2_Лэя (Пирамиды астрала – 2)

"В общем, все то же правило рациональности. Бизнес он и на другом конце галактики бизнес!" – оценил ситуацию Женька. Они оставили скакунов в специальном загоне за небольшую плату, где им выдали по большому деревянному жетону. "Прямо частная платная парковка копытного транспорта!" – удивился Женька разумному подходу к организации средневекового городского движения.
      Дальше отвлекаться было нельзя – он ходил, как привязанный, за Илаиром и встревал во все его выяснения отношений с торговцами. Здесь было чему поучиться.
      Торговля дело тонкое, и заплатить сразу, без споров, требуемую цену было, все равно, что оскорбить продавца своим высокомерием. Примерный уровень цен тоже было полезно знать, чтобы потом, при случае, не оказаться белой вороной.
      Побродив пару часов с Илаиром по рынку, они поняли, что выполнили план закупок полностью, в том числе и тех, что отец Зара собирался вести в долину.
      Тогда уже Женька взял инициативу в свои руки и под мудрым руководством Илаира принялся выбирать подарки для Лэи. Ему очень приглянулась одна подвеска, мастерски выполненная то ли из серебра, то ли из платины с маленькими рубинами, и изображающая взлетающую птицу. С помощью Илаира они сторговали ее до приемлемого в Эриане уровня цены, и Женька радушно распрощавшись с "папочкой", отправился на постоялый двор к своей спящей красавице под оранной своего замаскированного лонка.
      Он так и въехал во двор, пребывая в мечтах, как будет вручать украшение своей принцессе, не заметив, стоящего и испуганно жмущегося в углу двора мальчишку, который встречал их в прошлый раз. Насторожился он только тогда, когда спешился и, найдя парня, подозвал того, чтобы отдать поводья коня. Мальчуган, вместо того чтобы делать свое дело, задал стрекача в конюшню. Непонимающе хмыкнув, Женька сам подвязал уздечку к коновязи у крыльца и, поднявшись, распахнул дверь трактира. Внутри было пусто. Только за стойкой, так же испуганно сжавшись, стоял половой, в котором было трудно признать прежнего ласкового прохиндея. Женькино сердце сжалось в предчувствии чего-то нехорошего. Не говоря ни слова, он взлетел на второй этаж и увидел дверь Лэиной комнаты распахнутой настежь. Ворвавшись в нее, он не нашел ничего, кроме смятой постели и разбросанных вещей…
 

***

 
      Лэя в точности выполнила свое обещание, улегшись отдыхать – благо это было не трудно. Тело, после нескольких дней походной жизни, соскучилось по простому домашнему уюту, и даже гостиничный эрзац, сейчас казался верхом возможного наслаждения. Только успев пристрожить Хлюпа, чтобы он не бегал по гостинице, пока не придет Женя, она сладко вытянулась на чистых простынях, и уже через мгновение ничего не видела и не слышала.
      Разбудил ее какой-то грохот. Еще ничего не поняв, она почувствовала, как ее схватили сильные и грубые руки, заломив ее запястья за спину. К ней подошел маленький сэйл с мелкими чертами лица скукоженными в высокомерно-презрительную физиономию, которая, наверно, показалась бы ей клоунской, если бы не столь удручающие обстоятельства, в которых она находилась. Мысли прояснились, и она четко почувствовала, что перед ней нюхач, которого она почувствовала в деревне.
      – Это она! – весь исходя на спесь, заявил коротышка, внимательно прислушавшись к своим ощущениям. – К столбу и сжечь!
      – Погоди, монах! – явно не очень уважительно рявкнул кто-то басом за ее левым ухом. Лэя обернулась – с другой стороны кровати стоял здоровенный сэйл, ростом с Женю-Зара, но еще шире в плечах. Такой большой, что казалось, в комнате не оставалось больше места. Сэйл спросил. – Что это у нее?
