Его называли Иваном Ивановичем

      - Тем, что нарушаем его коммуникации и линии связи с фронтом, - без запинки последовал ответ.
      - Это все верно, - согласился Тихомиров и вновь закурил. - Но это, как говорится, одна сторона медали. Нельзя не учитывать и другой факт: партизанские отряды в настоящее время сковывают действия трехсот тысяч, а может и больше, солдат и офицеров, которых гитлеровское командование бросило на "усмирение" партизан. Немецкое командование просчиталось в своих первоначальных планах, так как не учло, что многим дивизиям придется охранять железнодорожные линии, аэродромы, шоссе, депо и мастерские.
      Тихомиров знал, что это сообщение обрадует партизан. Так оно и вышло.
      - Триста тысяч солдат! Вот это да! - воскликнул восторженно Коровин, обращаясь к своему соседу. - Даже в Москве знают о нас! А помнишь, ты как-то хныкал, что тебе до чертиков надоело ползать по ночам вокруг каждого дома...
      - Ну говорил, ну и что из этого? - защищался партизан. - У меня тогда зубы болели. Если б ты знал, что это такое, не так бы запел...
      Сообщение комиссара взволновало всех, и сразу же партизанская жизнь с ее трудностями и лишениями как бы озарилась внутренним светом, приобрела какой-то новый смысл.
      Шменкель встал. Он радовался вместе со всеми. Если он правильно понял Тихомирова, осенью Красная Армия погонит фашистов на запад, освобождая пядь за пядью советскую землю. Настанет время, и он сам переправится на другой берег Одера. Придет к себе домой, постучит в дверь и скажет: "Это я, Эрна! Надевай самое лучшее платье и одень детишек по-праздничному! Страшное время прошло!" А может, Эрны уже там нет? Может, нацисты бросили ее в концлагерь? А что он сам будет делать после окончания войны? Шменкель вспомнил о пленном немце по фамилии Дёррес, который предпочел быть расстрелянным фашистами, чем идти сражаться против них.
      В этот момент чья-то рука легла на его плечо.
      - Что, одолели думы? - услышал Фриц голос Тихомирова.
      Шменкель молча кивнул. Комиссар, закуривая, взглянул Фрицу прямо в глаза.
      - Мы уже девять месяцев воюем вместе. За это время можно как следует узнать человека. Я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. Ты спрашиваешь самого себя: когда же твои соотечественники наконец одумаются? Я наблюдал за тобой. Этот вопрос тебя волнует уже давно.
      - Да, - согласился Фриц.
      - Придет время, и они очнутся от того кошмарного сна, в котором живут столько лет. Ты скоро сам увидишь, как немцы добровольно будут сдаваться нам в плен.
      Шменкель молчал. Тихомиров задумчиво курил.
      - Коварное нападение Гитлера на страны Европы, - продолжал комиссар, у вас на родине многие понимали как победу. Нацистский туман одурманил немцев, даже тех, кому не доверяли сами фашисты. Но разве это победа, когда нападают из-за угла? Тот, на кого напали, рано или поздно даст сдачи. И еще как даст, потому что на его стороне правда. Скоро у твоих соотечественников откроются глаза. И у тех, кто с недоверием относился к гитлеровскому режиму, и у тех, кто неплохо жил при нем. Преступники же получат по заслугам.
      Ослепление победами? Фриц невольно вспомнил своего тестя. Вспомнил, как тот колол дрова и в порыве гнева замахнулся на него топором, а ведь тесть - простой человек. И в то же время - фашист.
      - Конечно, этот процесс будет мучительным, тяжелым, - продолжал Тихомиров. - Но к этому все идет...
      - И откуда только берутся эти проблемы? - заговорил Шменкель. - В прошлом году, когда я пришел к вам в отряд, все было предельно просто. Я искал вас, искал для того, чтобы сражаться против фашизма. Все просто и ясно. Никаких проблем не было. А теперь с каждым днем их становится все больше и больше. Раньше мне и в голову они не могли прийти. Проблемы растут, - Фриц запнулся, - как снежный ком. Почему так, а?
