Вместе с Унгиш и Медеей я спустился на поверхность планеты, но не на боевом катере, а в одной из неприметных небольших шлюпок «Иссина». Мы направлялись к Эзрополису, одному из десяти тысяч храмовых городов Орбул Инфанта, в жарком сердце западного континента.
Управляемая Экклезиархией, эта благочестивая планета известна своими бесчисленными святынями, каждая из которых посвящена отдельному имперскому святому. Располагаются они по одной в центре каждого города. Экклезиархия выбрала Орбул Инфанта для размещения этих святынь по той причине, что она лежит на прямой линии между Террой и Авиньором. Самые популярные и процветающие храмовые города расположены на побережье восточного континента, и миллиарды верующих стекаются в них каждый год. Эзрополис стоит в стороне от этой суматохи.
Святой Эзра, принявший мученическую смерть в 670.М40, покровительствовал путешественникам и принесшим обеты. Посвященный ему храм, на мой взгляд, вполне соответствовал моим целям. Его город представлял собой сверкающую опухоль из стали, стекла и камня, вздымающуюся на прожаренных солнцем равнинах в центре западного континента. Согласно путеводителям, записанным на планшетах, воду для города приходилось доставлять от западного побережья по огромным трубам в две тысячи километров длиной.
Мы приземлились на Поле Эзры, в основном посадочном комплексе, и присоединились к очередям паломников, поднимающихся по кольцевой лестнице, ведущей в цитадель. Большинство паломников были одеты в желтое — цвет святого — или носили украшения из полос желтой ткани. Все несли зажженные свечи или масляные лампы, несмотря на немилосердно яркий солнечный свет. Эзра обещал зажигать огонь во тьме, чтобы направлять тех, кто в пути. Именно поэтому его сакральным цветом и стал желтый.
Мы подготовились к визиту. Я облачился в черный льняной костюм с поясом из желтого шелка и нес горящую молельную свечу. Унгиш завернулась в бледно-желтый балахон, цветом напоминающий рассветное солнце, и сжимала гипсовую статуэтку святого. Медея надела темно-красную облегающую куртку, а поверх — накидку, на которой был вышит желтый символ аквилы. Она толкала перед собой небольшую гравитележку, на которой, обернутые в желтый бархат, лежали Ожесточающая и посох. Паломники частенько приносили свои вещи к святыне Эзры для того, чтобы освятить их, прежде чем браться за дела или отправляться в путешествие. Мы легко смешались с рядами потеющих, озабоченных верующих.
Поднявшись по лестнице, мы влились в благословенную прохладу затененных улиц. Был уже почти полдень, и с платформ на вершине высоких, стройных башен неслось пение хоров Экклезиархии. Звонили колокола, и на трех городских площадях тысячами выпускались из клеток желтые птички сочанки. Галдящие облака птиц цвета охры кружили над нашими головами. Их привозили с геноферм, расположенных на побережье, где птиц разводили в промышленных масштабах. Каждый день в город доставлялось по миллиону штук. Этот регион Орбул Инфанта не был для пернатых родным, и они погибали в течение нескольких часов после того, как их выпускали в выжженную пустыню. Сообщалось, что на равнинах вокруг Эзрополиса можно было по лодыжку провалиться в слой из белых костей и ярких перьев.
Но тем не менее они являлись символом свершений и путешествий, и по этой причине каждый полдень по миллиону крылатых созданий отпускалось на верную смерть. «Какая ужасающая ирония, — подумал я. — Впрочем, такое бывает часто, когда дело касается сферы влияния Экклезиархии».
Мы направились к собору Святого Эзры Смотрящего, выразительному храму на западной стороне города. На каждом карнизе и на каждой стене, мимо которых мы проходили, сидели сочанки и, как мне казалось, негодующе щебетали.