      Громила протянул руку к выбившемуся из разреза сорочки кулону. Сознание Лэи, вместо того, чтобы среагировать на то, что ее собираются сжечь, глупо-стыдливо заклинилось на одной мысли: "Слава богу, что поленилась сорочку скинуть! Не хватало еще голой перед этим сборищем мужиков оказаться!". Тем временем, вокруг происходил странный разговор.
      – Это же королевский герб! – уже осторожно возвращая на грудь Лэе кулон, нахмуренно сказал огромный сэйл. – А ну монах, говори все, что ты знаешь! Или я тебя самого на костер отправлю. Ты зачем за ней гонялся?
      Лэя злорадно заметила, что с монаха мигом слетела вся спесь, и он уже заискивающим голосом начал канючить:
      – Я сэйл маленький! Что мне святая инквизиция поручит, то я и делаю!
      – И что, сморчок монастырский, тебе поручили?
      – Мне поручили ждать возможного появления очень опасной ведьмы, и немедленно ее уничтожить! И для этого у меня есть все полномочия, о чем вы прекрасно знаете из бумаги, которую я вам показал.
      – А ты знал, что она из королевской семьи?
      – Не-ет! – уже совсем жалобно протянул монах.
      – Ясно! Засунь свои инквизиторские инструкции себе поглубже в задницу и моли бога, чтобы мы довезли тебя до Венлы целым, а не по частям! – видимо посчитав свою солдафонскую шутку очень смешной, он загоготал как сумасшедший. Потом нахмурился и обратился к Лэе. – Прошу простить за возможный ущерб, принесенный Вашей личности, но если вы незаконным образом носите королевский амулет, то это карается смертной казнью.
      Лэя подумав, решила не скрывать ее настоящего имени и призналась тихим голосом:
      – Я наследная кронпринцесса Эрианы Леолэя Алькалар.
      – Разрешите представиться, капитан королевской стражи Иерон Клах, патруль тракта Рестана, У Вас есть документы, подтверждающие вашу личность?
      – Нет, я путешествую по подложным документам на имя Лики Элерзан, – отвечала Лэя, пытаясь одновременно хоть что-то придумать, чтобы выбраться из этой ситуации.
      – Надеюсь, Вы понимаете, что в этих обстоятельствах, я вынужден подвергнуть Вас аресту и препроводить к императорскому двору, для выяснения Вашей личности. Я гарантирую Вам неприкосновенность до тех пор, пока Вас не доставят во дворец, однако, если Вы самозванка, я не завидую вашей участи. И, к сожалению, я вынужден ограничить свободу ваших передвижений.
      – В любом случае, ее ждет костер! – выкрикнул из угла, набравшись храбрости, плюгавый монашек.
      – Это уже не нашего ума дело! – рявкнул в ответ капитан.
      И тут Лэя сделала поступок, который значительно ухудшил ее положение. Она закрыла глаза и изо всех сил представила, что все не сомневаются, что она принцесса и должны с радостью отпустить ее. Лэя почувствовала, как руки, больно сжимавшие ее запястья разжались и, открыв глаза, она увидела, как солдаты вместе со своим капитаном, глупо улыбаясь, пытаются неуклюже, боком выйти из комнаты, бормоча какие-то извинения типа "просим прощения Ваше Высочество" или "приносим глубочайшие извинения". Она встала, торжествующе смотря на вышедших солдат, и второпях накинула верхнее платье, но, видимо, на мгновение потеряла концентрацию, потому что из угла донесся вопль монаха, разрушивший все ее чары:
      – Она заколдовала вас! Разве вы не видите, она ведьма! Она сожгла живым монаха! – хоть монах и был на порядок слабее Лэи, но разрушать – не строить, и ему удалось отрезвить головы солдат.
      Те с ревом ворвались обратно в комнату, и Лэю спасла только неожиданность. Хлюп, наконец, сообразив, что из комнаты хозяйки доносятся непонятные звуки, ворвался следом за солдатами и, размахивая своим кинжалом, набросился на солдат, крича:
      – Лэя держись, я не дам тебя в обиду, однако!
      Первый же солдат перехватил руку Хлюпа и недоуменно уставился на того. Хлюп, сам того не ожидая, спас принцессу своим появлением.
