Warhammer 40000. Грегор Эйзенхорн - Инквизитор. Ордо Маллеус

      — Как, например, этой ночью? — Я вернул ему устройство.
      — Да. А на что ты намекаешь?
      — Ты сумел проникнуть с первого захода? Без всяких пробных забегов?
      — Конечно. Этот визит был спонтанным. И пока эта твоя симпатичная сучка не заехала мне ногой по морде, я считал себя крайне везучим, раз сумел зайти так далеко.
      — Так, значит, раньше ты здесь не бывал? Внутрь не проникал?
      — Нет, — резко ответил он. Или я оскорбил его, или...
      — Что ж, если тебе надо, можешь уходить, — сказал я.
      — Доброй ночи, Грегор.
      — Доброй ночи, Титус. Я предложил бы проводить тебя, но думаю, что ты и сам прекрасно знаешь, где выход.
      Он усмехнулся, поднял бокал и прикончил его содержимое одним большим глотком.
      — Вскинь, опрокинь, и нальем еще по одной!
      — Очень на это надеюсь, — ответил я.
 
      Дворец Инквизиции на Трациане Примарис размещается на высоте облачного покрова в Улье Сорок Четыре. Он занимает площадь, на которой мог бы разместиться небольшой город, и представляет собой главный штаб Инквизиции в Геликанском субсекторе. Его обслуживает постоянный штат из шестидесяти тысяч сотрудников. Мне не по душе его черная стаэтитовая облицовка, его затемненные окна и защитные валы, усеянные железными шипами. Те, кто подвергают Инквизицию критике, могут описать эту архитектуру как почти гротескную, обращенную непосредственно к самым сильным человеческим страхам, связанным с Инквизицией и исходящей от нее неотвратимой черной угрозой. Должен признаться, что так и есть. Страх перед учреждением настолько безжалостным, что без колебаний карает любого, заставляет людей быть законопослушными.
      В начале следующего дневного цикла я отправился во дворец в сопровождении Эмоса, фон Бейга и Тулы Сурсковой. Как ни странно, но я чувствовал себя почти беззащитным, когда со мной было только три компаньона. За несколько прошедших десятилетий я слишком привык к большой свите. Мне пришлось напомнить себе, что было время, когда вся моя свита состояла из трех человек.
      Дворец Инквизиции не место для случайных или неформальных встреч. Он представляет собой мрачный лабиринт из темных залов, пустотных завес и поглощающих свет полей. Энергетические поля маскируют перемещения всех сотрудников и посетителей. Их деятельность секретна. Когда мы вошли в гулкий главный зал, нас снабдили кибернетическим андроидом в виде черепа, парившим над нашими головами и создававшим изолирующий конус тишины. Кроме того, чтобы обеспечить конфиденциальность, нам предложили услуги астропата, но я отказался. Все, что мне было необходимо, это Сурскова с ее способностями неприкасаемой.
      Удерживая вертикально двуручные энергетические мечи, стражи Инквизиции повели нас по коридорам, облицованным черным мрамором. Их лица были скрыты забралами в виде масок, а бургундскую броню украшали золотые листья и инсигнии нашей организации. Вокруг нас вспыхнуло коричневатое мерцание светопоглощающих полей, образующих гудящий энергетический коридор, отделяющий нас от всего остального.
      Пока мы шли, Алан фон Бейг растерянно теребил свой высокий воротник. Дознаватель нервничал. Мрачная атмосфера дворца действовала даже на его служащих.
 
      Лорд Роркен дожидался нас в своих личных апартаментах. Энергетическая завеса спала, чтобы пропустить нас в круглый дверной проем, и снова замерцала, как только мы оказались в холле. Стражи не сопровождали нас. Я приказал своим спутникам подождать меня в скромно обставленном холле, где имелись лишь две чугунные скамьи, выложенные белыми атласными подушками, и вошел в личные покои Верховного Инквизитора.