Сам собор, по общему признанию, был роскошен. Храм в раннеготическом стиле возводили последние тридцать лет на пожертвования отцов города и духовенства. Каждый посетитель, проходивший под городскими стенами, обязан был внести две крупные монеты в ящики-копилки, расположенные по обеим сторонам лестницы. Возле них стоял облаченный в желтую мантию священник, следивший за тем, чтобы монеты опустил каждый входящий. Средства из копилки слева шли на обслуживание и строительство городских храмов, а той, что справа, — в фонд сочанок.
Мы вошли в прохладу собора Святого Эзры Смотрящего. В мраморном нефе верующие склонялись в молитвах. Помещение заливал яркий, играющий цветными узорами солнечный свет, проникающий через огромные витражи. Прохладный воздух был подслащен дымом лавра и наполнен сладкоголосым пением хора.
Я оставил Медею и Унгиш под аркой прохода возле могилы, на надгробии которой лежала резная скульптура Космического Десантника Ордена Гвардии Ворона. Руки статуи были сложены так, чтобы указывать, в каком именно крестовом походе он погиб.
Я нашел настоятеля собора и изложил ему свою просьбу. Он тупо посмотрел на меня, теребя желтые одеяния, но я скоро заставил его понять, в чем дело, опустив шесть крупных монет в ящичек для милостыни и еще две в его ладонь.
Он повел меня к помещению, где располагалась купель, и я подозвал своих коллег. Как только все мы оказались внутри, он задвинул занавесь и открыл свой требник. Когда священник начал обряд, Медея развернула оружие и положила на край купели. Настоятель продолжал бормотать и, не сводя глаз с открытой книги, чтобы не потерять того места, где читал, поднял и развинтил флягу с елеем, которым помазал и посох, и меч.
— За благословением и освящением этих предметов обращаюсь я в мольбе к Императору, Богу моему, и вопрошаю принесших их: не имеете ли вы темных страстей в сердце? Клянетесь ли вы в чистоте помыслов своих?
Я понял, что он смотрит на меня, и поднял голову. Страсти. Желание запретного. Могу ли поклясться, зная то, что знаю?
— Так что?
— На мне нет пятен, пречистый, — ответил я. Он кивнул и продолжил освящение.
Первое из запланированного было сделано. Мы вышли во внутренний двор собора.
— Унеси их обратно к шлюпке и присматривай за ними получше, — сказал я Медее, указывая на спеленатое оружие на тележке.
— А что насчет страстей? — спросила она.
— Об этом не беспокойся.
— Неужели ты просто солгал, Грегор?
— Заткнись и не задавай глупых вопросов. Медея покатила тележку мимо толпы паломников.
— А она сообразительная девочка, еретик, — прошептала Унгиш.
— Честно говоря, ты тоже могла бы помолчать, — сказал я.
— Нет, черт тебя дери, — бросила она. — Это уже начинается.
— Что? Что «это»?
— В своих снах я видела, как ты лжесвидетельствуешь перед имперским алтарем. Я видела, как это произошло, а за этим последовала моя смерть.
Я смотрел, как сочанки кружат над двором.
— Дежа вю.
— Я видела это дежа вю в снах, — кисло ответила Унгиш. — Я чувствую это дежа вю своим задом.
— Бог-Император наблюдает за нами, — заверил я.
— Да знаю я, — сказала астропат. — Вот только не думаю, что ему нравится увиденное.
Мы прождали во дворе до вечера. Пришлось пообедать горячими булками, кубиками салата и приторным черный кофе, купленными у уличных торговцев. Унгиш практически ничего не ела. Длинные вечерние тени протянулись по двору. Я вызвал Медею по воксу. Она благополучно вернулась на борт шлюпки и дожидалась нас.
Я готовился к тому, чтобы завершить вторую из своих задач. Назначенный час стремительно приближался. Нам предстояло проверить, какое действие возымели отправленные мной двадцать сообщений. Одно из них предназначалось инквизитору Гладасу, человеку, которым я восхищался и с которым эффективно сотрудничал тридцатью годами ранее, разбираясь с заговором Пи'Глэо. Орбул Инфанта находилась в пределах зоны его влияния. Я написал ему, рассказав о своих проблемах и прося о поддержке. Встретиться предложил в этом месте, в этот час.
