Оклеветанная Русь - История Руси

Н. А. Казакова заметила по этому поводу: "Очевидно, Вассиан убедился в том, что церковники не расстанутся добровольно со своими землями и... взгляды Вассиана приобрели законченный и радикальный характер"15, т. е., в отличие от преподобного Нила Сорского (но якобы "развивая" его заветы), он выдвинул требование ("веление") насильственного отъятия земель у Церкви. Однако для преподобного Нила Сорского добровольный отказ Церкви от владения селами являл собой выражение высокого духовного совершенствования церковных людей; о насильственном же отъятии сел он и не помышлял, ибо никакого совершенствования при этом и не могло произойти скорее, или даже наверняка, наоборот...
      И тем не менее преподаватель истории религии в Московской духовной академии в 1993 году без каких-либо оговорок "констатирует": "...заволжский старец Вассиан (в миру - князь Василий Патрикеев), ближайший ученик преподобного Нила Сорского..."16. Руководствуясь этим заведомо несостоятельным представлением, те или иные действия и слова Вассиана совершенно неправомерно приписывают преподобному Нилу; тезис же о "противоборстве" Нила с преподобным Иосифом, в сущности, целиком и полностью исходит из поступков и высказываний князя-инока, или, точнее, князя-старца.
      Князь Василий Патрикеев в обличье "старца Вассиана" явно сумел надолго завоевать себе положение первого (или, по крайней мере, одного из самых первых) лица в государстве. Василий III, называвший своего любимца "старец Васьян княж Иванов" (то есть объединяя два "достоинства"), говорил о нем,ни много ни мало! - что он "подпор державе моей... и наставник ми"17.
      Власть "старца" в 1510-1520-х годах была поистине безграничной. Знаменитый придворный книгописец Михаил Медоварцев рассказывал позднее: "...блюлся есми... преслушати князя Васьяна старца, занеже был великой и временной человек у государя великого князя, и так и государя великого князя не блюлся, как его блюлся и слушал"18.
      Еще бы не блюсти! Это ведь только в XIX веке был сконструирован образ Вассиана - "либерала" и "гуманиста". Когда из Заволжья до Василия III дошла "грамота", в которой сообщалось, что среди тамошних церковных людей сторонников Вассиана - завелась ересь, князь-старец настоял на допросе доставившего грамоту священника Серапиона: "И поп сказал так, как в грамоте писано. И старец Васьян князь попа просил на пытку, и попа пытали, и ногу изломали, и поп и умер, а не заговорил..."19.
      Апологеты князя-старца стараются умалчивать о подобных его поступках; так, об этом предании священника жестоким мукам, окончившимся смертью,причем молчание на пытке явно свидетельствовало, что священник говорил правду,- Н. А. Казакова в своей весьма подробной биографии Вассиана даже и не упоминает...
      Нельзя не сказать и о том, что "либерал" Вассиан, прежде чем он начал распространять свои яростные сочинения против преподобного Иосифа, добился от Василия III запрещения преподобному отвечать письменно и даже устно на все хулы и обвинения князя-старца! И преподобный Иосиф тщетно просил близкого ему царедворца В. И. Челяднина "печаловаться" Василию III, дабы "ослобонить противу его (Вассиана.- В. К.) речей говорити и писати"20. Впрочем, и многие позднейшие "либералы" - вплоть до наших дней - принимали свободу (liberte) как только исключительно свободу для самих себя и с этой точки зрения нередко превосходили самых нетерпимых деспотов...
      Все это ясно показывает, что Вассиана недопустимо считать действительным учеником и последователем Нила Сорского, и тем более недопустимо судить о святом старце на основе поступков, стремлений и высказываний Вассиана,- в частности, приписывать преподобному Нилу ту борьбу с преподобным Иосифом, которую на самом деле развязал и вел Вассиан.
