Грани - Грани судьбы

      Серёжка молчал. Бодак наотмашь хлёстко ударил мальчика по лицу тыльной стороной ладони.
      — Будешь говорить, всё равно — будешь!
      Наверное, палач был прав. Мальчишка чувствовал себя на последнем пределе. Боль настолько измочалила его, выпила все силы, что он уже не мог сопротивляться. Вот ещё немножечко — и он закричит от невыносимой муки. Закричит, а потом расскажет им всё, что они хотят. Потому что он, Серёжка Яшкин — не герой, а обычный мальчишка. Ну, нету у него сил терпеть, нету, нету! То есть, сейчас пока есть, а потом — не будет. Совсем скоро их не будет. Но сейчас пока есть. И сейчас пока он терпит и молчит. Пока не так больно. Пока ещё не раскалились иголки. У него есть ещё время, хоть немного, но есть. Минута, две, может быть, целых пять… Сейчас он всё готов отдать за пять минут тишины.
      — Готово, отец Бодак!
      Подмастерье клещами вытащил из жаровни вчерашнюю иголку, белую от накала, словно спираль электрообогревателя. Серёжка внутренне похолодел и сжался. Страшно было до безумия. Как уж тут не заговорить…
 
Если мелкого мыша взять, и тихо, не спеша,
Натыкать в него иголок, то получите ежа…
 
      Всплыло вдруг из памяти начало считалки.
      — Что ты там бормочешь? — напрягся Бодак. Разумеется, палач ничего не понял: откуда ему было знать русский язык. Флип мялся рядом с ним с клещами в руках.
      — Ёжиков надо делать из мышей, а не из волчат. Плохие из вас волшебники, — пояснил мальчишка.
      Палач и подмастерья недоумённо переглянулись.
      — Бредит? — предположил один из помощников. — Ума от страха лишился?
      — Притворяется! — решил отец Бодак. — Думает, что помилуем. Не выйдет.
      Он повернулся к Флипу.
      — Давай!
      Боль пронзила мальчишку от ноги до макушки. Серёжка дёрнулся всем телом, а потом бессильно повис на ремнях.
      На приключенческий фильм или книгу происходящее совсем не походило.
      Женька ожидал, что отряд Йеми вылетит из переулка с шумом и грохотом, кто-нибудь с ходу зарубит стражников, раньше чем они успеют поднять свои тяжелые алебарды, а остальные ворвутся в караулку расправятся с остальными, раз уж местные воины настолько тупы и ленивы, что даже взрыв в городе не заставил их толком задуматься. Подумаешь, ещё двое к воротам вылезло. Утром, когда телеги потрошили, весь десяток под аркой шустрил, а сейчас снаружи только четверо. Тем проще будет с такими вояками справиться.
      Но получилось совсем иначе. На площадь перед воротами не торопясь выехал Йеми, перед которым сидела насупленная, но вполне и живая Риона, а следом за ним — Теокл и Соти. Увидев Женьку и Анну-Селену, путники подъехали к детям. Лошади храпели и недовольно фыркали, но слушались седоков.
      Если бы всё это происходило быстро, мальчишка, наверное, испугался бы, что остальные погибли в бою, а сейчас даже не знал, что и думать. Из вчерашних разговоров выходило, что им предстоит улепётывать, как с пожара, а сегодня взрослые вели себя, будто собрались на шашлыки, да ещё и не определились до конца: ехать в лес или ну его нафиг.
      — Здравствуй, Риона, — улыбнулась подруге Анна-Селена.
      В глазах у рыжей, наконец, мелькнуло что-то живое.
      — Анна?
      Вампирочка кивнула.
      — А твой друг — тоже здесь?
      Улыбка у Анны-Селены сразу потухла.
      — Скоро будет здесь, — пообещал Йеми. — А пока, садитесь на лошадей, ребята.
      Бородатый священник протянул к Женьке руки. Мальчишке было немного неприятно, что его как маленького, втаскивают на коня, но самостоятельно взобраться он бы всё равно не сумел. С пони или мулами управляться было несложно: закинул ногу и садись, они же маленькие, да и вампиров не дичились. А к лошадям подросток старался близко не подходить, слишком агрессивно они на него реагировали. Хотя сейчас четвероногие друзья человека демонстрировали прямо-таки олимпийское спокойствие, похоже, не обошлось без волшебства.