Как и в случае с остальными посланиями, все зависело исключительно от его доверия. Я писал только тем мужчинам и женщинам, которых ни в чем не мог заподозрить и которые, вне зависимости от отношения ко мне, могли бы оказать любезность и согласиться на встречу, чтобы обсудить вопрос Квиксоса. Если бы они отказались от меня или от участия в моем деле, проблем бы не возникло. Я не думал, что кто-нибудь из них предаст или попытается арестовать меня.
Мы ждали. Мое нетерпение возрастало с каждой минутой, я начинал нервничать. Меня раздражали темные мистерии, посеянные Понтиусом Гло в моей голове. Мне не удавалось выспаться уже четыре месяца. Я становился вспыльчив.
Я полагал, что Гладас прибудет сам или, по крайней мере, отправит какое-нибудь послание. Он мог задержаться, опоздать или быть слишком занят собственными благородными делами. Но я не думал, что он станет игнорировать меня, и поэтому искал в вечерних толпах его длинноволосую голову, его бороду, серые одеяния или посох с шипастым навершием.
— Он не придет, — сказала Унгиш.
— Да прекрати ты каркать.
— Пожалуйста, инквизитор, я хочу уйти. Мой сон...
— Почему ты не доверяешь мне, Унгиш? Я защищу тебя, — сказал я и отодвинул полу черного льняного плаща, чтобы она смогла увидеть лазерный пистолет, лежащий в кобуре.
— Почему? — раздраженно ответила она. — Потому что ты играешь с огнем. Ты пересек черту.
— Зачем ты так говоришь? — дернулся я, услышав, как слова Понтиуса разносятся эхом в моей голове.
— Потому что так и есть, будь ты проклят! Еретик! Проклятый еретик!
— Прекрати!
Она неловко вскочила со скамейки. Паломники стали оглядываться, услышав ее гневные выкрики.
— Еретик!
— Прекрати, Тереза! Сядь! Никто не причинит тебе вреда!
— Кто бы говорил, еретик! Ты проклял нас всех своими делами! И платить за это придется мне! Я видела это в своих снах... это место, этот час... твоя ложь перед алтарем, кружащие в небе птицы...
— Я не лгал, — сказал я, усаживая ее обратно на скамью.
— Он идет, — прошептала Тереза.
— Кто? Гладас?
— Не Гладас. — Она потрясла головой. — Он никогда не придет. Никто из них не придет. Все они прочитали твои прелестные, жалостливые письма и тотчас стерли их. Ты еретик, и они не станут связываться с тобой.
— Я знаю людей, которым писал, Унгиш. Ни один из них не отречется от меня.
Когда она обернулась и заглянула мне в лицо, каркас, удерживающий ее голову, натужно зашипел. Глаза Терезы были полны слез.
— Я так боюсь, Эйзенхорн. Он идет.
— Кто?
— Охотник. Больше ничего мой сон не показал. Охотник, бесформенный и незримый.
— Ты слишком сильно волнуешься. Пойдем со мной.
Мы возвратились в собор Святого Эзры Смотрящего и заняли места перед молельными кабинками. Свет вечернего солнца бил косыми лучами сквозь окна. Статуя святого, возвышавшаяся за алтарной перегородкой, выглядела величественно.
— Теперь лучше? — спросил я.
— Да, — прохныкала она.
Я продолжал оглядываться, надеясь, что появится Гладас. Многочисленные паломники прибывали на вечернее богослужение.
Вероятно, он решил не приходить. Возможно, Унгиш была права. Я мог оказаться куда большей парией, чем представлял, даже для старых друзей и коллег.
Возможно, Гладас прочитал мое скромное коммюнике и с проклятием отверг его. Он мог переправить его арбитрам... или Экклезиархии... или Службе Внутренних Расследований Инквизиции.
— Еще две минуты, и мы уйдем.