      – Лонк?! – обалдело, хрюкнул капитан. Все застыли в гротескных позах, не зная, то ли растерзать ведьму, то ли преклонить колени перед принцессой. Наконец военные мозги капитана со скрипом провернулись, и он уставился на монаха. – Ты, ищейка монастырская, говори, кто она?! Ведьма или принцесса?! И этот лонк настоящий?!
      Если бы монах соврал, сказав, что лонка тоже выдумала Лэя, то ей, скорее всего, было бы не жить, но, слава богу, у того тоже заклинили мозги, и он честно ответил:
      – Нет, она больше не колдует! – чем, против воли, спас ей жизнь.
      – Если лонк ее, значит она и вправду принцесса, – по уныло-озадаченному лицу капитана было легко прочитать, что он попал в немалый просак. Не оказать положенные почести принцессе, вне зависимости от обстоятельств, было равносильно подписать себе отставку, если не тюремное заключение, а, скорее всего, стоявшая перед ним молодая, ослепительно красивая женщина была принцессой. Честно признаваясь себе, он понимал, что даже по ее внешнему виду и манере вести себя было видно, что она королевских кровей. Да и лонки не умеют врать, и если этот плюшевый коротышка бросился ее выручать и назвал Лэя, то все было ясно. Но как ее было доставить во дворец, если она в любой момент могла просто встать и уйти, внушив им, все что угодно, вплоть до желания покончить жизнь самоубийством?
      Напряженную обстановку разрешил голос монаха.
      – Я не дам ей колдовать! Пусть она и сильней, но чем ближе к Венле, тем мне легче будет ей сопротивляться! Только свяжите ей, на всякий случай, руки и ноги, чтобы она не могла напасть на меня!
      – Хорошо! Но ответственность за пленение королевской особы ложиться на тебя, монах! – капитан, кажется, нашел для себя лазейку и уже уверенным тоном скомандовал Лэе. – Ввиду осложнившейся обстановки я, по указанию монаха инквизиции, вынужден связать Вам руки и ноги, Ваше Высочество. Про…
      Договорить он не успел. Лэя превратилась в молнию, нанеся стремительный удар по гортани капитану. Не останавливаясь, за доли секунды, она послала еще одного солдата в состояние полного выпадения из реальности, но вдруг встала, как вкопанная. Ее остановил крик солдата стоящего у двери:
      – Стой! – она увидела нож Хлюпа, приставленный к его же горлу. По испуганным глазам солдата было видно, что он не шутил. – Еще движение, и я режу!
      Лея сникла, понимая, что не успеет ничего сделать. Она стояла, опустив голову и потирая отбитые руки. Неизвестно еще сломала бы она гортань капитану или себе руки – ей еще не хватало подготовки и тем более холодной жестокости, чтобы, к примеру, вырвать у живого сэйла трахею. Но, кажется, даже этих неуклюжих упражнений было достаточно, чтобы повергнуть солдат прямо-таки в мистический ужас. Было видно, что они не могли понять, кто она: принцесса, ведьма или убийца, способный в секунды разделаться с целым патрулем голыми руками. Капитан, похрипев и поглотав ртом воздух, наконец, встал, держась за горло, и хриплым голосом скомандовал:
      – Связать!
      Через некоторое время Лэя, связанная одной веревкой с Хлюпом, ехала в закрытой повозке под присмотром противного монаха. Эскорт торопился в Венлу, чтобы уйти подальше от страны ведьм. Но они не знали подлинной опасности, уже выходящей на их след…
 

***

 
      Женька сорвался вниз, чуть не выломав по пути перила. Разум затмила ярость пополам с отчаянием. Он готов был убить себя за халатность: "Как он мог подумать, что враги принцессы – растяпы и тугодумы. Недооценка врага – первый шаг к поражению! Что же сейчас с моей маленькой принцессой?! Кто мог ее схватить?! Они же могут над ней надругаться, растоптать ее нежную душу! Пусть только попробуют, он сам растопчет их, сделает из них кашу и съест на завтрак!" – сознание плыло в красном мареве гормонов, ударивших, словно молот, в его глупую голову и топя его мысли в море безысходности, ненависти и любви.