      Пока он тормозил, Анна-Селена с помощью Соти проворно взобралась на лошадь и уселась перед изонисткой. Кто-то из стражников, наблюдая за неумелыми действиями детей, радостно загоготал, остальные подхватили.
      — Что ты ржешь, мерин бородатый?! - Соти направила лошадь прямо на вооруженных гвизармами воинов. — Ишь, хлебало раскрыл, чтоб тебе туда ворона влетела!
      — Молчи, старуха! — рявкнул стражник.
      — Я старуха? — оскорбилась до глубины души изонистка. — Это я-то старуха?
      — Бабушка не старуха! — со слезами в голосе выкрикнула Анна-Селена. С её стороны это было чистой воды импровизацией, как и тогда, у домны Ветилны. И снова получилось удачно. Стражники расхохотались пуще прежнего.
      — Да как у тебя язык-то поганый повернулся такие слова почтенной женщине сказать? Да чтобы глаза твои бесстыжие повылазили. Мало, видать, мамка твоя тебя в детстве хворостиной-то воспитывала.
      — А ты, бабка, его сейчас воспитай, — посоветовал другой стражник с похожей на спелую ягоду родинкой под правым глазом.
      — Я б и воспитала…
      — Цыц, старая! Я те пошумлю!
      — Ты на кого цыкаешь, прыщ гнойный? Да я замуж вышла, когда ты без штанов бегал, да титьку у мамки сосал.
      Маленькая вампирочка обмирала. Сейчас она словно оказалась в своей любимой сказке "Принцесса-нищенка".
      — От, боевая бабка, — восхищённо щёлкнул языком молодой воин, украсивший кожаный шлем зелёной веткой какого-то кустарника или деревца.
      — Чтоб тебе Кель такую тёщу послал, — ответил тот, что с родинкой.
      Дверь караулки распахнулась, наружу выглянул ещё один воин.
      — Что за шум?
      — Всё в порядке, сержант, — откликнулся кто-то из стражников. — Бабка шумит.
      Командир пробормотал что-то неразборчивое, сплюнул и хлопнул дверью. Тем временем Соти умело развернула лошадь и перенесла словесную атаку на спутников:
      — А ты чего молчишь, муженёк? Или не твою жену этот бородатый чурбан позорит? Я не какая-то крестьянка, я жена купеческая, как ты позволяешь, чтобы меня всякий солдат задирал.
      — Уймись, Соти, — Теокл тронул коня, подъезжая к стражникам. Вслед за ним подъехал и Йеми. — Подумаешь, сказанул человек, чего не бывает. Что ж мне, старику, драться с ним, что-ли?
      — А ты подерись, дед, — посоветовал кто-то из воинов.
      — Я парни, своё уже отодрался, — добродушно ответил изонист. — Может, кто из вас слыхал о пирате Винсе Солёная Борода?
      Стражники смешались, захваченные врасплох неожиданным вопросом. Краем глаза Женька заметил как из улицы выехали остальные участники штурма башни злого волшебника. Впереди люди, эльфийка и огр позади, закутанные в плащи с низко опущенными капюшонами.
      — Кажись, давно это было, — неуверенно пробормотал самый старший из стражников, тот самый, который ругался с Соти.
      — Не то слово, давно. Я тогда чуть старше внука был, — Женька почувствовал, как широкая ладонь Теокла прошлась по его волосам. В последнюю секунду маленький вампир подавил в себе инстинктивное желание дёрнуть головой. Из возраста, когда сюсюканья доставляют удовольствие, Женька вырос очень давно, а играться с собой посторонним людям не позволял и в раннем детстве. Любители поласкать чужих детей всегда вызывали у него неприязнь. Нравится гладить малышей по головке — заведите своего и ласкайте хоть двадцать четыре часа в сутки.
      Но сейчас играли все. Может быть, старика роль доброго дедушки пропирала не больше, чем подростка — амплуа любящего внука. Но раз надо — значит надо.