      * * *
      В связи с вышеизложенным целесообразно обратиться к той трактовке событий, которая представлена в ряде работ Я. С. Лурье. В отличие от преобладающего большинства историков, он отдает все свои симпатии тогдашним еретикам - "жидовствующим" (прежде всего посольскому дьяку Ф. В. Курицыну), рассматривая их в качестве выразителей "светлого ренессансного начала", противостоявших "мрачному" русскому средневековью. О ереси и борьбе с ней у нас еще будет идти речь; сейчас же затронем только вопрос об отношении преподобного Нила Сорского к еретикам.
      Одним из первых Я. С. Лурье с полной убедительностью показал, что это отношение, по существу, ничем не отличалось от отношения к еретикам Иосифа Волоцкого. В новейшей своей книге (посвященной, в основном, еретику Ф. В. Курицыну, который высоко превозносится) Я. С. Лурье, исходя из действительных фактов, пишет, что "Нил Сорский еще в Кирилловом монастыре (т. е. до создания своего скита.- В. К.) выступал против "растленных разумом" вольнодумцев и чтения "небожественных писаний", и что очень широко распространенное мнение об его "терпимости" к еретикам - выражение созданной историками (и, в наибольшей мере, публицистами) XIX века "своеобразной легенды, чрезвычайно стойкой, но совершенно ни на чем не основанной... не известно ни одного случая, когда бы Нил выступал против наказания еретиков"21.
      Кто-либо может предположить, что эти высказывания Я. С. Лурье обусловлены стремлением, так сказать, "дискредитировать" с либеральной точки зрения не только Иосифа Волоцкого, но и Нила Сорского.
      Однако и современный исследователь совершенно иного направления, Г. М. Прохоров, подводя в написанной им "энциклопедической" статье итоги своего многолетнего - одновременно и подлинно глубокого, и предельно тщательного изучения наследия преподобного Нила Сорского, перечислил целый ряд неоспоримых доказательств "положительного отношения Нила Сорского к литературной борьбе Иосифа Волоцкого с еретиками"22. Необходимо, правда, учитывать, что многозначительное выделение Г. М. Прохоровым слова "литературной" едва ли уместно: ведь, если исходить из всех известных нам фактов, и Иосиф Волоцкий вел именно и только литературную борьбу с еретиками: никаким иным "оружием", кроме письменного и устного слова, он не пользовался. Это совершенно ясно, в частности, из подробнейшего исследования деятельности преподобного Иосифа в объемистой книге Я. С. Лурье23, который - что в данном случае весьма важно - относится к преподобному с очевидным и даже крайним недоброжелательством, но все же в основном следует реальным фактам.
      Вместе с тем нельзя не сказать, что в последней книге Я. С. Лурье, где доказывается единство преподобных Иосифа Волоцкого и Нила Сорского с точки зрения отношения к ереси, намечена, с другой стороны, определенная "перекличка" в этом плане между еретиком Федором Курицыным (кумиром Я. С. Лурье) и князем-старцем Вассианом.
      Я. С. Лурье утверждает, что Вассиан-де категорически выступал против казней еретиков и что, по мнению князя-старца, "даже нераскаявшихся еретиков не надо казнить". При этом-де "смелый и красноречивый человек, Вассиан высказывал свои мысли великому князю прямо и открыто... позволил себе оспаривать важнейшие приказы государя (арест неугодных людей в нарушение данной клятвы, насильственное пострижение в монахини надоевшей супруги)"24. Так же "смело", мол, высказывался Вассиан и против казней еретиков.
      Приходится сказать, что суждение Я. С. Лурье о протестах Вассиана против клятвопреступного ареста в 1523 году новгород-северского князя Василия Шемячича (которому Василий III перед этим дал скрепленную своей подписью охранную грамоту) и против заточения в 1525 году первой жены Василия III в монастырь прямо-таки изумляет. Ведь Н. А. Казакова еще в 1960 году с полной убедительностью показала, что этих протестов не было25 (хотя, вполне вероятно, Вассиан - как и почти все деятели Церкви, в том числе и иосифляне,- был недоволен или даже возмущен указанными поступками Василия III). Не исключено, впрочем, что к 1988 году Я. С. Лурье просто забыл об исследовании Н. А. Казаковой и повторил давние легенды апологетов Вассиана.
