Оклеветанная Русь - История Руси

      Особенное значение имеет сообщение византийского императора Константина Багрянородного о том, что сумевшие остаться в живых повстанцы "кабары" - убежали на запад к венграм, которые, по всей вероятности, обитали тогда в причерноморской степи, в районе нижнего течения Днепра (потом - уже в самом конце IX века - под давлением пришедших с Востока печенегов они перешли на территорию современной Венгрии).
      С. П. Толстов в своих, уже цитированных, работах доказывает, что среди этих "беглецов" были и потомки хорезмийцев, которые сто лет назад эмигрировали вместе с евреями в Каганат, однако после его полной "иудаизации" оказались в остром конфликте с новыми властителями и ушли на запад, к также ушедшим из Каганата венграм (ранее венгры, по сообщению Константина Багрянородного, воевали "в качестве союзников хазар во всех их войнах"). С. П. Толстов исходил, в частности, из сообщения византийского хрониста XII века Иоанна Киннама о том, что среди венгров даже и в это позднейшее время пребывала некая общность людей "одного вероисповедания с персами"169, что и присуще было хорезмийцам (до их обращения в течение VIII века в мусульманство),- и как иранскому народу, и как восприемникам культуры Ирана.
      Но повстанцы-кабары, по-видимому, ушли из Каганата не только в низовья Днепра, к венграм, но и в более северные земли - то есть на Русь. И это имеет свое весьма существенное значение для истории Руси. В последнее время появился ряд работ, где исследуется "присутствие" хорезмийцев в Киеве IX-Х веков. Нет ничего удивительного в том, что эти носители высшей по тогдашним временам цивилизации нашли свое место в жизни и культуре Руси. Но к этому мы еще вернемся.
      Уход из Каганата венгров и хорезмийцев (или, по крайней мере, какой-то части последних) сам по себе уже свидетельствует об остроте той гражданской войны, которая разразилась здесь в начале IX века. Но сопротивление было все же подавлено новой властью. И Каганат по-прежнему включал в себя очень значительные массы населения - и самих хазар, и алан, и болгар, и ряд других племен.
      Но уход хорезмийцев, которые, в частности, являлись первоклассными по тем временам воинами и, до утверждения окончательного господства иудаизма, верными гражданами, был слишком большой потерей для Каганата. И через какое-то время новая власть, опираясь, конечно, на давние связи с Хорезмом, сумела привлечь оттуда в Каганат целое воинство, ставшее основой ее безопасности. Это была наемная гвардия, состоявшая, согласно разновременным источникам, из 7-12 тысяч отборных кавалеристов, которые жили в Итиле вместе с семьями. Важно знать, что это были уже иные хорезмийцы мусульмане, ибо к середине VIII века Хорезм, завоеванный в 712 году арабами, принял ислам (так, хорезмшах, правивший во второй половине VIII века, имел уже мусульманское имя Абдаллах170, начальник наемной гвардии Каганата в первой трети Х века звался Ахмад171).
      Знаменитый арабский географ и историк Масуди писал в 943 году о наемных воинах Каганата: "...они являются переселенцами из окрестностей Хорезма. В давние времена: (по-видимому, за столетие до создания сочинения Масуди.- В. К.)... они переселились к хазарскому царю. Они доблестны и храбры и служат опорой царя в его войнах. Они остались в его владениях на определенных условиях, одним из которых было то, что они будут открыто исповедовать свою веру (ислам.- В. К.)... также, что должность царского визира будет сохраняться за ними... также то, что когда у царя будет война с мусульманами, они... не будут сражаться, но что они будут сражаться вместе с царем против других врагов...". Они "садятся на коня вместе с царем, вооруженные луками, облаченные в панцири, шлемы и кольчуги. Среди них имеются и копейщики... Среди восточных царей этих стран только хазарский царь имеет войска, получающие жалованье"172.
      Плата наемной гвардии (в то время, как сказано, уникальной на Востоке) обеспечивалась, в частности, высокими пошлинами на провозимые через Итиль товары. Гвардия, что ясно из рассказа Масуди, имела немалые права, но в то же время к ней предъявлялись самые что ни на есть жесткие требования. Об этом рассказал арабский путешественник Ибн-Фадлан, побывавший в соседней Булгарии (Волжской) в тот же период - в 922 году. Он писал, что если царь "отправит в поход отряд, то отряд не убегает вспять никоим образом, а если он обратится в бегство, то предается смерти всякий, кто из этого отряда возвратится к царю"173. Таким образом, высокое жалованье давалось, в сущности, за самую жизнь воина...
