2_Лэя (Пирамиды астрала – 2)

      Опять не закончив движения, она напряженно замерла, стоя лицом к Женьке, и ее рука потянулась к узлу пояса перехватывающего, как оказалось не тунику, а короткий халатик. Она, неотрывно глядя в Женькины глаза, медленно потянула за конец кушака, и шелк заскользил, начиная открывать ее тело. Но посреди самого интересного момента, она резко отвернулась, сделала еще несколько па с умопомрачительными прогибами тонкой талии и снова встала, не двигаясь, спиной к Женьке, слегка расставив ноги. Женька не дышал. Серебристый шелк стал сам потихоньку соскальзывать с ее плеч и, вдруг, ручьем стек к ее ногам.
      Божественной красоты тело предстало в двух шагах перед Женькой во всей своей соблазнительной наготе.
      Лэя медленно повернулась лицом. Женька подсознательно чувствовал, как, несмотря на внешнее спокойствие и выверенность движений, в ней со страшным напряжением борются стеснительность и желание. Ее волнение выдавало легкое подрагивание ресниц и влажный блеск глаз, сверкающих изумрудными полумесяцами вокруг огромных колодцев почти круглых от переживания зрачков.
      Женька застыл, любуясь этим совершенным творением Сэйлара. У него было чувство, что он может испортить эту красоту, прикоснувшись к ней руками. Его затуманенный взор блуждал от божественно прекрасного лица, скатываясь на золотые упругие груди, оканчивающиеся маленькими розовыми сосками. Он следил за изумительным атласом белой шерстки, стекающим с шеи, сужаясь между грудей и подчеркивающим их контур снизу, белым полем животика, снова слегка сужаясь на талии и опять расходясь на бедрах, чтобы соскользнуть заманчивым белым треугольником между ног.
      Наконец он почувствовал, что его ступор может быть воспринят Лэей, как отказ, и он встал на трясущиеся от переживаний ноги.
      К своему ужасу он понял, что его штаны ужасно неприлично встопорщились в известном месте, а показывать свою застенчивость девушке в такой момент было как-то неприлично. Лэя, подбадривающее улыбнувшись, шепнула:
      – Теперь, ты!
      Женька хотел, было переспросить: "что – ты?", но вовремя остановил свой глупый язык и, замешкавшись, стал расстегивать рубашку. Лэя помогла ему, сняв ее у него с плеч. Женька сам себя почувствовал в роли стриптизера и со страшным замешательством подумал, что он будет делать со своими вздутыми штанами. Лэя хихикнула, заметив его, чуть ли не детское смущение, и Женька, решившись, почти одним движением скинул штаны. По Лэиным округлившимся глазам он почувствовал, что в его внешнем виде что-то не то. Опустив взор, он понял, что было не то, а может и самое то – этого он не знал. Просто его, или вернее арендованный у Зара аппарат был, наверно, раза в полтора больше его земного аналога и явно рвался в бой, как и все животное существо, заключенное сейчас в его мохнатой шкуре.
      Однако, Женька титаническим, можно сказать трансгалактическим усилием, подавил эти животные страсти и, нежно подхватив свою сказочную принцессу, осторожно уложил ее на постель их луговых трав. Сам же, встав на колени сбоку, стал покрывать ту поцелуями на свой, земной манер, начиная с лица и постепенно опускаясь все ниже, одновременно гладил золотой шелк грудей и белый бархат живота. Судя по невольным, тихим постанываниям принцессы и подрагиванию, судорожно сжимающих его загривок, прелестных ручек, он тоже сумел удивить свою неземную любовь. Добравшись в своих поцелуях до самого низа прелестного животика, он осторожно раздвинул поднятые и судорожно сжатые колени и стал целовать внутренние, светло золотистые стороны бедер, приближаясь к самому сокровенному месту. И, наконец, не сдержавшись, поцеловал нежные розовые лепестки, обрамленные белой атласной дорожкой, убегающей вниз. Лэино тело выгнулось дугой, будто от удара тока, из ее уст сорвался настоящий стон возжелавшей пантеры.
