Оклеветанная Русь - История Руси

      Но эта "страница истории" принадлежала Олегу II, а не Олегу Вещему и не Игорю (о самостоятельной политике Игоря еще пойдет речь), и не исключено, что "молчание" Нестора об этом, другом Олеге (и походах его времени) объясняется и нежеланием помнить о нем...
      Существует своего рода историческая "закономерность", о которой нередко рассуждают в общетеоретическом плане, но очень редко стремятся увидеть ее проявление в конкретном движении истории: период высокого подъема страны подчас как бы без особых причин сменяется периодом глубокого спада. То ли страна "устает" от мощного напряжения своих сил, то ли успехи порождают и ней самодовольство, закрывающее глаза на опасности, но, во всяком случае, эта закономерность реальна и, в частности, проявилась в истории нашей страны за последние полвека, которые явно делятся (примерно пополам) на два весьма различных периода.
      Подобная смена периодов подъема и спада, как представляется, произошла на Руси посередине (то есть в 910-е годы) отрезка времени с 880-х до 940-х годов. При Олеге Вещем имели место прочное объединение Северной и Южной Руси, твердое противостояние Хазарскому каганату и плодотворные взаимоотношения с Византийской империей. В 910-х - начале 940-х годов все это так или иначе нарушается. Многозначительно, что позже, под 947 годом, "Повесть временных лет" сообщает (даю текст в переводе Д. С. Лихачева): "Отправилась Ольга к Новгороду (вернее - к Невогороду-Ладоге.- В. К.) и установила... погосты... оброки и дани",- то есть, надо думать, возродила нарушенную связь с Северной Русью. Ранее, в 944 году, Игорь возобновил союз с Византией, начав тем самым и подготовку к борьбе с Хазарским каганатом (о чем - ниже).
      Словом, Л. Н. Гумилев безосновательно "осудил" Олега Вещего и Игоря, достаточно высоко оцененных (особенно первый из них) в летописях; речь должна была идти о том, кто правил Русью в тридцатилетнем промежутке между 912 и 942 годом. Как уже сказано, Архангелогородский летописец сохранил своего рода реликт верного предания о том, что поход на Царьград в 941 году возглавлял Олег (понятно, не Вещий), который затем погиб, "перешед море" (я говорю "реликт" потому, что здесь же, в этом же самом летописце есть отрицающая приведенное сообщение,- внесенная, очевидно, позже,"информация": Игорь - сын Рюрика и начинает княжить еще в 913 году!).
      Итак, занявшая три десятилетия "страница истории", о которой "умолчал" Нестор - время правления Олега II. Не следует понимать это в том смысле, что "спад" и ослабление Руси в 910 - начале 940-х годов были обусловлены прежде всего личностью нового правителя: закономерная смена периодов подъема и спада коренится в бытии страны в целом, а не в характере правителя; последний только наиболее очевидно воплощает в своих действиях (и бездействии) и подъемы, и спады. Олег II уже в начале своего правления поддался коварнейшему хазарскому плану похода Руси на Каспий; впоследствии его увлекла предложенная византийским императором Романом I акция по ограблению богатого хазарского Самкерца (в "хазарском письме" сообщается, кстати, что Песах "нашел добычу, которую Хлгу захватил в Смкриу"), а затем он напал и на Константинополь (хотя, как совершенно верно писал Л. Н. Гумилев, "русам абсолютно не из-за чего было воевать с греками"36) и, наконец, обрел гибель в далеком Бердаа.
      Естественно полагать, что этот Олег не заботился и о единстве Северной и Южной Руси; летописные сведения о такой заботе относятся к времени Олега Вещего, который, возможно, и умер на севере, в Ладоге, где он создал первую на Руси каменную крепость, и, затем,- спустя треть века - к времени Ольги.
      Уже после выхода в свет первого издания этой книги я ознакомился с фрагментом работы (опубликованной в 1995 году во французском журнале "Rеvuе des еtudes bуzаntinеs") К. Цукермана - фрагментом, озаглавленным "Русь, Византия и Хазария в середине Х века: проблемы хронологии". Это исследование в известной мере "перекликается" с данным разделом моей книги,- в частности, его автор во многом опирался на те же, что и я, предшествующие (но незаслуженно "подзабытые") скрупулезные разыскания Н. Я. Полового и В. М. Бейлиса.
