Арианрод с воплем бросилась на темного эльдара. Я увидел, как она на мгновение зависла в воздухе, увидел, как опускается сабля. Затем тела противников столкнулись и тут же разлетелись в стороны.
Сабля отняла эльдару левую руку по плечо. Но его клинки...
Я знал, что она погибла. Никто не смог бы выжить после такого, даже благородная мечница с далекого Картая.
— Грегор! Грегор! — Биквин помогла мне подняться. Садия Колдунья, прихрамывая на своих паучьих лапах, убегала к лестнице.
Что-то взорвалось позади меня. Я услышал, как от гнева и боли закричал Рейвенор.
И побежал за Колдуньей.
В часовне наверху было тихо и холодно. Сквозь ряды витражей пробивались огни празднества Темной Ночи.
— Тебе не убежать, Садия! — пытался закричать я, но голос мой охрип.
Я следил за ней взглядом, когда Колдунья пронеслась между колоннами, заходя слева. Лишь тень среди других теней.
— Садия! Садия, старая карга, ты сумела убить меня! Но и сама умрешь от моей руки!
Справа возникла едва заметная тень. Я двинулся ей навстречу.
И вдруг почувствовал сильный удар сзади между лопаток. Падая, я обернулся и увидел безумное лицо Пая, мастера ядов, прихвостня Колдуньи. Он разразился кудахтающим смехом, подпрыгивая и сжимая в каждой руке по опустошенному шприцу.
— Мертв! Мертв, мертв, мертв, мертв! — распевал он.
Пай ввел мне второй компонент яда. Мои мускулы уже сводило судорогой.
— Ну что, инквизитор, как ощущения? — захихикал Пай, подскакивая ко мне.
— Император тебе судья, — с трудом выдохнул я, выстрелил еретику в лицо и потерял сознание.
Очнулся я оттого, что Садия Колдунья держала меня за горло и трясла аугметическими жвалами нижней челюсти.
— Приди в себя! — шипела она. Вуаль с ее лица была откинута назад, а на сухих щеках вздулись мешочки с ядом. — Ты должен прийти в себя, чтобы почувствовать это!
И тут ее голова разлетелась кровавыми брызгами и осколками костей. Паукообразная опора затряслась в конвульсиях, бросая меня через все помещение. Прежде чем рухнуть, она еще целую минуту металась по часовне. Бьющийся в агонии труп еретички трясся на аугметической конструкции.
Я упал на пол лицом вниз. Нужно было перевернуться, но яд лишал меня последних сил.
Перед глазами возникли могучие ноги, обутые в бронированные сапоги, усиленные керамитовыми пластинами.
Неимоверным усилием я поднял голову, чтобы посмотреть наверх.
Надо мной стоял охотник на ведьм Танталид. Он убирал в кобуру болт-пистолет, из которого только что застрелил Садию Колдунью. Мужчина был облачен в инкрустированную золотом боевую броню, на его спине читались знаки Министорума.
— Эйзенхорн, ты обвиняешься в ереси. Я пришел лишить тебя жизни.
«Только не Танталид, — подумал я, снова теряя сознание. — Не Танталид. Не сейчас».
Глава вторая
НЕЧТО В СТИЛЕ «БЕТАНКОР»
МОИ ПАВШИЕ
ПРИЗЫВ
Я не помню ничего с того момента, как потерял сознание в ногах у Танталида, жестокого охотника на ведьм, и до того, как пришел в себя на борту своего боевого катера спустя двадцать девять часов. Ничего не помню и о семи попытках вернуть мое тело к жизни, о прямом массаже сердца, об инъекциях противоядия, введенных непосредственно в сердечную мышцу, и обо всех усилиях, которые пришлось приложить для моего спасения. Обо всем этом мне рассказали позднее, когда я стал понемногу поправляться. В течение долгого времени я был беспомощен, словно новорожденный котенок.