      Женька понял, что издевается над своей юной феей, и услышал глухой рык, издаваемый его собственной глоткой. Больше тянуть не было ни сил, ни нужды. Он поднялся на колени и, приблизив к ней свой внушительный аппарат, осторожно раздвинул лепестки между Лэиных ног. Тепло Лэиного лона обожгло Женькино естество. Его тело разъяренно ревело и хотело вонзать, сжимать и рвать на кусочки, а душа пела и никак не могла понять, за что ему, совковому недоучке такая неземная честь? Самая красивая девушка планеты, принцесса самой большой страны, умница, а самое главное, неземной красоты душа сейчас сама, по своему желанию, становиться его и только его. В его пустой башке звенели все подвенечные колокола и церковные хоры и органы сразу. Он, сдерживая себя межпланетным усилием, медленно вводил свои (ему не хотелось думать, что Заровы) телеса все глубже, боясь заметить боль в затуманенных глазах его принцессы. Но, видимо природа создает все в пропорции, и он чувствовал, как маленькие, но сильные ручки, продолжают тащить его на себя. Наконец он понял, что боли не будет, и выпустил из себя на волю ненасытного зверя, который пытался разорвать его изнутри.
      Они катались по лужайке, страстно извиваясь в приступе любви, пока, наконец, не затихли в финальном экстазе. Они долго лежали, молча и умиротворенно любуясь друг другом, хотя Женька сомневался в достоинствах своего тела. Но Лэя, в основном, неотрывно смотрела в его глаза. Потом в них опять загорелись шаловливые искорки, и Женька почувствовал где-то внизу живота, что, по крайней мере, Лэины руки интересуются далеко не только его глазами. Она игриво поднялась на колени, уперлась в землю вытянутыми руками и, повернувшись к нему боком, хищно прогнулась. Женька снизу глядел на изумительную грацию ее тела. Затем приподнялся на локте и провел по спинке ладонью. Коричнево-золотой ворс встопорщился под его ладонью, и его рука, скользя, уперлась в немного приподнявшийся пушистый хвостик, дрожавший от напряжения. Женька почувствовал, как его тело снова буйно реагирует на эти сэйларские признаки сексуального возбуждения. Он чисто интуитивно двинул ладонь обратно к талии, против шерсти, и Лэя издала грудной стон страсти. Тут он опять применил земные штучки, целуя и лаская ее бедра, послушно выставленные для ласки. Он уже сам не понимал, как сэйла или как человека, сводил его с ума темный сверху и ярко белый снизу, пушистый хвостик, под которым открывалась сокровищница в белых и розовых тонах, заключенная между до стона соблазнительных темно-золотистых бедер. Опять победивший зверь, заставил его накинуться сзади на эту, грациозно изогнувшуюся, подставляющую ему свои прелести, дикую фурию.
      Женька не помнил, сколько они так еще резвились и катались по лужайке, сплетаясь в самые невероятные позы. Очнулся он от розового тумана, когда увидел свою юную прелестницу сидящей верхом на его поверженном на спину и, кажется, полностью истощенном теле. Лэя загадочно улыбалась и чуть не облизывалась, как довольная кошка. Счастье так и струилось из ее глаз.
      – Ну что, бедненький мой! Загоняла я тебя! – Лэя наклонилась к нему, коснувшись его своими тугими грудями, и поцеловала, на этот раз довольно умело.
      – Ради этого стоит жить и умереть! – патетически охарактеризовал свое состояние Женька, улыбаясь, как последний блаженный идиот.
      – Теперь ты мой, что бы ни случилось. Как хорошо, что ты не стал опять упрямиться – я бы наверно не вынесла этого.
      – Я знал это, поэтому и не упрямился. Мы же с тобой чувствуем друг друга!
      – Но ты не все знаешь! – продолжала загадочно улыбаться Лэя.
      – Да, что за танец ты танцевала? Я не думаю, что таким танцам тебя учил отец или мама!
      – Ты прав, это танец любви, который танцуют девушки перед своими избранными. Но это очень древний обычай, завезенный некогда в Эриану с одного большого островного государства. Он у нас запрещен, как и все связанное с другими религиями. Ну, в общем, в отцовской библиотеке не только книжки по математике с географией, а я ведь прилежная ученица!.. – Лэя звонко рассмеялась.