      Но в самое последнее время - уже после выхода цитированной книги Я. С. Лурье - молодой исследователь Ю. В. Анхимюк неоспоримо показал, что и представление о Вассиане как принципиальном противнике казней еретиков не соответствует действительности.
      Верно, что в ранних сочинениях, написанных Вассианом или хотя бы при его деятельном участии,- "Ответе кирилловских старцев" и "Слове ответном" казни еретиков осуждаются. Однако в написанных несколько позже "Слове о еретиках" и "Прении с Иосифом" Вассиан не только недвусмысленно выступает за казни еретиков, но даже дает им солидное обоснование, ссылаясь на исторические примеры - казни еретиков христианскими, главным образом, византийскими императорами. И наиболее выразителен тот факт, что Вассиан явно взял эти самые примеры из сочинений преподобного Иосифа Волоцкого! Ю. В. Анхимюк сопоставляет Вассианово "Слово о еретиках" и созданное ранее 13-е Слово из "Просветителя" Иосифа Волоцкого и фиксирует прямые текстуальные совпадения!
      "Итак,- не без огорчения резюмирует настроенный высоко ценить князя-старца Ю. В. Анхимюк,- если в отношении к проблеме монастырского землевладения Вассиан проделал путь от сравнительно ортодоксальных взглядов его учителя Нила Сорского (выше говорилось о том, что на деле "взгляды" преподобного Нила и Вассиана на проблему землевладения были несовместимыми.- В. К.) ко все более радикальной программе, то его позиция в вопросе о наказаниях еретиков менялась в обратном направлении: от неприятия казней любого еретика или согрешающего к признанию их допустимости"26. Впрочем, слово "допустимость" явно неточно: Вассиан ведь недвусмысленно говорил в своем позднем сочинении о еретиках: "казнити царем и князем их подобает"27 - то есть следует (а не "допустимо").
      Ю. В. Анхимюк поясняет здесь же, что Вассиан шел к "сближению с позицией иосифлян. Нужно было и оправдать вел. кн. Василия III, в свое время казнившего еретиков". И Вассиан сделал "уступки (скорее всего, вынужденные)... иосифлянской верхушке Московской митрополии"28.
      Таким образом, Вассиан, как оказывается, не считался с иосифлянами в вопросах монастырского землевладения, идя "ко все более радикальной программе", но "сближался" с ними в вопросе о казни еретиков,- хотя, между прочим, никакой острой борьбы с еретиками тогда, уже после кончины преподобного Иосифа, и не было!
      Как же это понять? Ответ может быть только один: "позиции" Вассиана диктовались прежде всего стремлением угодить Василию III. В последние годы жизни преподобного Иосифа Волоцкого Василий III, как явствует из целого ряда бесспорных фактов, относился к нему враждебно или хотя бы с резким недовольством,- достаточно вспомнить о запрещении полемизировать с Вассианом! Поэтому великий князь не возражал, когда Вассиан обвинил преподобного в нетерпимости по отношению к еретикам. Но это обвинение нужно было и Вассиану, и Василию III именно и только как способ дискредитации Иосифа Волоцкого в глазах всегда склонных к всепрощению русских людей; после же кончины преподобного Василий III не желал осуждения казни еретиков, распоряжение о которой он сам и отдал. И Вассиан стал теперь писать, что царям и князьям "подобает" казнить еретиков...
      Словом, Вассиан (пока Василий III против этого не возражал) использовал тему казней исключительно в качестве оружия борьбы с преподобным Иосифом. Я. С. Лурье убедительно сформулировал (хотя он в целом весьма сочувственно воспринимает Вассиана): "Опытный политик и талантливый полемист, "старец Вассиан" видел в споре о наказаниях еретиков прежде всего прекрасное средство для уязвления своих противников - иосифлян... Полемика против иосифлян была для Вассиана чисто тактическим приемом"29. (Вернее, впрочем, было бы сказать, не "против иосифлян", а против самого преподобного Иосифа прежде всего и преимущественно.)