      С. А. Плетнева утверждает, что эту наемную гвардию из хорезмийских мусульман правители Каганата "использовали для борьбы с возвышающейся с каждым годом на западе Русью и христианизирующейся Аланией" (цит. соч., с. 67). Здесь необходимо только уточнить, что гвардию едва ли отправляли непосредственно на Русь, в столь далекие от Итиля земли (до Киева - более 1300 км). Гвардия должна была прежде всего охранять правительство, и она вступала в борьбу с русским воинством только тогда, когда оно приближалось к Итилю (ряд достоверных фактов этого рода зафиксирован в арабских источниках).
      Военные операции против Руси осуществляло, очевидно, то алано-болгарское воинство, которое располагалось в подробно охарактеризованном выше огромном военно-хозяйственном лагере в междуречье Дона, Северского Донца и Днепра,- то есть на пограничье Каганата и Руси. Узловыми точками этих военных поселений были описанные выше мощные крепости (их открыто к настоящему времени более десятка); вокруг крепостей, как показали археологические исследования, размещались сотни и тысячи юрт, полуземлянок и наземных домов для воинов и их семей.
      Характерно, что внутри каждой из этих крепостей сохранились следы всего нескольких жилищ. Исследуя одну из таких крепостей, С. А. Плетнева отмечает, что, помимо нее, была "еще одна линия обороны - земляная (с ровиком). Причем на этой значительно слабее укрепленной площадке люди селились и строились. Какой в этом был смысл? Почему они не ставили свои жилища в каменной крепости?.. хватило бы места для всех. Очевидно, для того чтобы жить в каменной крепости, нужно было иметь на это особое право. А этого права у людей, живших вокруг, не было"174. Как выяснено в другой работе С. А. Плетневой, дело здесь не только в "праве". Характеризуя рисунки и знаки, прочерченные тысячу сто лет назад на камнях одной из хазарских крепостей охранявшими ее воинами, С. А. Плетнева пишет, что "подавляющее большинство знаков нанесено на внешнем панцире стены... именно вдоль стены с внешней стороны и у ворот постоянно несли караул воины, которые, сидя (на высоте второго-третьего ряда) или стоя (шестого-седьмого ряда), чертили и рисовали на стене"175.
      Стража обычно располагается главным образом внутри крепости; здесь же выясняется, что ее не впускают в крепость... С. А. Плетнева, в сущности, объяснила причину этого, заметив, что "согласно догмам иудаизма - узкой, сугубо национальной религии,- иноплеменники не могут быть истинными иудеями... Следовательно, новая религия не объединила, а наоборот разъединила"176... И крепости строились для защиты иудейских начальников не только от "внешних", но и вероятных "внутренних" врагов,- то есть собственных воинов...
      Казалось бы, при таком положении дел власть в Каганате должна была быть слишком ненадежной и слабой. Но все обстояло сложнее. Во-первых, прочной опорой иудейской власти была наемная хорезмийская гвардия. С другой стороны, правители Каганата чрезвычайно умело использовали тот или иной из подвластных им народов в борьбе с другими. Это очевидно уже хотя бы из еврейско-хазарской переписки, где сообщается, например, что в конце IX или начале Х века против правителей Каганата начали войну гузы, "черные болгары" и печенеги, но тогдашний хазарский царь призвал на защиту могучее войско алан, разгромившее этих врагов. Однако тут же сообщается, что всего через два-три десятилетия, напротив, как раз "царь аланский" начал войну против правителей Каганата, и тогда царь "Аарон нанял против него (царя аланского.- В. К.) царя турок"177,- как убедительно доказывает А. П. Новосельцев, речь идет о печенегах178.
      Вообще-то эта тактика использования того или иного народа для борьбы с враждебным в данный момент другим народом характерна для государственной политики той эпохи; именно так поступали тогда и византийские императоры. "Своеобразие" Хазарского каганата заключается в данном аспекте в том, что здесь дело шло о борьбе не столько с внешними, сколько с внутренними врагами, ибо, например, аланы, болгары, гузы и печенеги так или иначе входили в зону власти Каганата. То есть, говоря попросту, правители Каганата, сталкиваясь с неповиновением какого-либо из подвластных им народов, "натравливали" на него другой "свой" же народ - и это было основой государственной политики.