      – Слушай, – Женька понял, какая мысль его подспудно гложет. – А тебе не было больно? Или… – он почувствовал, что страшно краснеет, но закончил вопрос. – Ты не в первый раз занимаешься сексом?
      Женька не знал, куда спрятать глаза и опять услышал Лэин смех:
      – Ты что, думаешь, раз принцесса, так на мужиков бросается?! Не беспокойся, мой межпланетный ревнитель, такой вот девочкой тебе и досталась принцесса, можешь, кому хочешь хвастаться!
      – Ты не понимаешь, – заоправдывался Женька, не зная, как объяснить его замешательство. – У земных женщин первый раз это больно и так много они этим сразу не смогли бы заниматься.
      – Не волнуйся, нам никогда не больно! – несколько чересчур независимо ответила Лэя, и Женька догадался, что и ее сердце посетил укол ревности. Поэтому он сразу решил исправить ситуацию:
      – Понимаешь, я гораздо старше тебя и несколько раз пытался создать семью на Земле, но все неудачно. Ну и потом, как ты можешь ревновать к почти абсолютно лысым, как бледные лягушки, бесхвостым и отвратительно-круглоухим созданиям?!
      – Но они же тебе нравились! – еще немного продолжая дуться, возразила Женькина фея.
      – Кстати, интересно, я их вспоминаю теперь, как-то равнодушно, как представительниц другого вида. Да и, если честно, никого я так не любил, как тебя… и меня никто никогда так не любил!
      – Так вот, – вернулась к теме разговора Лэя, убедившись в своих неоспоримых правах на Женькину душу. – Ты не заметил, что на Сэйларе все дети, за редким исключением, разняться в возрасте на четыре года?
      – А и правда! – задумался Женька. – Ангелы что-то такое говорили, да я, как всегда, пропустил мимо ушей. Это как-то связано с четырехлетним циклом Сэйлара?
      – Догадайся с трех раз! – хитро и довольно улыбалась принцесса.
      – Значит, связано… – пришлось дальше думать Женьке. – Тебе будет двадцать – пять раз по четыре… – и вдруг до него дошло. – Так вы можете беременеть только раз в четыре года?! Значит…
      – Значит! – кивнула ему одобрительно еще более довольная Лэя.
      – Ты что, первый раз можешь сейчас забеременеть?! – воскликнул ошарашенный Женька.
      – И забеременею! – заявила принцесса, утвердительно подпрыгнув у Женьки на животе своей восхитительной попой, чем на мгновение сбила ему дыхание, которое итак было немало сперто сногсшибательной новостью. – Слушай! Я несколько дней назад осознала, что пришло время, когда я первый раз могу стать матерью. А после того, как ты вышел на изнанку реала, я поняла, какая я была глупая, что пошла в Венле у тебя на поводу и теперь останусь здесь на Сэйларе вообще ни с чем. Но, слава ангелам – они подарили мне второй шанс, и я немедленно принялась за претворение его в жизнь. Я специально ждала этой ночи, чтобы ты запомнил мой танец в свете двух лун и звездного рассвета. Это был мой единственный шанс, предстать перед тобой во всей красе. До этого было слишком много свидетелей, а потом небо скроется в тучах.
      – И это был и останется лучшим моментом в моей жизни! – подтвердил Женька – Не зарекайся! – неопределенно хмыкнула Лэя, а Женька не удержался и обиженно воскликнул:
      – Но ведь ребенок-то будет от Зара!
      – Не хнычь! – остановила его причитания юная волшебница, готовящаяся стать матерью. – Это не совсем так. Телесно – да, половина наследственности будет от Зара. Но это не важно. У нас на Сэйларе считают, что новая душа зарождается от любви родителей, и чем они больше любили друг друга при зачатии (я имею в виду, любили, а не упражнялись в сексе), тем красивее душа будет у ребенка и тем больше она будет похожа на родителей. То есть, любя друг друга, мы вкладываем частичку своей души в новую зарождающуюся душу. Чем мы больше любим, тем больше эта частичка достается ребенку, и тем развитее и красивее будет его душа. Ну, а если родители встречаются случайно, то тут уж, как бог пошлет, может, что путное вселиться, а может, и демон в душе воплотиться.