      Все это приводит к естественному выводу: Вассиан был, выражаясь современным языком, беспринципным идеологом и деятелем. Целый ряд разнообразных фактов убеждает, что этот приговор не является напраслиной. Так, непримиримо воюя с преподобным Иосифом, Вассиан в течение долгого времени вполне мирно уживался с заведомым иосифлянином митрополитом (с 1522 года) Даниилом,- уживался, очевидно, именно потому, что тот являлся митрополитом, и с ним было опасно ссориться, а также и потому, что и сам Даниил (в отличие от преподобного Иосифа) не столь уж настаивал на "принципах". До нас дошел текст Василия III (1523 года): "А коли есми сию запись писал, и тогда был у отца нашего Даниила, митрополита всея Руси, у сей записи старец Васьян, княж Иванов"30. В продолжение почти десятилетия Вассиан без каких-либо заметных стычек, в сущности, делил с Даниилом высшую (после, конечно, великого князя) власть.
      Когда, например, в 1526 году архиепископ Ростовский Кирилл, занимавший третью ступень в официальной церковной иерархии (вслед за митрополитом и архиепископом Новгородским) осмелился в чем-то притеснить тех заволжских иноков, которые были сторонниками Вассиана, последний добился от Василия III специальной грамоты о неподсудности этих иноков архиепископу!31
      Можно бы привести и другие подобные факты. Вместе с тем, Даниила, конечно же, раздражало наличие рядом с ним своего рода второго митрополита, и в конце концов он сумел - в 1531 году - устроить суд над Вассианом, по приговору которого тот был сослан в Иосифов Волоколамский монастырь. Но это явно был исход борьбы за власть, за влияние на великого князя, а не столкновения принципиально различных убеждений.
      Кстати сказать, один из типичных способов "очернения" преподобного Иосифа Волоцкого - возложение на него ответственности за неблаговидные поступки Даниила (совершенные уже после кончины преподобного), которого объявляют его главным и верным последователем. Так, в упомянутой выше книге эмигранта П. Иванова "Тайна святых" в целях дискредитации преподобного перечисляются грехи Даниила - этого, как там сказано, "преемника и лучшего ученика Иосифа Волоцкого"32. Перед нами яркий образчик невежества (или же фальсификаторства), ибо в предсмертном Иосифовом послании Василию III о том, "коим старцем приказати пригоже монастырь", названы десять имен монахов, достойных, по мнению преподобного, возглавить его монастырь, однако имени Даниила среди этих десяти нет!33 Василий III, о чем уже сказано, враждебно или по меньшей мере с явным недовольством относился тогда к преподобному, и вопреки Иосифовой воле игуменом после него стал Даниил. В написанном Саввой Черным через тридцать с лишним лет после кончины преподобного житии рассказано, что Даниила избирали сами старцы монастыря - без какого-либо давления со стороны Василия III34. Но это умалчивание преследовало цель не бросить тень на великого князя, и весьма примечательно, что даже и в этом рассказе избрание Даниила совершается без волеизъявления преподобного Иосифа, который только якобы соглашается со старцами. А через семь лет Василий III настоял, чтобы Даниил стал митрополитом.
      Словом, склонный к безнравственным компромиссам Даниил (у которого, впрочем, были и немалые заслуги) являл собой, строго говоря, мнимого ученика преподобного Иосифа, как и Вассиан - преподобного Нила.
      * * *
      Естественно может возникнуть вопрос: почему же все-таки Вассиан, явно не желавший рисковать карьерой ради принципов, столь долго ладивший с иосифлянином Даниилом, тем не менее с такой яростью обрушивался на самого преподобного Иосифа?
