Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Оклеветанная Русь - История Руси

ModernLib.Net / История / Кожинов Вадим Валерьянович / История Руси - Чтение (стр. 36)
Автор: Кожинов Вадим Валерьянович
Жанр: История
Серия: Оклеветанная Русь

 

 


      Отдельные купцы,- к тому же, конечно, покупавшие у великого князя за большую плату "лицензии",- разумеется, не представляли для Руси никакой опасности. Но появление их даже и на дальнем русском Севере свидетельствует о стратегической "устремленности" крымских "фрягов".
      Выше цитировалось сообщение "Сказания" о том, что Мамай шел на Москву, дабы изгнать русских князей и сесть на их место. Ханы Золотой Орды никогда не имели подобных намерений, и цель эта была поставлена, надо думать, генуэзцами.
      Все это объясняет главную "загадку": почему Русь только один раз за почти два с половиной столетия "монгольской эпохи" вышла в широкое поле для смертельной схватки?.. В связи с этим нельзя не упомянуть, что преподобный Сергий Радонежский за какое-то время до Куликовской битвы отказался благословить великого князя на войну с Мамаем. В одной из рукописей жития величайшего русского святого приведено его прямое возражение Дмитрию Ивановичу: "...пошлина (исконный порядок, установление) твоя држит (удерживает, препятствует), покорятися ордынскому царю должно"58. Нет оснований сомневаться, что преп. Сергий действительно сказал так. Однако, по всей вероятности, слова эти были произнесены за достаточно длительное время перед Куликовской битвой, когда, надо думать, в Троицкой обители еще не знали со всей ясностью, что представляет собой в действительности Мамай, и видели в нем "традиционного" хана Золотой Орды, "царя".
      Накануне же Куликовской битвы Сергий Радонежский сказал совсем иное: "Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Поиди противу безбожных, и Богу помогающи ти, победиши".
      В связи с этим весьма многозначительно то место из "Сказания", в котором сообщается о реакции рязанского князя Олега на выступление Дмитрия Ивановича против Мамая. Я стремился на протяжении своей работы цитировать "Сказание" в подлиннике, полагая, что древнерусская речь понятна и без перевода. Но эпизод с Олегом сложен по своему языку, и потому даю его в переводе М. Н. Тихомирова.
      Узнав о решении Московского князя, Олег говорит: "Я раньше думал, что не следует русским князьям противиться восточному царю. А ныне как понять? Откуда такая помощь Дмитрию Ивановичу?.." И бояре его (Олега.- В. К.) сказали ему: "...в вотчине великого князя близ Москвы живет монах, Сергием зовут, очень прозорливый. Тот вооружил его и дал ему пособников из своих монахов"59.
      * * *
      Уже говорилось, что Куликовская битва имела всемирное значение. Об этом провозглашено в "Задонщине" (близкий текст есть и в списках "Сказания"). После победы Руси, утверждается здесь, "шибла понеслась слава к Железным Вратам и к Караначи (Орнач, Ургенч), к Риму и к Кафе по морю, и к Торнаву и оттоле ко Царьграду". Таким образом, указаны три "направления" пути славы: на восток - к Дербенту (Железные Ворота) и Ургенчу (столице Хорезма), которые входили тогда в "монгольский мир", на запад, в католический мир - к Риму через Кафу (связывание Кафы с папским Римом многозначительно), и на православный юг - через древнюю болгарскую столицу Тырново к Константинополю.
      Кто-либо может подумать, что утверждение о столь широком распространении "славы" представляет собой только торжественную риторику и глубоко ошибется, ибо весть о разгроме Мамая достигла и намного более дальних городов, нежели названные в "Задонщине". Так, об этом писал в расположенном в 1500 км к югу от Ургенча, уже недалеко от Индийского океана, городе Ширазе виднейший персидский историк конца XIV - начала XV века Низам-ад-дин Шами60. И на другом "направлении эта слава" достигла города, расположенного в 1500 км к югу от Константинополя: о разгроме Мамая сказано в трактате жившего в Каире выдающегося арабского историка Ибн Халдуна (1332-1406)61. Что же касается Константинополя, огромное значение Куликовской битвы сознавали там во всей полноте; это показано в уже упоминавшемся замечательном труде Г. М. Прохорова "Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы" (1978).