      — И чуть помоложе этого молодца, — продолжал Теокл, кивнув в сторону молодого стражника, тот смущённо хрюкнул. — Плавал тогда на корабле, принадлежащем деду почтенного Гуна.
      — Это который эшвард братства скобянщиков? — переспросил кто-то из стражников.
      — Точно, парень, он самый. И отец его скобяным товаром торговал, и дед, и отец деда. Так вот я служил мальчишкой его приказчику. Плыли мы, как сейчас помню, на север, в Накхат. Вот тут-то Солёная Борода наше судно и встретил. Хотели мы от него уйти, да где там. Пиратам-то закон не указ, у них две мачты было и вдвое больше парусов. Живо они нас догнали…
      — И распотрошили, — хмыкнул стражник с родинкой. Рассказчик окинул его тяжелым взглядом.
      — Не болтай, чего не знаешь. Винса тогда наместники по всему побережью поймать хотели, да только он не дурак, с боевыми триремами не связывался и близко к берегу редко подходил. Вот и решили тогда сделать корабли-ловушки. Вроде плывёт себе купеческий корабль по делам торговым, а в трюме у него кроме груза три-четыре десятка воинов спрятано при полном вооружении. Покуда Винс за нами гнался, сидели они там тихо, словно мыши, а как догнали нас пираты, на абордаж взяли, да на палубу хлынули, тут-то им навстречу из трюма ратники и выскочили.
      Где-то вдали за домами грохнуло ещё раз, немного слабее прежнего. Женька понял, что это привет от второго отряда. Подросток обеспокоено глянул на стражников, но те реагировали как-то вяло. Рассказ забавного старика их интересовал явно больше, чем взрывы где-то далеко в городе.
      — И что же дальше было? — спросил молодой.
      — А дальше дед наш всех пиратов разогнал, — добродушно предположил самый старший, борода которого из-за седины казалась слегка присыпанной мукой.
      Теокл вздохнул.
      — Если б так, болтал бы я сейчас с вами. Поди, первым героем бы в Толинике почитался. Нет, ребята, никого я там не разогнал. Я, если честно, так перепугался, что забился в уголок у фальшборта, да и сидел там тихонечко, чтобы никто меня не заметил.
      — Да ты, старик, выходит, знатный воин, — фыркнул юный стражник.
      — Герой, — поддержал солдат с родинкой. — Храбрец из храбрецов.
      — Дед, а мне говорил, что одного пирата убил, — Женька всерьёз рассердился. Конечно, священник пудрил стражникам мозги по всем правилам и с большим искусством, но нельзя же прям так себя унижать.
      — Одного и убил, — охотно согласился Теокл. — Он меня в этом самом уголочке заприметил. Вот идёт на меня, зубы скалит, тесаком абордажным замахнулся. Здоровый такой злодей, усатый. И тесак у него песа в два длиной.
      — Сказки, — поморщился юноша. — Это, дед, он тебе от страха таким показался.
      — Цыц, мелюзга! — прикрикнул на стражника изонист, вызвав новый взрыв смеха. — Молод ещё меня поправлять! От страха он мне тогда вдвое больше показался. А потом после боя промерили, как раз два песа и было… без двух дактилей.
      Священник передохнул и продолжил правдивую сказку.
      — И вот, значит, идёт он на меня, зубы скалит, и чую я, что всё, гибель моя пришла. Куда мне против него, сопляку с маленьким кинжальчиком. А умирать так не хотелось. И вот когда он подошел ближе, я на него как прыгну, и кинжалом ему в брюхо. А он и не ждал, что я дёрнусь, думал, наверное, что заколет меня, как свинью. Рубанул он сверху вниз, стой бы я где стоял, распластал бы он меня на две половинки, верно говорю. А так только по спине полоснул от задницы до ключицы.
      Стражники дружно загоготали, к ним присоединился Йеми и, чуть погодя, Женка. Анна-Селена конфузливо отвернулась, а Соти строго нахмурилась.