      Прежде всего следует иметь в виду, что Иосиф Волоцкий, в отличие от того же Даниила, не был склонен к каким-либо компромиссам, и Вассиан отнюдь не мог рассчитывать на продиктованное осторожной тактикой признание преподобным неожиданной верховной роли Вассиана при Василии III. А между тем именно в то время, когда Вассиан сумел вернуться в Москву и начал завоевывать высшее положение при великом князе, имело место сближение (правда, кратковременное) преподобного с Василием III, который, в частности, поначалу целиком поддержал Иосифа Волоцкого в его прискорбном до сих пор не очень ясном35 - конфликте с архиепископом Новгородским святителем Серапионом. С другой стороны, преподобный Иосиф Волоцкий обладал тогда уже самым высоким признанием в церковных кругах, включая и митрополита Симона (чем, в частности, объяснялась и краткая благосклонность к нему Василия III), и в случае его противодействия Вассиан, вероятно, не мог бы обрести то положение чуть ли не второго митрополита, которое он вскоре и завоевал.
      И только-только укрепившись в Москве, Вассиан тут же начал свою кампанию против преподобного. Как доказывал А. А. Зимин и вслед за ним Я. С. Лурье, первая его акция в этой борьбе заключалась в том, чтобы побудить Василия III отказаться от поддержки Иосифа в его тяжбе с Серапионом и принять сторону последнего36. Уже в 1511 году цель была достигнута: Василий III, в сущности, совершенно неожиданно приказал преподобному Иосифу Волоцкому виниться перед лишенным своего сана святителем Серапионом,- чего преподобный, считая себя правым, не сделал и тем самым, очевидно, окончательно испортил отношения с великим князем.
      Здесь нельзя не отметить, что по своим убеждениям святитель Серапион был самым последовательным иосифлянином (в некоторых отношениях он "превосходил" в этом даже и самого преподобного Иосифа Волоцкого!), и прискорбный разрыв между преподобным и святителем отнюдь не означал противостояния их убеждений. Поэтому горячая защита святителя Серапиона со стороны Вассиана предстает как еще одно выражение его "беспринципности": для борьбы с преподобным Иосифом любые средства и союзники хороши!
      Нельзя не признать, что в этой борьбе Вассиан был весьма находчив и хитроумен. Так, в своем "Прении с Иосифом Волоцким" (написанном уже после кончины преподобного) он утверждал свое мнимое "единство" с преподобным Нилом Сорским не столько от себя лично, сколько устами своего усопшего противника. Он "заставил" преподобного Иосифа "обличать" преподобного Нила и себя, Вассиана, совместно, заодно:
      "Иосиф. О еже како Нил и его ученик Вассиан похулиша... в Русской земли чудотворцев...
      Вассиан. Сие, Иосифе, лжеши на мя и на моего старца Нила...
      Иосиф. О еже како Нил и ученик его Вассиан глаголют и пишут..."37
      В упомянутой выше новейшей работе Ю. В. Анхимюка (который, кстати, относится к Вассиану весьма сочувственно) доказано (с опорой на предшествующий анализ А. И. Плигузова), что в Вассиановых сочинениях "высказывания" преподобного Иосифа отнюдь не представляли собою действительные цитаты; мнимое цитирование это, пишет Ю. В. Анхимюк, только "литературный прием" и даже, как далее определяет сам Ю. В. Анхимюк, "подложность"38, что, надо прямо сказать, гораздо более верно характеризует полемику Вассиана, нежели слово "прием".
      Приписывание Иосифу Волоцкому обвинений в адрес Нила Сорского нужно было Вассиану для компрометации преподобного, который будто бы злобно обличал всеми чтимого святого старца. О действительном же отношении Иосифа к Нилу ясно говорят хотя бы следующие факты.
      Во-первых, преподобный Иосиф написал часть своего "Просветителя" на основе одного из сочинений Нила Сорского39; далее, как недавно точно установлено, в библиотеке Иосифова Волоколамского монастыря сочинений Нила Сорского хранилось ненамного меньше, чем сочинений самого Иосифа Волоцкого40; наконец, ближайшие ученики преподобного Иосифа, Нил Полев и Дионисий Звенигородский, в 1500-х годах отправились к преподобному Нилу Сорскому, создали поблизости свои скиты, долго пребывали здесь, и, возвратившись (уже после кончины преподобного Нила) к преподобному Иосифу, Нил Полев привез с собой целый ряд рукописей Нила Сорского41.