Время, в которое я предлагал Гладасу встретиться, давно прошло.
Я снова осмотрелся по сторонам. Паломники наводняли собор через главный вход. В плотном потоке я заметил пустое место, достаточное для одного человека, но, несмотря на толкотню, молящиеся почему-то не занимали его. Я удивленно распахнул глаза. В толпе проскочила энергетическая вспышка, напоминающая статический разряд на зеркальном щите.
— Унгиш, — прошипел я, протягивая руку к оружию.
Из пустоты вырвались и с визгом понеслись вдоль нефа болтерные заряды. Паломники заорали и бросились врассыпную.
— Охотник! — завопила Унгиш. — Бесформенный и незримый!
Так оно и было. С активизированным зеркальным щитом, он казался просто дрожью горячего воздуха, выделяющейся только благодаря ярким вспышкам оружия.
Паника охватила собор. Верующие толкали друг друга, стремясь к дверям. В стенках молельных кабин образовались неровные дыры, пробитые болтерными зарядами.
Я открыл ответный огонь очередями из лазерного пистолета.
— Шип вызывает Эгиду, малодушные псы в исподнем!
Это все, что я успел сказать, прежде чем болтерный заряд вскользь задел мою шею, отбросив меня назад и уничтожив вокс.
Истекая кровью, я покатился по мраморному полу.
— Эйзенхорн! Эйзенхорн! — Вопль Унгиш оборвался криком агонии.
Я увидел, как она отлетает назад и падает, ломая деревянные скамьи. Болтерный заряд поразил ее в живот. Тереза скорчилась на полу, среди деревянных обломков, стеная и крича от боли.
Я попытался подползти к ней, но безумная болтерная пальба разнесла остатки первого ряда скамей. Я поднял взгляд. Охотник на ведьм Арнаут Танталид отключил зеркальный щит и пристально смотрел на меня сверху вниз.
— Эйзенхорн, ты обвиняешься в ереси, и теперь этот факт не вызывает никаких сомнений, учитывая карту экстремис, заполненную на тебя. От имени Министорума Человечества я лишаю тебя жизни.
Глава двадцать первая
СМЕРТЬ В СОБОРЕ СВЯТОГО ЭЗРЫ
ДОЛГАЯ ОХОТА
ОТРЯД ПЯТЕРЫХ
Для меня остается загадкой, как Танталид нашел меня. Но, как я полагаю, он уже давно сидел у меня на хвосте, причем еще до Синшары. Тот факт, что он прибыл к собору Святого Эзры Смотрящего именно в этот день и час, убеждает меня в том, что ему удалось перехватить мое послание к Гладасу. И он вполне мог одержать победу надо мной прямо не сходя с места, если бы воспользовался преимуществом и закончил дело с помощью болтера.
Вместо этого Танталид убрал болт-пистолет и обнажил древний цепной меч Теофант, намереваясь привести приговор в действие с помощью священного оружия.
Я выстрелил из лазерного пистолета, всаживая в Арнаута выстрел за выстрелом. Инкрустированная золотом боевая броня, придававшая его иссохшему телу пропорции Космического Десантника, поглощала и отклоняла лучи, но ярость моей атаки заставила охотника на ведьм отступить на несколько шагов.
Я поднялся на ноги, продолжая стрелять, и стал пробираться вдоль апостольской стороны собора по направлению к раке. Паломники и служители разбегались и прятались, кто куда мог. Скрежеща железными зубами, ко мне приближался Теофант. Танталид стих за стихом лаял Обвинение в Ереси.
—
Умолкни!— завопил я, подкрепляя слова Волей.
Мой выпад заставил его затихнуть, но оказалось, что его защищали ментальные блокираторы, поэтому он полностью проигнорировал следующий подкрепленный Волей приказ:
«Прекрати!»
Цепной меч завизжал еще громче, и я бросился в сторону, а он расколол скамью надвое. Обратным движением Теофант почти поддел меня, но я спрятался за пилястром, принявшим удар. В воздух брызнули искры и каменные осколки.