      Для этого визита я облачился в черный костюм, накинув поверх него плащ из темно-коричневой кожи, а инквизиторскую инсигнию закрепил под горлом. Все мои помощники тоже были одеты официально. В чем попало к Магистру Ордо Ксенос не приходят.
      Стены ярко освещенного приемного зала украшали зеркала в позолоченных рамах, пол был выложен кремового цвета мрамором. Повсюду — на стенах, в канделябрах и даже прямо на полу — горели свечи. Зеркала отражали и рассеивали их яркое сияние. Я словно оказался внутри призмы, попавшей в золото солнечного света.
      Мне даже пришлось заслонить ладонью глаза. Вокруг меня сотня мужчин проделала то же самое. Мои отражения. Размноженный Грегор Эйзенхорн в окружении мерцающих свечей. Я выглядел напряженным.
      И это мне не нравилось.
      — Никому не избегнуть всепроникающего света Инквизиции, — произнес голос.
      — Ведь тогда ему пришлось бы самому излучать тьму вовне, — закончил я.
      — Ты знаком с Катулдинасом, — сказал Роркен, подходя ко мне.
      — Мне нравятся его апофегмы . Но я никогда особо не любил его поздние аллегории.
      — Слишком сухие?
      — Слишком пафосные. Чрезмерно вычурные. Мне более по душе Сатаскин. Он менее... претенциозен.
      Роркен улыбнулся и пожал мою руку.
      — Значит, ты оцениваешь красоту поэзии по ее содержанию?
      — Красота заключается в правде, а правда в красоте.
      Он приподнял бровь:
      — Откуда это?
      — Доимперский фрагмент, который я когда-то читал. Анонимный. А что касается вашего первого вопроса, ради удовольствия я предпочту Катулдинасу Сатаскина, но буду настаивать, чтобы мои неофиты многократно перечитывали Катулдинаса, пока не смогут цитировать его так же, как я.
      Роркен кивнул. Он был не слишком крупным мужчиной с гладко выбритой головой и короткой раздвоенной бородкой. Магистр носил темно-красную мантию поверх черной униформы и перчатки. Сложно было определить его возраст, хотя ему должно быть, по крайней мере, триста лет, поскольку он сохранял свой высокий пост в течение полутора столетий. Благодаря аугметике и курсам омоложения он выглядел человеком, приближающимся к пятому десятку.
      — Могу я предложить прохладительные напитки? — спросил он.
      — Спасибо, сэр, но вынужден отказаться. Нунции составили для меня столь плотный график на всю Новену, что мне хотелось бы сразу перейти к делу.
      — Нунции Министорума для всех нас установили плотные графики. Лорд главнокомандующий приказал им сделать так, чтобы празднование прошло с максимально возможной помпой. А Грегор Эйзенхорн, которого я знаю, при любой возможности сделает все, чтобы не придерживаться их предписаний.
      Это замечание моего ответа не требовало.
      Я насторожился. У нас с Роркеном сложились хорошие рабочие отношения, и я чувствовал, что он полностью доверяет мне со времен дела о Некротеке, закрытого девяносто восемь лет назад. С тех пор он с удовольствием помогал мне, направлял меня и лично присматривал за моими делами. Но у Магистра Ордо Ксенос Геликана не может быть друзей.
      — Присаживайся. Думаю, ты можешь уделить мне немного времени.
      Мы сели на стулья с высокими спинками но разные стороны низкого столика, и он протянул мне прохладную воду, импортированную с железистых источников Гидмоса.
      — Укрепляет и тонизирует. Как я понимаю, Колдунья устроила тебе серьезное испытание на Лете Одиннадцать.
      Я извлек информационный планшет из кармана своего плаща.
      — Предварительные выдержки из моего полного рапорта, — сказал я, вручая его Роркену.
      Магистр принял планшет и, не читая, положил его на стол.
      — Ты знаешь, почему я хотел поговорить с тобой?
      Я подумал и пошел на рассчитанный риск.
      — Из-за того, что поговаривают, будто я стал нечестивцем.
      Он заинтересованно приподнял брови:
      — Ты уже слышал?