И, что важнее всего, я не помнил, как нам удалось избавиться от Танталида. Об этом мне рассказала Биквин спустя пару дней после того, как я впервые очнулся. Произошедшее было абсолютно в стиле Бетанкор.
Елизавета вбежала в часовню как раз в тот момент, когда появился Танталид. Она сразу узнала его. Дурная слава об этом охотнике на ведьм ходила по всему субсектору.
Он собирался убить меня, лежащего без сознания у его ног в состоянии анафилактического шока, вызванного кипящим в моих венах ядом.
Елизавета закричала, выхватывая оружие.
И вот тут сквозь витражи заструился свет — резкий, яркий свет. Раздался рев. Разгоняя ночь включенными на полную мощность прожекторами, над разрушенной часовней завис мой боевой катер. Догадываясь, что за этим последует, Биквин бросилась на пол.
Из громкоговорителей парящего в воздухе боевого судна загрохотал голос Бетанкор:
— Имперская Инквизиция! Немедленно отойдите от инквизитора!
Морщинистая, похожая на черепашью голова Танталида повернулась в оправе мощного панциря. Охотник бросил косой взгляд в сторону яркого света.
— Офицер Министорума! — прокричал он в ответ. Его голос был усилен устройством, вмонтированным в броню. — Приказываю вам уйти! Немедленно уходите! Этот еретик мой!
Биквин усмехнулась, пересказывая мне ответ Бетанкор:
— «Никогда не спорь с боевым катером, засранец».
Сервиторы, встроенные в крылья катера, открыли огонь, поливая часовню из автоматических орудий. Все витражи были разбиты, статуи разваливались на куски, крошились каменные плиты. Танталид, которого задело, по крайней мере, один раз, повалился на спину в пыль среди обломков. Его тело не было найдено, поэтому я предположил, что этот выродок выжил. И оказался достаточно сообразителен, чтобы сбежать.
Мое покинутое сознанием тело не пострадало, несмотря на то что всю часовню прошили пулеметные очереди.
Типичная бравада Бетанкор. Привычная точность Бетанкор. Она была такой же, как и ее чертов папаша.
— Пришли ее ко мне, — попросил я Биквин. Я все еще валялся в кровати. Я все еще пребывал на краю могилы и чувствовал себя отвратительно.
Медея Бетанкор заглянула ко мне несколько минут спустя. Так же как и ее отец, Мидас, она носила главианский черный летный костюм с красной окантовкой, поверх которого с гордостью надевала старую светло-вишневую безрукавку с вышивкой.
Ее кожа, так же как и у Мидаса, как у всех главианцев, была темной. Бетанкор усмехнулась, глядя на меня.
— Я твой должник, — произнес я. Медея покачала головой:
— Ничего такого, чего не сделал бы мой отец. — Она присела в изножье кровати. — Впрочем, он убил бы Танталида, — подумав, добавила она.
— Стрелял он получше.
Снова та же усмешка и блеск жемчужно-белых зубов.
— Да, он был таким.
— А ты еще станешь. — Если бы мог, я бы улыбнулся.
Она отсалютовала и вышла из комнаты.
Мидас Бетанкор был мертв уже двадцать шесть лет, но я по-прежнему тосковал по нему. Из тех, с кем мне приходилось общаться, его с наибольшей точностью можно было бы назвать другом. Биквин и Эмос были моими союзниками, которым я с легкостью мог доверить свою жизнь. Но Мидас...
И да покарает Бог-Император Фэйда Туринга за то, что тот забрал у меня друга. И да приведет однажды меня Бог-Император к Фэйду Турингу, дабы мы с Медеей смогли отомстить за Мидаса.