Унгиш продолжала кричать от боли. Ее вопли помогли мне собраться и привели меня в бешенство. Я вновь выстрелил из лазерного пистолета, но последний залп лишь слабо прошипел в воздухе. Батарея была истощена. Я перекувырнулся, обманным броском проскочив мимо неповоротливой фигуры охотника, и набросился на Танталида сзади. Признаться, это было жестом отчаяния. Поскольку я был без брони, у меня практически не оставалось шансов пересилить его или причинить какой-нибудь вред. Он сунул за спину окованную сталью руку, схватил меня за плащ и отодрал от своего тела.
Плащ затрещал по швам, я сильно ударился о столб и растянулся на полу, пробив изящную резную перегородку исповедальни. Едва мне удалось выбраться из-под горы деревянных обломков, как цепной меч обрушился снова, оставив глубокую полосу в полу собора.
Я снова побежал к раке. Двое мужчин из соборной охраны наверняка надеялись на повышение. Бойцы решили прийти на помощь внушающему ужас охотнику на ведьм из Министорума и перекрыли мне путь к спасению. Оба были облачены в желтые одежды, и каждый сжимал в одной руке короткую булаву, а в другой — церковный светильник.
Думаю, оба они быстро пожалели о своем энтузиазме.
Я даже не стал утруждать себя использованием Воли. Моя ярость была столь велика, что мне вряд ли удалось бы сдержать свои ментальные силы. Я уклонился от удара первой булавы, перехватив и сломав запястье сжимающей ее руки, и опрокинул противника. Оружие закрутилось в воздухе, вылетев из ладони растянувшегося недоумка, а я перехватил булаву и развернул ее как раз вовремя, чтобы успеть заблокировать вертикальный удар дубины второго служаки. Когда он отшатнулся назад, я ударил его по колену. Он повалился с пронзительным воплем боли, выронив оружие, и попытался ударить меня светильником. Но я лишил его такой возможности, ударив ногой в живот. Он согнулся пополам, перевернулся на бок, постанывая и пытаясь вспомнить, как дышать.
К тому времени первый пришел в чувство и бросился на меня. Я разбил о его голову светильник. Свет померк и в лампе, и в глазах мужчины.
Мощеный пол задрожал под ногами, когда на меня снова накинулся Танталид. Я выставил вперед булаву, сжимая ее обеими руками, чтобы отразить первые удары. Твердое дерево рукояти было оковано железом, но все равно не устояло бы против цепного меча. Примерно после третьей атаки булава стала похожей на растрепанный веник. Я отбросил ее в сторону и сорвал штандарт со стены возле двери усыпальницы. Теофант незамедлительно превратил старое вышитое полотнище в лохмотья и срубил деревянную табличку с титулом, но оставил мне трехметровую прочную металлическую жердь.
Я перехватил ее, словно боевой посох, и крепко приложил Танталида боковым ударом по голове одним концом древка, а затем в область бедра — другим. Затем я с силой вонзил шест в его кирасу, оставив вмятину на доспехе.
В гневе пуская изо рта пену, Арнаут взмахнул Теофантом и сократил мой посох примерно до половины метра. Я прокрутил остаток шеста в пальцах и ударил Танталида по другой стороне головы. Из его ушей потекла кровь. Он взвыл и провел атаку, которая чуть не лишила меня руки.
Третья попытка проломить его несчастную голову провалилась. В этот раз он оказался умнее и закрылся цепным мечом. Визжащие зубья вонзились в обломок и выдернули его из моих рук, подбросив более чем на десять метров в воздух. Древко упало позади какой-то скамьи с громким лязгом, который тут же отразило эхо.
Я подался назад, пытаясь увернуться от следующего взмаха, но смертоносная пила достала до моего правого плеча, оставив на нем глубокий порез. Зажав рану, я кувыркнулся снова, и Теофант развалил на части статую продавца индульгенций Святого Эзры.