      — Да, эту информацию довели до моего сведения. Недавно.
      — И какова твоя реакция?
      — Честно сказать? Замешательство. Я не знаю источника этих слухов. Похоже, у кого-то есть причины испытывать ко мне неприязнь.
      — К тебе?
      — Ко мне лично.
      Он сделал небольшой глоток воды.
      — Прежде чем мы продолжим, я должен спросить тебя... Есть ли какая-либо причина, чтобы поползли эти слухи?
      — Как я уже сказал, неприязнь...
      — Нет, — спокойно произнес он. — Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
      — Я ничего не сделал, — сказал я.
      — Поверю тебе на слово. Но если потом я обнаружу, что ты лжешь или хотя бы скрываешь от меня что-то, я буду... недоволен.
      — Я ничего не сделал, — повторил я.
      Он сложил ладони домиком и окинул взглядом море свечей.
      — Вот что произошло. Инквизитор — кто, не имеет значения, — по секрету доложил мне о тревожном происшествии. Демонхост сделал милость и пощадил жизнь человека только потому, что принял его за тебя.
      Это одновременно заинтриговало и напугало меня.
      — Не могу подтвердить эту информацию, но демонхоста идентифицировали как Черубаэля.
      В моих жилах застыла кровь. Черубаэль.
      — После 56-Изар у тебя не было контактов с этим существом?
      Я покачал головой:
      — Нет, сэр. К тому же это было почти столетие назад.
      — Но с того времени ты занимался его поисками?
      — И не делал из этого тайны, сэр. Черубаэль — агент незримого врага, того, в чьи махинации оказался вовлечен даже член нашей организации.
      — Молитор.
      — Да, Конрад Молитор. Я потратил много времени и сил, пытаясь разузнать правду о Черубаэле и его хозяине-невидимке, но все бесполезно. Сто лет, а в итоге лишь неясные намеки.
      — Вопрос о причастности Черубаэля к делу о Некротеке, как тебе известно, передали в ведение Ордо Маллеус. Но и им тоже не удалось взять его след.
      — Где произошла эта встреча?
      — Вогель Пассионата, — после некоторой паузы произнес Роркен.
      — И он думал, что пощадил меня?
      — Есть предположение, что у демонхоста на тебя имелись какие-то планы. Высказывалось серьезное предложение... о тесной взаимосвязи между вами.
      — Чушь!
      — Надеюсь, что так...
      — Это и в самом деле бред, сэр!
      — Надеюсь, что так, Эйзенхорн. У Великого Магистра Орсини нет времени возиться с радикалами Инквизиции. И даже если бы он не был настолько бескомпромиссен, такого не потерпел бы я. В Ордо Ксенос Геликана нет места для тех, кто якшается с Хаосом.
      — Я понимаю.
      — Уж будь столь любезен. — Роркен помрачнел, лицо его сделалось строгим. — Ты все еще пытаешься разыскать это существо?
      — Даже сейчас несколько моих агентов охотятся за ним.
      — Есть хоть какие-нибудь намеки на успех?
      Я вспомнил о сообщении на глоссии, полученном прошлой ночью.
      — Нет. — Впервые и единственный раз за этот разговор мне пришлось соврать.
      — Уже упомянутый инквизитор уговаривал меня передать расследование в руки Ордо Маллеус. Но я не отдам одного из своих лучших сотрудников на милость собак Безье. Я считаю это внутренним делом нашего ордена.
      — Тогда откуда взялись слухи?
      — Это меня и тревожит. Утечка информации. Мне показалось, будет разумно предупредить, что за тебя может взяться Ордо Маллеус.
      Второе предупреждение за двенадцать часов.
      — Мне бы хотелось предложить тебе покинуть Трациан и продолжать работу в другом месте, пока все не уляжется, — сказал Роркен. — Но есть необходимость в твоем присутствии на Апотропическом конгрессе.
