Войны Света и Тени (№2) - Корабли Мериора

Когда на форштевнях кораблей появились швартовые тумбы, Аритон пришел в хижину Элайры, едва успев стряхнуть с одежды пахучие сосновые стружки. Теперь едва ли не каждую свободную минуту он проводил с ней.

Их походы за травами становились все более дальними. Аритон и Элайра уходили к глубоким тихим рукавам залива Серпа. Из-под ног с отчаянными криками выпархивали потревоженные бакланы. В жарком воздухе жужжали и звенели насекомые. Выйдя из деревни утром, к полудню парочка добиралась до рощи, где росли красные кедры. Кустарник пестрел разноцветными мотыльками. Следы двоих сборщиков трав оставались на песчаных холмах, где кроме них и стрекоз не было ни души. После шума и грохота верфи Аритон с наслаждением погружался в тишину. Здесь, в обществе Элайрыг он становился не таким замкнутым. После памятного случая кориатанская послушница тщательно следила, чтобы их разговоры не перешли на запретную тропу. В отличие от других людей (включая и Дакара) Элайра никогда не сомневалась в честности Аритона. А он стал все чаще смеяться и даже рассказал ей кое-что про своего деда, у которого рос и воспитывался.

Однажды они отправились за травами для талисманов. Вышли под вечер, ибо эти травы необходимо было собирать при лунном свете, придававшем растениям особую силу.

Наполнив сумку, Аритон и Элайра присели отдохнуть на поваленном бревне. Где-то в кустах тявкала лиса. Подобрав ветку, оторванную бурей, Аритон трогал пальцами бугорки зеленых желудей, которым уже не суждено было созреть и превратиться в бронзово-коричневые и иссиня-черные.

— Знаешь, мой дед никогда не хвалил своих учеников. Он требовал, чтобы мы не ждали готовых ответов, а думали самостоятельно. Он твердил, что маг учится не ради чьих-то похвал, а для себя. Я помню его слова: «Постижение тайн мира — нелегкий путь. Жить, ожидая чужой похвалы, — значит идти в никуда».

Элайре вдруг показалось, что настал долгожданный миг и теперь-то она может задать вопрос, который давно не давал ей покоя. Не глядя на Аритона, она сказала:

— И тебе никогда не хотелось услышать чью-либо похвалу? Даже не похвалу, а подтверждение того, что ты поступаешь правильно? Например, что ты правильно обошелся с итарранской армией, когда она вторглась в Страккский лес?

Услышав напоминание о детях, которые погибли вместе со взрослыми, защищая своего наследного принца, Аритон порывисто вскочил на ноги. Дубовая ветка с шелестом упала вниз. Глаза, полные душевной боли, впились в Элайру.

— Как легко рассуждать, когда сама не была там и ничего не видела! Спросила бы ты у выживших бойцов. Они бы тебе рассказали, что не было никакой возможности спасти тех детей. Но не думай, будто Дейлион-судьбоносец закрыл глаза на их гибель. Главное — я себе ничего не простил и не снял с себя вину. Ведь и взрослые, и дети гибли ради меня, ради их наследного принца! Поэтому я никогда не примирюсь с тем, что случилось на берегах Талькворина.

— Ты же приносил клятву верности кланам, обязуясь защищать их.

Он смотрел на лицо Элайры, залитое лунным светом. Только слезы в ее глазах не позволили Аритону наговорить ей резкостей или просто уйти.

— Зачем тебе лезть в мои заботы?

Аритон шагнул вперед. Лунный луч, прорвавшийся сквозь ветви и листья, мягко очертил его скулу, потом скользнул по рукаву вниз и замер на пальцах.

— Я не лезу, — попыталась неловко оправдаться Элайра. — Просто за мной с детства водится дурная привычка кого-то спасать. То птиц со сломанными крыльями, то пауков, попавших в корыто.