      Он очнулся, держа в руках полузадушенного полового, от дружного вопля всех его маленьких и не маленьких насекомых в его бестолковой башке: "Так ничего не добьешься! Тебе надо спасать принцессу, а не строить из себя безмозглого и рассвирепевшего неандертальца!" Он посадил почти бесчувственное тело официанта на стул и уселся напротив, пытаясь привести мозги в порядок: "Так, в таких местах разведчики и спасатели мира обычно считают до… до скольки же они считают? Ладно, попробую: раз, два, три. Все ясно! Чем глупее – тем дольше!" – и с мрачным удовлетворением Женька заметил, что ему хватило трех раз. "Все: я смеюсь, я зол, я спокоен, как сто китайцев! Кто бы вы не были, ваша смерть пришла!" – импровизированная психотерапия подействовала. Женька нарочно стал делать все медленно, продумывая каждую деталь. Правда, его собеседнику от этого, кажется, стало еще хуже: тот стал уже что-то соображать, и это соображение быстро дало ему понять, что он сейчас, как заяц перед волком – стоит дернуться и ты не сытный, но вполне желанный завтрак, ну, или ужин – в зависимости от времени суток.
      – Успокойся и расскажи мне, шаг за шагом, что здесь произошло, – медленно выговаривая, цедил из себя слова Женька. Запугивать собеседника не было никакой нужды, скорее наоборот, Женька никак не мог его вывести из паралича, вызванного страхом. Наконец, официантик смог заговорить:
      – Я-я… оннии…
      – Ты уж будь добр, попонятнее что-нибудь скажи? – попросил, хищно оскалив Заровы клыки, Женька.
      Из путанной и сбивчивой речи своего собеседника он все-таки уяснил, что королевский патруль ворвался в трактир, и маленький монах спросил о ведьме – девушке, остановившейся только что в этом постоялом дворе. Что случилось наверху, он не знал, но шуму было много. Потом девушку и лонка вывели связанными, конфисковали именем короля какую-то убогую карету, сгрузили туда пленников и поспешно отбыли в сторону Венлы.
      – Они… то ли боялись, то ли уважали пленницу. Почти ее не касались и говорили вежливо. А капитан все время за горло держался, и у одного солдата глаз почти заплыл синяком! А откуда лонк-то взялся?! – спросил совсем осмелевший половой, приняв ухмылку Женьки за одобрение своих слов.
      – Ты, если жить хочешь, поменьше спрашивай! – поостудил его любопытство Женька.
      – Лучше скажи-ка, когда они уехали?
      – Так уже, наверно, два, если не три часа будет!
      Женька только досадливо крякнул, но взял себя в руки и чуть не насильно усадил себя назад на стул. "Стоп! Все чувства засунь себе… Так, я снова спокоен. Что мне известно? Почти все! Монах – значит, инквизиция. Королевский патруль – значит, к счастью у монаха не было своих боевых братьев, иначе, горела бы сейчас моя принцесса!" – сердце опять стало затоплять бешенство. "Стоп! Я спокоен…
      Они ее уважали, и Хлюп был в своем естественном виде – значит, они знали, что она принцесса и, естественно, патруль повез ее для разбирательства к ее "радушному" коронованному дядюшке. У воинов были травмы – молодец принцесса! Знай наших!" Раз выехали ближе к вечеру, значит спешили. Почему? – непонятно. В любом случае самым быстрым темпом до столицы четыре дня перехода – три ночи. Этой ночью я не успею, но и страдать я Лэе напрасно не дам. Как быстрее ехать? У меня три лошади.
      А три ли?" – Женька повернулся к все так же еле живому от страха сэйлу:
      – Лошади целы?
      – Целы! Все цело! Они только девушку и лонка забрали, обрадовано закивал половой.
      – Хорошо, вели седлать коней, и я подарю тебе… жизнь! – в страшном оскале опять обнажил свои клыки Женька.