      – Слушай, а ведь может быть, ты и права – надо ангелов спросить! Значит, есть надежда, что это будет и мой ребенок? – воодушевленно спросил Женька, жалобно заглядывая в зеленые, сводящие его с ума, глаза.
      – При твоей, только что продемонстрированной любви… – заговорщицким тоном проговорила Лэя, совсем склонившись к Женькиному лицу и начала неопытно ерзать, нащупывая своим мягким лоном ожидаемые твердости внизу Женькиного живота. – У тебя, определенно, есть все шансы! – и умудрилась, жадно припав к его губам, одновременно усадить себя на его, вновь окрепший, жизненный рычаг…
      Заснули они где-то под утро, не помня сами себя от переполнявшей их любви, и переплетясь телами в самую замысловатую конфигурацию, затерянную посреди бескрайнего цветущего луга.
 

***

 
      Веселое солнце Сэйлара высоко вскарабкалось по небосводу, разогнав утренний туман и ласково согрев, безмятежно спящую посреди трав, пару влюбленных, добавило теплой сладости в утренние сны, после бурной ночи рождения их новой семьи. Женька, наверно, так бы и проворонил все на свете, если бы Лэя не толкнула его, внезапно вскочив на ноги. Одновременно он услышал ее возглас: "Хлюп!" и тяжелое хлопанье огромных крыльев. До него донесся далекий сдавленный крик лонка:
      – Лэя! Помоги!
      Посмотрев, куда смотрит Лэя, он увидел, что от них улетает огромный орел – наверно, такой же, какого они видели мертвым на скалах. А в его когтях висит недвижной тушкой Хлюп. Видимо, ноша для орла была явно не по плечу, так как он все никак не мог подняться ввысь, а тяжело хлопая крыльями, летел над землей, удаляясь к лесу. Женька судорожно зашарил вокруг руками, в поисках хоть какого-нибудь оружия, и понял, что они с Лэей сейчас одеты в то, в чем их Сэйларские матери родили. То есть, сражаться с гигантской птицей ему было абсолютно нечем. У него аж слезы от досады и злости на глазах выступили. Но Лэя уже поняла, что делать, и выстрелила в птицу молнией, подпалив ей хвост, и почти тут же охнула, присев и обхватив голову в испуге. До них донесся возмущенный клекот птицы и громкий, жалобный стон Хлюпа. Птица вильнула, завалившись немного на бок, но жертву не выпустила, а только продолжила лихорадочно махать крыльями, пытаясь взлететь выше приближающейся опушки. Женька с Лэей чисто механически бросились бежать за летящим гигантом, не зная, что предпринять. Любой Лэин удар мог попасть в Хлюпа, и даже если бы удалось сбить птицу, то она просто могла бы погрести свою жертву под собой.
      История стала приобретать совсем плохой оборот – птица стала все-таки подниматься над самыми деревьями. На раздумывание не оставалось времени, и Лэя уже приготовилась нанести орлу сокрушающий удар, как вдруг, гигант резко и судорожно захлопал крыльями, выронил в лес Хлюпа и, пролетев по инерции еще какое-то расстояние, со страшным треском ломаемых веток рухнул где-то в лесу.
      Лэя с Женькой успели только непонимающе переглянуться и припустили к месту падения хищника и его жертвы. Тем не менее, они оказались не первые у тела пострадавшего, но вполне живого Хлюпа. Когда они проломились сквозь чащу росших на опушке кустов, то увидели, что вокруг мохнатого страдальца суетиться очень на него похожее, весьма симпатичное и одновременно забавное создание. Хлюп пролетел сквозь ветки деревьев и приземлился в густой куст. Сейчас он лежал на боку под кустом и, постанывая, звал Лэю. Плюшевый медвежонок номер два пытался устроить Хлюпа поудобней и разглядывал рану у того на боку, при этом, все время что-то ласково лопоча раненному. При виде подошедших сэйлов, он настороженно выпрямился и Женька с удивлением заметил выпуклости на груди малыша. "Так это же девочка-лонк!" – догадался Женька.
