем случае, мы в состоянии все это слизать!

– В самом крайнем.

Рики Сью похлопала братьев по чреслам:

– Вы такие проказники! Уж я-то знаю, что у вас на уме. Генри нагнулся к ней и стал покрывать ее шею влажными поцелуями.

– Ты об этом? Мы правильно мыслим, а?

Рики Сью запрокинула голову и начала постанывать от наслаждения.

– Так нечестно, это я вам обоим, – заметил Лютер, – мне же как-никак вести машину. – Тем не менее он ухитрялся одной рукой держать руль, а другую тем временем норовил запустить под юбку Рики Сью.

Позднее Рики Сью уже оказалась не в Состоянии припомнить, кто первым предложил остановиться в мотеле. Вполне вероятно, что она сама. Разумеется, это был далеко не первый случай, когда она заглядывала в указанное местечко. Дело в том, что портье в заведении был совершеннейший болван и ему было абсолютно наплевать, кто вписывался или выписывался из мотеля, особенно если новый постоялец сдабривал факт своего появления двадцатидолларовой купюрой.

Тем не менее она все-таки оказалась в пресловутом мотеле, но впервые в компании близнецов. Новизна ощущений возбуждала несказанно, когда она, пьяно пошатываясь, поднималась в только что снятую комнату.

Лютер – а может быть, Генри – чем больше она пьянела, тем меньше различала братцев – сморозил что-то невообразимо смешное. Задыхаясь от хохота, она повалилась на постель.

Лютер лег по одну руку от нее, Генри – по другую. Сначала ее поцеловал один, затем другой. Потом снова Лютер – и пошло-поехало. Скоро она была уже не способна отличить один рот от другого.

Наконец добродушно оттолкнула обоих братьев в сторону:

– Остановитесь, ребятки. Послушайте, что скажу. Да подождите вы хоть минуту. Черт, возьми, я же просила подождать!

Она выбралась из кучи малы и уселась на кровати. Комната плыла перед глазами так, что ей пришлось расставить руки в стороны, чтобы сохранить равновесие. Взвесив игривое состояние близнецов, она решительно произнесла:

– Внимание, мальчики! Начиная с данного момента все действия без использования презервативов абсолютно исключаются.

Братьям ничего не оставалось, кроме как заняться открыванием заветных пакетиков, которые Рики Сью щедрой рукой извлекла из своей сумки. После этого она растянулась на кровати во весь рост, заложив руки под голову, в предвкушении того внимания, с которым завтра ее станут обозревать постояльцы мотеля у кофейного, автомата. Да, у нее найдется, что порассказать – уж будьте покойны.

Глава сорок первая

Мэт вел машину до тех пор, пока Гиб не скомандовал ему остановиться у придорожной автостоянки. Поддерживая высокую скорость, но при этом не нарушая правил, они покрыли вполне достаточное расстояние от Шеридана, чтобы считать его безопасным, по мнению Гиба.

Гиб сгорал от нетерпения узнать, что хранится в обувной коробке, которую они извлекли из-под кровати Рики Сью. Он высыпал ее содержимое на сиденье, после чего оба погрузились в чтение.

Скоро стало ясно, что женщина не выбросила ни единого письма когда-либо полученного от мужчины. Работа все больше и больше утомляла. Мэт явно устал.

– В этих бумажках ничего нет.

– Нельзя пропустить ни одного, – упрямо настаивал отец. – Есть, должно быть одно-единственное, которое наведет нас на след.

Среди писем бывших любовников хранилась плохо отпечатанная Записка от школьного товарища Рики Сью по имени Джеф, который просил одноклассницу продемонстрировать ему свои трусики. Еще одно душераздирающее письмишко подписал некий «кузен Джо», который, отбывая срок военной службы на борту авианосца Соединенных штатов «Джон Ф.Кеннеди», под присягой обещал передать ее адрес своим одиноким товарищам по оружию.

Нашлась там и докладная от учителя воскресной школы мистера Говарда, в которой упоминалось, что означенная особа в очередной раз пропустила воскресные занятия.

Но вот в руках Мэта отказалась почтовая карточка, и он сразу же узнал почерк своей жены:

– Вот эта – от Кендал.

Никакого энтузиазма от находки он не испытал. Казалось, вместо живого человека работает автопилот, а вот перехватить управление этот живой человек уже не в состоянии. Ему было легче исполнять приказания отца.

Автоматизм стал своего рода щитом, за которым таилась душевная боль. Он стал таким с той самой минуты, когда Гиб убил Лотти.

Похоже, вместе с ней умер и он сам, Мэт. Трудно себе представить, что он берет вечное перо, правит гранки и готовит к изданию очередной экземпляр газеты. Вряд ли его еще могут заинтересовать охота, выпивка, застолье, «Братство» – да и жизнь, как таковая. Смерть Лотти оставила в душе такую щемящую пустоту, которую, он знал, нельзя будет заполнить ничем. Отец говорил, что многое в нем изменится, когда они найдут его сына, но Мэта одолевали сомнения.