      Нельзя не сказать и о том, что, кроме заведомо подложных "сведений" Вассиана, мы располагаем известиями о всего лишь одном случае спора между преподобными Иосифом и Нилом - об их противоречивших друг другу выступлениях на церковном соборе 1503 года. Но даже и эти сведения не могут быть признаны вполне достоверными. Они содержатся в позднейших, отдаленных от времени собора несколькими десятилетиями источниках. Так, в известном "Письме о нелюбках", относящемся к 1530 или даже 1540-м годам, сообщалось, что Нил Сорский, прибывший на собор 1503 года вместе со своим учителем, Паисием Ярославовым, выступил с решительным протестом против монастырских сел, а затем его резко оспорил в своем выступлении Иосиф Волоцкий42.
      Недостоверность этого сообщения проявляется уже в том, что Паисий, как точно установлено, скончался до собора. Далее, согласно более раннему и потому более достоверному источнику, "Слово иному", преподобный Нил не держал речь на соборе (такая речь, кстати сказать, явно не соответствовала самому стилю его поведения), а только высказывал свое мнение в беседе с Иваном III: "Приходит же к великому князю и Нил, чернец з Белаозера, высоким житием словый сый, и Денис, чернец Каменский, и глаголют великому князю: "Не достоит чернцем сел имети"43.
      Открывший и опубликовавший "Слово иное" Ю. К. Бегунов писал, что в этом раннем, близком к самому событию источнике "ничего не говорится ни о полемике между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким, ни о выступлении последнего. Согласно "Слову иному", основные споры на соборных заседаниях развертываются не между "нестяжателями" и "иосифлянами", а между великим князем Иваном III и соборным большинством во главе с митрополитом Симоном... Против предложения о секуляризации решительно выступило большинство присутствовавшего на соборе духовенства. Автор "Слова иного" на первом месте называет Серапиона, игумена Троице-Сергиева монастыря (в будущем оказавшегося в распре с преподобным Иосифом.- В. К.) ...особенно подчеркивает значительную роль игумена Серапиона в деле сплочения соборного большинства против секуляризаторских намерений великого князя... Вскоре и архиепископ Новгородский Геннадий (второе после митрополита лицо в церковной иерархии.- В. К.) начал говорить "противу великого князя" о церковных землях по наущению митрополита Симона. Речь Геннадия была решительно остановлена Иваном III"44 - то есть особенно ему досадила, и не прошло и года, как святитель Геннадий был отстранен от своего поста и, по убеждению А. А. Зимина, известное "обвинение Геннадия в "мздоимании" лишь предлог, чтобы с ним расправиться"45. В упомянутом выше позднейшем "Письме о нелюбках" дана совершенно неправдоподобная картина собора 1503 года (хотя целый ряд авторов использует ее и поныне как достоверную). Согласно "Письму", не Иван III, а Нил Сорский требует отъятия монастырских сел и, с другой стороны, возражает на это не сонм иерархов во главе с митрополитом, а один только волоколамский игумен.
      Выше уже шла речь о том, что преподобный Нил Сорский никак не мог предлагать программу отъятия монастырских сел. Р. Г. Скрынников недавно с полным основанием писал (допуская, правда, что Нил Сорский вместе с Дионисием Каменским действительно держали речь на соборе, хотя и это маловероятно): "Нил и Дионисий отнюдь не предлагали насильственно изымать вотчины у монастырей. Они ставили вопрос в моральной плоскости: достойно или недостойно для иноков владеть вотчинами... и никогда не выступали в пользу секуляризации - насильственного вторжения государства в сферу имущественных прав церкви. Речь Нила клонилась к тому, чтобы убедить монахов добровольно отказаться от "сел"... Только на этом пути христианского самоотречения иноки и могли спасти себя"46.