      Так, в борьбе с Русью Каганат использовал поселенных у ее границ алан, болгар, а также венгров (которые в IX веке обитали в Причерноморье между Днепром и Доном), печенегов и, по всей вероятности, даже и восточнославянские племена древлян и уличей. А. П. Новосельцев показывает, что предводитель венгров Алмуш, который "жил, по данным Константина (Багрянородного.- В. К.) во второй половине IX в., ...воевал с русами и осаждал Киев"; при этом венгры исполняли повеление "их сюзерена - Хазарии" (цит. соч., с. 209). Далее, в Новгородской летописи, отмечает историк, "упомянуты войны Аскольда с древлянами и уличами. Если вспомнить, что древляне прежде "обижали" полян, а уличи в эту пору должны были находиться в зависимости от венгров, т. е. и от хазар, то события эти легко объясняются теми же притязаниями Каганата на Полянскую (то есть Киевскую.В. К.) землю. Еще более любопытны сведения поздних летописей об избиении Аскольдом и Диром печенегов... и гибели сына Аскольда в войне с болгарами. Печенегов в эту пору в Поднепровье не было, и, скорее всего, под ними подразумеваются хазары и венгры. Болгары же - это явно те самые черные булгары, что обитали и в низовьях Днепра, и к востоку от него на Дону и по его притокам. А они в то время зависели от хазар. Эти факты,- подводит итог историк,- дают ключ к выяснению сложного процесса объединения восточных славян, прежде всего вдоль пути "из варяг в греки", в раннее Древнерусское государство, для которого на первом этапе его существования главным был не византийский, а хазарский вопрос" (с. 210).
      А. П. Новосельцев четко и плодотворно разграничивает также варяжский и хазарский "вопросы" в истории Руси: "Конечно,- пишет он,- и варяги были пришельцами для славян, которые, по летописи, их то призывали, то изгоняли. Но в отличие от хазар, просто захватывавших славянские земли, варяги появлялись не как завоеватели, а, скорее, как союзники местной знати в борьбе "племен" друг с другом и теми же хазарами. В этом коренное отличие роли скандинавов-варягов от хазар. В борьбе с последними (а хазары из земель радимичей и вятичей угрожали и северным землям славян и финнов) скандинавские дружины и их предводители утверждались в славянских землях. Можно предположить, что их успехи в этом отношении... привели к тому, что хазары (точнее - иудейские властители Каганата.- В. К.) направили на Полянскую землю венгров... ПВЛ ("Повесть временных лет".- В. К.) об этом молчит. Но арабские источники середины второй половины IX в. пишут о постоянных набегах венгров на славян" (цит. соч., с. 208- 209)179.
      * * *
      Войско Каганата, по всей вероятности, захватило Киев в 820-830-х годах. В середине IX века в Киев пришел с севера (как говорилось выше, посланный, по-видимому, Рюриком по просьбе киевлян) Аскольд, который начал войну с хазарами. Но поскольку явившийся впоследствии в Киев и свергнувший Аскольда Олег снова должен был воевать с хазарами, естественно сделать вывод, что Аскольд в своих войнах потерпел поражение и стал вассалом и данником Каганата. Это ясно выразилось в том, что в 860 году Аскольд, в отличие от своего предшественника Кия, пришел в Константинополь во главе не дружелюбного посольства, а агрессивного войска180.
      Помимо русской летописи, нападение Руси на Константинополь, свершившееся 18 июня 860 года, отражено в целом ряде современных этому событию документов - византийских и западноевропейских (даже вполне точная дата события известна!). Особенное значение имеет гораздо более позднее сочинение, принадлежащее одному из наиболее выдающихся деятелей Византии, константинопольскому патриарху (1353-1376 гг., с перерывом) Филофею Коккину. По-видимому, в 1360 году, то есть к 500-летней годовщине нападения Руси на Константинополь, он сочинил "Молитву по акафисте и каноне к Пресвятой Богородице", где сказано об Ее помощи (как и в русской летописи):
      "...спасла еси царствующий град от скифского воеводы, свирепого вепря онаго прегордаго кагана"181.