      Тихомиров понимал, что не так-то просто ответить на вопрос Шменкеля, но, подумав, сказал:
      - Ты сам вырос за это время, Иван. Вот в чем причина.
      Раздался сигнал сбора. Партизаны двинулись дальше в северном направлении. Впереди отряда шли разведчики во главе с Дударовым.
      Днем, когда партизаны отдыхали, Дударев и Васильев встретились с местным бургомистром, который работал на партизан. Двое бойцов, вооруженных автоматами, сопровождали их в качестве охраны.
      Среди старост, назначенных фашистами насаждать в населенных пунктах "новый порядок", было много и таких, кто остался верен Советской власти. К их числу принадлежали старосты Холопово и Татьянки и еще несколько старост Ярцевского района. Их жизнь была сложна, опасна и требовала большого умения и выдержки. Эти люди снабжали партизан продовольствием, реквизированным якобы для фашистов, выручали попавших в беду коммунистов и партизан, передавали важные сведения о противнике. В селах, освобожденных от оккупантов, они восстанавливали органы Советской власти. Самым главным для партизан, разумеется, была информация.
      Местный бургомистр тоже считался у немцев своим человеком и знал многие секреты гитлеровского командования.
      Васильев и Дударев вернулись в отряд только вечером и сразу же прошли к Тихомирову. Шменкеля тоже вызвали к комиссару. Рыбаков, предчувствуя что-то интересное, крутился неподалеку от шалаша комиссара, но там так тихо разговаривали, что Петр ничего не мог разобрать. Он подошел к шалашу поближе, хотя прекрасно понимал, что за подслушивание ему может здорово влететь. Громко и настойчиво где-то совсем рядом стучал дятел. Петр уже собрался уйти, как вдруг услышал голос Дударева:
      - Какие у вас могут быть возражения против этого поручения, товарищ Шменкель?
      - Товарищ капитан, я воюю против фашистов, но...
      Дятел перестал стучать, но, как назло, нахально раскричалась сойка. Когда она замолчала, Рыбаков услышал голос Васильева:
      - Лесник Порутчиков в Паделице был убит гитлеровцами за то, что приютил вас. Может, этот Петухов и есть предатель. Сам он не местный и вполне вероятно, что заслан по заданию эсэсовцев.
      На секунду воцарилось молчание. Наконец Шменкель сказал:
      - Ладно, я согласен.
      Вскоре Фриц вышел из шалаша и, вытерев вспотевший лоб, направился ,-прямо к лагерной кухне. Рыбаков догнал его.
      - Что случилось, Иван?
      Шменкель замедлил шаг. Лицо его было бледнее обычного.
      - Все это так отвратительно, Петр. Там, где хозяйничают гитлеровцы...
      - Об этом с тобой и говорил капитан?
      - Нет. Послушай. Староста из Скерино - предатель. Он сразу же пришелся по вкусу эсэсовцам. И знаешь почему? Он зарывал живыми раненых красноармейцев, предварительно зверски избив их. Он вошел в доверие даже к гауптшарфюреру Анкельману.
      - Я об этом слышал, - заметил Рыбаков. - Это известно почти во всех селах.
      - Этот Петухов каждую неделю посылает на допрос в СД все новых и новых крестьян. У него дома есть своя полиция из бывших каторжников, уголовников и пьяниц. Особый интерес Анкельман проявляет к молодым девушкам... - Фриц выругался. - За все это Петухову платят деньгами и водкой.
      - Ну мы эту свинью поймаем, - заявил Рыбаков. - Свяжем и доставим в лагерь. Нам такое делать не впервые.
      - Это не так-то просто. Петухов боится партизан и местных жителей и каждый раз ночует в новом месте. Кроме того, один он немного значит. Гестапо и полевая жандармерия назначат вместо него нового бургомистра из числа полицаев, и все останется по-старому. Короче говоря, Петр, приказ гласит: уничтожить всех местных предателей, и притом средь бела дня.