      — Да чего уж там, не до сраму мне было, быть бы живу. Спина болит, кожей чую кровь у меня текёть, а ему ещё в живот своим кинжальчиком малым и тыкаю. Чувствую, он оседать начал. Тут я остановился наконец, а он повалился на палубу передо мною, глаза стеклянные, а брюхо всё в крови и вроде как требуха из него торчит.
      Маленькая вампирочка развернув туловище, зарылось лицом в грудь Соти и заткнула уши ладошками. Отчасти — играя благовоспитанную девочку, отчасти — и правда не желая слышать рассказ Теокла. Слишком уж натурально, подробно, кроваво рассказывал про битву старый изонист. В книжках и фильмах о войнах и сражениях, которые Анна-Селена читала дома, неприятные и жестокие подробности не упоминались или же про них говорилось коротко, походя, чтобы не травмировать психику. А священник не скрывал ничего. Не то, чтобы он смаковал кровавые ужасы, нет, ему все эти подробности были неприятны не меньше чем девочке, но он заставлял всех, кто его слушал, увидеть в войне то, чем она была на самом деле: череду жестоких и отвратительных убийств, при взгляде на которой слова о героизме становятся пустыми и бессмысленными.
      Анна-Селена никогда не любила войны и не умилялась рассказами о храбрых солдатах и великих полководцах. Но никогда убийство человека не было ей отвратительно настолько, как в эту минуту. Проповедник из иного мира словно случайно коснулся самых чувствительных струн её души и сумел показать бойню во всём её отвратительном безобразии.
      Из переулка донёсся нарастающий шум.
      — Что там такое? — встрепенулся один из стражников.
      Женька потянулся под плащом к арбалету. Он очень надеялся, что делает это незаметно.
      — И что теперь, отец Бодак? — поинтересовался Флип.
      Только что подмастерье вонзил последнюю, десятую иглу. Из-под каждого ногтя торчали толстые игольные хвосты. Пол был заляпан маленькими капельками крови. А проклятый мальчишка так и продолжал молчать.
      Палач не отвечал.
      — Заканчивать надо, — по-своему истолковал нерешительность начальства подмастерье. — Позвать охранников, чтобы отволокли его в камеру?
      — Нет! — рявкнул отец Бодак.
      — Отец Сучапарек недоволен будет, — нерешительно промямлил Флип.
      — Чего? — палач ухватил своего ученика за камизу.
      Флип основательно струхнул. Отец Бодак никогда не отличался кротким нравом, но сейчас выглядел и вовсе безумным.
      — Я ничего, отец Бодак… Как прикажешь…
      — То-то…
      Пришла беда откуда не ждали. Мало того, что мальчишка рассудка лишен, так и у палача последний разум отшибло. Аэлис прибери их обоих. Да пусть хоть на месте провалятся его царство, но он-то, Флип, в чём виноват? Он же нормальный человек, для него ремесло палача — лишь возможность заработать себе на жизнь, не более того. Сколько положено, столько он и делает. Сколько старшие прикажут. Им-то лучше знать: пытать или не пытать, а если пытать, то как и до каких пор. Значит, с него, Флипа, и спроса никакого быть не должно. Только вот томило душу дурное предчувствие, что за этого мальчишку ему придётся ответить. Спросят и не помилуют. Ну да, отец Сучапарек ещё никого и никогда не миловал. О боги, быстрее бы всё это кончилось.
      Второму подмастерье происходящее тоже не нравилось, но совсем по другой причине. Давно пришла пора обеда, брат-кухарь обещал порадовать сегодня супом из кореньев и копчёной свиной грудинкой. Как не вовремя упёрся этот мальчишка. Да и отец Бодак тоже хорош. Нельзя же придаваться работе с таким фанатизмом. Допрос — допросом, а обед — обедом. Самым разумным было бы швырнуть упрямца в камеру, хорошенько перекусить, а потом уже и продолжить. Если будет на то воля отца Сучапарека. Потому как вполне может оказаться, что подвесить над огнём преступившего запрет волшебника поважнее, нежели тратить время на этого маленького дикаря. Что он может знать? Да и сообщники его, наверное, ещё вчера покинули город. Какой дурак будет дожидаться пока Инквизиция его сцапает? Ясное дело, заговорщики сбежали как только услышали, что дракон улетел, а мальчишка схвачен. Так что, усилиям отца Бодака, как и упрямству мальчишки на самом деле цена — медный лорик. Только оба слишком глупы, чтобы это понять. Быстрей бы всё закончилось…
      Блуждающий взгляд палача, наконец, остановился на жаровне.