Зная о его врожденном чувстве сострадания, Элайра не осмелилась сыграть на этом. Она попыталась улыбнуться и спросила:

— Я тебе не рассказывала, как и почему очутилась у кориатанок? Мне тогда было шесть лет, и меня ожидало ремесло уличной воровки. И вот однажды, забредя в глухой закоулок, я увидела, как мальчишка мучает собачонку. Я и не подозревала, что сцеплюсь с сынком морвинского правителя.

— А вот об этом я еще не слышал.

Аритон постепенно успокаивался. Струи тумана, поднимавшегося от земли, обволакивали его, делая похожим на тень. Откинув дубовую ветку, Аритон пристроился возле ног Элайры. Где-то над их головами щебетали неугомонные птицы. Элайра рассказывала, как покалечила юному мучителю пальцы. Тот день подвел черту под ее прежней жизнью. Вскоре уличную свободу сменили стены кориатанского приюта.

Элайра сидела, сложив руки на коленях, и шелковистые волосы струились по складкам ее кофты из беленого полотна.

— Помню, старуха-знахарка… она продавала разные снадобья морвинским шлюхам… Не знаю уж, как она разглядела, но она всегда говорила, что у меня способности к магии. Может, помогла еще и заколка с аметистом, которую я украла в тот день. Теперь-то мне кажется, что заколка принадлежала какой-то колдунье, а тогда мне было не до размышлений. Сынок мэра привязал собачонку к ограде и колол ножиком. Перепуганная собака была готова отгрызть себе ногу, только бы вырваться. Я подсмотрела у знахарки один магический знак. Она всегда его чертила, когда хотела наказать тех, кто ее обманывал. Я, недолго думая, нарисовала в воздухе такой же знак. Когда все получилось, у меня не было ни страха, ни удивления. Нож выпал и вонзился этому поганцу прямо в ладонь другой руки.

Аритон молчал. Элайра разжала плотно сомкнутые пальцы и докончила свой рассказ.

— По закону, меня могли сжечь, невзирая на возраст. Я осталась в живых лишь потому, что кориатанки пообещали вылечить мальчишку, а меня — навсегда забрать в свой орден. Потом я узнала, что без их помощи сынок мэра остался бы калекой. Его поранил не столько ножик, сколько моя отчаянная магия.

Элайра повернула голову и взглянула на Аритона. Словно два кусочка кварца, блеснули ее глаза. Слабый, едва уловимый запах ее тела, не успев пробиться сквозь ткань кофты, растворялся в густом аромате кедра.

— Я понимаю, каково было тебе, — почти шепотом сказала она и, кашлянув, дабы скрыть охватившую ее дрожь, добавила: — Столько лет прошло, а тот случай до сих пор мне снится. Я даже не знаю, что сталось с собачонкой: спасла я ее или нет.

Аритон молчал, погрузившись в свои мысли. Испугавшись, что должно быть, снова зашла слишком далеко, Элайра взглянула на него магическим зрением. И переплетенные пальцы, и склоненная голова — каждая частичка его тела была наполнена невыносимой тоской. Девушке захотелось протянуть к нему руки и попытаться сплести нить полного взаимного доверия. Лучшего момента, чем сейчас, она вряд ли дождется.

Однако что-то внутри нее не позволило поддаться этому порыву.

Тогда, резко нарушив ночную тишину и размышления Аритона, Элайра вдруг спросила:

— Интересно, а что бы сказал твой дед о моем поступке? Я ведь жизнь какой-то псины поставила выше жизни человека!

— Думаю, он сказал бы, что собака заслужила большего сострадания, поскольку не причинила тому мальчишке никакого зла. Дед хоть и учил меня думать самостоятельно, но очень ясно предупреждал о правильном выборе жизненного пути. Он говорил: «Невозможно сочетать в себе мага и правителя». — Аритон шумно хлопнул себя по коленям. — Жаль, я тогда не послушался деда. Мне не пришлось бы терять свободу.

В траве стрекотали невидимые сверчки. Им вторили монотонные трели козодоя. Пока Аритон развлекался, подражая его голосу, Элайра вспоминала все, что услышала сегодня от Повелителя Теней. Халирон научил его говорить ясно и кратко. Вычленить главные фразы было нетрудно: «Ведь и взрослые, и дети гибли ради меня, ради их наследного принца! Поэтому я никогда не примирюсь с тем, что случилось на берегах Талькворина».