      - Хорошо, очень хорошо! - обрадовался Рыбаков. - Ну и?..
      Он выжидающе взглянул на Фрица.
      - Ты пойдешь со мной, потому я тебе все и рассказал.
      - Прекрасно.
      Кроме Рыбакова в этой операции должен был участвовать и Коровин, в качестве переводчика. Шменкель опять облачился в форму хирурга Панзгена и нацепил на плечи погоны лейтенанта-пехотинца. Затем придирчиво осмотрел Рыбакова и Коровина, нет ли в их одежде каких-нибудь изъянов. Детально изучив по карте маршрут движения в Скерино, Шменкель сказал, что в одном месте им придется пересечь шоссе и несколько километров пройти по открытой местности, так что их внешний вид не должен вызывать никаких подозрений. Огромный Рыбаков с трудом влез в форму пленного ефрейтора, но ничего не поделаешь: в отряде не было немецкого обмундирования большего размера.
      Когда разведчики увидели село Скерино, солнце стояло в зените.
      Кроме колонны немецких машин, которую они заметили, когда спрятались в кустарнике, разведчикам никто не встретился. Видимо, гитлеровцам не хотелось никуда тащиться в самую жару.
      Вскоре полевая дорога вывела партизан на луг, что примыкал прямо к селу. На лугу крестьянки в пестрых платках лопатили зерно.
      Шменкель зашагал напрямик. Шел и думал, есть ли смысл заговаривать с женщинами. У одной копны полулежал молодой мужчина. Он играл ременным кнутом, время от времени постукивая им по голенищу сапога.
      Крестьянки, заметив приближающихся к ним немцев, стали вслух строить различные догадки.
      - Никакие это не эсэсовцы, - заметила худая женщина, которая, видимо, разбиралась в форме. - Но это и не полевые жандармы.
      - Тогда это заготовители, - решительно заявила полногрудая крестьянка. - Вот узнали, что мы тут зерно лопатим, и пришли, проклятые. Отберут все, и опять наши детишки без куска хлеба останутся.
      Разведчики тем временем подошли совсем близко, и женщины с мрачным видом вновь принялись за свою работу. Молодой мужчина с хлыстом, увидев немецкого офицера, вскочил и заорал "Хайль Гитлер", выбросив правую руку вперед.
      Немецкий лейтенант сделал вид, будто не заметил приветствия, и строго скомандовал:
      - Смирно! Где бургомистр Петухов?
      На Шменкеля обрушился водопад русских слов вперемешку с исковерканными немецкими. Однако Шменкель понял, что староста находится на совещании в немецкой комендатуре. Коровин все же перевел сказанное мужчиной. Шменкель тут же сказал:
      - Привезите его к нам.
      Мужчина, несколько раз поклонившись в пояс, продолжал стоять по стойке "смирно".
      - Но у меня нет велосипеда, ваше высокопревосходительство. А комендатура находится в соседнем селе, - взмолился он.
      - Я знаю это без вас.
      Шменкель быстро оценил обстановку. Привлекать к себе внимание комендатуры ни к чему, но и возвращаться с пустыми руками тоже не дело. Решиться же еще раз на такую операцию не так-то легко. Шменкель получил приказ - в первую очередь убрать предателя Петухова. Сейчас Шменкелю нужно было принять решение самому.
      - Спроси-ка этого типа, - обратился Шменкель к Коровину. - Неужели вся его борьба с большевизмом заключается в том, чтобы сторожить здесь баб?
      Виктор перевел вопрос Шменкеля, приправив его парой крепких русских словечек.
      Женщины даже перестали работать, прислушиваясь к разговору. Надсмотрщика будто прорвало. Он быстро что-то заговорил, вытаскивая из кармана кителя какие-то бумажки. Коровин перевел Шменкелю, что тип этот сельский полицай и в то же время заместитель старосты, что зовут его Иваном Румянцевым и он находится в почете у крупного немецкого начальства и эсэсовцев, а женщин охраняет потому, что все они - большие лентяйки и к тому же еще воровки: так и норовят стащить что-нибудь из фуража, подготавливаемого для подразделений СС, так что глаз с них спускать нельзя.