      — Я заставлю тебя говорить! Слышишь! Я заставлю!
      — Пошел ты… — обессилено выдохнул Серёжка.
      Боль, заполнившая всё его существо была тупой и нудной. Она высосала из мальчишки все силы, и сейчас он беспомощным кулём висел на ремнях, неспособный ни на что. Поставь его на ноги — упадёт, ни сделав ни шагу. Поставь рядом стакан воды — не сможет руку протянуть, чтобы утолить жажду. Даже слизнуть стекающие по лицу крупные капли холодного пота он и то не мог.
      Удавалось только молчать. Но Серёжка знал, что это не на долго. Наверняка в арсенале разъяренного Бодака есть такие ужасы, которых не вытерпеть никому, не говоря уж о потерявшем силы мальчишке.
      Оставалась только две надежды: что Риону всё-таки спасли и увезли из города. И вторая — что Балис Валдисович и его друзья простят Серёжку за предательство. Он же не сам выдал врагу тайну, наоборот, молчал, пока хватало терпения, но что же поделать: он не герой. И никогда не обещал, что будет героем, которому всё ни по чём. И не требовал, чтобы к нему относились, как к герою.
      Бодак зажег в жаровне пару факелов, один протянул молчаливому помощнику, второй оставил себе.
      — Счас, подпалим ему лапы — заговорит.
      Серёжка хлюпнул носом, закусил губу. Хотя бы несколько секунд он ещё промолчит, пока не кончатся последние силы. А потом…
      Почему-то вдруг вспомнилась дорога и рассказ Балиса Валдисовича про деда-моряка. "Делай, что должен и пусть будет, что будет". Он сейчас должен молчать. И пусть будет, что будет…
      Наромарт вёл соратников по замку так уверенно, что можно было принять чёрного эльфа за хозяина. Хотя, и плутать-то особо негде. Три двери, два коридора и лестница. Главное, что до караулки навстречу не попалось ни одной живой души. Но у обитой толстыми железными листами двери Нар остановился, пытаясь определить, что происходит внутри. Олус, как договаривались, страховал лестницу, сам Балис терпеливо ждал, что скажет эльф.
      — Трое… За столом… — прошептал целитель. — Один к нам спиной, другой напротив, а третий — справа.
      — Оружие? — поинтересовался Гаяускас.
      Голова шла кругом. Чёрный эльф выступал в роли идеального разведывательного прибора: через закрытую дверь подробно описывал происходившее в комнате. И не было никаких сомнений, что именно так оно и есть. А он, бывший капитан морской пехоты ВМФ СССР Балис Гаяускас прикидывал, как лучше убить того стражника, который сидит спиной к двери. Сверху бить надо. В спину — хуже: рост заранее не угадаешь, выцеливать где у него там сердце-печень-селезёнка времени нет, а валить врага надо сразу, одним ударом. Не до разговоров о гуманизме: или он их — или они Серёжку. А значит — никаких "или".
      — В руках — нет… На столе — тоже. Копья справа в углу стоят, — для верности эльф указал рукой примерное местонахождение оружия.
      — Как планировали, — решился Балис. — Открываешь дверь, я первым, ты вторым. Твой — тот, что справа. Если получится — не убивай, не получится — туда ему и дорога.
      — Понятно, — Наромарт сдвинулся влево. — Готов?
      — Давай!
      Эльф резко рванул дверь на себя, и капитан ворвался в караулку. Как и говорил Наромарт, стражники сидели у стола. Прежде чем они успели понять, что происходит, Балис, как и собирался, уже всадил тесак сверху вниз в ключицу сидевшему спиной воину. А вот дальше пришлось импровизировать. Во-первых, комната оказалась чуть ли не вдвое меньше, чем капитан рисовал в своём воображении. Во-вторых, стол стоял к двери не торцем, а боком. В-третьих, стражники настолько ошалели от происходящего, что ещё не успели издать ни звука.