Что бы я ни предпринимал, преимущество оставалось на стороне Танталида. Он имел оружие и доспех. А я истекал кровью и постепенно начинал слабеть. Моя неминуемая смерть была теперь лишь вопросом времени.
Новый шум возле главных дверей огромного храма насторожил меня и заставил на миг обернуться. Паломники и иерархи попрятались за массивными створками и оттуда с ужасом наблюдали за поединком. Я увидел, что им пришлось посторониться, чтобы пропустить кого-то, кто яростно пробивался сквозь толпу.
Медея.
Она побежала по главному проходу, выкрикивая мое имя и стреляя в охотника на ведьм из игольного пистолета. Смертоносные залпы со звоном отскочили от его брони, и он раздраженно обернулся.
Танталид вытащил болт-пистолет и выстрелил во вновь прибывшего противника. Медея бросила какой-то предмет, а затем скрылась из вида, перекатом уходя от сокрушительных болтерных зарядов. Я молился, чтобы это был преднамеренный кувырок. Если он поразил ее...
Брошенный ею предмет ударился о скамью возле меня и упал на пол. Из желтой ткани вывалилась Ожесточающая.
Рискуя быть расчлененным цепным мечом, я метнулся к картайской сабле. Мои пальцы наконец нащупали ее длинную рукоять. Мне снова пришлось кувыркнуться, чтобы избежать очередного падения Теофанта.
Ожесточающая заурчала, когда я вскочил на ноги. Руны засверкали мстительным светом. Казалось, Танталид осознал, что характер сражения внезапно переменился. Я увидел это в его глазах.
Первый же взмах саблей отсек ему запястье, легко перерубив наручень энергетического доспеха. Его кисть упала на пол с зажатым дымящимся болтером.
Второй удар уничтожил Теофанта, разметав в воздухе зубьями и обломками деталей.
Третий поразил самого охотника на ведьм Танталида, развалив его тело надвое от левого плеча до паха. Обе половины беззвучно рухнули на плиты собора.
Ожесточающая все еще кипела мощью и дернулась вперед, когда из-за ложи хора появилась невредимая Медея. Мне пришлось применить силу, чтобы усмирить голодный клинок.
— Уходим! — сказала Бетанкор.
Унгиш была мертва. Я ничем уже не мог помочь ей. И столь многое должен был сделать для нее. Она оказалась права. Права во многом. Права в том, что касалось ее судьбы. Я боялся даже подумать о том, что еще из сказанного ею могло оказаться правдой.
Медея рассказала мне, что, услышав мой отчаянный вызов на глоссии, она подняла шлюпку с Поля Эзры и, несмотря на все официальные требования остановиться, прилетела и приземлилась во внутреннем дворе собора Святого Эзры Смотрящего.
Когда мы выбежали на вечернюю улицу и помчались мимо толпы ошеломленных паломников, в страхе отпрыгивающих с нашего пути, городских арбитров и Фратерис Милицию уже поднимали по тревоге. Не было никакого смысла дожидаться встречи с ними.
Шлюпка взметнулась в небеса и взяла курс на «Иссин», покидая Орбул Инфанта с предельно возможной скоростью.
Все было ужасно, и я впал в уныние. Уверенность и оптимизм, с которыми мы все улетали с Синшары, таяли на глазах. Орбул Инфанта должна была стать только первой частью долгой стратагемы, но из-за Танталида все пошло наперекосяк. Я оказался не в состоянии войти в контакт с Гладасом и обнаружил, что при всей моей осторожности отправка посланий не была безопасной. Мне не удалось даже приступить к третьей задаче, которую я планировал осуществить на Орбул Инфанта — поиск Имперского архива, содержащего информацию о Квиксосе.
По крайней мере, оружие мы освятили. И Ожесточающая более чем отлично показала себя в бою.