      Последняя формулировка, впрочем, едва ли точна. В глазах преподобного Нила полное "нестяжательство" иноков (то есть отказ не только от личной собственности - что было обязательным и с точки зрения преподобного Иосифа,- но и от "коллективной" собственности монастыря в целом) являло, так сказать, наилучшее, по убеждению Нила Сорского, условие истинного пути. Но в то же время преподобный Нил не считал, что нельзя "спасаться" в стенах таких богатых монастырей, как Троице-Сергиев, Соловецкий и, конечно, Иосифов Волоколамский. Мнение, согласно которому преподобный Нил вообще "противостоял" монастырям, нелепо уже хотя бы потому, что, как пишет наиболее основательный исследователь его пути Г. М. Прохоров, Нил Сорский "ограничил прием в скит требованием, чтобы человек предварительно прошел выучку в общежительном монастыре (в ските никого не постригали)". Сам этот порядок неоспоримо свидетельствует, что преподобный Нил отнюдь не "отрицал" иной путь; он полагал только, что избранный им путь - наиболее плодотворный (а такая убежденность естественна для любого самобытного деятеля). И "вообще,- заключает Г. М. Прохоров,- путь борьбы за исправление пороков окружающего общества, даже общества монашеского, был чужд Нилу Сорскому",хотя, конечно, он придерживался мнения, что в условиях монастыря, ведущего большое хозяйство (как те же Троице-Сергиев, Иосифов Волоколамский, Соловецкий), жизнь оказывается "рассеивающей внимание и рождающей страсти"47.
      Но отсюда не возникал и не мог возникнуть тот острый конфликт, который пытались и пытаются выискать во взаимоотношениях Нила Сорского и Иосифа Волоцкого. Поэтому крайне сомнительна версия о резком столкновении преподобных на соборе 1503 года.
      Что же касается характерного для позднейших источников превращения всего этого собора в спор между Нилом Сорским и Иосифом Волоцким, оно, без сомнения, было обусловлено совершившимся к тому времени наивысшим признанием преподобных ("такие светила",- сказано о них в том же "Письме о нелюбках"), личности которых как бы затмевали все остальное.
      Не исключено, что преподобные присутствовали на соборе и, может быть, сказали свое слово (правда, часть историков, как и А. А. Зимин, сильно сомневается даже в том, что Иосиф Волоцкий держал речь48, а "Слово иное" сообщает только о беседе Нила Сорского с Иваном III, причем последний, возможно, использовал затем высказывания преподобного о нежелательности монастырских сел в своих - чуждых преподобному - секуляризаторских интересах).
      Однако при всех возможных оговорках у нас нет сколько-нибудь серьезных оснований полагать, что на соборе 1503 года имела место "борьба" преподобных Нила и Иосифа. Версия об их столкновении, изложенная в "Письме о нелюбках", родилась, скорее всего, под воздействием "подложных" псевдоцитат в широко распространяемых сочинениях Вассиана (преподобный Иосиф сообщал, что Вассиан "рассылает... послания")49: ведь весь дальнейший (после сообщения о соборе 1503 года) рассказ этого "Письма" говорит о споре Иосифа Волоцкого уже не с Нилом Сорским, а с Вассианом. И представление о том, что первоначально конфликт, обрисованный в "Письме", представлял собой столкновение между преподобными Иосифом и Нилом, было, скорее всего, внушено автору "Письма" сочинениями Вассиана.
      * * *
      Обратимся теперь к наиболее "острой" стороне вопроса о преподобных Иосифе и Ниле - их отношении к ереси жидовствующих.
      Как уже сказано, с середины XIV до середины XVI века Русь переживает эпоху интенсивного роста и многообразного расцвета. В частности, в 1480 году она окончательно освобождается от зависимости от Орды, но следует знать, что благодаря резкому ослаблению последней зависимость от нее имела уже скорее формальный, чем фактический характер с самого начала великого княжения Ивана III (1462 год).