Медея никогда не знала своего отца. Она родилась спустя месяц после его смерти, жила с матерью на Главии и лишь по случайности попала ко мне на службу. Сдержав обещание, данное когда-то Мидасу, я стал ее крестным отцом. Связанный этим долгом, я прилетел на Главию, чтобы присутствовать на церемонии вступления Медеи во взрослые права, где наблюдал, как она ведет длинноносую главианскую яхту через вихревые потоки среди Стоячих Холмов во время Обряда Совершеннолетия. Мне хватило одного взгляда, чтобы оценить ее мастерство.
Арианрод Эсв Свейдер погибла, а с ней Гонвакс и Кус. Сражение в часовне было ожесточенным. Рейвенору удалось убить разбушевавшегося гомункула, но только после того, как тот вспорол ему живот и отхватил левое ухо Зу Зенг.
Теперь Гидеон Рейвенор лежал на отделении интенсивной терапии в главном городском госпитале Леты. Мы должны были забрать его, как только его жизнь окажется вне опасности.
Я задавался вопросом, как много времени это займет. Думал над тем, что будет с Рейвенором. Он любил Арианрод и очень дорожил ею. Я молился, чтобы эта потеря не отразилась на нем слишком сильно.
Я оплакивал Куса и мечницу. Мешер служил мне в течение девятнадцати лет. Эта Темная Ночь лишила меня слишком многого.
Кус был погребен со всеми почестями на мемориальном кладбище Имперской Гвардии Леты Майор. Тело Арианрод сожгли на голом холме к западу от соляных полей. Я был еще слишком слаб, чтобы присутствовать на каком-либо из этих ритуалов.
После кремации Эмос принес мне Ожесточающую. Я завернул ее в ветошь, а потом в отрез шелка. Моим долгом было как можно скорее возвратить это оружие старейшинам племени Эсв Свейдер на Картай, что означало необходимость сделать крюк, который занял бы как минимум год времени. И этого года у меня не было. Я убрал спеленатую саблю в свой сейф.
Поместилась она с трудом.
Пробивая себе путь к здоровью, я вспоминал про охотника на ведьм. Арнаут Танталид семьдесят лет назад был военным исповедником Миссионарии Галаксия, а ныне стал одним из самых пугающих и безжалостных охотников на ведьм в Министоруме. Подобно многим из своих собратьев, он следовал доктрине Себастиана Тора с непоколебимой дотошностью, граничащей чуть ли не с болезненной одержимостью.
Для большинства простого люда Империума между инквизитором Ордо Ксенос, вроде меня самого, и убийцей ведьм, состоящим на службе Экклезиархии, таким как Танталид, разница чертовски невелика. Мы выслеживаем проклятых созданий тьмы, преследующих человечество, одинаково наводим на окружающих ужас и оба, как может показаться, неподвластны никаким законам.
Хотя во многом мы и можем показаться очень похожими, но на самом деле это далеко не так. Лично я абсолютно уверен, что Адептус Министорум, огромная имперская организация, занимающаяся вопросами веры и ритуалов почитания, должна бы сосредоточить все свое внимание на прославлении истинной церкви Бога-Императора, а преследование еретиков оставить Инквизиции. Иначе у нас слишком часто возникает конфликт юрисдикции. Мне точно известно, что только за прошедшее столетие были начаты как минимум две войны, вызванные и подогреваемые подобным столкновением интересов.
Мы с Танталидом уже дважды «сшибались рогами». В мире Брейделла пятью десятилетиями ранее мы схлестнулись на мраморных полах синода, в суде добиваясь права на экстрадицию псионика Эльбона Парсавала. В тот раз Арнауту удалось одержать победу главным образом благодаря тому, что старейшины Министорума мира Брейделла строго следовали торианской доктрине.
Затем, всего лишь восемь лет тому назад, наши пути снова пересеклись уже на Кауме.
Фанатическая ненависть Танталида к псайкерам (а на деле, рискну предположить, страх перед ними) за прошедшее время стала непреодолимой. Я не делаю тайны из того факта, что сам пользуюсь псионическими трюками в своей работе. И среди моих помощников есть псионики, и сам я в прошлые годы старался развить собственные ментальные способности. Это мое право как полномочного представителя Инквизиции.