На перехват «Иссина» вылетели фрегаты Фратерис Милиции вместе с несколькими судами Имперских Космических сил, но навигатор Максиллы вывел нас из системы в Имматериум прежде, чем они смогли хотя бы приблизиться. Некоторые корабли преследовали нас в варпе еще восемь дней, после чего нам наконец удалось избавиться от своих преследователей с помощью серии выходов в материальное пространство и резкой перемены курса.
Мы залегли на дно. Месяц в ангаре в убогом, всеми забытом сельскохозяйственном мире, потом еще два на автоматизированной станции на Квайле. Я вздрагивал от каждого шороха, ожидая за любой дверью появления врагов и преследователей. Но все было тихо, нас оставили в покое. Максилла сделал свою карьеру на том, чтобы проходить незамеченным и отводить от себя внимание. Теперь он поставил свое искусство нам на службу, вернув мне уверенность в завершении дела.
Спустя три месяца после побега с Орбул Инфанта мы рискнули совершить переход до Глорисента, отдаленного, но преуспевающего торгового мира в субсекторе Антимар, Сектора Скарус, всего в двух субсекторах от Геликана. Хотя миры вроде Гудрун и Трациан Примарис лежали на расстоянии в добрых четыре месяца полета, мы чувствовали себя практически дома. Замаскировавшись, мы с Медеей посетили омываемые морем каменные холмы одного из главных торговых ульев, где приобрели пару астропатов, купив их услуги у местной коммерческой гильдии по открытому арендному договору.
Звали их Адгур и Аули. Оба были молодыми мужчинами, весьма одаренными, но глупыми и лишенными эмоций. Их молодые головы были чисто выбриты, а разъемы сверкали новизной. И разговаривали они чрезмерно чопорно, что, к сожалению, являлось результатом бездумного зазубривания правил этикета. Но зрачки их окружала мгла, а плоть теряла свой юный блеск. Суровая жизнь астропата уже взимала свою дань.
С их помощью я отправил новые послания, отменяющие первоначальные и пересматривающие некоторые аспекты схемы моих действий. Ни в одном из сообщений теперь не предлагалось личных встреч, как в случае с Гладасом. Больше я не собирался так подставляться.
Спустя неделю, так и не дождавшись ответа, мы покинули Глорисент и, миновав Мимонон, отправились к Саруму, столичному миру субсектора Антимар. Мне удалось с пользой провести время в его библиотеках, но скоро пришлось покинуть планету, когда неприятный, низкорослый исповедник начал повсюду ходить следом, словно узнал меня.
Еще встав на якорь у Сарума, я получил первые ответы, каждый из которых был зашифрован: от Биквин с Мессины и от Эмоса с Гудрун. Оба докладывали, что реализация их задач прошла куда более гладко, чем у меня. Два дня спустя от Иншабеля с Эльвара Кардинал поступило плохо читаемое послание. Из полученных частей следовало, что и ему удалось добиться некоторых успехов. Мне не терпелось узнать больше.
За неделю до того, как мы оставили Сарум, я получил еще два послания, оба были анонимными, одно с Трациана Примарис, а второе пришло из скопления рабских миров, подчинявшихся Селис Провинс в Офидианском субсекторе. По тщательной кодировке и языку обоих сообщений я распознал их отправителей.
Мое настроение приподнялось.
После этого продвижения все снова, казалось, остановилось и впало в стагнацию. Не было ни прогресса, ни новых сообщений.
Нам пришлось покинуть Лорвен, на которой мы сделали нашу следующую остановку, с почти непристойной поспешностью — на орбиту вышла флотилия боевых кораблей Военного флота Ривера. Теперь-то мне известно, что их маневрирование возле Лорвен — а заодно и около Сарума и Фемис Мейор — стало частью предупреждающего развертывания войск по причине неожиданно объявившихся в этом субсекторе двух блуждающих остовов кораблей. Но тогда их приближение заставило нас прятаться в течение тринадцати беспокойных недель между коричневым и черным звездными карликами угасающей звездной колыбели.