      У нас нет прямых сведений о реакции Рима на великую битву, но выше приводилось суждение много работавшего в итальянских архивах С. П. Карпова о неизученных "богатствах" тамошних материалов, которых хватит "не одному поколению историков и архивистов". Впрочем, мы располагаем вполне достаточными для понимания существа дела сведениями из германской части католического мира. О Куликовской битве писал, например, ее современник монах-францисканец и хронист Дитмар Любекский, а позднее "обобщающую" характеристику в своем сочинении "Вандалия" дал ей виднейший германский историк XV века Альберт Кранц, который являлся "деканом духовного капитула" Гамбурга - то есть вторым лицом в католической иерархии этого германского города:
      "В это время между русскими и татарами произошло величайшее в памяти людей сражение... Победители русские захватили немалую добычу... Но недолго русские радовались этой победе, потому что татары, соединившись с литовцами, устремились за русскими, уже возвращавшимися назад, и добычу, которую потеряли, отняли и многих из русских, повергнув, убили. Было это в 1381 г. (ошибка на один год.- В. К.) после рождения Христа. В это время в Любеке собрался съезд и сходка всех городов общества, которое называется Ганза"62.
      Сведения о битве и были получены, очевидно, от ганзейских купцов, торговавших с Новгородом, о чем убедительно писал С. Н. Азбелев, специально изучавший вопрос о роли новгородцев в Куликовской битве.
      В сообщении Альберта Кранца, доказывает С. Н. Азбелев, речь идет "о нападении литовского войска на новгородский отряд, возвращавшийся... в Новгород вдоль литовского рубежа. Весьма возможно, что справедливо и дополнительное указание Кранца, который пишет, что в этом нападении участвовали также и татары: часть бежавших с Куликова поля татар могла присоединиться к литовским отрядам... Сохранилась запись Епифания Премудрого, датированная 20 сентября 1380 г. (т. е. через 12 дней после Куликовской битвы): "...весть приде, яко литва грядут с агаряны" (т. е. с татарами)... однако столкновение с новгородцами, очевидно, исчерпало военный потенциал литовского войска"63.
      Германская "информация" о великой битве особенно существенна в том отношении, что иерарх католической церкви Альберт Кранц явно недоволен победой русских в "величайшем в памяти людей" (по его определению) сражении и не без злорадства сообщает о мести победителям, стремясь, к тому же, преувеличить ее действительные масштабы и значение.
      Между тем в монгольском мире (например, в упомянутой ширазской хронике), не говоря уже о византийском, православном мире, разгром Мамая был воспринят совсем по-иному. И тут нельзя не вспомнить суждения о смысле Куликовской битвы, принадлежащие С. М. Соловьеву.
      В своей знаменитой "Истории..." он писал, что "такой битвы, как Куликовская, еще не бывало прежде на Руси; от подобных битв давно уже отвыкла Европа. Побоища подобного рода происходили... в начале так называемых средних веков... во время страшных столкновений между европейскими и азиатскими народами... Куликовская победа... была знаком торжества Европы над Азиею..." Она должна была "решить великий в истории человечества вопрос - которой из этих частей света восторжествовать над другою? Таково всемирно-историческое значение Куликовской битвы"64.