      Возможно сомнение, что столь отдаленный во времени отклик (через 500 лет!) может быть достоверным. Однако сам текст убеждает, что патриарх Филофей основывался на неизвестном нам источнике, относящемся ко времени самого этого столь давнего события. Ведь в XIV веке никто уже не помнил о "кагане" и не мог называть русских "скифами", а их предводителя "воеводой" этого самого "кагана". Молитва Филофея Коккина дошла до нас только в древнерусском переводе, но важно знать, что славянское слово "воевода" было заимствовано греческим языком не позднее Х века182 и, надо думать, перешло в молитву Филофея из того древнего текста, на котором он основывался. Словом, сами "реалии" Филофеевой молитвы ясно говорят о том, что ее сведения восходят к источнику пятисотлетней давности.
      Не исключено читательское сомнение в том, что событие 860 года столь отчетливо помнили через пятьсот лет. Но факты неопровержимо свидетельствуют именно о такой длительной памяти об этой первой атаке Руси на Константинополь. Автор обобщающего труда о "внешней политике" Руси А. Н. Сахаров, обрисовав целый ряд византийских сообщений о 860 годе, относящихся к IX-XI векам, пишет далее:
      "В XII в. версию о чудесном спасении Константинополя от врагов при Михаиле III повторил в письме к византийскому патриарху Иоанну император Алексей II Комнин. В XIII в. о фактах нападения руссов на столицу империи в 860 г. упоминал император Феодор Ласкарис... Таким образом, нападение Руси на Константинополь в 860 г. на протяжении почти пяти веков неизменно становилось сюжетом греческих хроник, переписки, религиозных песнопений, благодарственных слов, проповедей, официальных циркуляров, речей... поход 860 г. не был для Византии ординарным пограничным конфликтом с одним из "варварских" племен, а... стал из ряда вон выходящим событием... прогремевшим на весь тогдашний европейский и ближневосточный мир..."183.
      А. Н. Сахаров завершил перечень византийских сообщений о событии 860 года ссылкой на высказывание императора Феодора Ласкариса, правившего в 1208-1222 годах, то есть через три с половиной столетия после похода Руси. Молитва, сложенная еще через сто сорок - сто пятьдесят лет, в 1360 году, патриархом Филофеем, не попала в поле внимания А. Н. Сахарова, но в самом ее, этой молитвы, появлении нет, как мы видим, ничего неожиданного и удивительного.
      Первое дерзкое нападение на Империю войска до того неведомых ей "россов" должно было, очевидно, сохраниться столь долгий срок в исторической памяти. Особенно если учитывать, что ответом на это нападение явилась начавшаяся в том же 860 году "хазарская миссия" посланцев патриарха Фотия - святых Кирилла и Мефодия.
      Л. Н. Гумилев обратил пристальное внимание на самый характер военных действий Руси против византийцев в более позднем походе на Константинополь, состоявшемся в 941 году. Он писал, исходя из летописного рассказа об этом походе: "...начались такие зверства, которые были непривычны... Русы пленных распинали (sic!184), расстреливали из луков, вбивали гвозди в черепа; жгли монастыри и церкви, несмотря на то, что многие русы приняли православие еще в 867 г. (об этом говорилось выше.- В. К.). Все это указывает на войну совсем иного характера, нежели прочие войны Х в. Видимо, русские воины имели опытных и влиятельных инструкторов..."185,- разумеется, "инструкторов" из Хазарского каганата. Кстати сказать, Л. Н. Гумилев напрасно не обратил внимания на рассказ константинопольского патриарха Фотия - непосредственного свидетеля и участника более ранних трагических событий 860 года - то есть первого нападения Руси на византийцев. Фотий в своих знаменитых беседах "На нашествие россов", произнесенных сразу же после этих событий, говорил, что напавший враг "истребил живущих на этой земле... не щадя ни человека, ни скота, ни снисходя к немощи женщин, не жалея нежности детей, не уважая седину старцев, не смягчаясь ничем, от чего обыкновенно смягчаются люди, даже дошедшие до свойства зверей, но всякий возраст и пол поражая мечом. Можно было видеть, как младенцы, отторгаемые от сосцов, лишаемы были молока и самой жизни и готовым гробом для них были - увы! - те скалы, о которые они были разбиваемы... Эта свирепость простиралась не только на человеческий род, но жестоко умерщвляла и всех бессловесных животных: волов и лошадей, птиц и прочих, какие только попадались..."186.