      В исследовании К. Цукермана убедительно доказано, что (цитирую) "Игорь правил три-четыре года... он вокняжился в 941 г., когда... его предшественник Олег навсегда покинул свою страну... Олегова Русь, вторгшаяся в "Персию" после неудачного похода на Царьград, больше не вернулась в Киев" (выше я высказал предположение, что какая-то часть Олегова войска во главе со Свенельдом все же смогла вернуться в Киев).
      Как сказано здесь же, "есть все основания считать, что Русь напала на Бердаа (между 943 и 945 гг.- В. К.) в союзе с хазарами", но "пока русские войска оккупировали Бердаа, киевский князь Игорь заключил летом 944 г. новый договор с Византией. Это хронологическое совпадение может поставить в тупик, если считать, что оба действия исходили из одной и той же власти. Трения между хазарами и Византией засвидетельствованы не только Письмом из Генизы (ок. 949 г.)(, но и Константином Багрянородным... Каким же образом Русь могла стать союзником обеих держав одновременно?" Но на деле действовавшая по хазарской указке "Олегова Русь ... не имела никакого отношения к Игоревой политике замирения с Византией" (цит. по кн.: Славяне и их соседи. Вып. 6.- М., 1996, с. 74, 76).
      Этот и ряд других выводов исследователя представляются совершенно верными и весьма важными. Вместе с тем К. Цукерман, внося ясность в "проблему хронологии" княжения Игоря, к сожалению, "затемнил" эту же проблему по отношению к Олегу, который оказался в его версии неправдоподобным "долгожителем".
      Стремясь выйти из трудного положения, исследователь попросту предложил считать, что в 944 году "Олегу было ... не меньше шестидесяти лет" (с. 77),- то есть он родился в начале 880-х годов. Однако при таком решении придется отрицать ту связь Олега с умершим до 880 года Рюриком, о которой есть вполне определенные летописные сведения, и, во-вторых, напрочь отвергнуть все летописные даты Олеговой смерти. К тому же сам К. Цукерман упоминает, что "летописи путаются в показаниях относительно места и обстоятельств смерти Олега" (с. 76),- чего, между прочим, нет в летописных сообщениях о других князьях. И вполне естественно прийти к выводу о существовании двух Олегов, первый из которых погиб в 912 (или 913), а второй - в 944 (или 945) году. Собственно говоря, исследование К. Цукермана прямо подводит к именно такому решению, и, очевидно, только своего рода историографическая "инерция" помешала автору принять это решение...
      Но нельзя не отметить, что вскоре после выхода в свет первого издания этой книги было опубликовано исследование, в котором доказывается, что существовали два Олега - "Старший" ("Вещий") и его сын, "Младший", причем и это особенно существенно - исследователь опирался на иные факты и аргументы, чем я,- главным образом на сведения из скандинавского эпоса,- но пришел к тому же выводу; см.: Алексеев Сергей. "Вещий Священный" (Князь Олег Киевский).- В кн.: Русское Средневековье. Международные отношения, 1998. Вып. 2. М., 1999, с. 4-24.
      * * *
      Игорь и Ольга. Став правителем Руси, Игорь решительно сменил политическую линию. Исследуя его договор с Византией 944 года, историк н археолог Д. Л. Талис так подвел итоги: "В нем (договоре.- В. К.) указывается, что русский князь будет препятствовать "черным болгарам", т. е., в конечном счете, тем же хазарам ("черные болгары" являлись составной частью Каганата.- В. К.), разорять Корсунскую страну (то есть владения Византии в Крыму.- В. К.). В свою очередь, Византия берет на себя следующее обязательство: "если русский князь будет просить у нас помощи для войны, то мы окажем ему помощь, насколько ему будет нужно". По смыслу предусматриваемых событий и исходя из общей ситуации... Византия обязывалась оказывать русскому князю помощь в борьбе против тех же хазар. Договор Игоря раскрывает, таким образом... совместные действия Руси и Византии... против общего врага - хазар... При этом следует подчеркнуть,заключает Д. Л. Талис,- что... обязательства, принятые на себя русской стороной, вовсе не были продиктованы Византией. Во всяком случае, что касается борьбы против хазар, то это обязательство отвечало коренным интересам русской политики..."37.