 
      Теперь все становилось на свои места. Сказочный размах триумфальных празднований Новены вполне соответствовал событию, но количество призванных старших инквизиторов, мягко говоря, вызывало недоумение. Герои-военачальники и светила Экклезиархии вполне могли быть привлечены для раздувания помпезности подобных торжеств, но инквизиторы — это совсем другая каста, более отстраненная, более... независимая. Мы не собираемся столь многочисленной компанией, и тем более по столь жесткому приказу. Я думал, что Орсини просто демонстрирует свое влияние, чтобы произвести впечатление на главнокомандующего Геликана.
      Но причина была не в этом. Должен был состояться Апотропический конгресс. Именно по этой причине нас и вызвали.
      Апотропические штудии проводятся Инквизицией регулярно, и обычно в них участвует один, много три инквизитора. Более крупные мероприятия называют советами, которые требуют кворума по крайней мере из одиннадцати инквизиторов. Еще более многочисленные собрания именуются конгрессами. Такие события чрезвычайно редки. Я знал, что мой старый наставник Хапшант присутствовал на последнем таком конгрессе, состоявшемся в субсекторе. Случилось это двести семьдесят девять лет тому назад.
      Цель штудий, даже в их наименьшем составе, состоит в тщательной экспертизе и оценке способностей необычайно значимых пленников. Оказавшись в руках Инквизиции, преступный псайкер, лидер еретиков, военачальник ксеносов... ну и так далее... подвергается иногда весьма продолжительной формальной экспертизе, подчас даже не касающейся совершенных им преступлений. Зачастую отступники уже осуждены и ожидают исполнения наказания. На этом этапе Инквизиция решает расширить свой кругозор, получше разобраться в природе врагов человечества. Предметы исследования разбирают на части, как правило, интеллектуально, иногда ментально, а бывает, что и буквально, чтобы выявить их силы, недостатки, верования и мотивы. Таким образом, Апотропические конгрессы обретают жизненно важную истину — истину, которая защитит служителей Империума в последующих столкновениях с противниками. Чтобы проиллюстрировать это, стоит упомянуть, что славная победа Имперской Гвардии над метарасой Эззеля оказалась возможной лишь благодаря методам обнаружения их присутствия, разработанным при анализе скаутформы Эззеля Апотропическим советом на Адиемусе Ультима в 883.М40.
      Численный состав собрания зависит от количества или значимости исследуемых.
      — Во время заключительного, самого крупного сражения Офидианского Усмирения Магистру Войны удалось захватить на Дольсене тридцать три псайкера-еретика уровня альфа и выше, — сказал Роркен, показывая мне информационный планшет. Гриф секретности на планшете был настолько высоким, что даже на меня это произвело впечатление. — Они были обучены каким-то образом управлять и повелевать призванными ими грязными порождениями варпа и составляли основу обороны высшего командования врага.
      — Как их удалось захватить? Живьем, я имею в виду?
      Это было удивительно. Нетренированные псайкеры сами по себе уже достаточно страшная сила. Их сознание всегда несет ужасающий потенциал, способный открыть ворота в Имматериум и позволить демонам хлынуть в нашу вселенную. Но эти... эти одержимые так или иначе научились (или были обучены) фокусировать свои дарованные варпом таланты, удерживать в себе демонов и использовать их омерзительную силу. У меня закружилась голова при мысли, какую опасность они представляли, причем представляли до сих пор, даже пребывая в качестве наших пленников.
      Роркен показал на планшет в моих руках:
      — Ты найдешь там краткое описание инцидента, оно присоединено к главному списку. Короче говоря, это было везение, везение и удивительная отвага Адептус Астартес, действовавших в союзе с инквизиторами Хелданом, Лико и Воком.
      — Вок... Коммодус Вок?
      — Я совсем забыл, вы же старые друзья, верно? Он был привлечен к делу Гло на Гудрун, прямо перед Расколом.
      — «Старые друзья» не совсем верное выражение. Мы работали вместе. Добились взаимного уважения. Я нечасто его видел с тех пор. Поражаюсь, что этот старый пес все еще жив.