      Последнее явно поразило патриарха Фотия, но выше было приведено суждение Л. Н. Гумилева об именно таком "способе" ведения древнейших войн в Палестине - способе, который "возродили" правители Хазарского каганата. Как сказано в Ветхом завете о необходимом поведении иудеев в отношении врага: "...и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла" (Первая Книга Царств, 15, 3); кстати сказать, даже за не совсем полное следование этому требованию израильский царь Саул был свергнут с престола... Хазарские правители вели войны именно так, что подтверждает их собственная переписка, где сказано, например, о нападении иудейского военачальника Песаха на крымские владения Византии: "...и пошел он в гневе на города Романа (византийского императора.- В. К.) и избил и мужчин и женщин... и поразил всех оказавшихся из них там и умертвил мечом"187.
      Ни в каких рассказах о позднейших войнах Руси, уже не руководимых хазарскими "инструкторами", нельзя найти и намека на подобное тотальное смертоубийство. В "Истории" византийца Льва Диакона подробнейшим образом и с негодованием рассказывается о состоявшемся через тридцать лет после похода 941 г. Святославовом походе на Константинополь (уже без хазарского "руководства"), и никакие действия описанного рода не упоминаются...
      Нельзя не сказать здесь о том, что Л. Н. Гумилев, стремясь раскрыть суть похода Руси на Константинополь в 941 году, опирался почему-то только на рассказ летописи, не учитывая "оригиналы" этого рассказа; ведь русские летописцы широко использовали византийские хроники. И те подробности, которые привел Л. Н. Гумилев из летописного сообщения о поведении русского войска в Византии в 941 году, изложены сильнее и яснее в византийской хронике, созданной вскоре после самого события:
      "Много злодеяний совершили росы... из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов"188.
      Все это происходило во время правления императора Романа I, о котором в хазарском документе, известном под названием "Кембриджского", сказано: "...было гонение на иудеев во дни злодея Романа. И когда стало известно это дело моему господину (царю-каганбеку Иосифу.- В. К.), он ниспроверг множество необрезанных"189, то есть казнил большое количество христиан. Еврейский историк Ю. Д. Бруцкус писал по этому поводу: "Наш источник говорит о том, что "злодей Романус" возбудил жестокие преследования против евреев в Византии, что вызвало репрессалии со стороны царя Иосифа... Мы находим упоминание о них ("жестоких преследованиях".- В. К.) у Масуди, известного арабского писателя Х в.: "...византийский император Арманус принуждал всех евреев своего царства к принятию христианства. Многие евреи удалились вследствие этого из Византийского царства в хазарскую землю..."190.
      Важно обратить внимание на смысловые "оттенки" сообщений. Ю. Д. Бруцкус определяет политику императора Романа как "жестокие преследования", а действия царя Иосифа - как некие неясные "репрессалии"; между тем дело шло в первом случае о требовании к иудаистам принять христианство или же покинуть пределы Византийской империи, а во втором - о казни хазарскими иудаистами христиан за то, что они христиане. Арабский автор был не только "нейтрален", но даже, без сомнения, враждебен Византии, и тем не менее он сообщает лишь о "принуждении" евреев принять христианство или же "удалиться" из Византии.
      Во всем этом необходимо разобраться,- иначе мы не сможем понять действия войск Руси в 860-940-х годах по отношению к Византии.
      Уже не раз упоминался один из самых выдающихся деятелей византийского христианства святой Фотий, который был патриархом Константинопольским в 858-886 годах (с перерывом в 867-877), но играл важнейшую роль в церковной политике и ранее, с 840-х годов. Он был горячим и волевым распространителем христианства; так, именно его учениками и исполнителями его замысла являлись первоучители славянства святые Кирилл и Мефодий. По инициативе Фотия состоялось крещение Моравии, Болгарии и первое утверждение христианства на Руси в 866-867 годах. Трудно усомниться в том, что именно он настаивал и на обращении в христианство иудаистов, находившихся на территории Византии.
      Разумеется, "приказ" креститься или же покинуть государство - это чисто средневековое решение проблемы, закономерное в IX-Х веках, но неприемлемое для правового и этического сознания в нашу эпоху. Однако можно все же "понять" жившего тысячу с лишним лет назад патриарха. Христианство не только определяло всю жизнь Византии, но и было по доброй воле принято в целом ряде соседних государств; между тем внутри Византии обитали (и играли немалую роль) многие десятки, а может быть и сотни тысяч людей, исповедующих религию, которая по своей сути враждебна христианству.