— Ты знал! — воскликнула Элайра, заставив умолкнуть перепуганных птиц. — Еще до вторжения итарранской армии ты понял, что деширские кланы будут уничтожены.

Аритон разглядывал поблескивающие кромки листьев, как будто пытался прочесть там послание, оставленное ночным ветром. В лунном свете низинные солончаки казались полосами сажи, припорошенной мохнатой пылью. За ними лежал залив. Луна светила так, что его воды оставались черными. Только иногда ветер добавлял им борозды тусклого олова.

Но нежное безмолвие ночи больше не успокаивало.

— У Стейвена — предводителя деширских кланов — было видение, — с оттенком горечи произнес Аритон. — К несчастью, оно оказалось правдивым. Тинелла помогла мне заглянуть в будущее, и я убедился, что это так.

Аритон скупыми фразами обрисовал Элайре, как обстояло дело накануне вторжения. Да, он мог бы спешно покинуть Страккский лес, но это не остановило бы итарранскую армию. Деширские кланы были обречены. Бремя королевской власти, которое после несостоявшейся коронации в Итарре все же легло на его плечи, заставило искать ответ на единственный вопрос: как уменьшить число жертв.

После бегства из Джелота, во время недолгой встречи с Асандиром маг спросил его: «Принц, ты ощущаешь себя виновным?» Ответа на этот вопрос Аритон не знал ни тогда, ни сейчас. Помнится, Асандир посоветовал ему похоронить свою вину вместе с погибшими в Страккском лесу и более не терзаться прошлым.

Нет, эта боль никуда не ушла. В редкие минуты откровенности о ней можно было рассказать другому. Рассказать, но не разделить. Элайра коснулась пальцами своего кристалла, чтобы яснее понять происходящее в душе Ари-тона. Но его неожиданная искренность нанесла ей новый удар:

— Не останься я тогда в лесу и не начни строить магическую защиту, деширские кланы были бы полностью истреблены. Это меня и удержало. Не мог я, принеся клятву на верность, повернуться к ним спиной и уйти… Главное, я их не предал, как и ты не предала ту собачонку. А спасла ты ее или нет — это уже совсем другой вопрос… Мне удалось спасти более двухсот бойцов. Но я не считаю себя победителем, и эти спасенные никогда не уравновесят собой ни тысячи погибших, ни кровавую бойню на берегах Талькворина.

Элайра медленно выдохнула. Глаза ее были закрыты, а пальцы плотно прижаты к губам. Она изо всех сил боролась с безумным желанием нарушить все обеты и рассказать принцу, зачем Морриэль отправила ее сюда.

Но вопреки всем замыслам Главной колдуньи, вопреки злорадному торжеству Лиренды она не станет игрушкой в их руках. Они не будут через нее следить за каждым шагом Аритона. Суждение, вынесенное Содружеством Семи, было верным: сострадание, которое он унаследовал от династии Фаленитов, управляло всеми его поступками, грозя погубить его самого. И если бойню в Страккском лесу можно было отчасти оправдать защитой деширских кланов, кого он будет защищать теперь?

Решение Аритона представлялось ей мудрым и единственно возможным: построить корабли и надолго покинуть Этеру.

Ее пальцы стали влажными, и только тогда Элайра поняла, что плачет. Послышался легкий шорох листьев. Аритон встал рядом — черный силуэт на фоне звездного кружева, проглядывавшего сквозь ветви. Теплые руки опустились ей на плечи.

— Прости меня, милая девушка, тихо сказал он. — Сегодня я доставляю тебе одни огорчения. Так уж получилось, но все равно прости.

Потом он осторожно убрал руки и молча растворился в темноте.

Элайра не знала, сколько еще она проплакала в прохладном ночном лесу. Слезы текли и текли по ее пальцам, пока она не освободилась от всего, что мучило и терзало ее душу.

Осталась лишь одна мысль, не дававшая ей покоя.