      — Жив, несмотря на прогнозы нескольких поколений медицинских экспертов. И все еще полон сил. Совершить такое в столь преклонные годы...
      Я кивнул. Даже беглый просмотр отчета об инциденте позволял предположить акт практически мифической доблести. Вок по-прежнему служил Императору, как и раньше прикладывая усилия вне всякого разумного ожидания.
      — С Хелданом мы тоже знакомы. Он был учеником Вока. Так что, он наконец тоже добился инквизиторского чина?
      — Уже шестьдесят лет как... Эйзенхорн, ты, похоже, ведешь уединенную жизнь?
      — Если подразумевается, что я не слежу за появлением, избранием и делами других инквизиторов, сэр, то да. Я сосредоточен на своей работе и нуждах своих сотрудников.
      Он улыбнулся так, словно отпускал мне грехи. По правде говоря, мое поведение не было таким уж необычным. Как я уже говорил, все в Инквизиции держатся особняком. Мы независимы и мало интересуемся делами наших коллег. Я заметил еще одно различие между мной и Роркеном. Как бы ни был высок мой ранг, я все еще оставался «полевым агентом», рабочим, преуспевающим учеником, который мог отправиться к далеким пределам Мутных Звезд на многие месяцы или даже годы в любой момент. А Роркена чин Магистра привязывал к дворцу, запутывал в интригах правящих кругов Империума в целом и Инквизиции в частности.
      Коммодус Вок запомнился мне как старая ядовитая гадина, но стойкий союзник. Во времена дела о Некротеке, полагая, что находится на смертном одре, он просил меня оказать поддержку его ученику Хелдану. Я пообещал ему это, но, поскольку Вок остался в живых, мне не пришлось исполнять обещание. Коммодус был рядом, когда Хелдан получил свою инсигнию.
      Хелдан... Он мне никогда не нравился.
      Лико, третьего члена великолепного трио, я никогда не встречал, но знал о его репутации инквизитора, чья звезда восходит довольно быстро. Их потрясающее достижение на Дольсене должно было значительно повлиять на их карьеру.
      Я пролистал список инквизиторов, вызванных, чтобы сформировать кворум, список, который включал и мое имя. Всего шестьдесят человек. Среди них Титус Эндор. Также в нем значились Осма и Безье. Некоторые из имен, вроде Шонгарда, Хенда и Рейкера, принадлежали людям, с которыми у меня не возникало желания даже просто находиться в одном помещении. Других же, например Эндора, а также Шило, Дефайя и Кувье, мне было бы приятно увидеть снова.
      Некоторые имена мне были лишь смутно знакомы или неизвестны вовсе; другие принадлежали именитым или обесчестившим себя инквизиторам, о которых я знал только понаслышке. На этот конгресс собирались сотрудники со всего сектора.
      — Но мое включение в этот список... — начал я.
      — Ничего удивительного. Ты заслуженный и уважаемый член нашей организации.
      — Благодарю, сэр. Но мне интересно, Вок сам запросил меня?
      — Он собирался это сделать, — сказал мне Роркен, — но тебя уже вписали.
      — Кто?
      — Инквизитор Осма, — ответил он.

Глава пятая

ТРИУМФАЛЬНОЕ ШЕСТВИЕ

У ВРАТ СПАТИАНА

РАЗОРВАННЫЙ СТРОЙ

      При всем моем возмущении чрезмерным размахом Новены, должен признать, что Великое Триумфальное Шествие первого дня наполнило меня ощущением гордости и радостного возбуждения.
      На рассвете над Ульем Примарис, наибольшим и самым могущественным из ульев Трациана, зазвучала какофония клаксонов и хор колоколов. Службы Министорума по каждому из коммлинк-каналов в прямом эфире вели передачу от Монумента Экклезиарха. Бесстрастный голос кардинала Палатина Андерусия катился по улицам уровней огромного города-улья. Благодаря эху доплеровского искажения отголоски интонаций накладывались друг на друга, подобно громогласному хоралу.