      Позднее союз Руси с Византией - несмотря на те или иные противоречия становился все более прочным. Выше приводилось относящееся к 943 году сообщение арабского хрониста Масуди, согласно которому Русь "воюет с Румом" (Византией). Но всего через десятилетие, в 954-955 гг.,- то есть уже во время правления Ольги, тот же Масуди сообщил, что многие из "племен ар-Рус... в настоящее время вошли в общность ар-Рум... И они (византийцы) поместили их (русских) гарнизонами во многих из своих крепостей... обратили их против... народов, враждебных им"38. Исследователь этого текста, историк В. М. Бейлис, писал, что "указание ал-Масуди следует воспринимать именно в том смысле, что современное положение установилось недавно... о вступлении русов в союз (с Византией.- В. К.) ал-Масуди узнал лишь сейчас... Сообщение ал-Масуди об участии русов в борьбе Византии с ее внешнеполитическими противниками подтверждается и несколькими позднейшими, но зато более конкретными известиями" (цит. соч., с. 27, 28).
      Начало же этого прочного союза с Византией В. М. Бейлис справедливо видит в действиях Игоря: "По договору 944 г. существуют уже взаимные обязательства. Византийские императоры дают войска русскому князю: "Аще просить вои у нас князь русский да воюеть, да дам ему елико будет требе". Русские воины в случае необходимости являются в Византию... "Аще ли хотети начнеть наше царство от вас вои на противящаяся нам да пишем к великому князю вашему, и поедет к нам, елико же хочем" (цит. соч., с. 29).
      Игорь правил совсем недолго - с 941-го до конца 944 - начала 945 года, когда он был жестоко убит древлянами, разгневанными увеличением дани. Между прочим, Л. Н. Гумилев высказал предположение, что Игорь вынужден был увеличить древлянскую дань из-за необходимости платить большую дань Каганату (назначенную после поражения Олега II в войне с Песахом).
      Вместе с тем договор с Византией недвусмысленно свидетельствует, что Игорь имел твердое намерение противостоять хазарам, и его сын Святослав через двадцать лет, в сущности, исполнил завет отца; поэтому негативная "оценка" Игоря, данная Л. Н. Гумилевым (он крайне возмущен Игорем и даже подвергает сомнению - без каких-либо аргументов,- что тот был отцом Святослава!39) несправедлива; другое дело - его предшественник, Олег II.
      Ольга, фактически правившая Русью с конца 944 - начала 945 года от имени своего сына Святослава, которому было в момент гибели отца, по-видимому, не более шести-семи лет, продолжала политику Игоря.
      Согласно летописи, где замужество Ольги датировано 903 годом, ей к тому времени было по меньшей мере пятьдесят пять лет (а Святослава она родила в пятидесятилетнем возрасте...). Это, вне всякого сомнения, не соответствует действительности. Сведения самой же летописи об Ольге говорят о ее поистине молодой энергии и, между прочим, даже прямо опровергают представление о ней, как о пожилой женщине: ее сватает после гибели мужа древлянский князь Мал, а еще позднее в нее чуть ли не "влюбляется" византийский император Константин Багрянородный. родившийся в 905 году - то есть бывший по меньшей мере на пятнадцать дет моложе ее (если верить летописной дате замужества Ольги).
      Сведения летописи о правлении Ольги открываются пространным рассказом о ее жестокой мести древлянам за убийство мужа, наверняка поражавшей воображение и летописцев, и их читателей,- в особенности потому, что ни с чем подобным они в современной им жизни Руси XI-XII веков не сталкивались. Разумеется, те или иные акты мести совершались на Руси и позже, но изощреннейший и в то же время приобретающий характер своего рода монументальности ритуал, изображенный в летописи, как говорится, не имеет никаких аналогов в последующей русской истории. И есть все основания полагать, что этот ритуал мести был продиктован германской скандинавской - традицией.
      Имя Ольги свидетельствует об ее скандинавском происхождении, хотя имеются и летописные сведения о том, что она была славянкой и первоначально звалась "Прекрасой", но, по мнению (конечно, не лишенному тенденциозности) В. Н. Татищева, Олег, просватавший ее Игорю, "от любви переименовал ее в свое имя Ольга". Однако и Ольга, и ее супруг Игорь уже, без сомнения, "обрусели", что непреложно явствует из имени их сына - Святослав. До него правителей звали Рюрик, Олег, Игорь, а после него - Ярополк, Владимир, Святополк, Ярослав и т. д. (правда, и позднее представители династии Рюриковичей нередко "вспоминали" имена родоначальников и называли своих сыновей Рюриками, Олегами, Игорями). Так что "границей" между еще сохранявшими скандинавское сознание правителями Руси и уже обрусевшими можно считать время рождения Святослава (по всей вероятности, конец 930-х), и есть основания полагать, что Ольга уже была в большей мере русской, чем скандинавкой.