Повелитель Теней скрылся в Мериоре, намереваясь выскользнуть из тисков судьбы. Но судьба словно находилась в сговоре с проклятием Деш-Тира. Армия Лизаэра уже двигалась на восток. Трагедия Страккского леса грозила повториться в другом месте и при других обстоятельствах. Если к тому времени Аритон не сумеет достроить корабли и уплыть, ему снова навяжут войну. Возможно, он уцелеет, но его все равно погубит собственная совесть. Она загонит его в угол и не даст жить.

Сигнальный луч

Летнее небо над Альтейнской башней стало оранжево-красным, потом розово-красным и постепенно начало приобретать пурпурный оттенок. Зной, сморщивший листья дикого винограда, которым были обвиты древние камни башни, не спеша уступал место вечерней прохладе. Прошло еще какое-то время. Сетвир разогнул спину, обвел взглядом плотно заставленные полки, затем посмотрел на темно-синее небо, светившееся в прямоугольнике окна. Ветер что-то нашептывал пустыне, вызывая недовольство расхлябанных ставен. Под покровом обыденной жизни Сетвир ощущал биение сил третьей ветви. Ее приливы и отливы были частью великой мистерии, объединявшей всю вселенную. Движение далеких звезд, сияние солнца, блеск луны, игра морских приливов — все это, словно струны гигантской ли-ранты, настраивалось на гармоничный лад, готовясь торжественной песней встретить канун летнего солнцестояния.

Хранитель Альтейна почесал подбородок, затем вспомнил о скором появлении Асандира и вытер кончик пера о манжету. Нужно было навести хоть какой-нибудь порядок, чем Сетвир торопливо и занялся. Из разбросанных повсюду книг он соорудил несколько шатких стопок. Закладок под рукой не оказалось, и он заложил нужные места гадательными картами. Наведение порядка грозило растянуться надолго. Маг ограничился тем, что расчистил часть стола, закрыв глаза на все остальное, в том числе и на углы, бархатно-серые от пыли. Чернильницы остались там, где стояли. Сетвиру не улыбалось перемазать руки в чернилах, а крышки, как всегда, валялись неведомо где.

Асандир подъехал к нижним воротам раньше, чем хранителя Альтейна посетила мысль отыскать гребень и расчесать бороду. Последний раз он доставлял ей подобное удовольствие месяц назад. Впрочем, внешний вид мало заботил Сетвира. Кроме Асандира, он никого не ждал. Трайт находился в Остермере, при дворе короля Эльдира, помогая юному правителю улаживать спор между кланами Лосиного леса и торговцами города Крейда. Люэйн оставался на острове Мет и вместе с Веррэном сдерживал натиск внезапно расплодившихся картилий.

Итак, в пять тысяч шестьсот сорок пятом году Третьей эпохи на традиционной летней встрече магов Содружества смогли присутствовать только двое.

Войдя, Асандир опустился на стул возле окна. Он был сильно утомлен, и не только долгой дорогой. От мага выразительно пахло серой. На манжетах чернели прожженные искрами дырки. Концы его длинных волос были опалены и перепачканы в саже.

— Хорошо, что обошлось без сильных ожогов, — сказал Асандир, отвечая на молчаливый вопрос Сетвира.

Асандир приехал в Альтейнскую башню прямо из Урочища Магов, где восстанавливал магическую защиту, ограждавшую огнедышащих хадримов от остального мира. Эти крылатые твари всегда чуяли, когда у Содружества множились заботы. В хадримах сразу же просыпалась жажда крови, и они, точно стая ошалелых волков, норовили вырваться за пределы Урочища Магов.

Сетвир не был настроен разговаривать. Он ходил вокруг стола, бесцельно переворачивая книги и дотрагиваясь до чернильниц. Взгляд его глаз был не только отрешенным, но и каким-то остекленевшим.

Асандир внимательно наблюдал за собратом. Чего только не было в захламленном обиталище хранителя Альтейна! Несколько тощих пучков сухих трав. Три осколка янтарного стекла. Заплесневелые птичьи перья, чем-то похожие на каменные ножи. Настоящие круглые камешки, извлеченные откуда-то со дна ручья. Все эти сокровища накрывала узорчатая паутина живого и здравствующего паука. Особенно насторожило Асандира полное отсутствие чайных чашек. И это-то у Сетвира, неспособного дышать без чая?