      Лэя что-то успокаивающе пролопотала малышке, и та, успокоено, принялась что-то ей объяснять и показывать. Из ее жестов, было ясно, что она стреляла из лука.
      Лэя подтвердила Женькину догадку и перевела:
      – Она подстрелила эту тварь из лука, представляешь?!
      До Женьки дошло что это, наверно, не девочка, а девушка, если не женщина. Просто она была чуть пониже Хлюпа, и поэтому Женьке показалось, что она совсем молоденькая. Да и ее милая мордашка располагала к тем же выводам. Но рассуждать, и делать предположения было некогда. Женька первым делом решил проверить состояние Хлюпа. Он, хоть и не был врачом, но со своим биохимическо-физиологическим образованием и большой практикой по мучению различных зверушек, надеялся быстро и точно продиагностировать пациента, а главное, что-то предпринять к улучшению его несладкого положения.
      Попросив девушек постоять рядом он, в первую очередь аккуратно стал ощупывать кости и целостность суставов. Хлюп разрывался в своих чувствах. Увидев Лэю, он хотел по привычке заплакать и пожаловаться на свою злую судьбу, но вспомнив про свою прелестную спасительницу, в последний момент сдержался и только мужественно постанывал, пока Женька двигал его ноги и руки, выясняя наличие переломов. К счастью, ни одной сломанной кости не нашлось, но было несколько небольших ран и одна, очень сильная и кровоточащая – на боку, скорее всего, оставленная задним когтем лапы, державшей его птицы.
      Быстро сориентировавшись, Женька попросил Лэю:
      – Лэя, я побегу за нашей аптечкой, а ты сядь сюда и сильно прижми рану рукой, чтобы у Хлюпа не было большой кровопотери. Только не колдуй, чтобы остановить кровь – а то остановишь ее во всем организме, и тогда Хлюпу уже никто не поможет.
      – Он выживет? – чуть не плача спросила Лэя. Кажется, ее стало отпускать напряжение и ее материнские чувства к Хлюпу были готовы вырваться наружу.
      – Успокойся, все будет в порядке! Я же доктор Айболит! – подбодрил ее Женька и рванул к стоянке на берегу реки.
      Расстояние было немалым – туда и обратно намоталась почти целая миля. Женька, пыхтящий, как паровоз, плюхнулся рядом с Хлюпом.
      – Уф-ф! Начнем! Лэя, внуши Хлюпу, что ему нисколько не больно, а даже приятно от того, что я буду его ремонтировать.
      Лэя пересела к голове Хлюпа и, что-то нашептывая ему, ласково гладила его по голове и чесала за лохматым ухом. Женька, сев со спины Хлюпа, так чтобы тому не были видны его вивисекторские действия. Он расстелил свою, прихваченную по пути рубаху, и разложил на ней нужные вещи: ножницы, иглу, немного чистых тряпок из "аптечки" и главное – бутылочку с их самодельным раствором антибиотика – спиртовым экстрактом корня одного растения, в котором они еще с изнанки нашли бактерицидные вещества. Они сделали эту настойку еще в то время, когда готовили дополнительную дозу лекарства для выхода в астрал, а применить ее довелось только сейчас. Женька был с одной стороны, искренне рад, что он озаботился лекарством, но с другой стороны, лучше бы его вообще не пришлось применять!
      Смочив в настойке иглу с ниткой и одну чистую тряпочку, он, отжав ее, оставил все подсыхать. Сам, взял тряпочку побольше и обильно смочив ее лекарством, раздвинул все еще кровоточащую рану и стал тщательно промывать. Потом выстриг шерсть вдоль рваного края и отрезал лоскутки передавленной и явно мертвой кожи.
      Еще раз промыл подготовленную рану. Большие сосуды, к счастью, нарушены не были, так что он просто зашил рану дезинфицированной иглой и нитками, наложив несколько швов. Потом взял подсохшую тряпочку, пропитанную лекарством, и наложил на рану. Взял еще несколько сухих и чистых лоскутков и приложил их сверху.