      Но в начале ее правления ведущую роль играли воевода Свенельд (это своеобразно доказал выдающийся польский историк Руси Анджей Поппэ40) и "кормилец" (воспитатель) Святослава Асмуд, то есть скандинавы, которые, по летописи, непосредственно руководят походом возмездия против древлян (впоследствии - о чем ниже - оба они находились в Северной Руси, а в Киеве Ольгу в 968 году спасает от печенегов воевода со славянским именем Претич). И, по-видимому, именно эти скандинавы, а не сама Ольга, продиктовали тот впечатляющий ритуал возмездия древлянам, который позднее никогда уже не имел места на Руси.
      Такое умозаключение подтверждается и тем, что Ольга через некоторое время приблизила к себе плененных и превращенных в рабов детей древлянского князя Мала - Малушу и Добрыню. Это вроде бы противоречит рассказу о самой жестокой расправе с древлянами, однако в "Повести временных лет" есть сообщение о том, что после захвата древлянского города Искоростень Ольга "старейшины же града изънима, и прочая люди овых изби, а другия работе предасть",- то есть: "городских же старейшин забрала в плен, а других людей убила, третьих отдала в рабство...".
      А. А. Шахматов привел целый ряд аргументов в пользу мнения, что рабыня-ключница Ольги Малуша и ее брат Добрыня были детьми древлянского князя Мала8. Правда, эта версия оспаривалась, но иначе трудно объяснить "карьеры" этих лиц: как могла рабыня стать супругой Святослава и матерью Владимира, а ее брат - наиболее важным воеводой последнего? Гораздо достовернее, что перед нами в самом деле "прощенные", в конце концов, за вину их отца дети князя Древлянского...
      Летописные сведения о Малуше и Добрыне являют собой в своей совокупности своего рода драматический роман. После убийства Игоря древлянский князь Мал дерзко сватает его вдову Ольгу, но терпит поражение, а дети его становятся рабами Ольги. Но затем Ольга не только прощает этих детей - в сущности, отменяя тем самым завет неотвратимой мести,- но и делает их судьбу достойной их княжеского происхождения. Вполне возможно, что это прощение было порождено и принятием Ольгой христианства.
      Вместе с тем создается впечатление, что Ольга, отомстив Малу, словно бы оценила его стойкость и дерзость и захотела, чтобы ее внук был и внуком Мала (таким образом, свадьба, предложенная Малом, все-таки состоялась у детей Ольги и Мала...). Этот драматичный "роман", действие которого началось в 945 году, как бы обретает острейшее завершение через много лет, в 980-м, когда внук Ольги и Мала Владимир Святославич посватает дочь полоцкого князя Рогволода - скандинавку Рогнеду, но та, зная о давнем статусе Малуши, надменно отвергнет предложение: "Не хочу разуть сына рабыни!"** - и совершится жестокая развязка - Владимир погубит отца и двух братьев Рогнеды и возьмет ее в жены насильно...
      Это переплетение мести и прощения, ненависти и любви словно предвещает ситуации романов Достоевского. Вообще. внимательно вглядываясь в самые начальные страницы истории Руси, мы уже и там обнаруживаем богатую, сложную и многостороннюю жизнь, которая способна захватить разум и душу так же, как и новейшая отечественная история.
      Нельзя не сказать и о том, что после того как Ольга выдала дочь древлянского князя за Святослава, по-видимому, полностью прекратилось то противостояние Деревской земли Киеву, которое имело место, согласно летописи, уже в начале IX века, после смерти Кия, и, умиротворившись во времена мощной власти Олега Вещего (который "облада деревляны"), вновь обострилось в период ослабления Руси, приведя, в конце концов, к гибели Игоря.
      * * *
      Ольга и Святослав. Перед нами подлинно великие исторические деятели, значение которых в судьбе Руси невозможно переоценить. Восходящая к XI веку "Похвала княгине Олге" говорит с удивлением о ней: "...телом жена сущи, мужеску мудрость имеющи"; в "Повести временных лет" сказано, что она "мудрейши всех человек". Но, судя по делам Ольги, она обладала не только мудростью, но и поистине не женской властной волей и отвагой.
