Его называли Иваном Ивановичем

      В коридоре послышался какой-то шум, Фриц быстро спрятал блокнот и карандаш под куртку.
      - Кажется, часовой? - проговорил Фриц.
      - Сейчас я уйду от вас, - сказал священник и уже официальным тоном продолжал: - Если вы до 22 февраля захотите меня увидеть, дайте знать страже. - И он поднял руку, чтобы постучать в дверь.
      Шменкель кивнул. Он знал теперь, что его письмо дойдет до Эрны.
      - Господин священник, вы, вероятно, не представляете, что сделали для меня больше, чем думаете. Мои дети будут знать, что за человек был их отец и как он умер.
      * * *
      За маленьким тюремным окошком забрезжил рассвет. Шменкель сидел на нарах и ждал, когда распахнется дверь камеры и раздастся грубое: "Выходи!"
      Письмо Эрне он написал.
      "...Прости, если тебе и детям придется пережить неприятности из-за меня, но иначе я поступить не мог. Я смело иду на казнь, так как умираю за правое дело".
      Когда Фриц писал это письмо, рука его была тверда. К тому времени он уже полностью подготовил себя к смерти. Он знал, что не нарушил партизанской присяги, не обманул доверия товарищей. Жаль только, что ему не придется попрощаться перед смертью с Эрной и детьми. Жаль, что не увидит родины, за светлое будущее которой он боролся.
      В тюремном коридоре затопали сапоги. Это пришли за ним - четыре солдата и унтер-офицер. Один из солдат связал Шменкелю руки.
      Сначала Фрица повели во двор, как он и предполагал. Из здания тюрьмы вышли через боковую дверь. В предрассветных сумерках Фриц различил контуры грузовика. Задний борт его был открыт. До места казни Фрица сопровождала усиленная охрана.
      На какое-то мгновение Фриц замешкался, мысленно измеряя расстояние до ближайшего забора. Он попробовал пошевелить руками, но тонкие веревки больно впились в тело. И в тот же миг грубые руки схватили его и втолкнули в кузов машины. Шменкель упал на лавку. Вслед за ним в кузов вскочили солдаты. Борт подняли, и машина тронулась.
      "К смерти они меня приговорили как военнослужащего вермахта, - думал Шменкель по дороге, - а расстреливать, видимо, будут как партизана, где-нибудь за городом".
      Однако поездка длилась недолго. Когда машина остановилась и Фрица вывели из машины, он увидел, что его привезли на кладбище.
      "Ну что ж, им не придется перевозить мой труп", - мелькнуло в голове. Фриц выпрямился и заставил себя не думать о смерти.
      Офицер из трибунала и врач были уже здесь. Они не спеша прохаживались взад и вперед. Неподалеку от них в сторонке стоял священник. Шменкель бросил на него беглый взгляд и тут же отвел глаза. Он стал думать о товарищах, вместе с которыми воевал в отряде, о тех, кто пал в бою, и о тех, кто борется и будет бороться до полной победы над фашизмом.
      Подойдя к стене, Фриц повернулся и на мгновение прикоснулся связанными за спиной руками к холодным кирпичам. Солдаты выстроились. Раздались слова команды. К Шменкелю подошел солдат с черной повязкой в руках. Он хотел завязать Шменкелю глаза.
      Фриц покачал головой:
      - На надо!
      Он без страха смотрел на направленные на него дула винтовок, на тупые физиономии солдат, которые ждали команды "Огонь!".
      Фриц взглянул на облака. Они становились все светлее и светлее. Свежий ветер гнал их с востока. И это движение нельзя было остановить, как нельзя остановить и саму жизнь, во имя которой боролся Шменкель.