В моих глазах Арнаут был ограниченным фанатиком с ярко выраженным психозом. В его глазах я был ведьминым отродьем и еретиком.
На Кауме не состоялось судебных трений. Их заменила война. Она продолжалась в течение суток на многоярусных улицах городка-оазиса в Унат Акиме.
Во время проверки населения огромной столицы Каумы выявили двадцать восемь латентных псайкеров. Все они не достигли и четырнадцати лет. Их изолировали до прибытия Черных Кораблей Инквизиции. Все они являлись рекрутами, драгоценным ресурсом, чистыми и готовыми к тому, чтобы Адептус Астропатикус вырастили из них достойных служителей Бога-Императора. Некоторые из них даже могли заслужить великую честь присоединиться к хору Астрономикона. Дети были напуганы и смущены, но только на этом пути их ожидало спасение.
Лучше быть обнаруженным в раннем возрасте и приставленным к доброму делу, чем остаться ненайденным, подвергнуться заражению, разложению и превратиться в угрозу для всего нашего общества.
Но, прежде чем за ними успели прилететь Черные Корабли, детей выкрали работорговцы-отступники, действовавшие по сговору с коррумпированными чиновниками местного Администратума. На черном рынке за незарегистрированных, девственных рабов-псайкеров можно получить огромные деньги.
Я отправился по следам работорговцев, ведущим по песчаным барханам к Унат Акиму, намереваясь освободить детей. А Танталид проделал тот же путь, чтобы истребить их всех как ведьм и колдунов.
К концу сражения мне удалось выбить из городка-оазиса и охотника на ведьм, и его когорты, состоявшие главным образом из пехотинцев местной милиции. В перестрелке погибли двое молодых псайкеров, но все остальные были благополучно переданы в руки Адептус Астропатикус.
Убегая из Каумы зализывать раны, Танталид пытался объявить меня еретиком, но все его обвинения были немедленно опровергнуты. Тогда Министорум не имел никакого желания судиться со своими союзниками из Инквизиции.
Я догадывался, а может, даже был уверен, что когда-нибудь Танталид снова попытается устроить мне неприятности. Теперь это стало делом личного характера, а фанатизм охотника преобразовал его в святое призвание.
Но, по последним данным, он руководил миссией Экклезиархии в Офидианском субсекторе, занимающейся там поддержкой столетней кампании по Зачистке.
Меня заинтересовало, что же могло привести его на Лету Одиннадцать в столь неподходящий момент.
Когда две недели спустя я снова смог подняться на ноги, Темная Ночь закончилась и я получил ответ на свой вопрос. Мне стали известны если не все подробности, то хотя бы общие черты этой истории.
Когда Эмос принес новости, я, опираясь на трость, мерил шагами частный особняк, который арендовал в Лете Майор. Великая Офидианская Кампания завершилась.
— Большой успех, — объявил Эмос. — Последнее сражение состоялось на Дольсене четыре месяца тому назад, и лорд главнокомандующий объявил субсектор зачищенным. Славная победа, как тебе кажется?
— Да. Надеюсь, что так. Они потратили довольно много времени.
— Грегор, Грегор... Даже такими огромными силами, как Военно-космический флот Скаруса, покорение субсектора — серьезная задача! И то, что у них ушла почти сотня лет, это еще ничего! Усмирение субсектора Экстемпус заняло четыреста лет...
Эмос остановился:
— Да ты же играешься со мной!
Я кивнул. Его было очень легко завести. Эмос покачал головой и опустил свое древнее тело в одно из кожаных кресел.
— Я так понимаю, что военное положение все еще действует, как и временные правительства, посаженные в ключевых мирах. Но сам лорд главнокомандующий триумфально возвращается с большей частью флота, появляясь в этом субсекторе впервые за последние сто лет.