      В этом несомненно ложном истолковании всемирно-исторического значения (опять-таки - несомненного!) Куликовской битвы выразилось, во-первых, мощное воздействие идеологии Запада (С. М. Соловьев, в сущности, преподносит Европу в качестве безусловного воплощения добра, а Азию - как бы "абсолютного зла"), и, во-вторых, недостаточная изученность реальной истории XIV века. Многочисленнейшие отдельные факты и, шире, тенденции этой истории, представленные на предыдущих страницах, опровергают господствующее до сих пор понимание Куликовской битвы как противоборства Руси с Золотой Ордой или - в глобальном смысле - Европы с Азией.
      Мамаева Орда, конечно, имела азиатское происхождение, но всецело оторвавшийся и отчужденный от монгольского государства Мамай вступил в теснейший союз с генуэзцами Кафы, то есть с авангардной силой Запада, и стал выполнять его волю, его "задания", включился в ту политику, или, вернее, геополитику, которую Запад, руководимый папством, осуществлял в XIV столетии на всем протяжении "линии", отделявшей его от православной цивилизации.
      В повестях и сказаниях конца XIV - начала XVI века не раз с полной определенностью утверждается, что Мамай имел целью сокрушение Православия, что он шел на Русь, дабы "разорити Православную Веру и оскверънити Святые Церкви и всему Христианству хощеть покорену от него быти".
      Особенно примечательно в этом отношении одно место из "Слова о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского" (ввиду архаичности текста цитирую перевод М. А. Салминой): "Мамай же, подстрекаемый лукавыми советниками, которые христианской веры держались, а сами творили дела нечестивых (о том, кто же были эти "советники", стоит поразмыслить...- В. К.), сказал князьям и вельможам своим: "Захвачу землю Русскую, и церкви христианские разорю..."65.
      Золотая Орда вовсе не преследовала подобную цель; более того, ХIV-XV века были периодом высочайшего расцвета Православия на Руси, что доказывается, например, в известном сочинении "Святые Древней Руси" Георгия Федотова - хотя этот автор, будучи принципиальным "западником", крайне негативно относился к Золотой Орде.
      И еще одно. В знаменитом сборнике Владимира Даля "Пословицы русского народа" содержится (даже в двух вариантах) пословица: "Много нам бед наделали - хан крымский да папа римский" (издание 1957 г., с. 348; см. также с. 144). Объединение, сближение столь далеких друг от друга, казалось бы, не имеющих ничего общего источников "бед" было бы не очень логично, если бы не имела места та историческая реальность, о которой идет речь и которая запечатлелась так или иначе в сказаниях о Куликовской битве, где связаны, соединены хозяин Крыма Мамай, "фряжская" Кафа и Рим. Я отнюдь не утверждаю, что приведенная пословица непосредственно "отразила" реальность 1380 года, но все же считаю возможным усматривать в ней связь и с этой реальностью, след своего рода исторической прапамяти о ней.
      * * *
      В свете всего вышеизложенного становится всецело ясной "загадка", о которой мы говорили в самом начале: почему Русь почти полтора столетия не вступала в противоборство с Золотой Ордой, а против Мамая вышла на бой столь решительно. Точно так же ясно и позднейшее - столетнее - "покорство" Руси Золотой Орде.
      Но, как уже отмечалось, набег Тохтамыша на Москву через два года после Куликовской битвы вроде бы категорически противоречит предлагаемому пониманию исторической ситуации. И господствует представление, что этот набег был своего рода местью за поражение Мамая и актом восстановления якобы утраченной Золотой Ордой власти над Русью, хотя два описанных выше русских посольства к Тохтамышу - осенью 1380 года, сразу после битвы, и в начале 1381 года, после окончательного разгрома Мамая самим Тохтамышем свидетельствуют, что Москва вовсе не имела намерения разорвать свои вассальные отношения с Золотой Ордой.
      Пути к пониманию существа дела достаточно четко намечены в уже упомянутом исследовании И. Б. Грекова "Восточная Европа и упадок Золотой Орды" (1975), где показано, что Куликовская победа коренным образом изменила все соотношение сил.