— Что случилось? — не выдержав, спросил обеспокоенный Асандир.

Сетвир вздрогнул, заморгал, затем плюхнулся на ближайший стул, отозвавшийся облачком рассерженной пыли.

— Ты бы лучше спросил: «Что еще не успело случиться?» У меня полно новостей, одна неприятнее другой.

Поскольку словесный рассказ был напрасной тратой времени, Сетвир вздохнул, пожал плечами и воспроизвел для Асандира картину событий, последнее из которых случилось менее десяти часов назад.

…Утро в Тальдейнских горах выдалось пасмурным. В плотном, прохладном воздухе звонко цокали копыта и шелестели знамена. На знаменах красовался королевский герб Тайсана — корона и золотая звезда. Среди них выделялось белое полотнище с лучами восходящего солнца. Это было новое знамя, вышитое принцессой Талитой, — символ союза против Повелителя Теней. Авенорский плац остался далеко позади. Солдаты принца Лизаэра взбирались по извилистой горной дороге, зажатые между остроконечными скалами и бездонными пропастями. Горы беспощадно показывали любому, чего он стоит, и каждый отрезок пути был обильно полит солдатским потом.

Впереди лежал Орланский перевал.

Офицеры торопливо перестраивали свои отряды, стремясь, чтобы между шеренгами почти не было разрывов. Вслух о возможной засаде варваров не говорили, но думали о ней все: от Лизаэра до последнего пехотинца. Желая поддержать боевой дух армии и показать более грозную защиту, нежели мечи и стрелы, Лизаэр явил свой дар рукотворного света. Ослепительно-белый огненный шар взмыл в небо и скрылся за облачной завесой. Все завороженно следили за сияющей точкой, пока она не скрылась вдали.

Пехота двигалась в полном боевом облачении, готовая в любую минуту вступить в бой. Именно здесь, в этом ущелье, более года назад караван Лизаэра подвергся нападению варваров и был ограблен. Хотя принц рассказывал об этом с улыбкой и даже шутил по поводу «толпы нищих», явившихся в Эрдану, он не оставлял мысли расквитаться за дерзкое оскорбление. Илессид еще мог бы понять алчность варваров, захвативших богатую добычу. Но алчности не было, было изощренное коварство. Все, что люди Маноллы отобрали у каравана, попало к Повелителю Теней. Лизаэр поклялся, что варвары дорого за это заплатят. Пусть прольется кровь, но справедливость должна восторжествовать.

Только напрасно принц и его армия ожидали засады варваров. Дозорные, высланные Лизаэром, не увидели ничего, кроме белого тумана и отвесных скал. Единственными звуками были завывания ветра.

Кавалькада двинулась дальше… Противник, которого они ждали, вначале предстал призраком на фоне серых скал, затем обрел плоть. То была кайден Тайсана. Госпожа Манолла встретила их в своей обычной одежде из некрашеной оленьей кожи. Окружению Лизаэра ее наряд не сказал ничего, однако принц все понял. На этот раз Манолла не пожелала надеть черное, как того требовало ее положение «тени позади трона».

Единственным знаком, отличавшим ее от простой дозорной, были две скромные полоски на куртке: синяя и золотистая — цвета солнца и неба.

Прямая, словно поднятый меч, но совершенно безоружная, кайден Тайсана неподвижно стояла на пути приближавшихся всадников. Плечом к плечу ехали знаменосцы, за ними двигались рослые копьеносцы — телохранители принца. Офицер, следовавший впереди всех, натянул поводья и жестом приказал своим людям остановиться.

Цокот копыт постепенно стих, как и перезвон упряжи, и лошадиное фырканье. Только ястребы перекликались где-то в поднебесье, да ветер продолжал на что-то жаловаться гранитным выступам скал. Колонны расступились, освобождая проезд для Лизаэра Илессидского.