Я стоял перед распахнутыми окнами, разглядывая серые крыши зданий Леты Майор, казавшиеся чешуйчатой шкурой какой-то доисторической рептилии, которая растянулась на холмах бухты Тито. Небеса окрасила туманная розовая дымка, подул легкий бриз. Теперь почти невозможно описать это место без воспоминаний об омерзительной, неизменной мгле Темной Ночи.
Зато, возможно, я узнал, почему возвратился Танталид. Офидианская Кампания завершилась, а с ней и его священная миссия.
— Ты помнишь, как они отправлялись? — спросил я.
Глупый вопрос. Благодаря мемовирусу мой научный помощник с сорока двух лет страдал информационной зависимостью, заставляющей его собирать и сохранять всевозможные сведения. Он просто не мог ничего забыть. Эмос почесал свой крючковатый нос в том месте, где на нем помещались аугметические окуляры.
— Разве может кто-нибудь из нас забыть это? — ответил архивист. — Лето двести сорокового. Охота за кланом Гло на Гудрун, когда там проходило Основание.
И в самом деле, мы сыграли важную роль в отсрочке начала Офидианской Кампании. Магистр Войны, или лорд главнокомандующий, как его называли тогда, был уже почти готов к тому, чтобы начать зачистку Офидианского субсектора, когда мое расследование дела семьи еретиков Гло вызвало массовое восстание, позже известное как Геликанский Раскол.
К своему большому удивлению и неудовольствию, Магистр Войны был вынужден перебросить подготовленные войска на усмирение собственного субсектора. Магистр Войны Хонориус. Хонориус Магнус, как его называют. Я никогда не встречался с ним и не слишком того хотел. Как и многие подобные ему, он был жестоким человеком. Необходим особый склад ума, особая бесчеловечность, чтобы сокрушать планеты вместе с населяющими их людьми.
— На Трациане Примарис состоится великое торжество, — произнес Эмос. — Священная Новена
, организованная Синодом Высшей Экклезиархии. Судя по слухам, сам лорд главнокомандующий Геликана появится там, чтобы даровать Магистру Войны титул Заступника Феода.
— Уверен, он будет очень доволен. Очередной увесистый медальон, которым можно в гневе бросаться в своих офицеров.
— А ты не собираешься присутствовать?
Если бы я мог, то рассмеялся бы. По правде говоря, я подумывал над тем, чтобы вскоре вернуться в столицу Геликанского субсектора. Трациан Примарис был наиболее массивным, промышленно развитым и густонаселенным миром субсектора, поднявшимся из бесчестья и пожаров Раскола и вырвавшим у древней Гудрун статус столичной планеты, достигнув наконец превосходства, которого, на мой взгляд, заслуживали и его размер, и его могущество. Теперь Трациан Примарис являлся главным имперским миром региона.
Для того чтобы закончить кое-какую работу, составить и отправить ряд отчетов, лучше всего было бы вернуться в свои владения на Трациане, расположенные неподалеку от Дворца Инквизиции. Но я недолюбливал Трациан Примарис. Это отвратительное место, и штаб я разместил там только из удобства. Мысли о помпезности, церемониях и фестивалях приводили меня в тихий ужас.
Скорее всего я предпочел бы отправиться к Мессине или к покою Гудрун, где мне принадлежало небольшое уютное поместье.
— Инквизиция собирает там серьезные силы. Будет даже сам лорд Роркен.
Я махнул рукой в сторону Эмоса:
— И тебя это привлекает?
— Нет.
— Разве у нас не осталось более важных дел? Прояснение кое-каких вопросов, с которыми куда проще разобраться в стороне от всей этой раздутой суматохи?
— Скорее всего, — ответил Убер.
— Тогда, думаю, ты знаешь мое мнение.
— Думаю, что да, Грегор, — сказал он, поднимаясь и вынимая что-то из складок своего зеленого одеяния. — И посему полностью готов выслушать твои проклятия после того, как я вручу тебе вот это.