      Улицы Улья Примарис наводнили миллионы граждан и паломников. Дороги и транспортные туннели оказались забитыми, а небеса затмили бесчисленные аэромобили. Многих разворачивали и направляли в ближайшие ульи, где можно было наблюдать за происходящим по широким гололитическим экранам, установленным на стадионах и в амфитеатрах.
      Арбитры изо всех сил старались справиться с потоком людей и освобождали путь для Триумфального Шествия.
      Дневной цикл начался с солнечной погоды. Ночью армады дирижаблей Официо Метеорологикус осыпали пелену смога и верхние слои облачного покрова углеродной сажей и другими осаждающими реактивами. На рассвете над территорией, составляющей в диаметре тысячу шестьсот километров, прошли ливни. Дожди уничтожили облака и окатили основные ульи, смыли грязь и отходы. Впервые за несколько десятилетий прояснилось небо. Оно не было синим, но освободилось от желтых грязных туч. Солнечный свет пронизал атмосферу и озарил каскады построек и высокие башни ульев. Из неофициальных источников до меня доходила информация, что столь радикальное изменение погоды окажет крайне негативное влияние на уже загубленную экологию планеты на многие десятилетия вперед. В южных регионах менее чем через неделю ожидались порожденные этим вмешательством ураганные штормы, а дренажная система основных ульев, как поговаривали, была забита до отказа во время мощного ливня.
      Еще говорили, что гибель морей ускорится благодаря огромной дозе загрязнений, внезапно попавших в воду во время этой чистки дождем.
      Но главнокомандующий Геликана настоял на том, что во время парада в честь его победы должно сиять солнце.
 
      Опасаясь застрять в плотном потоке транспорта, тянущемся к улью, я прибыл пораньше. С собой я взял Рейвенора. Мы оба облачились в лучшую одежду, гордо выставив напоказ знаки отличия, и нацепили церемониальное оружие.
      Медея Бетанкор высадила нас на зарезервированном военном аэродроме к югу от имперских оборонных складов. К тому времени, как мы оказались на земле, воздушные пути были настолько переполнены, что у нее не осталось иного выбора, кроме как ждать нас на аэродроме в течение всего дня. Вылететь обратно было невозможно. Она пожелала нам хорошо провести время и пробежалась по клавиатуре, выходя в чат с наземной службой.
      Частный транспорт, предоставленный Нунциатурой, отвез нас с Рейвенором к старым Полковым Полям на Лемпенор-авеню, где, как предполагалось, должны были собраться представители Инквизиции, чтобы затем присоединиться к Шествию. Через окно парящего скоростного лимузина я видел, как от пустых, омытых дождем улиц поднимался пар. Несмотря на все свои старания, главнокомандующий Геликана уже к полудню увидит облака.
      Я наклонился вперед и поправил дознавательскую инсигнию Рейвенора. Он, похоже, нервничал, хотя такого с ним практически не случалось. К тому же он уже выглядел как опытный инквизитор. Я понял, что его возбуждение скорее всего — лишь свидетельство молодости. Гидеон словно торопился успеть на пирушку своих друзей в «Жаждущем Орле» на улице Зансипля.
      — Что случилось? — улыбаясь, спросил он.
      Я покачал головой:
      — Нам предстоит напряженный денек, Гидеон. Ты точно готов к этому?
      — Абсолютно, — ответил он.
      Я заметил, что к знакам различия на своей униформе он добавил вымпел клана Эсв Свейдер.
      — Вполне логичное решение, — заметил я, показывая на герб.
      — Мне тоже так показалось, — сказал он.
 
      Триумфальное Шествие началось в десять часов. В городе взорвался оглушительный рев гудков и сирен, сопровождаемый столь дружными радостными криками, что у меня даже перехватило дыхание. К тому времени на улицах города собралось около двух миллиардов ликующих граждан.
      Два миллиарда звучащих в унисон голосов. Это просто невообразимо.