      Получился неплохой антисептический тампон. Теперь оставалось только наложить повязку. Виновато глянув на Лэю, он взял ее сарафан, который он успел схватить в чистом белье принцессы. Потом, надрезав подол, оторвал от него ровную ленту, которой перетянул Хлюпову грудь. Облегченно вздохнув, он выдал эпикриз:
      – Если антибиотик действует, то быстро заживет – через недельку сможет нормально двигаться. Вот только крови потерял много – несколько дней будет сильная слабость, – рассказывая диагноз и деловито осматривая повязку, Женька вдруг заметил, что вокруг стоит полная тишина. Заинтересованно оглянувшись на собеседниц, он с удивлением заметил, что Лэя сидит, как изваяние с белым лицом, а маленькая охотница стоит поодаль, вцепившись в ствол дерева, похоже – чтобы не упасть, и круглыми от страха глазами смотрит на Женьку. Женька посмотрел на свои руки, перемазанные в крови и лекарстве чуть не по локоть, и заржал. – Ой, девочки! Только не подумайте, что я страшный доктор Франкенштейн! Будет ваш Хлюп в полном порядке! Надеюсь, конечно.
      Увидев, что шутка не помогла, он переменил тактику, чтобы хотя бы Лэю вернуть к действительности:
      – Лэечка, милая, прости меня олуха, я специально оторвал подол от твоего сарафана. Понимаешь, он был немного длинноват, а так будет в самый раз – только попку прикрывать! А без одежды никак не получиться. Я не смогу на тебя обнаженную смотреть. Хорошо, сейчас орел отвлекал, а то не знаю, как бы добежал на трех конечностях до леса!
      Такая отвлекающая терапия подействовала. К тому же Женька спрятал все кровавые следы и отер руки влажной тряпкой. Лэин взгляд ожил и она, несколько раз глубоко вздохнув, будто борясь с тошнотой, сказала:
      – Ты точно чудеса творишь! Мне не было так страшно даже тогда, на поляне с зарубленными разбойниками. Но вот так ковыряться в живом теле. Это жутко! Ты его резал и сшивал, как тряпичную куклу! Разве так можно?!
      – Да я даже не врач! У нас на земле операции на сердце и мозге запросто делают!
      А то, что я тут напортачил, любой фельдшер-коновал запросто с самого дикого похмелья сделает! Ничего в этом особенного нет!
      – И все равно, ты спас Хлюпа! Ведь он, если бы и выжил, то инвалидом бы остался после такой раны! – Лэя вскочила и бросилась к Женьке со слезами и обниманиями.
      – Он же мне, как собственный ребенок!
      – Не мне, а нам, – тихонько прошептал ей в ухо Женька, будучи полузадушенным нежными объятиями принцессы. – Мы же теперь одна семья.
      Лэя отстранилась и заглянула в Женькины глаза. Она умела так внимательно заглядывать своими зрачками. Женька чувствовал, как будто она читает где-то на дне его глаз все его тайны. Хотя никаких тайн скрывать от нее он и не собирался.
      Видимо, разглядев где-то в глубине Женьки полное подтверждение его словам. Она, удовлетворенно, с серьезным видом кивнула и, ничего не сказав, снова его обняла.
      Из ее объятий Женьку освободил всхлип очнувшейся маленькой лесной хозяйки. Лэя ойкнув, кинулась к той, успокоительно лопоча что-то на незнакомом Женьке языке.
      Он с любопытством наблюдал, как Лэе, видимо, удалось объяснить малышке, что тут произошло, и та, уже не так пугливо посматривая на странного сэйла, подошла к лежащему на боку Хлюпу и, присев рядом, стала осторожно гладить раненного по голове. Насколько Женька понимал мимику Хлюпа, тот был на седьмом небе от счастья, разомлев от внимания сразу двух дам. Лэя, видимо, здорово его "анестезировала", и он попытался даже двигаться. Женьке пришлось тихонько прикрикнуть, предупредив, что рана может открыться и закровоточить, и двигаться строго воспрещается еще с часик – два.