      Сообщение о попытке крестить византийских иудаистов во второй половине IX века содержится в жизнеописании императора Василия I (867-886), составленном впоследствии, в середине Х века, его внуком Константином Багрянородным. Давно установлено, что внук стремился приписать все инициативы (например, крещение Болгарии, состоявшееся, как точно известно, до восшествия Василия I на престол, а также и первое крещение Руси в 866-867 годах) своему деду. Гораздо достовернее представление, что религиозно-церковные инициативы того времени принадлежали святому Фотию, фактически возглавившему Константинопольскую патриархию еще в 857 году. И есть все основания заменить в цитируемом тексте слово "царь" словом "патриарх": "...царь не устранился и не отступился от апостольских дел, но прежде всего уловил в сети Христовы... жестокосердый сам по себе народ иудеев. И вот он приказал им явиться на диспут с доказательствами своей веры и показать, что доводы их прочны и неколебимы, или, уверовав, что Христос - глава Закона и пророков и что Закон - не более как тень, рассеиваемая сиянием солнечного света191, обратиться к учению Господа и креститься... У многих снял царь пелену с глаз и обратил в веру Христову, хотя немало их, когда он ушел из этой жизни, яко псы вернулись к своей блевотине..." Далее сообщается, что "точно так же обошелся он (царь.- В. К.) и с болгарским племенем"192; однако хорошо известно, что Болгария приняла крещение в 864-865 годах, а Василий стал императором только в 867 году. Вполне естественным будет прийти к выводу, что и попытка крестить иудаистов относится к более раннему времени и была предпринята энергичным поборником распространения христианства святым Фотием, а не императором Василием. И, конечно, именно Фотий, а не малообразованный Василий устроил конфессиональный диспут с византийскими иудаистами. По-видимому, именно в ответ на это иудаистский Хазарский каганат организовал нашествие флота Руси летом 860 года на Константинополь, нашествие, в ходе которого, по сообщению тогдашнего папы римского Николая I, "сожгли церкви"193, а помимо того, в соответствии с древнеиудаистскими заветами, "свирепость - по свидетельству патриарха Фотия,- жестоко умерщвляла и всех бессловесных животных... лежал вол и около него человек, дитя и лошадь получали общую могилу, женщины и птицы обагряли кровью друг друга"194.
      Как уже говорилось, ничего подобного не было в истории всех других войн Руси, и такую "практику" можно объяснить только распоряжениями руководивших походом на Византию властных лиц Каганата.
      В Константинополе, без сомнения, стало известно, откуда и кем было направлено войско Руси, ибо уже осенью 860 года патриарх Фотий и тогдашний император Михаил III посылают великих мужей Кирилла и Мефодия для переговоров не в Киев (хотя, возможно, они потом побывали и в Киеве), но к хазарскому кагану, чья резиденция находилась тогда, в 860 году, еще не в волжском Итиле, а на Северном Кавказе, в Семендере. В "Житии Мефодия" сказано: "Настало же время такое, и послал цесарь за Философом (св. Кириллом.- В. К.), братом его, чтобы пошел к хазарам и чтобы взял его к себе в помощь. Были же там евреи, что сильно хулили христианскую веру"195. А вскоре, в 863 году, Кирилл и Мефодий создали славянскую письменность, с помощью которой Византия, в частности, должна была превратить славян, и в том числе русских, в своих союзников и друзей. Уже в 866 году христианство, как было отмечено выше, пришло в Киев.
      * * *
      Говоря о начале христианства в Киеве, никак нельзя не коснуться достаточно широко распространенного представления, согласно которому провозвестниками русского православия были именно великие первоучители славянства святые Кирилл и Мефодий. Правда, это воззрение, отстаиваемое еще в середине XIX века выдающимся историком русской церкви митрополитом Московским Макарием (М. П. Булгаковым)196, многими (в частности, и ныне О. М. Раповым) оспаривалось. Но едва ли есть основания вообще отвергнуть эту вдохновляющую концепцию.
      Полная уверенность в том, что святые Кирилл и Мефодий первыми проповедали христианство на Руси, выражена в сочинении одного из крупнейших русских славистов В. И. Ламанского (1833-1914)197. Уже в наше время это мнение высказал видный филолог-славист А. С. Львов198. Убедительно говорится об этом в труде знаменитого историка русской Церкви и общественного деятеля А. В. Карташева (1875-1960; с 1919 года в эмиграции).