      Шменкель иронически заметил:
      - Это каждый может так про себя сказать. Мне же необходимо ответственное лицо и очень надежный человек.
      В доказательство своей надежности Румянцев открыл бумажник и, достав какие-то справки, протянул их офицеру. Но Шменкель даже бровью не повел. Кивнув Коровину, он приказал ему потребовать от надсмотрщика полицейское удостоверение. И вдруг, случайно взглянув на листок бумаги в руках полицая, Шменкель увидел написанные вкось и вкривь фамилии жителей села. Это был список тех, на кого Румянцев уже донес гитлеровцам. Шменкель с трудом сдерживал охватившее его возмущение. Коровин, тоже стараясь не показать своего гнева, монотонным голосом переводил рассказ полицая. Перед многими фамилиями стояли крестики - эти люди уже были расстреляны гитлеровцами. Другие фамилии были обведены кружочками. Это означало, что данных людей повесили, и опять-таки не без помощи Румянцева.
      Вдруг Шменкель услышал за своей спиной возглас возмущения. Это Рыбаков увидел список, который был у Фрица в руках. Лицо у Рыбакова стало злющим, да и автомат Петр держал так, будто вот-вот хотел пустить его в ход.
      Шменкель сделал шаг в сторону и крикнул Рыбакову:
      - Солдат, кто вас так воспитывал? Какое вы имеете право так нахально себя вести?
      Рыбаков сразу опомнился, взял себя в руки и, вытянувшись, гаркнул по-немецки:
      - Так точно!
      Румянцев, к счастью, был слишком глуп и к тому же так увлекся, доказывая важность своей деятельности, что ничего не заметил. Усилием воли преодолев отвращение, Фриц похлопал полицая по плечу.
      - Всегда носите этот документ при себе. Он скоро может понадобиться, сказал Шменкель и, переменив тон, строго приказал: - А сейчас немедленно ведите нас к дому старосты,
      По дороге в село полицай несколько раз пытался завязать разговор, но Шменкель обрывал его:
      - Разговаривать будем потом, а сейчас - только вперед!
      Теперь, столкнувшись с этим грязным типом, Шменкель был полностью согласен с Дударовым относительно того, что таких мерзавцев нужно уничтожать.
      В центре села в просторном доме, крытом черепицей, староста сделал местное отделение полиции. Кабинет старосты находился в этом же доме. Внутри дом походил скорее на пивную, чем на служебное помещение. Стол был весь в пятнах, около печки валялись пустые бутылки, на стене висел большой портрет Гитлера под стеклом, густо засиженным мухами. В доме пахло махоркой и водкой. При виде вошедшего немецкого офицера с лавки вскочил парень с белой повязкой на рукаве (такие повязки носили помощники полицаев). Он, видимо, спал, хотя и находился на дежурстве. Румянцев услужливо спросил Шменкеля, дать ли им водки и что изволит кушать господин офицер.
      - Ничего. Принесите молока! - проговорил Шменкель и, поймав удивленный взгляд полицая, показал рукой на желудок, как бы объясняя, что ему противопоказан алкоголь.
      Когда Румянцев вышел из комнаты, Шменкель сел на стул и стал слушать, о чем Коровин спрашивает помощника полицая.
      - Этот дом, - рассказывал парень с глазами убийцы, - до двадцать третьего года принадлежал одному кулаку. Позже здесь находилось правление колхоза, а теперь отделение полиции. Здесь же живет и староста Петухов с женой.
      - Жена у него здешняя? - спросил Коровин.
      - Нет. - Парень хихикнул. - Староста Петухов выиграл ее в Вадино в карты у господина гауптшарфюрера.
      Вернулся Румянцев, неся крынку молока и чистые стаканы.
      - Сколько полицаев находится в Скерино? - спросил его Шменкель.
      - Шесть, господин лейтенант, кроме меня.