      Дмитрий Донской стал после нее, писал исследователь, "наиболее могущественной политической фигурой Восточной Европы", что особенно очевидно выразилось в событиях в Великом княжестве Литовском: "Если накануне битвы лишь отдельные литовско-русские князья (речь идет о Гедиминовичах, правивших на землях с русским, точнее, с западнорусским населением.- В. К.) сотрудничали с Москвой... то после победы на Куликовом поле заметно сократилось число активных сторонников Ягайло в Литовской Руси, а вместе с тем резко увеличился круг явных союзников Дмитрия Донского из среды феодалов, православного духовенства и горожан Литовско-Русского государства"66.
      Особенно существенно, что активным сторонником прочного союза с Москвой явился князь Кейстут (сын Гедимина, дядя Ягайло), о чем подробно говорится и в книге И. Б. Грекова, и в развивающем эти ее идеи тщательном исследовании украинского историка Ф. М. Шабульдо "Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского" (Киев, 1987), который пишет, в частности:
      "В октябре 1381 г. князь Кейстут, опираясь на поддержку группировавшихся вокруг него русских и литовских феодалов, захватил Вильно и отстранил от власти Ягайло, дискредитировавшего себя союзом с Мамаем. Став великим князем литовским, Кейстут проводил политику сближения с Московским великим княжеством" (с. 132).
      Если ранее Русь постоянно ослаблял непрекращавшийся натиск со стороны Литвы, то после Куликовской победы Москва обрела возможность стать объединяющим центром Восточной Европы в целом. Очень характерно, что ближайшим сподвижником Дмитрия Ивановича стал тогда литовский князь Остей внук того самого Ольгерда, который многократно предпринимал агрессивные походы на Москву; и особенно знаменательно, что именно Остею Дмитрий Иванович - который, как сказано в летописи, сам "не подъя рукы на царя" поручил возглавить оборону Москвы во время набега Тохтамыша!
      Выразившееся в обрисованных только что фактах небывалое до того возвышение роли Москвы, надо думать, глубоко обеспокоило искушенного в политических делах Тохтамыша, и он счел необходимым нанести жестокий удар по Москве, опасаясь дальнейшего расширения ее политической роли и роста ее могущества. Почти одновременно с набегом Тохтамыша, в том же августе 1382 года, Ягайло в Литве сумел свергнуть и убить союзника Москвы Кейстута...
      И то и другое являло собой, конечно, поражение Москвы; однако плоды победы на Куликовом поле, во всем ее охарактеризованном выше значении и смысле, эти поражения не перечеркивали. Московская Русь обрела в этой победе незыблемую основу грядущей великой мировой державы, что стало выявляться уже при Иване III. Это было бы, конечно, невозможно, если бы Дмитрий Иванович выходил на Куликово поле, чтобы не платить большую дань Мамаю (а именно так, увы, толкуют причину столкновения многие нынешние историки).
      Стоит в связи с этим сказать, что сам поэтический образ Куликовской битвы в "Сказании о Мамаевом побоище" представляет ее как грандиозное, прямо-таки "геологическое" потрясение. Накануне битвы - воистину прекрасное природное бытие: "...осень же бе тогда долга, и днем летним еще сияющим и теплота бысть и тихость"; однако на рассвете 8 сентября "земля гремит, а ту грозу подает на восток до моря, на запад же паки до Дуная. Поле же то Куликово пригибающися, вострепета лузи (луга) и болота, реки и езера из мест своих выступиша.." Слово здесь как бы само по себе воплотило осознание великого значения битвы...