Эмос протягивал маленький информационный планшет с зашифрованным сообщением, чье содержимое было получено и записано астропатами.
На нем была поставлена печать Инквизиции.
Глава третья
СТОЛИЧНЫЙ МИР
ОКЕАН-ХАУС
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ, ПРОШЛЫЕ И НАСТОЯЩИЕ
Трациан Примарис, столичный мир и место размещения правительства, расположен в Геликанском субсекторе сектора Скарус, Сегментум Обскурус. Такое описание вы можете прочесть в любом из сотни тысяч путеводителей, справочников по географии и истории Империума, в учебниках для начинающих паломников, в промышленных и торговых каталогах, а также в звездных атласах. Звучит внушительно, авторитарно, мощно.
Но не дает ни малейшего представления об описываемом монстре.
Я знавал препоганейшие места и планеты смерти, казавшиеся из космоса безмятежными и прекрасными: акварель атмосферы, разноцветье лун и метеоритных поясов, опутывающих их подобно браслетам и ожерельям, и прочие природные чудеса, скрывающие за собой опасность.
Но Трациан Примарис не такой притворщик. Из космоса планета кажется слезящимся, больным катарактой глазом, сердито взирающим вокруг. Мир огромен, одутловат и завернут в серую вуаль повисшей в атмосфере сажи, сквозь которую пробивается свет миллиардов и миллиардов огней городов-ульев, напоминающий сияние разлагающейся звезды. И этот глаз злобно всматривается во все приближающиеся суда.
И вот! Они все равно подходят! Косяки судов, стаи бесчисленных кораблей, привлеченных к этой раздутой выгребной яме приманкой из обилия индустриальных благ и коммерческой энергии.
У планеты нет лун, точнее говоря, естественных лун. Над атмосферой выступают зубчатые башни и орудийные платформы пяти звездных крепостей класса «Рамилес», охраняющих подходы к столичному миру. Особая гильдия, состоящая из сорока тысяч квалифицированных пилотов, существует только для того, чтобы управлять трафиком на переполненной высокой орбите. Планетарные силы обороны составляет постоянная армия численностью восемь миллионов человек. Всего же Трациан Примарис населяет двадцать два миллиарда, а плюс к этому на его поверхности постоянно пребывает миллиард временных жителей и гостей. Семьдесят процентов поверхности планеты покрыты постройками городов-ульев, оккупировавших даже значительную часть природных океанов мира. Города разрослись настолько, что раскинулись над морями, чьи воды теперь катятся во тьме.
Я ненавижу эти места. Ненавижу лишенные естественного света улицы, шум и давку. Ненавижу вонь рециркулированного воздуха. Ненавижу атмосферу, переполненную жирной грязью, прилипающей к одежде и коже.
Но судьба и обязанности вновь и вновь заставляют меня возвращаться сюда.
Зашифрованное официальное письмо от представительства Инквизиции было составлено предельно ясно: меня, как и многих равных мне по положению, вызывали на Трациан Примарис для участия в Священной Новене. Кроме того, я должен был предстать перед Великим Магистром Инквизиции, лордом Убертино Орсини, наиболее высокопоставленным инквизитором во всем Геликанском субсекторе. Такой статус ставил его в один ряд с пфальцграфом-кардиналом.
Отказаться я не мог.
Путешествие от Леты Одиннадцать заняло месяц. Я решил взять с собой всю свою свиту. До места назначения мы добрались только за четыре дня до начала празднеств. Пока крошечный пилотируемый челнок нес нас к стоянке мимо огромного скопления кораблей, повисших на орбите, я увидел, что к звездным крепостям, словно детеныши к мамке, присосались темные очертания кораблей Военно-космического флота Скаруса. Они вернулись домой героями. В воздухе витал запах победы. Скоро должно было состояться имперское празднование, которое Министорум собирался использовать для подъема морального духа простого населения.