 
      Великое Триумфальное Шествие двинулось от оборонных складов по залитым солнцем улицам, прямо-таки вибрирующим от оваций. Нам предстояло пройти путь в восемнадцать километров по авеню Виктора Беллума, имевшему километр в ширину, и промаршировать прямо к сердцу улья и Монументу Экклезиарха. Вдоль дороги выстроились миллионы людей, ликующих, рукоплещущих, размахивающих флагами и знаменами Империума.
      Впереди шли восемьдесят танков. На антенных мачтах развевались вымпелы Пятого Трацианского. За танками следовал оркестр, затянувший величественный Марш Примархов. Музыканты были облачены в цвета Пятидесятого Гудрунского стрелкового полка. За ними пять сотен человек несли штандарты, множество полковых знамен и эмблем, представляющих подразделения и полки, участвовавшие в Офидианском Усмирении. Только их шествие заняло целый час.
      За ними везли Великий Штандарт Императора, огромную аквилу, нанесенную на полотнище, способное послужить парусом для шхуны. Знамя было столь огромным, что его пришлось установить на громоздкий, немыслимо древний Дредноут Белых Консулов, который смог бы удержать его, двигаясь против ветра. Дредноут сопровождали пять супертяжелых танков класса «Отравленные Клинки». Следом везли павших. Все тела имперцев, подобранные на заключительной стадии войны, с почетом погрузили в тысячу пятьсот «Рино», выкрашенных ради этого случая в черный цвет. Рядом с машинами маршировала сотня могучих Космических Десантников из Ордена Зари. Они несли увитые черными лентами плакаты, на которых имена павших были вписаны в венки из золотых листьев.
      К полудню появились и остальные Космодесантники Ордена Зари, все как один облаченные в полную, отполированную имперскую броню. Радостные крики толпы все не утихали. За Космическим Десантом двинулось шестьдесят тысяч солдат с Трациана, тридцать тысяч с Гудрун, восемь тысяч с Мессины, четыре тысячи с Саметера. Их доспехи и оружие сверкали на солнце. Следом стройными рядами шагали офицеры Военно-космического флота Скаруса. Потом — блистательные и устрашающие Белые Консулы.
      За ними потянулись бесконечные толпы служащих Министорума и Администратума, сопровождаемые шеренгами медлительных астропатов. Вокруг голов и колясок последних слабо мерцали и потрескивали ореолы ментальных разрядов, оставлявших в воздухе металлический привкус.
      Следом шагали Титаны Адептус Механикус. Четыре затмевающих солнце «Полководца», восемь лязгающих «Псов Войны» и массивный Супертитан, именующийся «Империус Вулканус». Казалось, будто ожили и замаршировали гигантские части самого улья. Крики толпы стихали, когда они проходили мимо. Человекоподобные машины были громадными, словно горы, а «Империус Вулканус» оказался самым огромным. Их массивные ноги поднимались и опускались абсолютно синхронно. Дрожала земля. Между их ногами невозмутимо шествовали шесть сотен техножрецов и магов Адептус Механикус.
      За божественными машинами следовали танковые бригады нармениан и скутериан. Пять тысяч единиц бронетехники катились по улице в облаках выхлопных газов, приветственно воздев стволы орудий. Тягачи, по три в ряд, тащили за собой пушки «Сотрясатели», а за ними двигался казавшийся бесконечным поток «Гидр», поводящих многочисленными стволами слева направо.
      Во главе Экклезиархии, перед двумя тысячами иерархов, босиком шагал кардинал Рошфор. Кардинал Палатин Андерусий ожидал нас всех для благословения возле монумента.
      Выступив от места сбора на старых Полковых Полях, целых шесть сотен представителей Инквизиции влились в поток позади духовенства.