      – Все будет в лучшем виде! – радостно засуетился сэйл, понимая, что опасный гость отбывает восвояси.
      Входная дверь хлопнула, впуская новых посетителей. Женька понял, что больше ничего здесь не узнает, и отправился наверх упаковывать вещи. Действительно, все было на месте, даже его заплечный меч был там же, где его оставил Женька – под кроватью. Не спеша и тщательно запаковав все в седельные сумки, он спустил их вниз, и навьючил на свою и Хлюпову лошадь, как самых слабых на данный момент, а сам вскочил в седло Лэиной кобылы. Выехав за ворота, Женька посмотрел на запад – солнце уже клонилось к закату. "Ничего, пару часов до полной темноты я проскакать успею!" – и уверенно повернул на восток. "Потерпи немножко, моя принцесса! Мой приход неотвратим, как смерть – смерть любому, кто с неуважением к тебе отнесется!" – сомневающиеся длинноусые в Женькиной голове только удивлялись, куда подевалось его цивилизованное сюсюканье?!..
 

***

 
      Прошли почти сутки, как Женька выехал в погоню за патрулем, конвоировавшим принцессу. Когда впереди заклубилась, Женька чуть притормозил бег коней в связке и стал внимательно всматриваться. Да, впереди скакали два всадника, а перед ними ехала не то кибитка, не то ящик на телеге. "И это называют здесь каретой?" – возник в голове глупый вопрос и поспешил тут же ее покинуть. Вместо этого, все в той же голове, кто-то жестокий и холодный стал рассчитывать возможный план нападения. "Мечом порубить двух сзади: две-три секунды. Если закричат, передний повернет и нападет. А который на козлах? И еще монах в коробке. Лэя связана. У монаха прямое поручение от инквизиции – убить ведьму. И убьет!" – По расчетам, Женька не успевал. Холодная ярость плескалась в такт поступи коней, но все те же Женькины тараканы, как заправские повара, не давали ей закипеть и захлестнуть сознание, все время нашептывая: "Только холодный расчет позволит тебе выручить принцессу!" Просчитав невозможность нападения на дороге, жестокий убийца в голове Женьки стал просчитывать другие варианты: "До заката два часа. Как минимум за час до захода солнца они начнут искать ночлег. Значит, нужно их обогнать, прогнать минут сорок на всей скорости и остановиться в первом же большом постоялом дворе" – что он и проделал, неспешно обогнав конвой и деловито кивнув капитану. Карета, запряженная двумя лошадьми, не могла соперничать в скорости Женькиным скакунам.
      Он успел не только разместиться большом постоялом дворе, но и, покривлявшись, осмотреть несколько комнат. Так что к приезду конвоя, он знал расположение всех закоулков в доме. Женька выбрал себе номер на втором этаже, сославшись на шум трактира. Хотя настоящей причиной было то, что конвой, скорее всего, разместится тоже на втором этаже, освободив для себя и пленницы один из тупиков коридора. Он стал уже немного нервничать, что ошибся в расчетах, когда все-таки заслышал на дворе стук копыт сразу нескольких въезжающих лошадей.
      Расчет оказался точным. Женька злорадно это понял, когда увидел в дверях своей комнаты виноватую физиономию полового, просящего его перейти в другое помещение.
      Постоялец скорчил недовольную рожу и услышал произнесенное со страхом магическое слово: "Королевский патруль". Не меняя недовольного выражения, он все же встал и, собрав манатки, вышел в коридор. Навстречу ему по шел, грозно тараща глаза, встреченный давеча военный. Женька узнавающе ему кивнул и вдруг, чуть не совершил оплошность, которая едва не стоила всем им жизни.
      По лестнице поднялся солдат, а за ним поднималась со связанными руками Лэя.
      Женька задержал дыхание и с каменным лицом стал проходить мимо, как Лэя вдруг резко обернулась и крикнула, заслоняя кого-то на лестнице:
      – Хлюп, помоги – шнурок развязался!