— Ваш график составлен, — сказал служивший мне секретарем младший дознаватель Алан фон Бейг, когда мы погрузились на борт боевого катера, доставившего нас на планету.
— Ох, и кем же?
Алан задумался. Фон Бейг был застенчивым и посредственным молодым человеком. Я сомневался, что он когда-либо поднимется до чина инквизитора. Я принял его в свой штат в надежде, что служба рядом с Рейвенором сможет вдохновить Алана. Но этого не произошло.
— Я полагал, что мой личный график должен составляться на основе моих личных пожеланий.
Фон Бейг что-то пробубнил в ответ. Я принял протянутый им информационный планшет. Тут же стало очевидно, что список дел составлен не моим секретарем. Это был официальный документ, написанный нунциями Министорума в сотрудничестве с Представительством Инквизиции. Мое расписание, составленное на все девять дней Священной Новены, оказалось заполнено аудиенциями, молебнами, банкетами, публичными церемониями, торжественными открытиями и обрядами Министорума. Все девять суток, а к ним еще и несколько дней прежде и после Новены.
Я прилетел сюда, будь оно все проклято! Ответил на вызов. Но я не мог позволить поглотить себя череде пирушек. Я взял перо и быстро пометил те события, которые соглашался посетить: формальные обряды, инквизиционная аудиенция, Великое Награждение.
— Вот так, — сказал я, кидая планшет обратно Алану. — Остальное я пропущу.
Фон Бейг выглядел смущенным.
— Сразу по прибытии вас ожидают в Постапостольском Конклаве.
— Сразу по прибытии, — строго произнес я, — мы отправляемся домой.
Домом мне служил Океан-хаус, частный особняк, который я арендовал в одном из наиболее дорогих кварталов Улья Семьдесят. Во многих мирах-ульях богачи и высокопоставленные лица проживают в районах, расположенных как можно выше над городом, стремясь убраться подальше от грязи и толкотни, царящих на центральных и нижних уровнях. Но как бы высоко вы ни забрались на Трациане Примарис, вы не найдете ничего, кроме смога и загрязнений.
Здесь эксклюзивное жилье размещается у подножия улья, престижные районы простираются вдоль берега и в глубине таящихся под ним морей. Там хотя бы тихо.
Медея Бетанкор вела боевой катер сквозь перенасыщенную движением атмосферу, прокладывая путь между уродливыми куполами, темными башнями, ржавеющими антеннами и потрескавшимися шпилями. Затем мы смешались с бурным потоком воздушных судов, вливающимся в широкий вспомогательный въездной туннель, который вел к переплетению транспортных артерий улья.
Мимо иллюминаторов проносились прямоугольники сине-белых ламп, вмонтированных в стены просторного туннеля. Менее чем через час мы добрались до огромного транспортного узла, скрытого на трехкилометровой глубине под поверхностью города. Медея посадила катер на широкую платформу лифта, степенно опустившую нас и дюжину других кораблей к нижним уровням Улья Семьдесят. Затем катер был припаркован на частном аэродроме возле подъемника. На заключительном этапе нашего путешествия к приморскому обиталищу мы воспользовались метро.
К тому времени, как мы добрались до Океан-хауса, я уже успел устать от Трациана Примарис.
Океан-хаус, сконструированный из герметизированного плазмой грандиорита на адамитовом каркасе, был одним из тысячи особняков, встроенных в подводную стену Улья Семьдесят. Он располагался в девяти километрах под поверхностью города и на два километра ниже уровня моря. По представлениям обычных граждан Империума, это был маленький дворец. Его как раз хватало для того, чтобы вместить всю мою свиту, библиотеку, склад оружия и тренировочные залы, не говоря уже о домовой часовне и зале для аудиенций. Целое крыло здания было отдано для размещения Дамочек Биквин. В этом особняке можно было надеяться на безопасность, покой и тишину.