Манолла не оказала принцу никаких знаков почтения. Она молча сделала несколько шагов вперед. Ветер теребил ее коротко стриженные волосы, не стянутые даже обручем. Манолла не произнесла учтивого приветствия. Презрительно морщась, она взглянула на небо, где в разрыве облаков тускло блестело солнце.

— Ваше высочество испугались засады? Вышлите дозорных. Пусть обшарят скалы и убедятся, что там пусто.

— В прошлый раз там не было пусто. — Лизаэр натянул поводья, удерживая лошадь, не желавшую стоять на одном месте. — Твои кланы едва ли заслуживают доверия. Думаешь, после случившегося я поверю в твои россказни?

— Даю вам слово: на всем перевале нет ни одного стрелка, — ответила Манолла.

— Если бы и были, то давно бы валялись мертвыми. Лизаэр поднял сжатую в кулак руку. Не доверяя Манолле, он создал новый светящийся шар. Раскаленный добела рукотворный огонь шипел, разбрасывая искры. Перепуганные лошади заржали и забили копытами. Всадники поводьями, шпорами и руганью пытались успокоить животных.

— Говори, зачем здесь оказалась, и побыстрее. У меня нет ни времени, ни желания выслушивать длинные речи.

Манолла посмотрела на него так, словно перед нею был не наследный принц, а капризный, избалованный ребенок.

— Вы, ваше высочество, осмелились потребовать себе во владение Авенор и создали армию. Но создавать армию позволено лишь верховному правителю Тайсана, а вас королевской властью никто не наделял. Армия понадобилась вам не для защиты интересов Тайсана, а для сведения личных счетов, и я как кайден выражаю свой официальный протест. Во имя блага нашего королевства я требую, чтобы вы отказались от замыслов уничтожить наследного принца Ратана. Аритон Фаленский не является угрозой для Тайсана. Содружество Семи объявило ваши притязания ложными. Я вынуждена вам об этом напомнить, ибо мой долг — прежде всего заботиться о благе Тайсанского королевства.

— Такое ощущение, будто ты приносила клятву на верность не мне, а Содружеству, — с холодным презрением произнес Лизаэр.

Ветер играл его золотистыми волосами и такими же золотистыми кистями на лошадиной сбруе.

— Да и что собой представляет это Содружество? Кучку магов, вошедших в сговор с Повелителем Теней! Не обошлось и без твоей поддержки. А ведь, если помнишь, я тебя предостерегал.

Выражение желтых, как у ястреба, глаз Маноллы не изменилось.

— Деньги и все остальное, что поступило к вам из ратанских городов, мы с помощью Содружества возвратили наследному принцу Ратанскому. Как тейр-Фаленит распорядится этим, меня не касается. Вас, потомок Илессидов, — тоже. Говорю вам при свидетелях: если вы — принц, достойный своих предков и считающий Тайсанскую хартию своим главным законом, вы повернете назад. Велите командирам развернуть войска и не лезьте в дела Ратана.

Лизаэр печально склонил голову.

— Ты просишь слишком много. Аритон Фаленский — угроза для каждого из нас. Уверен: любой принц моей династии, не колеблясь, выступил бы в защиту ни в чем не повинных людей.

— В таком случае, осмелитесь ли вы стать первым в своей династии принцем, пролившим кровь кайдена? — спросила Манолла.

— Я не вершу самосуд, — возразил Лизаэр. — Я поступлю по-другому: я призову себе на помощь городские законы. Тебя буду судить в Изаэре. Не сомневаюсь, что тамошний палач оборвет жизнь воровки, поощрявшей грабежи караванов.

В просвет облаков хлынул яркий солнечный свет и заиграл на драгоценных камнях, украшавших пальцы и одежду Лизаэра. Принц махнул своим телохранителям.

— Взять ее!

Двое офицеров послушно спрыгнули с коней и отцепили поводья на случай, если Маноллу понадобится связать.

Кайден даже глазом не повела. То, что происходило сейчас, не укладывалось в ее сознании. Она была «тенью позади трона». Служительницей, но не служанкой, чтобы на коленях умолять о пощаде.