      Морпех, оттолкнувшись от умирающего стражника, бросил тело на стол, ногами вперёд. Начавший, было, подниматься солдат получил удары в грудь и в горло, так, что его отбросило назад и впечатало в стену. Воин нелепо взмахнул руками и начал медленно оседать вниз, словно стекая на пол. А Балис, лёжа на столе, повернулся на бок, махом ноги снёс какие-то кружки, кувшин и третьего караульного. Тот полетел прямо под ноги к вошедшему в комнату эльфу. Что сделал Наромарт, Гаяускас рассмотреть не успел: почувствовав движение, он резко отклонился назад. Прямо перед лицом на стол упал заколотый первым стражник с торчащей из левого плеча рукояткой тесака. Широко открытые остекленевшие глаза мертвеца невидящим взором упёрлись в лицо отставного капитана.
      Но морпеху было не до игры в гляделки и душевных переживаний. Соскочив со стола на другую сторону, он левой рукой за одежду поднял с пола лежащего стражника, одновременно приставив ему к горлу острие кортика, который держал в правой. Караульщик смотрел на непонятно откуда взявшегося воина круглыми от ужаса глазами.
      — Если крикнешь — убью. Понял? — пообещал Балис ровным и спокойным голосом.
      Солдат поспешно кивнул. Гаяускас слегка развернулся, чтобы убедиться, что всё в порядке. Действительно, всё было закончено. Один из караульщиков без движения лежал у ног Наромарта, а второй, с тесаком в плече, — лицом на столе. По столешнице растекалась тёмно-красная лужица.
      — Олек! — негромко позвал Гаяускас.
      Благородный сет тут же зашел в караулку, сразу закрыл за собой дверь, накинул крюк и задвинул засов.
      — Жив? — поинтересовался морпех у эльфа, кивнув на лежащего на полу стражника.
      — Жив, но очнётся не скоро.
      — Тем лучше, — Балис снова повернулся к пленнику. — Скажешь правду — будешь жить. Понял?
      Караульщик снова затравленно кивнул и нервно дёрнул горлом. Ещё бы. Кто не занервничает, когда в кожу упирается кинжал.
      — Кто там?
      Балис кивнул на вторую дверь, ведущую в тюремный подвал.
      — Только узники и палачи, — просипел пленник.
      — Палачи?! Что они делают?
      — Мальчишку допрашивают…
      — Пытают?!
      — Нет! — поспешно выдохнул стражник, безошибочно почувствовав, что промедление с отрицательным ответом может стоить ему жизни. — Без отца-дознавателя пытать не положено, а отец Сучапарек ушел.
      — А они почему не ушли? — недоверчиво переспросил морпех.
      — Ждут, пока инквизитор вернётся.
      — Энтузиасты хреновы, — пробормотал на русском Балис. Похоже, сегодня за преданность профессии палачам придётся расплатиться. Лишь бы не успели заняться Серёжкой. Не должны были успеть. Наромарт же сам слышал: главный инквизитор назначил пытку после полудня. Олх и Йеми начали работать по магу за добрый час до двенадцати. Шумнули славно: с молнией, с грохотом на пол города. Инквизиторы и солдаты понеслись к месту боя как угорелые. Тут не до пойманного мальчишки, он-то никуда не убежит.
      Балис вздохнул. Главное — не дёргаться. Нервы в бою — роскошь непозволительная. Всё идёт по плану, значит, нужно и дальше действовать по плану.
      — Ключи где?
      — У него, — стражник кивнул на заколотого напарника.
      Олус хладнокровно откинул полу плаща, снял с пояса связку длинных ключей и кинул их Балису. Тот, не выпуская кортика, поймал их в правую руку. Толкнул пленника к столу.
      — Давай. Мы пошли.
      Благородный сет кивнул и стал связывать стражнику руки. Тот и не думал сопротивляться, сообразив, что появился реальный шанс остаться в живых. Чёрный эльф отодвинул засов и отворил ведущую в подземелье дверь.