Пока мы были в Эмпиреях, направляясь к Древлианскому Скоплению, миновало следующее Сретение. Мы с Медеей и Максиллой отметили его вместе, втроем. Двое астропатов и навигатор не получили приглашения присоединиться к нам. Я поднял бокал за то, чтобы наша миссия и дальше продолжалась успешно. Вряд ли бы я стал так веселиться, если бы знал, что пройдет еще целый год, прежде чем наш план вступит в заключительную стадию.
Первые четыре месяца триста сорок второго я провел в бесплодных поисках знаменитого преподобного отшельника Лукаса Кассиана среди вонючих болот Древлии II только для того, чтобы узнать о его убийстве членами культа монодоминантов, произошедшем четырьмя годами ранее. По ходу поисков я пресек деятельность наводнявшей эти болота секты, поклонявшейся демону чумы. Это оказалось весьма нелегким делом, но мой полный отчет по нему хранится в архиве Инквизиции отдельно, поскольку не имеет прямой связи с этими записями. Кроме того, я продолжаю относиться к нему как к прискорбной задержке и пустой трате времени. Также не стану я излагать здесь полную историю рискованных действий Натана Иншабеля на Эльвара Кардинал или о невероятных и экстраординарных похождениях Гарлона Нейла на Бимус Тертиус, хотя обе повести и относятся к этому повествованию. Иншабель написал собственный, освежающе остроумный отчет о своих деяниях, к которому может обратиться любой, обладающий соответствующим допуском и который я рекомендую к прочтению ради просвещения и пользы. Нейл же попросил меня не включать его историю в этот доклад и никогда не пытался записать ее сам. Узнать ее может лишь тот, кому хватит безрассудства спросить у него самого и денег на долгую ночь серьезной попойки.
Все это время в Империуме я считался преступником, разыскиваемым Инквизицией за свою ересь. Что интересно, в течение этого срока никто не стал формально опровергать или отменять опубликованную мной карту Квиксоса.
В середине 343.М41 «Иссин» доставил меня на Тессалон, феодальный мир неподалеку от Гесперуса в Геликанском субсекторе. Это место было выбрано Нейлом в качестве точки для нашего секретного сбора. Чтобы проверить территорию и убедиться, что нас не раскрыли, он прибыл на неделю раньше вместе с двадцатью полевыми агентами, набранными из моего штата на Гудрун. Приготовился он всесторонне и изобретательно. Никто не мог приблизиться к точке встречи без его ведома. При малейшей угрозе нарушения внешнего периметра или официального вторжения у нас оставался достаточный запас времени, чтобы ретироваться.
В качестве дополнительной предосторожности я должен был появиться последним.
Тессалон — это суровый, небольшой мир, чье население живет в темных веках и ничего не знает об Империуме и галактике за пределами своего неба.
Для места встречи была выбрана разрушенная крепость на севере второго континента, в двух тысячах километров от ближайшего поселения аборигенов. Несколько одиноких пастухов и усталых крестьян, несомненно, увидели огни наших кораблей в небесах, но они казались им просто божественными предзнаменованиями или сверканием глаз мифических зверей.
Медея высадила меня в сумерках на краю хвойного леса и снова подняла боевой катер в воздух, чтобы при необходимости обеспечить прикрытие и вернуться при первом приказе. Впервые более чем за два стандартных года я оделся, как подобает инквизитору, в непромокаемый плащ из черной кожи и гордо выставил напоказ инсигнию. Кроме того, я надел священную униформу с рельефной надписью Puritus
. И будь проклят тот, кто сочтет меня недостойным этого.
Нейл, в боевой броне, с лазерным карабином на плече, появился из-за деревьев и поприветствовал меня. Мы обменялись рукопожатием. Приятно было увидеть его снова. Люди Гарлона, которые, я уверен, держались поблизости, оставались невидимыми в сгущающейся темноте.
Нейл повел меня через черный лес к поляне, где вершины сосен обрамляли совершенный овал сияющего звездами неба. Крепость, бесформенная груда серых камней, стояла посреди поляны, и приглушенный свет пробивался сквозь прорези нижних окон.