— Одумайтесь, ваше высочество! Обрекая меня на смерть, вы нарушаете клятву гостя, которую когда-то принесли в моем доме.

Офицеры стояли в нерешительности, но Лизаэра слова Маноллы ничуть не смутили.

— Лучше я нарушу клятву гостя, чем поставлю под удар принципы справедливости. Ты — преступница и должна быть наказана по всей строгости закона. — Властный и неумолимый, Илессид добавил: — Можешь взывать к моей чести, но немного бы стоила моя честь, если бы я забыл о защите жителей Тайсана. Они несведущи в магии и могут уповать только на меня. Говоришь, не лезть в дела Ратана? А кто защитит тамошних горожан? Уж не их ли принц-преступник, который своей коварной магией погубил тысячи людей?

Ответом ему было ледяное молчание Маноллы.

И все же офицеры не решались схватить тайсанского кайдена. Лизаэр был вынужден прикрикнуть на них и пригрозить: если они не выполнят приказ, он сочтет их сообщниками Маноллы.

Эта хрупкая женщина, успевшая многое повидать на своем веку, даже не вздрогнула, когда офицеры заломили ей руки за спину и связали поводьями. Потом они сорвали с ее одежды нашивку. Все это время госпожа Манолла безотрывно глядела на Лизаэра. И только когда ее грубо толкнули, заставив опуститься на колени перед копытами лошади наследного принца, кайден нарушила молчание.

— Берегись, клятвопреступник! Я погибну, но у меня останется внук. Маги Содружества сделают его кайденом Тайсана. Наши кланы сохранят верность династии Илессидов, но не тебе, вероломный принц. Наше доверие к тебе подорвано навсегда. Не думай, что наши кланы простят тебе это судилище. Не знаю, каким будет возмездие: стрелой, пущенной из темноты, отравленным кубком вина или ударом ножа в горло, но оно непременно тебя настигнет. Я пожертвовала своей жизнью, чтобы все знали, в кого ты превратился. Ты именуешь себя спасителем. Нет! Деш-Тир давно сделал тебя своим рабом.

Некоторое время Лизаэр молча и с какой-то брезгливой жалостью глядел на поверженную женщину. Потом сказал:

— Увы, храбрая Манолла, тебя сбили с толку, и ты расплачиваешься за это собственной жизнью. Я отправляюсь на войну как защитник мира, чтобы расправиться с тем, кто с самого рождения не знал, что такое совесть. Я не раб Деш-Тира, а защитник справедливости. Если не противостоять Повелителю Теней, все население Этеры может попасть к нему в рабство, включая и моих подданных, которые достойны лучшей участи. И Содружеству придется объявить меня верховным королем Тайсана.

Лизаэр натянул поводья.

— Какой смысл в традициях и законах, если они оборачиваются против ни в чем не повинных людей? Запомни мои слова: когда Повелитель Теней будет повержен, твои кланы принесут мне клятву на верность.

— Твоим сыновьям — да, но только не тебе, — твердо возразила Манолла. — Если моей жизни суждено оборваться от рук изаэрских палачей, клянусь кровью сердца: ни один боец наших кланов не принесет тебе клятвы верности.

Видение распалось, словно ветхая шпалера под напором ветра. Сетвир сидел, склонив голову. Его борода закрывала худые, испачканные чернилами руки. Когда он заговорил, в усталом голосе хранителя Альтейна звучала скорбь и горечь:

— Надо отдать должное Лизаэру: он удержал свою свору от расправы на месте и не добавил Манолле новых унижений. Ее не стали заковывать в кандалы, а просто посадили в запряженную мулом повозку и под усиленной охраной повезли в Изаэр, чтобы передать городским властям.

Асандир сцепил побелевшие от напряжения пальцы. Он не позволил ярости выплеснуться наружу. Как и Сетвир, он склонил голову и закрыл глаза. Прохладный воздух северной пустыни обдувал ему кожу, но маг его не чувствовал. Усилием воли Асандир заглушил в себе биение магической силы. Случившееся с Маноллой было не самым сильным потрясением в его немыслимо долгой жизни, но сейчас он беззвучно плакал, как обычный человек. Скорбеть — это все, что ему оставалось. Сил и возможностей вмешаться у Содружества сейчас не было.