      Как уже говорилось, летописные сведения, согласно которым Ольга к моменту гибели мужа была уже на шестом десятке лет, заведомо неверны; ей, по всей вероятности, было менее тридцати лет, о чем особенно весомо свидетельствует ее чрезвычайно энергичная деятельность,- поход на древлян, путешествие, или, скорее всего, два путешествия (в 946 и в середине 950-х годов) в далекий (более тысячи верст) Константинополь, поездка (кстати, также более тысячи верст по прямой от Киева до Ладоги) и преобразования в Северной Руси, создание своей мощной укрепленной ставки - Вышгорода и т. д.
      Ольга продолжала политическую линию Игоря, стремясь всемерно укреплять и расширять союз с Византийской империей. Она прибыла в Константинополь с внушительным (более ста пятидесяти человек) посольством и, несмотря на то, что в ее взаимоотношениях с императором Константином Багрянородным имелись определенные трения и противоречия, союз был достаточно прочным.
      До недавнего времени полагали, что путешествие Ольги в Константинополь состоялось сравнительно поздно - в 957 году, то есть через двенадцать лет после начала ее правления. Но, начиная с 1981 года, один из виднейших современных историков Византии и ее отношений с Русью, Г. Г. Литаврин, в целом цикле исследований41 основательно доказывает, что Ольга отправилась в Константинополь вскоре же после гибели Игоря (конец 944 или начало 945-го) - в начале лета 946 года.
      Эту точку зрения поддержал ряд видных историков. Вместе с тем ее оспорил в нескольких статьях А. В. Назаренко42, оговорив, правда, что он не опровергает вывод Г. Г. Литаврина, а лишь выражает определенные сомнения, опираясь при этом на различные детали исторических источников.
      Можно согласиться с тем, что вывод Г. Г. Литаврина не обладает стопроцентной достоверностью, но, если исходить из общей исторической ситуации того времени, он все же гораздо более достоверен, чем датировка посольства Ольги 957-м годом.
      Во-первых, предшествующий византийский император Роман Лакапин, заключивший летом 944 года договор с Игорем, был 16 декабря того же года отстранен от власти, и примерно тогда же погиб его "содоговорник" Игорь. Естественно, что и Ольга, и занявший место Романа император Константин Багрянородный должны были не откладывая осуществить подтверждение заключенного их предшественниками договора.
      Далее, точно известно, что уже в 949 году большой отряд русских воинов участвовал в войне Константина Багрянородного с арабами, а это, надо полагать, подразумевало состоявшееся ранее "перезаключение" договора 944 года (где военная помощь Руси была предусмотрена). В византийской хронике Скилицы, между прочим, сказано, что "жена... русского архонта (то есть князя Игоря.- В. К.), когда умер ее муж, прибыла в Константинополь"; естественно полагать, что приезд Ольги имел место непосредственно после гибели Игоря, а не почти полтора десятилетия спустя.
      Наконец, уже в 954 году (то есть опять-таки до 957 года) Русь предстает в арабских источниках в качестве самого важного союзника Византии. Так, знаменитый арабский поэт ал-Мутаннаби (915-965) непосредственно после первой - неудачной - битвы византийцев (совместно с русскими) и арабов у крепости ал-Хадас 30 октября 954 года писал, что напрасно, мол, "ар-Рум и ар-Рус" (то есть Русь и Византия - Ромейское царство) надеются победить арабское войско. В. М. Бейлис заметил по этому поводу: "Здесь впервые мы видим употребление рядом терминов "Рус" и "Рум" (впоследствии это часто встречается в восточной литературе при изображении двух мощных военных сил, являющихся наиболее опасными врагами мусульман)"43.
      Поскольку эти сведения относятся к 954 году, естественно заключить, что приезд Ольги в Константинополь состоялся не в 957-м, а еще в 946 году, ибо едва ли то военное единство Византии и Руси, о котором свидетельствуют арабские источники, сложилось без прямых переговоров Ольги и Константина Багрянородного.
      В составленном при непосредственном участии Константина трактате "О церемониях" так рассказано о первом приеме Ольги: "...когда василевс (император Константин) с августой (императрицей Еленой) и его багрянородными детьми уселись... была позвана архонтисса (княгиня Ольга). Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала. В тот же самый день состоялся клиторий (торжественный обед)... Архонтисса, наклонив немного голову, села к апокопту (императорскому столу)".