Моя домработница Джарат ожидала нас в прихожей. Как и обычно, она была одета в длинное светло-серое платье и черную кружевную шапочку, задрапированную белой вуалью. Как только огромные металлические входные люки откатились в сторону и я вдохнул прохладного, чистого домашнего воздуха, она хлопнула пухлыми ладонями, и вперед устремились сервиторы, чтобы принять нашу верхнюю одежду и помочь с вещами.
Я постоял какое-то время на нашмиковом коврике, оглядывая каменные стены и высокий свод крыши. Никаких картин, бюстов или скульптур, никаких перекрещенных мечей или вышитых гобеленов, только герб Инквизиции на дальней стене над лестницей. Я не любитель художеств и роскоши. Мне необходимы уют и исключительная функциональность.
Остальные спутники засуетились вокруг. Биквин и Эмос отправились в библиотеку. Рейвенор и фон Бейг давали сервиторам четкие инструкции, касающиеся некоторых предметов нашего багажа. Медея скрылась в своей комнате. Остальная свита рассеялась по всему дому.
Джарат поприветствовала их всех, а затем подошла ко мне.
— Добро пожаловать, сэр, — произнесла она. — Вы давно не были дома.
— Шестнадцать месяцев, Джарат.
— Дом проветрен и подготовлен. Мы занялись этим, как только вы сообщили о намерении приехать. Нас опечалили известия о потерях.
— Есть что-нибудь, что я должен знать?
— Перед вашим прибытием мы перепроверяли систему безопасности. Также поступило несколько сообщений.
— Я прочитаю их, как только смогу.
— Уверена, вы голодны.
Она была права, хотя я и сам не сразу понял, что ужасно проголодался.
— На кухне уже готовится обед. Я взяла на себя смелость самостоятельно составить меню, которое, как мне кажется, вы должны одобрить.
— Как всегда, полностью полагаюсь на твой выбор, Джарат. Я хочу отобедать на морской террасе вместе с теми, кто пожелает составить мне компанию.
— Я прослежу за этим, сэр. Добро пожаловать домой.
Я принял ванну, облачился в серый шерстяной костюм и провел некоторое время в личной комнате, потягивая амасек и просматривая сообщения и коммюнике при мягком свете лампы.
Посланий пришло много, главным образом недавно поступившие письма от старых знакомых — чиновников, собратьев инквизиторов и солдат, — подготавливающие меня к их прибытию на планету и выражающие почтение. Лишь немногие из них нуждались в больше чем формальном ответе моего секретаря. Для некоторых я сочинил учтивые личные послания, выражая надежду встретиться на одном из многочисленных мероприятий Новены.
Три сообщения привлекали особое внимание. Первым было личное, закодированное официальное письмо от Верховного Инквизитора Филебаса Алессандро Роркена, являвшегося главой Ордо Ксенос Геликанского субсектора и моим непосредственным начальником. Он входил в триумвират старших инквизиторов и отвечал непосредственно. перед Великим Магистром Орсини. Роркен хотел видеть меня сразу после моего возвращения на Трациан. Я незамедлительно ответил ему, что прибуду во Дворец Инквизиции следующим утром.
Второе письмо поступило от моего старого друга и коллеги Титуса Эндора. С момента нашей последней встречи прошло уже довольно много времени. Его незашифрованное сообщение гласило: «Приветствую тебя, Грегор. Ты дома?»
Краткость обезоруживала. Я отправил столь же краткий утвердительный ответ. Эндор явно не желал общаться в письменной форме. Я ждал его ответа.
Третье сообщение, составленное на глоссии, также оказалось незакодированным, или же, по крайней мере, к нему не были применены электронные шифры. Послание гласило: «Скальпель быстро режет нетерпеливо высунутые языки. В час третий, на Кадии. Гончая запрашивает Шип. Шип должен быть остер».