Но никакая скорбь не должна была заслонять истинного положения вещей. Причина пленения Маноллы, равно как и причины многих других событий, скрывалась в проклятии Деш-Тира. Даже если бы Содружество вдруг нашло способ разрушить это проклятие и прекратить вражду между принцами, это едва ли спасло бы жизнь Маноллы, которую через пятнадцать дней казнят в Изаэре на основании городских законов и по приказу Илессида.

Манолла Ганли… Кайден Тайсана, бесстрашная, как лев, и непоколебимо верная своим убеждениям. «Принявшая смерть от своего наследного принца» — так потом скажут о ней. Какая страшная, издевательская эпитафия. Едва ли Маноллу пугает собственная смерть. Судьба уже нанесла ей смертельный удар, разрушив все, что было смыслом ее жизни.

— А времена становятся все тяжелее, — сказал Асандир.

Сначала вторжение Деш-Тира, прорвавшегося на Этеру через Южные Врата. Потом бунты и свержение верховных королей. Исчезновение паравианцев. Тогда магам Содружества казалось, что ничего хуже быть уже не может. Оказалось, что может, ибо у трагических событий всегда бывают трагические последствия.

Думать о будущем он просто не решался.

Сетвир меньше всего был похож сейчас на могущественного хранителя и летописца Альтейна. Морщинистый старик, бесконечно уставший от ударов судьбы. Он сидел, глядя на первые вечерние звезды, и ветер трепал его бороду, словно кудель. Сетвир лучше, чем кто-либо, знал мысли, владевшие Маноллой. Наверное, еще тогда, готовя нападение на караван Лизаэра, направлявшийся в Авенор, она предчувствовала, что подписывает себе смертный приговор. Но поступить иначе Манолла не могла. Сетвир помнил, с каким чувством она отправляла гонца в Альтейнскую башню.

— Манолла видела в тейр-Фалените защитника ее кланов. Меня тогда восхитило ее стальное мужество, и я пообещал гонцу, что послание обязательно попадет к Аритону.

Сетвир мог бы и не говорить сейчас об этом. Асандир видел внушительный список, который хранитель Альтейна со свойственным ему прагматизмом прибавил к посланию Маноллы. Понимая чувства, владевшие Сетвиром, Асандир все же решил переменить тему разговора.

— Так все-таки что тебе известно о Харадмоне? — спросил он.

Сетвир сердито встряхнул головой и развернул перед ним новую цепочку видений.

Хижина в густом лесу неподалеку от Авенора, спешно покинутая живущей там кориатанской колдуньей из Круга Старших… Сама колдунья, окружившая себя всевозможными охранительными заклинаниями, торопится к Главной колдунье, чтобы передать ей известие чрезвычайной важности… Изрытая и истоптанная полянка, на которой валяется жестоко истерзанная туша убитого кабана. От многочисленных ударов копьем его череп стал похож на решето. Слабое мерцание, исходящее от черепа, показывает, что встреча зверя и охотника не была случайной; кабана привело сюда заклинание все той же колдуньи… Рядом с убитым кабаном лежит и орудие его убийства — копье, вобравшее в себя не охотничью страсть, а беспредельную, нечеловеческую ненависть, двигавшую убийцей…

— И что дальше? — спросил Асандир.

Пленение Маноллы все еще занимало его мысли, мешая воспринимать зигзаги логических построений Сетвира.

Лазурные глаза хранителя Альтейна с досадой взглянули на Асандира.

— Неужели узор нитей не сказал тебе ничего? Ты не понял, зачем вдруг эта старуха спешно пустилась в путь? И не увидел в кабане невинную жертву проклятия Деш-Тира?

Асандир покачал головой.

— Лизаэр явился к колдунье и попросил о ясновидении. Но это была сделка, ибо он что-то пообещал ей взамен. Теперь он наверняка знает, где находится Аритон.