      Одним из очень существенных последствий обретения Русью "суверенности" явилось ее широкое общение с окружающим миром - и с Западом, и с Востоком; ранее "внешняя политика" во многом была, так сказать, прерогативой правителей Золотой Орды, которым подчинялись русские князья. Но по мере ослабления ордынской власти - еще до 1480 года - складываются, например, тесные взаимоотношения Руси с самой "высокоразвитой" тогда страной Италией, и в Москву в 1475 году приглашается выдающийся итальянский инженер Аристотель Фьораванти, под руководством которого в Кремле строится новое здание Успенского собора, существующее и сегодня.
      Между прочим, некоторых людей как бы задевает тот факт, что великолепное творение московского зодчества строил иностранец... Но, во-первых, Италия в то время вырвалась далеко вперед в сфере науки и техники, и итальянских мастеров приглашали для работ вовсе не только на Русь, но и в основные страны Западной Европы, а, во-вторых, для усвоения характера собственно русского зодчества Фьораванти для начала был отправлен во Владимир, где изучал архитектурное своеобразие тамошнего Успенского собора, чудесного храма Покрова-на-Нерли и т. п., и построенный им в Москве Успенский собор был выдержан в основных канонах русского зодчества. Между прочим, преподобный Иосиф Волоцкий писал об этом соборе, что его "достоит нарещи земное небо, сиающу яко великое солнце посреде Рускыя земля"50.
      Словом, установившиеся во второй половине XV века деятельные и многообразные взаимосвязи Руси с "внешним" миром были в тех или иных отношениях и естественны, и плодотворны. Но, как говорится, все имеет свою оборотную сторону, что в особенности уместно сказать о русских людях, в высшей степени склонных к всякого рода "крайностям". Вообще-то это качество может дать и "отрицательные" и "положительные" последствия, и русский "экстремизм" (если воспользоваться современным термином) являет собой национальное своеобразие, а не заведомо "отрицательную" черту.
      Но одно из проявлений этого "экстремизма", которое не раз имело место в нашей истории, всегда наносило тяжкий ущерб стране. Речь идет о таких периодах истории Руси-России, когда ради пришедших извне "новаций" предпринимался "экстремистский" отказ от веками складывавшихся устоев бытия и сознания,- отказ, который не мог привести ни к чему, кроме разрушений, и только последующий нелегкий, подчас мучительный возврат на собственный путь спасал страну...
      Незадолго до того, как в Москву прибыл упомянутый итальянец Фьораванти, в 1470 году, в Новгород заявился другой человек, который также имел в конечном счете итальянское происхождение: его дед Симоне де Гизольфи был знатным и богатым генуэзцем, занимавшимся крупной, как сказали бы теперь, "коммерческой деятельностью" на Таманском полуострове между Черным и Азовским морями. Здесь тогда существовало княжество, основным населением которого были черкесы (или, иначе, зихи), и Гизольфи устроил брак своего сына Винченцо с черкесской княжной, и сын последнего, полуитальянец-получеркес, стал князем Таманским. Это был, как ясно из фактов, человек огромной энергии и обширнейших познаний, имевший самые широкие международные связи и в Европе, и в Азии. Особое значение имела его связь с существовавшей с давних времен в таманском городе Матреге18, являвшемся столицей его княжества, крупной иудейской общиной.
      Прибыв в 1470 году в Новгород вместе с тогдашним князем Киевским Михаилом Олельковичем (литовцем), он сумел оказать громадное воздействие на общавшихся с ним людей, среди которых были и православные священники Алексей и Денис. Посеянная Заккарией, которого на Руси звали "Скарья" и "Схария", ересь дала, увы, весьма и весьма обильные "плоды". В 1478 году великий князь Иван III беседовал в Новгороде с "еретическими" священниками Алексеем и Денисом, произведшими на него столь сильное впечатление, что он пригласил их в Москву, где они были поставлены (в 1480 году) во главе важнейших соборов - Успенского и Архангельского...