      Видный историк Византии и Руси, эмигрант Г. А. Острогорский (1902-1976) писал о цитируемом тексте: "Значение этих подробностей станет ясно, если иметь в виду исключительную важность, приписывающуюся им правилами византийского церемониала. Право сидеть в присутствии императора считалось чрезвычайной привилегией... По общему правилу каждый, предстающий перед императором... падал перед ним ниц..." Ольга же "ограничилась тем, что слегка наклонила голову", а "после официальных приемов... встречалась с императором Константином Багрянородным и императрицей Еленой, можно почти сказать, запросто"44.
      При этом необходимо учитывать, что Константин вовсе не был "русофилом"; известный историк А. Н. Сахаров, автор труда "Дипломатия Древней Руси", справедливо говорит (исходя из рассуждений Константина в его трактате "Об управлении Империей"), что император являл собой, напротив, "русофоба"45. В то же время А. Н. Сахаров всецело соглашается с процитированными суждениями Г. А. Острогорского.
      Чем же объясняются высокие почести, оказанные Ольге? А. Н. Сахаров дает вполне убедительный ответ на этот вопрос: "Русь была нужна (вернее, необходима.- В. К.) Византии как противовес в борьбе с Хазарией... а также как поставщик союзных войск в противоборстве с арабами" (там же, с. 273).
      Отношения Византийской империи с Хазарским каганатом в 940-950-х годах действительно были крайне враждебными: так, в своем трактате "Об управлении империей" (948-952 гг.) Константин, характеризуя соседствующие с Империей государства и народы, главу о Каганате озаглавил весьма выразительно: "О Хазарин, как нужно и чьими силами воевать с нею"46,- то есть Каганат представал в ею мировосприятии в качестве врага, как говорится, по определению.
      Вместе с тем между Ольгой и Константином были, несомненно, определенные несогласия. Так, по убеждению ряда историков, Ольга преследовала цель обручить Святослава с представительницей византийской императорской семьи (скорее всего, с младшей из пяти дочерей Константина Анной). Этот "сюжет" в "преображенном" виде явлен, как полагают, в летописном рассказе о якобы прозвучавшем предложении Константина обручиться с самой Ольгой (рассказе, конечно, несообразном, поскольку у императора была супруга Елена, о чем летопись умалчивает).
      По догадке видного историка В. Т. Пашуто47, поддержанной А. Н. Сахаровым, Ольга прибыла в Константинополь вместе с отроком-сыном Святославом; ведь в византийских протоколах о приеме Ольги фигурирует ее "анепсий", что означает "кровный родственник", который занимает второе место после Ольги в иерархии посольства. Тот факт, что Святослав едва ли еще достиг даже и десятилетнего возраста, вовсе не исключает замысел сватовства, поскольку решения о династических браках принимались нередко задолго до достижения женихом и невестой брачного возраста. А "инкогнито" Святослава, вполне вероятно, было продиктовано нежеланием объявить о его присутствии в посольстве ранее договоренности о будущем браке.
      Из сочинений Константина явствует, что он категорически возражал против браков императорской семьи с русскими "варварами", и намерение Ольги было заведомо обречено на неудачу. Однако Ольга все же оказалась как бы более прозорливой, чем Константин, ибо хотя ей не удалось устроить свадьбу своего сына с дочерью императора,- которую, скорее всего, звали Анной,впоследствии, через сорок лет, когда правил внук Константина, Василий II, внук Ольги Владимир все же обвенчался с другой Анной - внучкой императора Константина!
      И это, конечно, отнюдь не просто любопытный "случай". В различии итогов сватовства к дочери и, позднее, к внучке императора Константина наглядно воплотился исторический путь Руси от 940-х до 980-х годов.
      По всей вероятности, уже после той поездки в Константинополь, о которой шла речь, Ольга приняла христианство. О месте и дате этого события с давних пор идут споры. Г. Г. Литаврин считает наиболее достоверным, что оно совершилось во время второй поездки Ольги в Константинополь - в 954 или 955 году; по мнению других историков, Ольга в это время крестилась в Киеве.
      Как было показано выше, христианство в той или иной мере развивалось на Руси еще с 860-х годов, и есть даже некоторые основания полагать, что тогда крестился и сам правитель Киева Аскольд.