      - Хорошо. Старайтесь лучше, Румянцев. Областная комендатура Смоленска установила, что подготовка полицаев проходит неудовлетворительно. Немецкое государство не затем содержит русские полиции, чтобы бандиты могли оставаться безнаказанными. Так вот, в селе Шамилово открываются курсы, на которые нужно откомандировать всех местных полицаев. Там они пройдут курс политической и военной подготовки.
      Шменкель подождал, пока Коровин переведет его слова, потом посмотрел на часы и строго сказал:
      - Приказываю вам за полчаса собрать всех полицаев. У каждого должно быть оружие, боеприпасы и паек на трое суток. Вы лично будете сопровождать их на учение и сами примете в нем участие. Понятно?
      - Я вас прошу... - начал Румянцев. - Дело в том, что недалеко отсюда находятся партизаны, и если в селе не останется ни одного полицая, то... Разрешите обождать. Скоро староста Петухов вернется в село.
      - Как вы смеете?! - Шменкель стукнул кулаком по столу. - Вы не хотите выполнять приказ вермахта? Может, вы заодно с большевиками? Я прикажу как следует вас всех проверить! И тогда вас ничто не спасет!
      Румянцев застыл по стойке "смирно". Его уши пылали.
      - Я мигом, - затараторил он вдруг, - можете на меня положиться. - И по-военному повернулся кругом. Второй полицай пошел вслед за ним. Коровин что-то спросил Шменкеля по-русски.
      - Я вас не понимаю. Может, вы объясните мне это на моем родном языке? - переспросил его Шменкель.
      - А что, если подождать возвращения старосты? - повторил свой вопрос Виктор, на этот раз уже по-немецки.
      - Это невозможно.
      Фрицу и самому эта мысль не давала покоя, но он гнал ее прочь. Кто знает, вдруг Петухов вернется в село не один, а в сопровождении эсэсовцев. И тогда трое разведчиков попадут к ним, как мышки в лапы кошке. Фриц не стал ничего объяснять Коровину, так как этот дом был вражеской территорией, а у стен могут быть уши.
      - Мы должны уложиться вовремя. Идите проконтролируйте, как Румянцев выполнит мой приказ.
      В доме было жарко и душно, однако, даже оставшись один, Шменкель не решился расстегнуться. Он выпил залпом два стакана молока. За окнами маячила могучая фигура Рыбакова: он охранял дом на всякий случай.
      Томительно тянулось время. Шменкель вытащил из кармана коробку сигарет и закурил, глубоко затянувшись. "Что делать? - думал он. - Или, рискуя жизнью, ждать возвращения предателя Петухова, или же просто ограничиться захватом семи полицаев? Что сможет сделать без них Петухов? Стоит ли из-за одного предателя рисковать жизнью товарищей? Нет. Значит, мое решение правильное".
      Шменкель поймал себя на желании схватить старосту и эсэсовцев в лесу. Разумеется, мечтать о поимке Анкельмана нечего - вряд ли гауптшарфюрер разъезжает по оккупированной территории без усиленной охраны. Здесь шансов было очень и очень мало.
      Стук в дверь вывел Шменкеля из задумчивости. Не дожидаясь разрешения войти, на пороге появилась женщина. У нее были миндалевидные глаза и черные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Однако игривая улыбка и нездоровый цвет лица со множеством морщин сразу же подсказали Фрицу, что перед ним обычная потаскушка.
      Женщина поставила на стол тарелку со свежими огурцами, бутылку водки, положила кусок сала и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
      - Я составлю вам компанию, господин офицер! Зовут меня Мариной.
      Шменкелю нетрудно было догадаться, что перед ним одна из любовниц старосты, которую сейчас подослали для обработки немецкого офицера. Выгнать ее Шменкель не мог - это сразу вызвало бы подозрение. Женщина уселась рядом со Шменкелем, и он невольно отметил, что под шелковой блузкой на ней больше ничего не было.
      Фриц усмехнулся:
      - Я охотно посижу рядом с такой очаровательной дамой. Но разве вас зовут не Марией?
      - Раньше так звали. - И женщина сделала красноречивый жест. - Я даже не помню, когда это было.