      Господствующее представление о Куликовской битве, в сущности, сводит ее к "внутреннему" конфликту в Золотой Орде: одно из входивших в эту Монгольскую империю государственных образований "взбунтовалось" против верховной власти.. На деле же, как я стремился показать, Русь в 1380 году выступила против, в полном смысле слова, всемирной силы, в которой объединились воля авангарда тогдашнего Запада и мощь азиатского воинства. И Куликовская битва явилась непосредственным выходом Московской Руси на мировую арену и победоносным ее утверждением во всемирной истории - о чем, в частности, осязаемо свидетельствуют отзвуки этой битвы на громадном евроазиатском пространстве от Гамбурга до Шираза (о чем есть точные сведения). Этот истинный смысл сражения на Непрядве всегда так или иначе присутствовал в национальном сознании, но начиная с XVIII века историки, находившиеся под своего рода излучением западной идеологии, затемняют его, толкуя великую битву как попытку свержения азиатской золотоордынской власти, к тому же не достигшую своей цели попытку.
      Не исключено, что те или иные читатели воспримут как некую странность или даже нелепость свершившееся в 1370-х годах объединение Запада ( прежде всего - в лице генуэзцев) с азиатской Мамаевой Ордой в походе на Русь. Но есть ведь и другой, позднейший и не менее яркий пример: объединение Запада с Турецкой империей в Крымской войне против России в 1850-х годах (и опять-таки "узел" - Крым!). Сопоставление этих событий способно многое прояснить. И такого рода ситуация может возникнуть и в наше время. Куликовская битва - не только слава прошлых времен, но и урок на будущее.
      * * *
      В истории можно обнаружить поистине удивительные соответствия и переклички. Как показано выше, одним из виднейших деятелей эпохи Куликовской битвы был москвич итальянского происхождения Захарий Тютчев. А наиболее глубокое понимание сущности Крымской войны 1850-х годов высказал его прямой потомок (в пятнадцатом поколении) Федор Тютчев, который затем в качестве главного советника министра иностранных дел А. М. Горчакова сыграл самую весомую роль в дипломатическом преодолении тяжких последствий этой войны; все это подробно освещено в моей книге "Тютчев" (1988, 2-е изд.1994).
      Как ни странно (и как ни прискорбно), преобладающее большинство русских людей не имеет верного представления о Крымской войне, которая была атакой на Россию объединившихся сил Запада и Востока. Авторитетный - и, надо признать, весьма объективный - английский историк Алан Тэйлор писал об этой войне через сто лет после нее, в 1954 году:
      "Крымская война... стоила жизни почти полумиллиона (! - В. К.) человек, и общее число потерь превысило потери, понесенные в результате любой войны из тех, что велись на протяжении ста лет после Венского конгресса (то есть на протяжении 1815-1914 годов.- В. К.)... Из пяти вторжений в Россию, совершенных в современную эпоху - вторжение Наполеона в 1812 году, Англии и Франции (разумеется, совместно с Турецкой империей.- В. К.) в 1854 году, Германии - в 1916-1918 гг., держав Антанты - в 1919-1920 гг., Гитлера - в 1941 г.- это было, безусловно, самое успешное. После 1856 года Россия оказывала на европейские дела меньше влияния, чем в любой период..." (Тэйлор А. Дж. П. Борьба за господство в Европе.- М., 1958, с. 120.- Курсив мой.- В. К.)
      То, что Тэйлор сформулировал в 1950-х годах, Тютчев высказал еще в 1850-х, и он глубоко и остро воспринимал вроде бы неожиданный и даже несообразный союз христианских стран Запада с мусульманской Турцией против христианских же России и славянских народов, выразив свое отношение к этому союзу, в частности, в саркастическом и гневном стихотворении под названием "Современное":
      Флаги веют на Босфоре,
      Пушки празднично гремят,
      Небо ясно, блещет море,
      И ликует Цареград.
      И недаром он ликует:
      На волшебных берегах
      Ныне весело пирует
      Благодушный падишах.
      Угощает он на славу
      Милых западных друзей
      И свою бы всю державу
      Заложил для них, ей-ей...
      Пушек гром и мусикия!
      Здесь Европы всей привал,
      Здесь все силы мировые
      Свой справляют карнавал...