      Да, подвал Вальдского замка был самым что ни на есть киношным: со сложенными из больших грубо обработанных камней стенами и на удивление потолком. Им даже не пришлось сгибаться: такое впечатление, что коридор был специально рассчитан на существ ростом за два метра. Кроме того, он был широк и щедро украшен факелами, дававшими вполне сносное освещение. Попарно расположенные двери убедительно свидетельствовали, что тюрьмы во всех мирах похожи одна на другу. Разве что вместо врезных замков здесь практиковались толстые засовы. В памяти Балиса на мгновение проскочили воспоминания о компьютерной игре, к которой когда-то в Радужном пристрастил его Коняшкин. Только здесь всё было проще: прямой коридор, никаких развилок.
      — Где Серёжа? — шедший впереди Балис повернулся к спутнику.
      — Пока нет, — шепотом ответил тёмный эльф. А у следующей пары дверей вдруг остановился. — Открываем.
      Засов легко вышел из паза, тяжелая дверь отворилась на удивление мягко, но в камере, к удивлению морпеха, вместо мальчишки оказался здоровенный ящер, прикованный к стене за четыре лапы наподобие мультяшного Прометея. Существо повернулось, глянуло на вошедших явно с удивлением и надеждой.
      Наромарт зашипел, словно заправский подколодный гад. Ящер ответил ему таким же шипением, только более низкого тона.
      — Что происходит? — недоумённо и недовольно спросил морпех. Как-то не хотелось терять время на непонятную игру в шипелки. К тому же внутри снова шевельнулся страх за Серёжку.
      — Балис, это Шипучка, друг нашего Серёжи, — ответил Наромарт. — Отпирай оковы.
      — Друг Серёжи? — озадаченно переспросил Гаяускас.
      — Друг. Отпирай, не мешкай. Потом все вопросы.
      Да уж, точно, сейчас не до занимательных историй. Балис наудачу сунул в замок первый попавшийся ключ — сработало. Тем же ключом отомкнул и остальные оковы.
      Пока морпех освобождал пленника, тот продолжал обмениваться с эльфом шипящими фразами. Так что Гаяускас не особенно удивился, услышав слова Наромарта:
      — Он воин и хочет идти с нами.
      — Если воин — пусть идёт. Только сзади.
      В драке такая туша бесполезной быть не может. Хвостище ящер отрастил впечатляющий, с одного удара можно сломать человеку обе ноги. Правда, в подземелье тесно, хвостом особо не помашешь. Но даже если задней лапой пнёт, мало не покажется. Ещё бы раздобыть для него оружие. Интересно, умеет ли он сражаться человеческим оружием, или у чешуйчатых своё, особенное. Ладно, сейчас всё равно лишнего нет, а дальше будет видно.
      — Он понимает наш разговор?
      Новый знакомый подтвержающе кивнул.
      — Понимает, но сам не говорит.
      — Ясно. В общем, пусть идёт последним. И — чтобы тихо.
      Действительно тихо двигался только чёрный эльф. Балису казалось, что рядом с ним идёт не существо из плоти и крови, а скользит призрак в чёрном плаще. Сам морпех шума почти не производил, но ему казалось, что умение бесшумно передвигаться он после демобилизации основательно подрастерял. В любом случае, самым шумным был ящер, но и тот в подвале годился для скрытного передвижения. За толстыми, окованными металлическими листами дверьми, наверняка невозможно было услышать, что по коридору кто-то крадётся. Тем более, что у камеры пыток, в которой должны были находиться палачи, двери должны были быть особенно толстыми. По крайней мере, об этом писалось в книгах: чтобы наружу не вырывались крики жертв.
      Криков, и правда, не было слышно. Но и Серёжки они не находили. Одна за другой за спиной оставались двери камер, а Наромарт молчал. Значит, мальчишки там не было. Неужели стражник соврал, и Серёжка всё-таки там, в пытошной? Но ведь не должны его пытать, нет же ещё полудня.
      Когда они подошли к последней паре дверей, Гаяускас обернулся к чёрному эльфу. Тот отрицательно качнул головой. Дальше идти было некуда. Только двери пытошной в конце коридора: двустворчатые, обитые более светлым металлом и без засова снаружи.
      — Там? — шепнул морпех враз пересохшими губами.