      Мы оказались единственными в Триумфальном Шествии, кто не маршировал строгим строем. Мы просто шагали позади экклезиархов мрачным клином. У нас не было единой униформы. В наших рядах, состоящих из совершенно разных мужчин и женщин, господствовало смешение всевозможных стилей. Это было шествие одиночек, облаченных в темные балахоны или кожаные плащи. Некоторых инквизиторов сопровождала большая свита, члены которой поддерживали шлейфы парадных мантий. Другие восседали на парящих тронах, а третьи шли обособленно и горделиво, иногда даже скрываясь за личными пустотными щитами. Мы с Рейвенором попали в самую давку, позади экстравагантной группы инквизитора Евдора.
      Нас вел Великий Магистр лорд Орсини, его длинную пурпурную мантию сзади поддерживали тридцать сервиторов. Бок о бок с ним вышагивали лорд Роркен из Ордо Ксенос, лорд Безье из Ордо Маллеус и лорд Сакаров из Ордо Еретикус — триумвират Орсини.
      Над ульем раздался звуковой удар, когда над нами промчался почетный эскорт, состоящий из «Громовых Ястребов». Загрохотал и зашипел фейерверк, окрашивая небо стремительно распускающимися яркими причудливыми цветами.
      За нами пришла в движение триумфальная процессия самого Магистра Войны. Хонориус ехал вместе с главнокомандующим Геликана, стоя в беседке, закрепленной на горбатой спине самого огромного и наиболее древнего боевого аурохота. Десять тысяч человек, составлявшие их личные свиты, шагали вместе: две сотни фыркающих, сопящих чудищ из аурохотерной кавалерии, восемьсот танков класса «Завоеватель». Рядом с ними двигались воздушные байки. Ошалевшая толпа усыпала их путь тысячами цветов.
      Позади всех гнали пленных.
      Подобно благородным павшим, лежащим в траурных «Рино», пленники служили открытой демонстрацией как имперского героизма в целом, так и героизма Магистра Войны в частности. Хонориус был счастлив показать восхищенным гражданам источник их страданий. Эти великие, могучие создания выглядели подавленными и покорными, что доказывало могущество Магистра Войны.
      Две неровные колонны из нескольких сотен пехотинцев, скованных вместе по рукам и ногам, с трудом ползли вперед. Ветераны Трацианской Гвардии подгоняли пленных силовыми жезлами и нейрокнутами. Толпа выла и свистела, закидывая порабощенных противников бутылками и камнями.
      Шесть бронированных троянских тягачей, выкрашенных в цвета флага Магистра Войны, тащили огромную платформу, предназначенную для транспортаровки сверхтяжелых танков. На платформе, опутанные адамитовыми цепями и заключенные в индивидуальные пузыри пустотных щитов, стояли тридцать три псайкера. Они были наиболее ценными трофеями. Правда, в молочно-зеленых коконах сдерживающих полей можно было разглядеть лишь тусклые, искаженные силуэты. Пленников конвоировали Белые Консулы. Рядом с ними шли двести астропатов. Своей Волей они поддерживали силу пустотных пузырей и помогали сдерживать психическую ярость псайкеров. Над их головами парили ментальные шаровые молнии. Металл платформы покрывала изморозь.
      Великое Триумфальное Шествие замыкали двадцать тысяч человек и пять сотен бронемашин — Внутренняя Гвардия Трациана маршировала под двойным штандартом Трациана и Магистра Войны.
      Я был совершенно вымотан уже спустя пятнадцать минут после начала Шествия. Один только шум, производимый толпой, сотрясал все мое нутро. Моя диафрагма содрогалась всякий раз, когда «Громовые Ястребы» проносились на малой высоте или когда ревели могучие сирены Титанов. Масштаб происходящего подавлял, все органы чувств подвергались нечеловеческим нагрузкам. Мне нечасто приходилось испытывать подобный трепет перед могуществом своих сородичей.
      И мне нечасто с такой настойчивостью напоминали о том, что я только винтик в механизме Священного Империума Человечества.
 
      Двигаясь вдоль огромной авеню Виктора Беллума, Триумфальное Шествие вливалось во Врата Спатиана, монолитную конструкцию из глянцево-белого этерцита. Мемориальная арка была настолько громадной, что даже Титаны без труда проходили под ней.