      Как в роскошной этой раме
      Дивных гор и двух морей
      Веселится об исламе
      Христианский съезд князей!
      И конца нет их приветам,
      Обнимает брата брат...
      О, каким отрадным светом
      Звезды Запада горят!..
      Только там, где тени бродят
      По долинам и горам
      И куда уж не доходят
      Эти клики, этот гам,
      Только там, где тени бродят,
      Там, в ночи, из свежих ран
      Кровью медленно исходят
      Миллионы христиан...15
      Уместно обратиться здесь и к творчеству выдающегося современного поэта Юрия Кузнецова, который, пожалуй, более чем кто-либо продолжает тютчевские традиции. В 1986 году он создал стихотворение "Петрарка", имеющее прямое отношение к обсуждаемым проблемам. В главе "Византийское и монгольское "наследства" в судьбе России" было показано, что "великий гуманист" Франческо Петрарка (1304-1374) яро призывал генуэзцев громить "малодушных гречишек" и вообще "выкорчевать" их "позорную империю" - Византию. В другом своем послании в Геную, отправленном незадолго до Куликовской битвы, он писал о массе привезенных генуэзцами из "Скифии" (то есть, в частности, из Руси) рабов как об отвратных "недочеловеках"; Петрарку возмущал не сам факт работорговли, но обилие на улицах Генуи "люда" со "скифскими чертами".
      В поэтическом мире стихотворения Юрия Кузнецова "гуманист" XIV века Петрарка "перенесен" в 8-ю итальянскую армию, которая в конце 1942 года пришла на Дон и вскоре была полностью разгромлена недалеко от Куликова поля, куда в 1380 году также заявились соплеменники Петрарки (их в Мамаевом войске было, очевидно, немного, но их политическая роль была первостепенной). Вот это подлинно гуманистическое стихотворение, предваренное эпиграфом:
      ПЕТРАРКА
      И вот непривычная, но уже нескончаемая вереница подневольного люда того и другого пола омрачает этот прекраснейший город скифскими чертами лица и беспорядочным разбродом, словно мутный поток чистейшую реку; не будь они своим покупателям милее, чем мне, не радуй они их глаз больше, чем мой, не теснилось бы бесславное племя по здешним узким переулкам, не печалило бы неприятными встречами приезжих, привыкших к лучшим картинам, но в глубине своей Скифии вместе с худою и бледною Нуждой среди каменистого поля, где ее (Нужду) поместил Назон, зубами и ногтями рвало бы скудные растения. Впрочем, об этом довольно.
      Петрарка. Из письма Гвидо Сетте,
      архиепископу Генуи. 1367 г. Венеция
      Так писал он за несколько лет
      До священной грозы Куликова.
      Как бы он поступил - не секрет,
      Будь дана ему власть, а не слово.
      Так писал он заветным стилом,
      Так глядел он на нашего брата.
      Поросли б эти встречи быльем,
      Что его омрачали когда-то.
      Как-никак шесть веков пронеслось
      Над небесным и каменным сводом.
      Но в душе гуманиста возрос
      Смутный страх перед скифским разбродом.
      Как магнит потянул горизонт,
      Где чужие горят Палестины.
      Он попал на Воронежский фронт
      И бежал за дворы и овины.
      В сорок третьем на лютом ветру
      Итальянцы шатались как тени,
      Обдирая ногтями кору
      Из-под снега со скудных растений.
      Он бродил по тылам, словно дух,
      И жевал прошлогодние листья.
      Он выпрашивал хлеб у старух
      Он узнал эти скифские лица.
      И никто от порога не гнал,
      Хлеб и кров разделяя с поэтом.
      Слишком поздно других он узнал.
      Но узнал. И довольно об этом.
      Выше приводились суждения из "ранних" сочинений выдающегося английского историософа Арнольда Тойнби, в которых он "оправдывал" завоевание Западом восточноевропейских земель, не входивших в пределы православной цивилизации и по сути дела "замалчивал" факты мощной западной агрессии в отношении самой этой цивилизации - то есть прежде всего Руси-России.