      Говорила она по-немецки довольно сносно. Натренированным движением одним ударом дна бутылки о скамейку - Марина вышибла пробку и разлила водку в стаканы.
      - За ваше здоровье, господин лейтенант!
      - Только один глоток. За гостеприимную хозяйку, - проговорил Шменкель. - Вообще-то я на службе не пью.
      Фриц с опаской поглядывал на женщину, которая все ближе и ближе придвигалась к нему. "Черт бы ее побрал, - думал Шменкель. - Хоть бы Виктор поскорее возвращался".
      Марина залпом опустошила свой стакан и вновь наполнила его.
      - Интересно, как посмотрит староста, если я проведу с вами время? спросил Фриц как ни в чем не бывало и подмигнул женщине.
      - Петухов? - удивилась Марина и залилась смехом.
      Потом, положив руки на стол, сказала:
      - Петухов - большая свинья, господин лейтенант. Очень большая свинья, и он мне ничего не посмеет сказать.
      Шменкель недоверчиво покачал головой, а Марина, глядя на него хмельными глазами, продолжала:
      - Они мне не верят. Да вы сами с ними познакомитесь. Господин гауптшарфюрер пообещал старосте целое состояние, если он поймает немца, который перешел на сторону партизан. А Петухов такой трус, что и сказать невозможно. Он храбрый только с беззащитными.
      В окне показалась голова Рыбакова. От удивления Петр вытаращил глаза, но тут же отшатнулся от окна.
      - А что, такой немец действительно есть или это придумали? - спросила Марина.
      - Есть такой. Я читал листовку о нем. Большевик! - Шменкель встал. Жаль, очаровательная фрау, но служба есть служба.
      Поправив портупею, Шменкель надел фуражку и вышел из дома. Сельская улица уже не была пустой в этот час: ребятишки возились в песке, у одного из заборов стояли две женщины, о чем-то оживленно переговариваясь.
      К Шменкелю подошел Коровин:
      - Все в порядке, господин лейтенант!
      За Коровиным подошли Румянцев и три полицая. Через несколько минут к ним присоединились остальные.
      Шменкель приказал построить полицаев и проверил у них оружие и патроны. Потом скомандовал:
      - Напра-во!
      Коровин шел во главе группы, Рыбаков - замыкающим, Шменкель - сбоку.
      Гуськом вышли из деревни и вскоре очутились на полянке, где, пользуясь редким случаем, отдыхали женщины. Увидев немцев и полицаев, они сразу же принялись за работу. Группа прошла мимо них и остановилась на опушке леса. Женщины удивленно смотрели вслед.
      Вдруг немцы, взяв автоматы наизготовку, громко крикнули:
      - Руки вверх! Бросай оружие!
      - Партизаны это! - сообразила какая-то крестьянка. - Вы только взгляните!
      Женщины увидели, что Румянцев на четвереньках ползет к Рыбакову. Встав на колени, он слезливо молил пощадить его. Ударом приклада Рыбаков заставил его замолчать и встать на ноги.
      Крестьянки очень удивились, так как партизаны, разоружив полицаев, не расправились с ними. Через несколько минут пленники под конвоем скрылись в чаще леса.
      На допросе полицаи, надеясь, что откровенность может их спасти, подробно рассказали о зверствах эсэсовцев и гестапо. А Румянцев сообщил, что в партизанскую бригаду имени Чапаева гестапо засылало своих агентов с заданием убить командира отряда, а немца Фрица Шменкеля схватить и доставить в гестапо. Но до сих пор, несмотря на большое вознаграждение, никто не сумел поймать "беглого немца".
      Партизанский суд приговорил всех семерых изменников Родины к смертной казни. Приговор был зачитан Васильевым перед строем партизан. Фриц присутствовал на казни и хорошо понимал справедливость приговора партизан. Невольно он вспомнил, как его арестовали, как нацистский суд приговорил его к заключению в концлагерь, и ему захотелось поскорее приблизить тот день, когда у него на родине рабочие вынесут такой же справедливый приговор всем врагам немецкого народа.