      Но Крещение Ольги, во-первых, всецело несомненно, и, во-вторых, было гораздо более осознанным и содержательным актом, чем прежние приобщения русских Православию. Согласно летописи, Ольга постоянно - хотя и тщетно стремилась приобщить христианству Святослава (о чем - ниже), и летописец вложил в ее уста проникновенные слова:
      "Воля Божья да будет; аще Бог хощет помиловать рода моего и земле Русские, да возложит им на сердце обратитися к Богу, яко же мне Бог дарова". И внук Ольги Владимир действительно "обратился к Богу". Поэтому русская Церковь обоснованно присвоила Ольге (как и Владимиру) достоинство равноапостольной (то есть имеющую заслугу, равноценную заслугам Христовых апостолов).
      Государственная деятельность Ольги была чрезвычайно масштабной. Помимо утверждения прочных взаимоотношений с Византией и установления порядка в Северной Руси, Ольга предприняла усилия для налаживания связей с Западом. В 959 году она отправила посольство к германскому королю (с 962 года императору Священной римской империи) Оттону I Великому. В германских хрониках утверждается, что "послы Елены (христианское имя Ольги.- В. К.), королевы ругов (русских.- В. К.), крестившейся в Константинополе... явившись к королю... просили назначить их народу епископа и священников". В 961 году католический епископ Адальберт отправился в Киев, но был по сути дела изгнан оттуда49.
      Это сообщение побудило ряд историков высказать предположение, что к 959 году отношения Руси и Византии решительно испортились, и Ольга вознамерилась примкнуть к католической Церкви. Однако такой версии явно противоречит тот факт, что в 960 году русское войско в очередной раз участвует в сражениях Византии с арабами. И, надо думать, правы те исследователи, которые считают, что превращение Руси в католическую епархию отнюдь не соответствовало устремлениям Ольги, желавшей только установления взаимоотношений с Западом.
      В высшей степени показательно, что процитированная статья германской хроники начинается так: "...959. Король снова отправился против славян; в этом походе погиб Титмар. Послы Елены, королевы ругов..." и т. д. И, очевидно, прав автор трактата "Папство и Русь в Х-XV веках" Б. Я. Рамм, который доказывал: "В тесной связи с захватническими войнами против полабских славян, начавшимися с новой силой в 956 г. (то есть за три года до посольства Ольги.- В. К.), стоит и неприкрытый интерес, проявленный Оттоном к Руси... он задумал создать... епархии... в областях язычников: одна такая епархия намечалась в Польше и другая на Руси. Обращение в христианскую (католическую.- В. К.) веру русских было для Оттона I важным постольку, поскольку оно, как он надеялся, могло облегчить окончательное покорение западных славян и распространение его политического влияния на Русь... Адальберт явился в Киев с титулом "епископа русского"... и вскоре по приезде гостей в Киев поднялось по их адресу такое возмущение... что Адальберт со своими спутниками счел за лучшее спешно оставить пределы Киевской земли"50.
      Весьма примечательно, что отвержение "миссии" Адальберта не привело к разрыву отношений Руси и Германии. Оттон I, по-видимому, все же смирился с тем, что Русь не пожелала стать частью католического мира, и на созванном им в марте 973 года "имперском съезде" присутствовало посольство Руси, представлявшее княжившего тогда в Киеве внука Ольги (умершей около четырех лет до этого) Ярополка (отец его, Святослав, погиб годом ранее).
      Итак, Ольга, в сущности, "вывела" Русь на мировую арену, установив взаимосвязи и с расположенной к югу от Киева Византией, и с Западной Европой в лице самой ее мощной тогда державы. Но достаточно сложна была проблема отношений с восточным соседом - Хазарским каганатом.
      У нас нет сведений о каких-либо военных столкновениях Руси с хазарами в период от 945 до 965 года,- когда совершился победоносный поход Святослава на Итиль. Но сам факт этого мощного похода, начиная с которого и развернулась героическая деятельность Святослава, ясно свидетельствует о грозной опасности со стороны Каганата.
      Император Константин писал между 948 и 952 годом о "крепости Киева, называемой Самватас". Это название, как подтвердило недавно тщательное филологическое исследование А. А. Архипова, имеет еврейское происхождение ("Самбатион") и означает в данном случае пограничную крепость,- то есть расположенную на западной границе Каганата51. Другой исследователь положения в Киеве того времени, В. Н. Топоров, опираясь на целый ряд сведений, доказывает, что "ситуация... характеризуется наличием в городе хазарской администрации и хазарского гарнизона"52.