      Но в написанном позднее, в 1952 году, кратком рассуждении "Россия и Запад" Тойнби сумел преодолеть свою прежнюю, скажем так, "слепоту", 1941-й год словно бы заставил его открытыми глазами вглядеться в историю и "заметить", что русские земли "были оккупированы западными армиями в 1941, 1915, 1812( , 1709 и 1610 годах". (Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории.- М., 1995, с. 156); далее Тойнби упомянул и о более ранних атаках Запада на Русь, к которым мы еще вернемся.
      Прежде необходимо со всей определенностью сказать, что в историографии явно господствует сугубо поверхностное и узко "политическое" представление о великой войне, начавшейся 22 июня 1941 года. Ее толкуют только как порождение "гитлеризма", то есть явления, существовавшего в Германии в 1920-1940-х гг., а страны Запада в целом рассматриваются лишь как "жертвы" этого самого гитлеризма, якобы всеми силами боровшиеся против него. В действительности реальное, могущее считаться выражением воли страны сопротивление имело место только в части Югославии и в Греции.
      Десяток (из общего числа двух с половиной десятков) стран Запада непосредственно участвовали в войне против России (СССР), открыто объявляя об этом и отправляя на русский фронт свои воинские силы (Италия, Испания, Дания, Норвегия, Финляндия, Венгрия, Румыния, Словакия, Хорватия). А почти все остальные западные страны так или иначе обеспечивали этот фронт оружием, боеприпасами, продовольствием и т. п.
      Впрочем, подробное изложение проблемы будет дано, естественно, в другом томе этого моего сочинения - "История России в XX веке. Опыт беспристрастного исследования". Здесь же скажу только, что Тойнби - и это делает ему честь - смог вскоре после окончания войны 1941-1945 годов осознать ее глубокий исторический смысл, поставив ее в один ряд с войнами 1709, 1812 гг. и т. д.
      Более того: заново осмыслив в свете этой войны тему "Россия и Запад", Тойнби совсем иначе, чем ранее, понял соотношение Запада и остального мира в целом: "Западный человек,- написал в 1952 году английский историсоф,который захочет разобраться в этой теме, должен будет хотя бы на несколько минут покинуть "свою кочку" (вот именно! - В. К.) и посмотреть на столкновение между остальным миром и Западом глазами огромного большинства человечества. Как бы ни различались между собой народы мира... на вопрос западного исследователя об их отношении к Западу все - русские и мусульмане, индусы и китайцы, японцы и все остальные - ответят одинаково. Запад, скажут они,- это агрессор... У большинства западных людей эти обвинения вызовут удивление, шок и печаль и даже, вероятно, возмущение (как и, добавлю от себя, у "западнически" настроенных жителей России.- В. К.)... Мы слишком легко забываем, что германцы, напавшие на своих соседей, включая Россию, в первой мировой войне и повторившие свою агрессию во второй, тоже принадлежат к Западу... И, без сомнения, суждение мира о Западе определенно подтверждается в последние четыре с половиной столетия... За все это время мировой опыт общения с Западом показывает, что Запад, как правило, всегда агрессор" (с. 156, 157).
      Тойнби отнес начало агрессии Запада против остального мира к рубежу ХV-ХVI веков ("последние четыре с половиной века", отсчитывая от 1952 года), но Россия, не отделенная от Запада морями и океанами, стала испытывать его агрессию, как писал далее Тойнби, намного ранее,- "в XIII веке, после нашествия татар на Русь. Татарское иго (вернее, непосредственное монгольское присутствие на Руси.- В. К.) продолжалось недолго, ибо татары были степными кочевниками и не могли укорениться в русских лесах и полях. В результате ... Русь потерпела убытки, в конце концов, не столько от татар, сколько от западных соседей, не преминувших воспользоваться ослаблением Руси, для того чтобы отрезать от нее и присоединить к западнохристианскому миру западные русские земли... Только в 1945 году России удалось возвратить себе те огромные территории, которые западные державы отобрали у нее в XIII и ХIV веках" (с. 157).