      Когда женщины успокоились, Женька сказал, что надо собрать лагерь на берегу, пока его не разобрали какие-нибудь любопытные крокодилы-переростки или кроты-людоеды – с этого мира станется! После эдаких летающих крепостей он уже ничему не удивится. Лэя опять посовещавшись с пушистой малышкой, сказала:
      – Она посидит с Хлюпом, пока мы соберем вещи, и принесем их сюда, – и они, не мешкая, отправились на берег.
      Лэя, накинув сарафан с оборванным подолом, чуть не вприпрыжку, радуясь спасению ее питомца, бежала впереди. Женька отметил, что он, кажется, перестарался с длиной подола и достиг абсолютно противоположного эффекта, чем ожидал – временами мелькавшие из под платья крепкие округлости сводили его с ума. И ему пришлось, чуть не рукой придерживая мешающуюся конечность, догонять свою принцессу и исправлять ситуацию. Он подхватил на руки расслабившуюся после стресса девушку, и, уложив в траву, помог ей, и заодно себе, снять оный стресс, предварительно сняв с нее получившийся слишком сексуальным, сарафанчик.
      – Откуда у тебя только силы берутся?! – счастливо смеялась пойманная и наколотая на неслабую булавку фея.
      – У нас это называется гиперстимуляцией. Если ты и дальше так будешь передо мной скакать, сверкая всякими соблазнительностями, то я умру от перерасхода сил, но мой главный орган борьбы за удовольствия будет несгибаем! Так что сможешь повязать на нем бантик, как павшему геройской смертью на полях постельных сражений!
      – Нет, лучше я тебя сберегу и замотаюсь в какую-нибудь страшную тряпку с ног до головы!
      – Ну, так не интересно! – пожаловался Женька, опять начиная целовать свою прелестницу.
      – Все! Там наш мохнатый ребенок чуть живой лежит, а мы, не знаю, чем занимаемся! – возмутилась Лэя.
      – А я знаю: мы души так лечим! Разве не стало легче?!
      – Стало, но все равно, давай, поспешим! И, пожалуйста, теперь ты беги впереди! – счастливо смеялась Лэя.
      Лагерь был почти в том же состоянии, в котором они оставили его ночью. Никакие кроты с крокодилами им не заинтересовались. Только полотно ткани с подстилки, на которой спал Хлюп, было скинуто в сторону, видимо, когда птица схватила и начала тащить Хлюпа. Женька намыл руки и сказал Лэе:
      – Не стоит бросаться тряпками, все эти лоскутки я простираю и прокипячу – будет хороший перевязочный материал!
      – Слушай, я только сейчас поняла, какие мы беспечные были! – задумалась Лэя.
      – А я еще и полным болваном, потому что не верил рассказам про этих страшилищ! – Но, все равно, здорово! Если бы мы боялись, то ты не подарила бы мне такой ночи!
      Так что иногда жизнь стоит того, чтобы делать глупости – без них было бы слишком скучно!
      – Мне кажется, эта девушка-лонк нам может сильно помочь. Она-то здесь живет и наверняка много чего знает об этой стране, – продолжала рассуждать Лэя, сама лучась от счастья при Женькином упоминании о прошедшей ночи. – Кстати, ее зовут Шэл.
      – А на каком языке вы с ней разговариваете?
      – Это язык лонков, живущих в Эриане. Он, говорят, немного отличается от места к месту, но я Шэл понимаю, и Хлюп хорошо помнит этот язык – мы в детстве между собой на нем общались. Он очень простой и состоит, наверно из всего нескольких сотен слов. Но лонкам и не нужны премудрости – они словно дети! – лицо Лэи осветила ласковая улыбка, и Женьке стало ясно, что Лэя готова взять в семью еще и новую подружку Хлюпа.
      – Слушай, а тебе не показалось, что они как-то неравнодушно друг на друга посматривали?! – ненавязчиво решил проверить эту гипотезу Женька, пока увязывал свой рюкзак.
      – Показалось! Не то слово, Хлюп, по-моему, совсем обалдел! Вообще-то это чревато тем, что он сменит ориентацию привязанности с меня на Шэл, но это, может и к лучшему – он обретет новый смысл жизни и обзаведется семьей.
      – Что-то этот день шибко урожайный на новые семьи! – философски заметил Женька и помог Лэе одеть ее станковый рюкзак, который он самолично смастерил перед выходом в поход. Затем навьючил на себя всю свою и Хлюпову поклажу и, немного пошатываясь, пошел к месту недавно разыгравшейся драмы.