      Женькино сердце сжал холодный страх. Он, как мышь, прошмыгнул дальше по коридору за половым и почти влетел в предназначенную ему комнату. "Какой же он осел! У него же были сутки на обдумывание! Если бы не Лэя!.." – сердце бешено колотилось.
      Слава богу, половой тут же выскочил – ему явно было не до странностей гостя. От полного провала их отделяли доли секунды, которых Лэе хватило, чтобы сообразить и заслонить идущего позади лонка, и тут же придумать, как того отвлечь! Женька, судорожно сжимая зубы, представлял, как Хлюп радостно или ворчливо или, как угодно, кричит: "Женя!". Какую свалку пришлось бы устраивать на лестнице, сколько крови бы пролилось?! И самое страшное – смерть Лэи от любой шальной острой железяки! Ему, наверно, понадобилось полчаса, чтобы успокоить расшалившиеся нервы. Затем опять пришел страх: "А если Хлюп шастает по гостинице?", но все-таки трезвый расчет победил: "Лэя просто не даст сегодня ему этого делать!" Пора было начинать разыгрывать спектакль. И все тот же циничный и расчетливый убийца подсказывал ему, что спектакль должен быть построен на поносе, то есть на несварении желудка. Это удивительное состояние организма позволяло объяснить почти все самые странные и внезапные его перемещения по постоялому двору.
      Главное, нужно было иногда поубедительнее держаться руками за живот. Но вместо того, чтобы решительно выступить на поле боя, Женька опять хладнокровно уселся и стал готовить лапшу, которую он собирался вешать патрулю на их лохматые уши.
      Сначала надо было разработать легенду, кто он, а так же куда и зачем путешествует…
      Через полчаса, капитан с парой солдат, чревоугодничающие внизу, увидели спускающегося по лестнице Женьку, который уже отметил про себя, что другая пара солдат расположилась сидеть в карауле поперек противоположного крыла коридора на втором этаже. "Они заняли все крыло для себя. Тем спокойнее будет действовать!" Кабак был довольно полон – почти все постояльцы были внизу. Да еще пришлых пара-тройка затесалась. Короче, гостиничный бизнес в Эриане процветал. Женька, строя из себя простоватого, немного важничающего, немного ущербного деревенского барчука, неспешно спускался с лестницы и думал, как бы естественней подсесть к солдатам.
      Их стол был наполовину пуст. Все остальные посетители предпочитали держаться на уважительном расстоянии от представителей власти.
      "А, была-небыла!" – Женька с глупой улыбкой подвалил к военным и спросил:
      – Вы не позволите с краешку присесть? Здесь, кажется, свободно?
      – Место не куплено. Садись, – небрежно бросил, не глядя на него, капитан.
      Женька тихонько посидел, дождавшись, когда к нему подлетел запыхавшийся половой.
      Он заказал еды и добавил:
      – Принеси немного винца, какое получше – для пробы. Если хорошее будет, я и еще закажу.
      Скоро перед ним стоял стакан с вином. Оконные стекла и стаканы в Эриане научились делать неплохо. Пока он пробовал вино, перед ним появилась тарелка с вкусно пахнущим пловом или мясной запеканкой – смотря как назвать. Качество выпивки ему показалось не очень, но, искоса глядя на своих потенциальных врагов, он заметил, что они поглощают вино с удовольствием, а значит, по местным меркам, оно было вполне сносным. Главной его задачей сейчас было добыть, как можно больше информации, а пьяная беседа была для этого наиболее подходящим способом.
      Поэтому, выждав для приличия небольшую паузу, и заодно, немного подслушав беседу солдат, он решился на действия, правда, пока что только языком:
      – Прошу простить за беспокойство, капитан, – Женька успел подслушать обращение к тому солдата. – Не позволите ли угостить вас вином?
      – С чего это?! – усмехнулся громила.