      После расплаты с предателями Дударев и Васильев еще некоторое время наблюдали за селом Скерино. Разведчику из отряда удалось поговорить с местными жителями. От него Шменкель узнал, что Петухов в ту ночь на лошади удрал из села. К вечеру того же дня в село прибыл отряд эсэсовцев с собаками. Эсэсовцы прочесали село, в здании полиции перевернули все вверх дном, но никого, разумеется, не нашли. Женщины, которые были невольными свидетельницами происшедшего на опушке леса, в своих показаниях, как одна, заявили, что ничего подозрительного в тот день в селе не заметили. Марину, которая призналась, что беседовала с немецким лейтенантом, задержали и увезли в город, в комендатуру. С тех пор в селе ее больше никогда не видели.
      А через несколько дней из соседних сел неожиданно исчезли несколько местных полицаев. Партизаны здесь были ни при чем. Видимо, после событий в Скерино полицаи сочли благоразумным заранее скрыться, чтобы не попасть в руки партизан. Среди крестьян много было об этом разговоров. Все почувствовали, что эсэсовцам и полицаям уже не бесчинствовать здесь безнаказанно, как прежде.
      * * *
      Сильный северо-восточный ветер раскачивал вершины деревьев. Под его могучими ударами стонал голый лес. Лужи затянул первый хрупкий ледок. Зима в том году пришла позже обычного.
      В землянке, где разместился штаб отряда, было тепло и уютно. Сюда только доносилось несмолкающее завывание ветра.
      Метрах в ста от землянки, на опушке, партизаны рыли могилу...
      На столе, сколоченном из голых необструганных досок, лежали документы погибших партизан, сверху - их партийные билеты. Николай Тимофеевич Мальцев был начальником разведки отряда "За Родину". Сейчас командир приложил к партбилету Мальцева листок, в котором перечислялись все его заслуги: после окончания войны листок может пригодиться родным. У Сергея Александровича Тихомирова не было никого из родных. Коровин рассказал Васильеву, что фашисты замучили мать Тихомирова, а сестру-подростка угнали в Германию.
      Отодвинув документы в сторону и подперев голову рукой, командир на миг задумался о том, что он напишет о Тихомирове. Какими выдающимися качествами комиссара, партийного руководителя обладал Тихомиров? Когда Васильев пришел в отряд, это был уже слаженный боевой коллектив, во главе которого стояли Просандеев и Тихомиров. После гибели Просандеева отрядом руководили Заречнов и Тихомиров, а затем он, Васильев, и Тихомиров. Комиссар был человеком большой души. Разве можно простыми словами выразить всю горечь утраты, рассказать
      Васильев еще раз вспомнил события, которые произошли в ночь на 30 ноября.
      Комиссару бригады Полуэктову и ему, Васильеву, было поручено разработать план нападения на гарнизон противника, находившийся в селе Терешино. Проведение этой операции диктовалось особой необходимостью.
      Осенью 1942 года партизанская борьба в Смоленской области достигла своей высшей точки, почти каждый день партизаны нападали на гарнизоны противника. В планировании и разработке этих операций принимали участие не только штаб бригады, но и командиры отрядов. Жизнь подтверждала, что объединенные операции силами нескольких отрядов более эффективны, что пора иметь свое "тяжелое оружие" в виде минометных подразделений. Время неожиданных налетов на врага прошло, теперь тщательно продумывалось любое нарушение коммуникаций противника, любой взрыв на железной дороге или взрыв моста. Ведь могло случиться так, что взорванный мост или железнодорожная ветка очень скоро понадобятся своим войскам. Положение на фронте изменилось в пользу Красной Армии, и это влияло на действия партизанских отрядов.