      Подойдя к пункту воздушной аварии, они заметили, что отношения двух молодых лонков получили продолжение. Шэл уже сидела, положив голову Хлюпа себе на колени, и они о чем-то счастливо ворковали.
      – Ты не могла бы снять обезболивание с Хлюпа. Мне надо знать его настоящие ощущения, рана не должна больше так уж сильно болеть, а у него еще могут быть повреждения внутренних органов. Заодно поменьше вертеться будет и рану побережет.
      – Решил ребенку счастливый момент испортить? Это тебе завидно, что и ему так же хорошо, как и тебе?! – лукаво посмотрела на него Лэя.
      – Ну, я серьезно, а ты… – притворно расстроено протянул Женька.
      – Ладно, сейчас попробую, но это не так легко, как кажется. Что я должна ему внушить? Не то ведь, что его рана сильно болит! Ладно, попробую внушить, что ему ничего не внушали и он свободен в своих чувствах, – Лэя собралась и замолчала, а Хлюп, казалось, не замечал Лэю с Женькой.
      Наконец Лэина установка подействовала, судя по тому, как Хлюп сморщился и осторожно прикоснулся к повязке.
      – Хорошо! – кивнул Женька и приступил к повторному осмотру пациента, прощупывая ему живот и проверив, не кровоточит ли повязка. Все оказалось в порядке.
      Лэя, тем временем, беседовала с Шэл и выяснила много интересного. Как оказалось, племя лонков, в котором жила Шэл обитало здесь испокон веков. По крайней мере, так считала Шэл. Она называла эту местность предгорья. Дальше, вглубь страны, начинался пояс дождей, за которым начиналась пасмурная страна, но туда лонки не ходили. Там обитали "несчастные" или "несчастливые". Кто такие эти "несчастные" Лэя не поняла точно, но, скорее всего, это были большие или уродливые твари, вроде той птицы, что схватила Хлюпа. Шэл сказала, что из всех "несчастных" только птицы по глупости залетают сюда, гонимые голодом. Но для них здесь слишком тяжело и они гибнут или возвращаются, если могут пролететь обратно пояс дождей. Они и солки являются главной опасностью для лонков. Шэл, как раз, была в дозоре, охраняя племя от этих пернатых гигантов, ну, и одновременно в охотничьей вылазке, когда она увидела эту птицу, летящую прямо на нее и держащую Хлюпа в лапе. Она видела, как молния ударила птице в хвост. Ей повезло, что птица летела низко, и Шэл метко запустила стрелу прямо ей под клюв – это единственное место, в которое можно поразить такого пернатого монстра из лука. Маленькая пушистая амазонка принесла показать прислоненный к дереву лук. Женька с немалым уважением взял оружие в руки. Судя по размеру, он бы посчитал, что лук в пору ему, если бы не видел перед собой его подлинную владелицу.
      – Как же ты с ним управляешься?! – воскликнул он удивленно, не подумав, что Шэл его не понимает. Но Лэя помогла ему с переводом, и малышка, горделиво усмехнувшись, взяла лук из рук Женьки и в мгновение ока всадила стрелу в дальнее дерево, да так, что кора вокруг стрелы разлетелась вдребезги. Женька, не веря глазам, подошел к стреле и попытался ее вытащить, что не удалось с первого раза, и только раскачав ее двумя руками, ему удалось это сделать.
      – Снимаю шляпу! – крикнул он уважительно, с опаской поглядывая от дерева на лесную фурию. Подойдя к Лэе, передавшей его слова довольной малышке, он добавил не для перевода. – А ведь ни за что не подумаешь, глядя на ее ласковые глазки!
      – Хорошо, что ты меня с этой стороны еще не узнал, а то сбежал бы раньше времени! – рассмеялась Лэя.
      – Что-то мне подсказывает, что скоро узнаю, – притворно траурным тоном предположил Женька и, вспомнив, спросил. – Кстати, что-то мы какие-то нелюбопытные. На сбитого воробышка посмотреть так и не сходим?