      – Да вот, имею большое уважение к военным. У меня дядя служит на королевской службе. Я и сам мечтал – немного мечом махал в деревне да, спасибо батюшке – так и остался в его деле компаньоном. Вот туды-сюды лошадей с барахлом и гоняю – тоска, а дело не бросишь! Дома сестры-братья младшие. Ну так как, можно угостить-то?! – уже не так подобострастно, а немного с хитрецой, как бы на равных, предложил Женька. Видимо, он правильно выбрал тон разговора, или сказка оказалась удачной, так как капитан уже почти по-дружески ухмыльнулся и сказал:
      – А чего задарма не выпить? Угощай, коли денег не жалко! – и отвернулся к своим сотрудникам по оружию.
      Женька не нажимал. Отдал распоряжение половому, принести кувшин вина воинам и еще стакан себе. Перед ним стояла задача, остаться трезвым, напоив, по возможности, солдат, а с молодым и неопытным в питие телом Зара это было весьма проблематично. После того, как солдатня приступила к опорожнению заказанного им кувшина, Женька решил, что пора и поговорить:
      – Извините, капитан, за любопытство, но ведь это с вами я сегодня встретился на дороге? – начал с ничего не значащего вопроса Женька.
      – Может быть, – индифферентно ответил служака. Нужно было потихоньку его расшевеливать, и Женька занялся этим долгим и нудным занятием:
      – А тяжелая у вас служба, смотрю! Эко ж вы мотаетесь по всей стране! И потом, наверно, разбойники всякие! – кажется, ему удалось зацепить капитана, так как тот уже эмоциональнее ответил:
      – Если бы только разбойники! – и, крякнув, осушил залпом стакан, оставшись сидеть с кислой миной на своем грубом лице.
      Что-то его явно расстраивало в их нынешней подконвойной. Женька потихоньку стал отводить разговор от опасной темы и нести всякую лабуду о том, как он мечтал пойти в военные, но ничего не вышло. Капитан, вспомнив о своих обязанностях, распорядился отнести наверх еду на троих. Женька почти одновременно схватился за живот и стал разыгрывать острый приступ диареи. Потом пожаловался на якобы съеденную днем какую-то тухлятину, подсунутую ему по дороге подлыми селянами, и, извинившись, припустил наверх за лекарством, которое якобы было у него с собой.
      Сам же, рассчитал время своего старта сразу после полового, поднимавшегося с подносом наверх.
      Проходя к себе в комнату, он с удовлетворением заметил, куда слуга внес поднос.
      Его же ждала процедура, которая была ненамного приятнее сидения на горшке.
      Вытащив из-под кровати ночную вазу – классический атрибут средневековых гостиниц, как земных, так и сэйларских, он с жестоким остервенением стал потрошить Заров и, по-совместительству, свой желудок, нещадно засовывая руку в рот. К счастью, рвотный рефлекс – он и на Сэйларе рвотный, так что, скоро из него шла только желчь. Удовлетворившись содеянным, Женька, срочно закрыл крышкой горшок и схватил кувшин с водой, сделав несколько больших глотков. Большая часть потребленного алкоголя была в горшке – что и требовалось доказать. К тому же, он не сомневался в зеленоватости своего вида после проделанной физиопроцедуры, что только добавляло естественности в его роль несчастного путника, пораженного недугом в живот и, как следствие, пониже спины. В общем, он был готов плести свои сети дальше.
      Весь вечер так и прошел в беседах с нечаянными друзьями-врагами и беганьями, по гальюнам, расположенным в разных углах двора, с несколько извращенной целью опустошения желудка от излишков алкоголя. Зато, когда вторая смена солдат, уже пьяная и сытая, сидела за столами, он точно знал комнаты, где располагались капитан, и солдаты. А самое главное, он понял, где находилась Лэя! Стоя в полнейшей темноте двора, он наблюдал за мерцающим светом в трех окнах на втором этаже. Вдруг свет в одной из комнат периодически стал становиться слабее и ярче.
      Это не могло быть ничем иным, как сигналом ему. Его умница (как бы Лэя не сердилась на это прозвище, она, все равно, его умница!), видимо затеяла какую-нибудь игру с Хлюпом и свечкой, в надежде помочь Жене определить их месторасположение.