      Наромарт сосредоточенно кивнул.
      — Что там?
      — Люди… и Серёжа… не разберу. Слишком толстая дверь.
      Балис разочаровано вздохнул. Ну, вот и тут аппаратура слежения начала сбоить.
      — Сколько их?
      — Трое. Оружие… непонятно… Тут очень трудно что-то определить.
      — Ладно. Врываемся — и действуем по обстановке.
      Внушало надежду только одно: сквозь двери не доносилось не звука. Наверное, они всё-таки успели до начала пыток. Иначе, крики Серёжки были бы слышны и в коридоре. Звукоизоляция звукоизоляцией, а боль — это боль.
      Балис потянул за медное кольцо, дверь с противным скрипом отворилась. За ней сразу оказалась другая дверь — такая же толстая, почерневшая от времени, обшитая позеленевшими медными полосами, только открывающаяся внутрь. Отставной морпех пинком распахнул и её, шагнул в пыточную и сразу понял: они опоздали.
      Серёжка лежал на невысоком столе в центре комнаты, ногами к двери. И одного только взгляда на чёрные, обгорелые до мяса подошвы было достаточно, чтобы понять: пытка идёт и идёт уже давно.
      В стороне от стола, у разбрасывающей багровые отблески по комнате жаровни хлопотали палачи. Ближе к двери стоял невысокий бритоголовый крепыш в просторной серой рубахе, чуть позади него, по разные стороны стола ещё два человека с большими, похожие на каминные щипцами. В ноздри ударил омерзительный запах горелого мяса.
      Годы курсантства и службы не прошли даром. В атаку на лысого капитан Гаяускас бросился с ясным сознанием и решимостью прирезать мерзавца на месте. Брат Бодак был воином не из худших, он успел выхватить свой кинжал и даже попытался атаковать невесть как проникшего в пытошную незнакомца. Это задержало морпеха на несколько лишних секунд: прежде чем всадить тесак в грудь палача, пришлось заблокировать удар и сломать ему руку.
      В уши ударил дикий вопль. Нет, кричал не Серёжка. Это выскочивший из-за спины морпеха ящер окунул одного из помощников палача рожей в наполненную углями жаровню. Обоженное лицо с вытекшими глазами и пузырящейся кожей могло испугать кого угодно, но только не Балиса. Впрочем, крик тут же оборвался: чешуйчатый воин вполне профессиональным движением свернул человеку шею.
      К столу на котором лежал Серёжка, Гаяускас и Наромарт подоспели одновременно, но с разных сторон. Первым чувством Балиса было облегчение: мальчишка был жив. И тут же оно сменилось ужасом: Серёжка был не только жив, но и в сознании. В затуманенных серых глазах отражалась такая боль, что у Гаяускаса по спине в буквальном смысле слова ледяной волной пробежали мурашки.
      В следующее мгновение к плечу мальчишки прикоснулась рука чёрного эльфа и взгляд сразу стал пустым и бессмысленным. А ещё через секунду Серёжкины веки сомкнулись.
      — Обезболевание, — произнёс эльф раньше, чем Балис успел задать вопрос. — Слава богам, молитва подействовала даже сильнее, чем я рассчитывал.
      — Он выживет? — спросил морпех, перерезая тесаком кожаную петлю на запястье.
      — Надеюсь, — Наромарт полоснул клинком по ремню, идущиему к другой петле. Напряженные натянутые мышцы на мальчишкиных руках обмякли, опали вздувшиеся вены. Ещё два удара избавили Серёжку от пут на ногах.
      — Я понесу, — предложил Наромарт.
      Холодный и рассудительный человек внутри Балиса отметил, что это лучший выбор: однорукий эльф, не смотря на всё своё искусство, был самым слабым бойцом в тройке. И в четвёрке, если считать Олуса, тоже.
      — Давай. Сейчас.
      Сорвав с плеч плащ, Балис мгновенно запеленал в него Серёжку. Переворачивая, не удержался от удивлённо-возмущенного вздоха: вся Серёжкина спина представляла собой одно сплошное кровавое месиво. Господи, да как же он всё это вытерпел? Но об этом потом.