      Последняя фраза не вполне точна, поскольку отторгнутые в XIII-ХIV вв. Русские земли были почти целиком возвращены еще в ХVIII веке (и вновь отторгнуты - до 1945 года - во время революции). Но в принципе Тойнби вполне прав. И нетрудно понять, что осознанное английским мыслителем реальное соотношение Руси и Запада объясняет, почему Куликовская битва, которая вроде бы была битвой с азиатским воинством, по внутренней своей сути являлась результатом акции Запада, сумевшего направить на Русь Мамая и Ягайло...
      * * *
      В деле понимания хода истории уместны два различных, даже противоположных "метода": глубокое осмысление определенного исторического "начала", в котором, как в зерне, заложено последующее, грядущее развитие, и, напротив, пристальное внимание к тому или иному "итогу", плоду длительного движения истории.
      На первых страницах этой главы моей книги говорилось, что истинная суть деятельности Александра Невского особенно ясно раскрывается в свете произошедшей намного позже (почти через 120 лет после его кончины) Куликовской битвы. И это было по-своему осознано еще в давние времена; в одном из повествований о житии благоверного князя Александра речь идет о "чуде", свершившемся в ночь на 8 сентября 1380 года у его гробницы во Владимире: "...два старца честна изыдоста от святаго олтаря и приидоста ко гробу блаженнаго Александра и глаголаста: "О господине Александре, востани и ускори на помощь правнуку своему, великомю князю Дьмитрию..." И в той час святый великий князь Александр воста из гроба и... со обема старцема вскоре невидимы быста" (то есть перенеслись на Куликово поле).
      Собственно говоря, определившая всю последующую историю Руси роль Александра Ярославича вполне "наглядно" и, в сущности, неоспоримо выразилась в том, что именно его прямые потомки оказались, в конечном счете, во главе исторического движения Руси,- несмотря на все нелегкие препятствия.
      Дело в том, что с точки зрения тогдашнего порядка престолонаследия судьба потомства Александра сложилась очень неблагоприятно. После его кончины Русью правили, как и полагалось, его младшие братья Ярослав и, затем, Василий (до его смерти в 1276-м году). Далее власть законно перешла к сыновьям Александра - князьям Дмитрию и, затем, Андрею. Однако ко времени кончины Андрея Александровича в 1304 году ни у него, ни у умершего ранее, в 1294 году, Дмитрия не осталось наследников,- их сыновья скончались в юном возрасте...
      И "династия" Александра Невского в 1304 году как бы бесповоротно пресеклась. Хотя имелись налицо пятеро его внуков - Юрий, Иван и малолетние Борис, Александр и Афанасий Даниловичи,- все они были сыновьями самого младшего сына Александра, Даниила, который до своей кончины, свершившейся в 1303 году (то есть раньше смерти Андрея), правил еще не столь уж значительным тогда Московским княжеством и, скончавшись раньше своих старших братьев, не "успел" занять великокняжеский престол. И, согласно традиции, его сыновья не имели прав на великое княжение Владимирское.
      Великим князем Владимирским в 1305 году стал тверской (Тверь была в то время намного более значительным городом, чем Москва16) князь Михаил - сын одного из младших братьев Александра Невского, Ярослава Ярославича, который - в отличие от Даниила - побывал великим князем.
      Но внук Александра Невского, князь Московский Юрий Данилович, не был согласен с таким решением - надо думать, именно как потомок, наследник своего великого деда. И между Михаилом Тверским (а после его гибели - его сыном Дмитрием) и, с другой стороны, Юрием Московским началась долгая и упорная борьба за верховную власть.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45