      Речь идет о том, что святые Кирилл и Мефодий, посланные вслед за нападением Руси на Константинополь в 860 году в Хазарию (откуда и был "направлен" поход Аскольда), побывали затем и у русских. А. В. Карташев исходил, в частности, из свидетельства рукописи XV века, сохранившейся в вологодском Спасо-Прилуцком монастыре; здесь сказано о деянии "преподобного отца нашего Мефодия, епископа Моравьска, учителя руськаго... Кирилл же умоли брата своего Мефодь итти с собою, яко умеяше язык словеньск". Тут особенно важно, что, как известно из древнейших источников, именно Мефодий владел с самого начала славянским языком и, значит, посылая его вместе с Кириллом к хазарам, Византия ставила цель воздействовать не только на хазар, но и непосредственно на Русь. А. В. Карташев ссылается и на новгородскую рукопись того же XV века, но восходящую, по-видимому, к XI-XII векам: "...древле приходи в Русь философ учити... ему же имя Кирилл"199.
      Но эти свидетельства - не самый существенный аргумент А. В. Карташева, ибо ведь вполне можно их оспорить, утверждая, что перед нами - возникшая позднее легенда, стремившаяся возвеличить русское христианство, возводя его к великим первоучителям славян. Главное доказательство А. В. Карташев усматривает в самом тексте древнего жития святого Константина-Кирилла, созданного еще в 870-х годах, но позднее не раз переработанного. В содержащемся здесь достаточно пространном рассказе о миссии к хазарам, "как будто две разных миссии... слиты в одну и смешаны до непонятности... (это "смешение", очевидно, совершилось при позднейших переделках жития.- В. К.) А именно: как будто все должно происходить во дворце в присутствии самого кагана. Между тем мы вдруг чувствуем, что споры происходят под открытым небом, на лоне природы, в простонародной толпе. И диалог ведется не с учеными книжными начетчиками, не с иудеями и мусульманами, а с неграмотными язычниками и даже врагами ученых и грамотных. Все это не подходит к хазарам" (там же с. 79). И, утверждает А. В. Карташев, "вторая" миссия святого Кирилла совершается на Руси.
      Опровергнуть этот вывод историка не так уж легко, ибо в "хазарской" части жития Кирилла в самом деле имеются заведомо разные "пласты". Сначала Кирилл спорит с убежденными иудаистами, а в конце рассказа обращается к людям, которые явно не принадлежат ни к иудаизму, ни к мусульманству. И один из этих людей "сказал... приятелям евреев: "С Божьей помощью гость этот (Кирилл.- В. К.) ниспроверг наземь всю гордыню сарацинов, а вашу отбросил на иной берег, как нечто нечистое". И сказал всем людям: "Как дал Бог власть над всеми народами и совершенную мудрость христианскому (то есть византийскому.- В. К.) цесарю, так дал ему и самую лучшую Веру из всех, и без нее никто жить не может жизнью вечной".
      И далее следует своего рода вывод слушателей Кирилла: "...повелеваем, что с этого дня понемногу, кто может, пусть крестится по своей воле, если пожелает. А тот из вас, кто... еврейские молитвы читает, или держится веры сарацинской, скоро смерть от нас примет"... Крестились же из них двести человек, отказавшись от мерзостей языческих..."200.
      А. В. Карташев говорит об этом эпизоде жития: "...все происшедшее относится не к столице, а к какой-то провинции хазарской (как будет показано ниже, Русь именно в это время была подчиненной "провинцией" Хазарского каганата.- В. К.), где иудейство и ислам были чужими и даже вражескими религиями... речь идет об особом народе, а не о хазарах... Таким образом, хазарская миссия в центр страны, в столицу, к кагану, не исключала для Константина Философа, а включала в себя и его особую "провинциальную" миссию в русскую часть Хазарии, к тем руссам, которые недавно нападали на греков" (цит. соч., с. 82).
      Целый ряд историков стоит на той точке зрения, что в цитированном тексте имеются в виду все же не русские, а какие-то хазары-язычники. Однако вопрос - по крайней мере пока - не может быть решен окончательно. И поэтому воззрение, согласно которому первыми провозвестниками Православия на Руси были именно святые Кирилл и Мефодий, обладает правом на существование. Признание истинности сообщений о русской миссии Кирилла и Мефодия не противоречит сведениям о позднейших событиях. В 861 году великие первоучители славян побывали (еще до своей моравской миссии 863 года!) на Руси, а позднее, в 866 или 867 году, на Русь был уже послан из Константинополя епископ.