Словно стараясь еще сильнее разбередить рану, он воскресил в памяти дни беззаботной юности, когда отец тоже запрещал ему видеться с ней, но тогда была хотя бы слабая надежда, что они когда-нибудь соединятся. Он слишком на это надеялся. Именно надежда помогала ему скоротать те дни, когда общение с Лотги было невозможно.

Теперь, когда она потеряна навсегда, ждать и надеяться больше не на что. Пытаясь несколько примирить сына с потерей, отец напомнил ему, что настоящая награда ждет праведника на небесах, но у Мэта небеса отчего-то ассоциировались с Лотти. Он даже не слишком желал вечного блаженства, если под вечностью понималось бытие без Лотти.

Разумеется, за смерть Лотти должна была ответить Кендал. Отец постарался как следует растолковать ему этот факт. Если бы Кендал не совала нос куда не следовало, в то, что выше ее понимания, оставаясь послушной и скромной женой, как и полагалось с самого начала, то ничего бы не случилось. Лотти осталась бы в живых и продолжала бы радовать его поцелуями и объятиями, ради которых он, в сущности, и жил.

Всякий раз, вспоминая потерю, он чуть не задыхался от ярости. Да, Кендал придется заплатить и по самому большому счету. Уж он-то проследит за этим лично. Как и все прочие, наказанные судом «Братства», Кендал предстанет перед неумолимыми судьями.

Мэт с брезгливостью рассматривал открытку Кендал, поскольку она вышла из ее рук:

– Я узнал почерк.

– Когда была отослана открытка?

Мэт попытался рассмотреть послание при свете фонаря.

– Почтовая марка совсем затерлась, по-видимому, давно. Открытка даже пожелтела по краям.

– В любом случае прочти.

– Прекрасно проводим время, хотя мешают комары и жара. Она чуть не доконала меня, когда мы с Б. отправились на пикник на наше заветное место.

– «Б» – значит бабушка, – заявил Гиб. – Есть еще что-нибудь?

– Похоже, не хватило места. Почерк становится все мельче. – Мэт сощурился, чтобы разглядеть крохотные буковки. – Я уже писала тебе о месте – каньон, водопад ну и прочие штуковины. Скоро увидимся. – Это все. Вместо подписи нарисовано крохотное сердечко.

– Каньон, говоришь? Да, скорее всего это каньон Конфедератов. Ее, видите ли, излюбленное местечко. Она когда-нибудь упоминала о нем?

Мэт покопался в памяти. Но ничего там не обнаружил, кроме безжизненных глаз Лотти.

– Может, и упоминала. Помнится, сказала как-то, что они с бабушкой любили проводить лето на старой заброшенной ферме.

– А еще конкретнее – на старой ферме неподалеку от каньона Конфедератов и водопада. – Со все нарастающим возбуждением Гиб открыл бардачок и извлек оттуда карту дорог штата Теннесси. Затем торопливо расправил ее на коленях.

– Что ты знаешь о природе, Мэтью? – спросил он. – Как поступает раненое животное, или куда оно стремится, если сильно напугано?

– К своему лежбищу, по-видимому.

– Иными словами, к дому, – подтвердил Гиб. – Кендал домой не вернулась. Это было бы чистым безумием. Отсюда следует, что она двинулась в другое место, приятное ее сердцу. Нам необходимо найти памятник Конфедератам – жертвам гражданской войны неподалеку от водопада.

Глаза Гиба сверкнули:

– Подумай об этом, малыш. Скоро мы уже будем держать на руках твое дитя.

Мэт изо всех сил постарался изобразить энтузиазм. Пытался представить, как сажает на колено своего маленького сына. И пытался вообразить себя смеющимся, счастливым, свободным. Свободным? Да, теперь он понял: за всю свою жизнь он никогда не чувствовал себя свободным.

И никогда не чувствовал на себе оковы тяжелее, чем сейчас.

Кендал высвободилась из рук Джона.

– Я иду в ванную, – прошептала она. – Вернусь назад через минуту.

Тот снова погрузился в сон. Она нагнулась и поцеловала его в лоб, затем помедлила самую малость, вглядываясь в лицо лежащего перед ней мужчины, стараясь запомнить каждую черточку.

Если все пойдет по плану, то она лицезреет его в последний раз.

Кендал почувствовала, как рыдания сдавили грудь. Подавив слезы, она выскользнула из постели и, несмотря на темноту, быстро оделась.

С того самого момента, как Рики Сью сообщила Кендал, что Мэт и Гиб вырвались на свободу, ей стало ясно, что очередного бегства не миновать. И времени оставалось в обрез. Но, несмотря на спешку, она решилась подарить еще одну ночь Джону.

Мэт и Гиб выследят и найдут ее. Она знала, что это обязательно случится. Она куда больше верила в охотничьи инстинкты Бернвудов, чем в способность ФБР перехватить преступников, хотя федералы имели доступ к всевозможным компьютерам и располагали агентурной сетью.

Если бы дело касалось только ее жизни, она бы рискнула и осталась с Джоном. Но она в ответе за Кевина. Если Бернвуды нападут на их след, они убьют ее и захватят мальчика. Ужасающая перспектива. Даже если федералы окажутся первыми и ее арестуют, все равно Кевин превратится в заложника властей, и судьба его окажется в руках совершенно незнакомых людей.