      ...Васильев внимательно следил, как желтый от табака палец Полуэктова движется по карте. Линия фронта, проходившая между Холмом и Орлом, потом поворачивала на восток, у Духовщины - на север, а на уровне Ржева делала поворот на юго-запад, выпрямляясь только у Кирова. Поставив кулак на этот участок карты, Полуэктов сказал:
      - Сюда немцы бросили свою девятую армию и части четвертой армии, а также третью танковую армию. Против них действуют войска наших Западного и Калининского фронтов, тесня гитлеровцев с трех сторон. По последним данным, которыми мы располагаем, наши войска прорвали оборону противника у города Белый. Бои развернулись в районе сел Турянка и Матренино.
      - Ну-ка, ну-ка! - Васильев нашел место, где находился его отряд. - Я полагаю, что в данной ситуации нам совсем нетрудно прорваться всей бригадой через линию фронта и соединиться с частями Красной Армии.
      - Фантазер ты! - не вытерпел Михаил Семенович. - Ты думаешь, я не знаю, какое настроение царит в отрядах? Не одному тебе хочется пробиться на восток через линию фронта. Думает, там вас торжественно встретят, зачислят в резерв: ешь кашу от пуза да грейся на печи. А то, что кругом противник, тебя не касается, да? - И он со злостью ударил кулаком по карте. - Не хватает только, чтобы мы выделили для вас почетный эскорт.
      В чем-то он был прав: в мечтах Васильев не раз переносился через линию фронта и видел себя в рядах Красной Армии.
      - А ты не кричи на меня! - ответил Васильев. - Все прекрасно понимают, что в первую очередь мы должны выполнить возложенную на нас задачу и помочь ликвидировать угрожающий Красной Армии выступ. Но пойми, наконец: каждый рад, что наши так близко. Неужели ты этого не понимаешь?
      Васильеву хотелось добавить, что партизан неплохо подбодрить, дать им отдохнуть, потому что за последние недели беспрерывных боев все сильно измотались. Но он ничего не сказал. Ведь комиссар и сам должен понимать это.
      Сейчас задача партизан оставалась прежней: нарушать коммуникации противника, связь войск, находящихся на передовой, с их тылами. Кроме того, нужно было уничтожить гитлеровский опорный пункт в Терешино, чтобы наступающие части Красной Армии без задержки развивали свой успех в юго-западном направлении.
      - Давай действовать, - сказал Васильев. - Предлагаю нанести главный удар из района Кулагино.
      План проведения операции был одобрен Морозовым и нашел поддержку у командиров всех подразделений. Приказ требовал выполнять план наступления с большой точностью.
      Вечером 29 ноября группа разведчиков во главе с Иваном Ивановичем вернулась в лагерь и доложила командованию, что фашисты отсиживаются в избах, выставив небольшое число наружных постов. К семи часам вечера партизанские отряды "Александр Невский" и имени Фурманова, выдвинувшись из района Кулагино и Прудище, устроили засаду. С востока фашистский гарнизон окружили отряды имени Котовского и "За Родину", с севера - имени Щорса и "Смерть фашизму".
      Свои две пушки партизаны незаметно выдвинули на огневые позиции на окраине села Холопово. Под покровом темноты, при сильном ветре, который заглушал все звуки, партизаны быстро и незаметно для противника заняли исходные позиции для наступления.
      В половине десятого вечера в штаб отряда сообщили, что все находятся на своих местах. А через две минуты по приказу Васильева красная ракета возвестила о начале операции. И в тот же миг тишина была взорвана орудийными разрывами и автоматной стрельбой. Все огневые средства партизан обрушились на гарнизон противника. Растерявшись от неожиданности, гитлеровцы не смогли организовать оборону.
      - Вперед! В атаку! Ура! - крикнул Васильев и выстрелил в небо вторую ракету, на этот раз зеленую.
      Партизаны отряда "Смерть фашизму" поднялись в атаку. Фашисты бросились к машинам, но попали под огонь партизан, находившихся в засаде. Однако были среди гитлеровцев и опытные фронтовики, которые не хотели отступать. Бой разгорелся упорный. Земля содрогалась от взрывов - это взлетали на воздух фашистские склады боеприпасов. Пламя пожаров разгоняло тьму, и было видно, что немцы, перебегая от дома к дому, отходят.