      В конце концов, Женька тихо сидел в своей комнате и вслушивался в звуки, доносящиеся из коридора. Солдаты просто не могли долго гудеть внизу, так как назавтра их ждал очередной, сумасшедший по своим темпам, перегон. Для начала операции Женька выбрал время перед самым звездным рассветом, надеясь, что в этот момент его оппоненты по военным искусствам будут в самых сильных объятиях Морфея, ну или другого божества, ответственного за сон в округе Сэйлара. Он перебирал возможные приемы устранения соперников и остановился на ударе в сонную артерию.
      Он прощупал пульс у себя на шее – вроде бы кровеносный сосуд был на месте и у сэйлов. Удар лучше было бы наносить не в полную силу – убивать без причины простых служак ему не улыбалось. Он походил по комнате, отрабатывая удар и несколько других подстраховывающих приемов. Главным его оружием была молниеносность и тишина.
      Женька еще пару раз выходил в коридор, жалуясь стоявшим, вернее сидевшим на посту солдатам, на несуществующие проблемы с животом. К моменту икс, выйдя тихонько из комнаты, он с удовлетворением отметил, что в здании воцарилась тишина, нарушаемая только пьяным храпом, доносившимся из-за некоторых дверей.
      Дойдя до лестницы, он обрадовался еще больше – один из постовых спал, притулившись в дальнем конце коридора. Подойдя к единственному, оставшемуся на посту сэйлу, Женька расслышал заливистое тарахтение сразу в несколько дырок, доносившееся из капитанской и солдатских комнат. Постовой понимающе ухмыльнулся и тихо спросил:
      – Что опять погнало?
      – Опять! – расстроено шепнул Женька, подойдя к постовому и, через мгновенье, прислонил уснувшее тело к стенке. Второй служака, так и не успев проснуться, перешел на более глубокий уровень сна. "Господи, хвала всем ангелам, а в особенности, Булю! Что бы я делал без этой китайской убийственной школы?" – Женька методично претворял свой план далее в жизнь, подняв с пола ночник и войдя к капитану. Под его рукой храп поочередно прерывался во всех комнатах – Женька только надеялся, что это не навсегда. Наконец, тылы были зачищены. Оставалась одна дверь. Самая опасная. Если монах не спит, то связанная Лэя находиться под серьезной угрозой.
      Собравшись в комок, Женька пулей влетел в комнату – на подоконнике стоял ночник, под ногами оказалась подстилка со спящим Хлюпом, справа была кровать, на которой лежала Лэя. "Где монах?!" промелькнула, как молния, мысль. Лэя опять спасла положение, крикнув ему только одно слово: "Сзади!" Одновременно, по ее взгляду, он понял, что ему в спину уже наносится удар и, слава китайским технологиям, он, на пределе восприятия, чисто рефлекторно, провел, пусть и несколько неуклюже, но даже слишком удачно, кульбит, одновременно начав падать и разворачиваться с заносом ноги на уровень головы предполагаемого соперника. В результате нож только разрезал ему рубаху, а вот его нога, слегка подправленная им на излете, со всего маху ударила монаху куда-то под челюсть. Удар был настолько страшен, что не спящие участники представления услышали только треск ломаемых костей и глухой стук тела влипающего в косяк двери. Туловище монаха, как тряпичная кукла сползло на пол, и его голова неестественно завалилась назад.
      – Ты ему шею сломал! – испуганно шепнула Лэя, медленно осознавая, что второй раз в жизни является причиной смерти, происходящей прямо у нее на глазах.
      – Да, – подтвердил Женька и, тупо глядя на скукожившееся мертвое тело, сделал быстрое медицинское заключение. – Повреждения, явно не совместимые с жизнью! – За дурацко-бодренькой шуткой он старался спрятать страх перед содеянным. Но не остывающая ярость не давала осознать весь ужас совершенного поступка. Поэтому он хладнокровно схватил нож, валявшийся на полу, и стал осторожно разрезать путы на руках и ногах тихо плачущей Лэи. Разрезав веревки на руках, он яростно, словно оправдываясь, воскликнул: