Хулиганы? Да, именно с ними столкнулся человек с другой планеты, с позорным, но изредка встречающимся еще в нашей действительности явлением. Это были они, любители показать спою удаль где-нибудь вдали от милиции, неряшливо одетые, расхлябанные юнцы с гитарами и длинными волосами. Но никто не позавидовал бы тем хулиганам, напрасно они, чувствуя па своей стороне всемеро превосходящую силу (ведь в таких только случаях, как известно, и обретает решительность подобный тип людей), закрыли дорогу Наде и шерристянину, намереваясь совершить еще один хулиганский поступок.
Ощущая каждый мускул тренированного своего тела, инопланетянин, ведущий жизнь Миши Стерженькова, выступил вперед, закрывая собой Надю, и приготовился к тому, чего и следовало ждать в такой ситуации. Ему были знакомы приемы и бокса, и борьбы — вольной, классической и самообороны. Редкие прохожие, состоявшие в основном из бабушек с внуками, сворачивали на газоны, стремясь поскорее обогнуть опасное место; никто из них, похоже, не собирался приходить на помощь, и надо было рассчитывать только на себя…
Но вновь произошло то, что потом вызвало еще большее беспокойство шерристянина. Какая-то неведомая сила заставила его вдруг снова, в очередной раз, преобразовать окружающую действительность так, как бы никогда не смог никто из землян.
Сначала мгновенным излучением своей мозговой энергии шерристянин разделил Надю на атомы и в какую-то тысячную долю секунды переправил эти атомы через весь город к ней домой, где она, оказавшись в полной безопасности, немедленно материализовалась вновь — рядом с креслом дедушки, все еще с головой ушедшего в роман и потому даже не заметившего ничего.
И тотчас же шерристянин занялся хулиганами…
Нет, никто бы не позавидовал им в этот момент. Соответствующим образом перестроив молекулярные структуры их тел, он полностью всех преобразил. Вместо хулиганов вдоль аллеи немедленно выстроилась шеренга… из новеньких гипсовых статуй: застывшие в характерных позах на гипсовых пьедесталах метатель молота и толкатель ядра, дискобол и еще три атлетические фигуры спортсменов другого профиля.
А самый неприглядный из нарушителей порядка, их вожак, стал даже статуей спортсменки — двухметровой высоты красивой гипсовой девушкой, опирающейся на четырехметровое весло.
Мужественными и суровыми были лица статуй группы, несокрушимая мощь чувствовалась в гипсовых статуях, позы выражали непреклонную решимость состязаться с кем угодно, не щадя сил, непоколебимую уверенность в победе.
И, осознав, что произошло, шерристянин от досады топнул даже ногой… и быстро, очень быстро пошел дальше. Продолжать жить жизнью землянина, собирая дальнейшую информацию, надо было все-таки, несмотря ни на что.
А гипсовые фигуры так и остались в парке. И простые, хорошие люди, посетившие парк в целях отдыха, осматривая эти, может быть, и не слишком выдающиеся, но безусловно полезные, создающие у отдыхающих хороший настрой скульптурные произведения, и не подозревали о первоначальном состоянии гипсовых этих фигур, проходили мимо, не опасаясь ничего.
В факт подобного превращения, конечно, не так-то легко поверить; возможно, в нем усомнится даже и тот, кто, в общем, привык уже к невероятным вещам, превосходящим любую фантастику, которыми просто перегружена история Миши Стерженькова. Что можно сказать на это? Наверное, никто не был бы против, если б подобные превращения происходили почаще, и уже одно это доказывает если не их возможность, то хотя бы желательность.
А приводить более очевидные доказательства у нас пока просто нет времени, потому что повествование о приключениях шерристянина уже готовит и еще более неправдоподобные с виду факты.
Глава пятая
— Так, значит, вот, — сказал Виктор Витальевич Ворошейкин увлеченно, — если вы поняли все предыдущее, последующее окажется уже гораздо более доступным для понимания, но некоторые аспекты последующего требуют все же углубленного представления о целом ряде вопросов предыдущего, которые следует очень хорошо уяснить,
Профессор сделал короткую паузу и испытующе взглянул в сторону слушателя. Взгляд его слегка затуманился.
— Ну, что тут можно сказать? — продолжил он неуверенно, — С монографией доктора Е. фон Кадш вы, конечно, вряд ли знакомы. А я вам настоятельно рекомендую, на немецком языке, блестящие отклики эстуарологов всех стран., Какая голова, а ведь женщина, подумать только, я сам писал рецензию, свежий взгляд, опубликовано в вестнике…
Еще несколько секунд профессор размышлял, сосредоточенно глядя на лист бумаги, лежащий перед ним. Рука его чертила эстуарские значки, греческие буквы, какие-то цифры…
— А впрочем, — сказал он слегка огорченно, — монография для вас, пожалуй, сложновата. К тому же нет времени. Сейчас я перескажу монографию в нескольких словах!..
Белая кошка Пенелопа, любимица Марьи Ивановны, жены, рассеянно встала, зевнула и перешла из одного угла кабинета в другой.
— Итак, эстуарцы пользовались в своем языке целым рядом глагольных форм, что теперь известно, конечно, каждому образованному человеку. Но представьте, что лишь в прошлом веке знаменитый французский исследователь Жан-Батист Дюбуа подметил, что… Да что вы, куда же вы, я же ничего толком еще не рассказал…
Профессор Ворошейкин поспешно кинулся к двери и закрыл ее на ключ. Ключ он убрал в карман и, близоруко щурясь, стал смотреть на Пенелопу, попытавшуюся было уйти в другую комнату, осуждающе покачивая головой.
— Ах, Пенелопа, Пенелопа, неужели это вам совсем неинтересно? А ведь история Эстуарии, хотя о существовании такого древнего государства ученые узнали совсем недавно, даже в масштабах всего древнего мира, в масштабах всей нашей планеты, я бы даже сказал, в масштабах космических… в космических масштабах?., да, в масштабах космических!.. Ах!!!
Виктор Витальевич на мгновение застыл, а, потом стремительно поднял свое длинное, худое тело из-за письменного стола. Память, работавшая у него импульсивно, не всегда ему подчиняясь, вдруг подсказала кое-какие воспоминания, ассоциируемые с последними его словами.
— В космических? — машинально пробормотал он еще раз. — В космических? Нет, это невероятно, это неправдоподобно!.. И все же… Нет… И все же… Когда-нибудь это должно неминуемо… И я…
Простонав, профессор бросился к двери и дернул ее за ручку. Дверь почему-то была заперта, и Виктор Витальевич нетерпеливо стал искать ключ. Найдя его наконец у себя в кармане, он настежь распахнул дверь и крикнул задыхающимся голосом:
— Маша! Маша! К нам ведь кто-то приходил недавно?… Какой-то молодой человек, вроде бы наш сосед, а?… Он еще рассказывал мне о том…
Из кухни прилетел приглушенный голос жены:
— Приходил мужчина, ошибся квартирой. Приходили пионеры, спрашивали макулатуру. Но откуда же у нас макулатура? Мальчик… ну, этот физкультурник с нашей лестничной площадки, приходил тоже…
— И что, что он говорил? — крикнул Ворошейкин, с сильно бьющимся сердцем дожидаясь ответа. — Ты вспомни, Маша, вспомни!
— Мальчик? — переспросила жена. — Да, Витя, ты знаешь, мальчик приходил как-то странно. У него был беспорядок в одежде…
— Что говорил он? — крикнул Ворошейкин, теряя терпение.
— Я ничего не поняла, — донесся из кухни голос жены. — Какие-то космические корабли, посланцы с других планет… Наверное, он начитался этих романов. И знаешь, Витя…
— О-о! — простонал Виктор Витальевич. — Так и есть! Так и есть!
Еще несколько секунд он думал, держась за голову руками.
— Маша! Маша! — закричал он потом. — В какой он живет квартире? И как его, кстати, зовут?
— В пятьдесят девятой, — ответила из кухни жена. — Зовут его Миша. Он сын Иннокентия Ивановича. Знаешь, этот интеллигентный человек, всегда ходит с большим черным портфелем, работает в каком-то музее… И знаешь, Витя, мне показалось…
Известный эстуаролог Виктор Витальевич Ворошейкин, уже не владея собой, выкрикнул во весь голос:
— Ты представляешь, что произошло?! Первый Контакт!!! Пришельцы из космоса!!!
И профессор стремглав вылетел из квартиры.
Близоруко щурясь, он нашел на одной из дверей своей лестничной площадки табличку «59» и что было сил надавил на кнопку звонка. За дверью было тихо. Профессор еще раз нажал кнопку, налегая на нее всей тяжестью тела, и дверь наконец открылась. На пороге стояла симпатичная девочка в синеньком платьице в горошек. Увидев соседа, чье имя было известно всему культурному человечеству, она слегка смутилась, покраснела и тихо сказала:
— Здравствуйте, Виктор Витальевич! Вы к папе? Его еще нет, но вы, пожалуйста, проходите…
— К папе?! — почти проревел профессор, и девочка даже испуганно отшатнулась. — Нет, не к вашему папе! Я к мальчику… как его зовут… тебе он, наверное, брат, а вашему папе сын, мне его нужно немедленно, с ним произошло такое, где он, завтра об этом узнает весь мир, да!..
Профессор Ворошейкин стремительно влетел в прихожую.
— Миша… — пролепетала девочка, изменившись в лице, — с ним что-то случилось, да?… Вы знаете?… Где… где он сейчас?…
— Случилось?! — прогремел профессор. — Твой брат — пришелец из космоса, поняла? А ты ничего об этом не знаешь! Его сознание перестроено! То есть он сейчас не он, поняла? Он смотрит на наш мир глазами жителя другой планеты, собирая информацию о Земле, поняла? Это Контакт, поняла? Свершилось, и пришелец из космоса — твои брат!
— Перестроено сознание… — еле слышно выдавила из себя Таня Стерженькова. — Информацию… из космоса?… Что вы говорите?… Миша сказал, что скоро придет, они с Надей пошли в музей, а вы…
И без сил она опустилась на стул.
Десять минут спустя, сбивчиво и путано объяснив девочке в синем платье суть того, что произошло с ее братом (многое, очень многое еще не было ясно и ему самому), Виктор Витальевич пулей вернулся в свой кабинет и схватил телефонную трубку. Набирая номер за номером, он сыпал взволнованными фразами:
— Академика Сидорова! Как — кто? Ворошейкин!.. Вася, это ты? Скорее приезжай ко мне, ты астроном, прямо сейчас, да что тут объяснять, случилось такое, бери машину — и мигом!..
— Академика Колбова! Да-да, Ворошейкин!.. В Париже? Какой там симпозиум, немедленно дайте молнию, да-да, это я, Ворошейкин, текст такой: «Саша запятая немедленно аэропорт Орли и мне домой запятая событие исключительной важности точка». Да о чем это вы, молодой человек, говорите, это надо немедленно, да!..
— Коля, ты? Никакой работы, ты писатель-фантаст, ты нужен немедленно… Случилось, да, случилось такое, о чем тебе никогда не снилось. Я сказал — не-ме-длен-но, жду через пять минут!..
— Газета? Говорит Ворошейкин! Да, Леонид Борисович, здравствуйте, немедленно приезжайте, вы лучше всех из научных журналистов рассказали широкому читателю о сущности моих методов дешифровки, помню все время, теперь повод другой, да, даже важнее, голубчик, ну что вы расспрашиваете, сказал же, нужны, никакой летучки!..
— Академика Овражина!.. Немедленно приезжай!..
— Академика Сивцова!.. Приезжай немедленно!..
— Члена-корреспондента Второва!.. Жду через пять минут!..
— Директора института Корзинина!..
— Профессора Реброва!..
— Доцента Привалова!..
— Аспиранта Бутурлакина!..
— Доцента Дегтярева!..
Телефонная трубка стала горячей, словно накалилась от взволнованного потока слов. Бросив ее на рычаг, профессор Ворошейкин вновь кинулся в квартиру Стерженьковых, на ходу крикнув жене, давно уже привыкшей не удивляться ничему:
— Маша, слушай! Сейчас ко мне начнут приходить очень много людей, всех посылай, да-да, посылай в пятьдесят девятую, я там, да, всех!..
По комнатам пятьдесят девятой квартиры, ошеломленная всем услышанным, взад и вперед бродила Стерженькова Татьяна. Профессор Ворошейкин с порога атаковал ее множеством вопросов — о том, как Миша Стерженьков жил раньше, чем увлекался и т. д., - и Таня стала давать растерянные, односложные ответы.
Еще несколько минут спустя у подъезда хлопнула дверца черной «Волги», и из машины выскочил живой и энергичный человек средних лет — академик Сидоров.
Почти тотчас же к дому, где жили Виктор Витальевич и Миша Стерженьков, подъехали академики Овражин и Сивцов и известный писатель-фантаст Синхронов.
Затем прибыли член-корреспондент Второв и молодой научный журналист Леонид Васнецов, лучше всех рассказавший широкому кругу читателей о сущности метода Ворошейкина. Подъехало еще несколько машин…
И скоро в гуле растерянных голосов окончательно потонул голос профессора Ворошейкина, все время снова и снова сбивчиво начинающего свой рассказ о необыкновенном перевоплощении юного землянина в представителя иной цивилизации. Говорили все разом, перебивая друг друга, и в шуме теперь можно было разобрать лишь отдельные фразы:
— …Необходима, конечно, специальная комиссия, да…
— …Виктор Витальевич, и вы не сразу…
— …Телевидение еще рано, надо все точно установить…
— …Но ведь это… да ведь это…
— …Да, сначала, конечно, самим…
— …Однажды я видел наскальный рисунок…
— …Это его сестра?…
— …Я часто читаю Саймака…
— …Обещал скоро вернуться, она сказала…
— …Газета, конечно, специальным выпуском…
— …Невероятно…
— …Они прилетали в Японию, я точно говорю…
— …Конечно, надо ждать здесь…
— …А я, я — то с утра собирался…
— …Необходимо продумать…
— …Девочка, а как ты думаешь…
— …А где он может быть сейчас?…
— …Таня, ее зовут Таня…
— …Представьте, я в это не верю…
— …Решить, как его встретить…
— …А еще в Сахаре, знаете, есть гипотеза…
— …Какие вопросы…
— …Но, не зная, о чем…
— …Да нет, рано, я вам говорю, рано…
— …Голова в шлеме, видны мельчайшие детали…
— …Подготовиться надо как следует…
Еще час спустя в квартире Стерженьковых раздался резкий звонок, и все замерли.
— Он! — прошептал в наступившей тишине профессор Ворошейкин. — Внимание! Я сам открою!..
Академик Сидоров зачем-то поправил галстук. Член-корреспондент Второв нервно полез в карман пиджака за расческой. Писатель-фантаст, чувствуя значительность момента, посмотрел на часы. Журналист Леонид Васнецов поднял фотокамеру. Виктор Витальевич на цыпочках пошел к порогу, секунду помедлив, едва слышно прошептал: «Вот он, человек иного мира!», и осторожно отворил дверь.
И приятный девичий голосок смущенно и вежливо спросил с порога:
— Скажите, пожалуйста, профессор Виктор Витальевич Ворошейкин сейчас находится здесь?
Профессор кивнул, ничего не понимая, и пальцем показал себе на грудь.
— Из вашей квартиры меня послали сюда, — сказала белокурая симпатичная девушка, держащая в руках объемистый сверток. — Я из бюро находок. Три дня назад вы забыли на Крымском мосту какую-то древнюю вазу. Ее принесли нам пионеры пятого «Б» школы номер семьсот пять. Наверное, она очень ценная. А в вазе лежало письмо, на конверте которого есть ваш адрес. Получите, пожалуйста, и эту древнюю вазу и письмо…
…Да, ученые, собравшиеся в квартире Стерженьковых, встретились в этот момент, увы, не с представителем иной цивилизации, как ожидали. Да и как, впрочем, могли они с ним встретиться, если сам Миша Стерженьков находился в эти мгновения совсем в другом месте: на расстоянии нескольких автобусных остановок от своего дома и на таком же примерно расстоянии от парка, в котором недавно он гулял с Надей Переборовой.
И в квартале, где он был, опять происходили события, необъяснимые и загадочные для коренных, настоящих землян. В шести квартирах этого квартала с нетерпением ждали слесаря-водопроводчика, вызванного уже давным-давно, а он, как это нередко бывает, все не шел, и различные водопроводные неполадки в этих квартирах принимали уже угрожающие размеры.
А потом совершенно неожиданно в каждой из шести этих квартир водопроводчики возникли прямо из воздуха, из ничего — шесть совершенно одинаковых деловитых мужчин в синих спецовках и с наборами слесарных инструментов, такие именно, словом, мужчины, какими и должны быть настоящие, всамделишные водопроводчики.
Шесть хозяев квартир — отставной полковник авиации, пожилой кинорежиссер, тренер известной футбольной команды, молодая девушка, работающая в театре осветителем, пенсионерка и ученик второго класса Вова Кузьмин — оторопело пронаблюдали, как эти возникшие из ничего водопроводчики быстрыми и точными движениями устранили неисправности и, дав целый ряд полезных советов, вновь растворились в воздухе.
Конечно, причиной этого столь необъяснимого явления вновь оказался разведчик чужого разума, инопланетянин. Это он, подчиняясь действию прежних неведомых сил, превратил пространство в шестерых водопроводчиков и послал их туда, где они были нужны, а затем, особым образом перестроив механизм зрения, проследил одновременно за всеми шестью картинами их действий.
Несколько секунд спустя все шесть одинаковых водопроводчиков, созданных им из окружающего пространства, почему-то оказались на улице. Держась тесным строем, они прошли по тротуару несколько шагов и на глазах у прохожих стали уменьшаться в размерах, сливаясь одновременно друг с другом. Скоро они превратились в темно-синий шар размером с футбольный мяч, а потом исчезли совсем. В воздухе медленно растворилось позвякивание слесарных инструментов.
— Ты видел, видел?! — испуганно выкрикнул кто-то совсем рядом с Мишей Стерженьковым.
Инопланетянин быстро оглянулся. Рядом, очень взволнованный, стоял его товарищ по техникуму, живущий где-то в этом квартале, чемпион по стоклеточным шашкам Костя Аглашин.
— Нет, я ничего не видел, — пробормотал посланец чужого разума, мощным усилием воли возвращая себя к жизни землянина. — Ничего не видел… А ты, так-то ты готовишься к зачету?! — выдавил он из себя укоризненно и тут же стремглав бросился прочь.
Шерристянин почувствовал, что окончательно теряет над собой контроль.
Глава шестая
…Как дальше рассказывать невероятную историю Миши Стерженькова, какие использовать для этого описательные средства, какой выбрать прием из тех, что приняты в художественной литературе, чтобы с их помощью оказалось возможным донести до читателя хотя бы приблизительное представление о том, что случилось дальше?…
О серьезном продолжении второго этапа исследований на Земле теперь уже не могло быть и речи: что-то неведомое, заставлявшее шерристянина вмешиваться в земную жизнь, властвовало теперь над ним вовсю. Разведчик-инопланетянин уже никакими усилиями воли не мог заставить себя продолжать жизнь землянина, и в очень короткое время он совершил множество поступков, которые до него еще не были совершены на Земле и которые вряд ли будут повторены в дальнейшем.
Сначала, убежав от Кости Аглашина, шерристянин стремительно шел по улице, не зная даже толком, куда он идет. Размышления шерристянина были сбивчивы и сумбурны — самые разнообразные, порой просто невероятные догадки о причинах происходящего одолевали его, и неизвестно было, какая из них была ближе к истине.
Инопланетянин рассекал волны прохожих-землян. В тысячные доли секунды автоматически, не прерывая сумбурных своих размышлений, он узнавал все о каждом из этих людей. И, наконец, в двух шагах от одного из прохожих неведомая сила, подчиняясь которой уже столько раз вмешивался шерристянин в бытие землян, снова властно потребовала немедленного вмешательства.
Прохожий этот был маленькой и морщинистой старухой в блеклой зеленой кофте и с большой клеенчатой сумкой в руке. Фамилия старухи, как мигом стало ясно шерристянину, была Захарова, проживала она в многолюдной коммунальной квартире и преимущественно была занята тем, что мешала жить простым и хорошим своим соседям: выдумывала о них разнообразные сплетни и писала анонимные письма в различные инстанции и органы. Зловредная склочница уже целые десятилетия продолжала отвратительную свою деятельность и с возрастом даже словно бы обретала па этом поприще всё новые силы. Люди подобного сорта и в самом деле очень живучи; они схожи в этом с сорняками, и не всегда, к сожалению, их выдергивают без всякой пощады, с корнями.
Помимо своей воли, шерристянин мгновенно перестроил пережиточное ее сознание, и старуха Захарова тоже стала совсем другим человеком. Отбросив в сторону клеенчатую сумку, в которой лежали блокноты и конверты без марок для анонимок, она быстро огляделась по сторонам и кинулась в ту, где расположен был стадион, — попробовать записаться в секцию фигурного катания на льду…
А вслед за этим началась вереница событий, в которых шерристянин уже полностью не подчинялся себе.
Пробегая мимо магазина «Одежда», он понял, что один из продавцов продает английские брючные костюмы не всем, а только знакомым, из-под прилавка.
И тут же в магазине началось такое, что невозможно было даже представить. Стопки брючных костюмов оказались сразу на всех прилавках — инопланетянин создал их из окружающего пространства, — и количество сверхдефицитного товара стремительно росло, пространство продолжало свое удивительное превращение.
Продавец, человек мелкособственнических интересов, вдруг оказался… размноженным в таком количестве, что втрое стал превышать число покупателей в магазине. Теперь каждый из них был окружен тройной заботой: один из продавцов приветливо улыбался покупателю, другой заворачивал товар, а третий вежливо благодарил за покупку, провожал к выходу и приглашал посетить магазин еще.
Сам же шерристянин стремительно бросился прочь; но в последнее мгновение он сделал еще кое-что: соорудил у входа в магазин большой щит и поставил к нему одного из многочисленных продавцов. Четверостишие на щите сообщало всем прохожим о вине, за которую последовало справедливое наказание:
Нечестность — отвратительнейший порок,
Он был нечестным — и вот итог!
Пытался товар по знакомству продать…
Не пробуйте, граждане, ему подражать!
Многочисленные прохожие осуждающе покачивали головой, хмурили брови и ускоряли шаг, стремясь поскорее рассказать об увиденном своим родным и близким.
Да, велики, непомерно велики все-таки были возможности обитателя планеты Шерра, обращающейся вокруг лиловой звезды Па-Теюк. И кто знает, какие эволюционные дала предстоит нам еще преодолеть, прежде чем мы сравняемся с шерристянами хотя в некоторых из них…
В троллейбусе без кондуктора, куда сел разведчик-шерристянин, чтобы быстрее, как можно быстрее добраться до дома Миши Стерженькова (там, как ему казалось, уже не во что было вмешиваться), он выявил двух-трех человек, не уплативших, увы, за проезд, и, указывая на себя пальцами, осуждающе покачивая головой и сгорая от стыда, объединенным хором они вдруг грянули:
«Люди гибнут за металл!»
Слова эти мощно наполнили троллейбус, выплеснулись сквозь открытые окна на улицу; и троллейбус катил все дальше, удивляя прохожих, водителя и остальных, честных, пассажиров, пока водитель не выехал от изумления с проезжей части на боковой газон, смяв колесами тяжелой машины ухоженный травяной покров, цветочную клумбу и зеленые насаждения…
Поспешно выскочив из машины, шерристянин оказался напротив большого учреждения под вывеской
«ЦЕНТРЗАГОТКОНТОРРОЗЛЕПЕСТОК»,
и в этом учреждении тотчас тоже произошли небывалые перемены. Исчезли, растворились в пространстве, письменные столы и кресла трехсот тридцати четырех сотрудников, растаяли многотонные архивы и тома переписки. А триста тридцать четыре сотрудника, сомкнув ряды, вышли из здания, и шествие, загородив улицу и прервав даже на время движение транспорта, направилось к вокзалу, откуда поезда шли на восток и на север — туда, где всегда нужны крепкие рабочие руки.
Разведчик-инопланетянин быстро свернул в другой переулок, но в подъезде соседнего жилого дома четверо собратьев по разуму распивали спиртной напиток… И тут же он заставил их стремглав вылететь на улицу; стремясь опередить друг друга, толкаясь локтями, тесной группой побежали они в ближайшую филармонию, на скрипичный концерт…
Стоит ли пробовать продолжать подробный рассказ о том, что еще сделал в те мгновения шерристянин? События здесь принимают уже совершенно головокружительный темп, уследить за ним невозможно; и не лучше ли просто сказать, что в конце концов, чтобы как можно скорее преодолеть путь до дома, шерристянин даже побежал, как бежал не так давно и Миша Стерженьков, одеваясь на ходу и забыв на берегу учебник. Растерянным и совершенно потерявшим голову был теперь человек из другого мира; и, все убыстряя темп, на удивление прохожим, мчался он навстречу не очень уже далекому концу нашего повествования. Недалекому, потому что именно в том доме, где жил Миша Стерженьков, ожидали его дальнейшие непредвиденные события, и именно они вели прямо к развязке, к финалу всей этой невероятной, но поучительной истории…
…Забыв о работе, дворник Никитич во все глаза разглядывал автомашины, теснившиеся у подъезда. Размышления о причинах такого количества машин вызывали у дворника столь напряженную работу мысли, что он уже просто не мог заметить, как чья-то собака грызет метлу, приставленную к стене. Губы Никитича неясно шевелились, складывая отдельные звуки в слова и целые, не очень одобрительные предложения.
— Ишь, понаехали! — бормотал дворник. — К энтому, наверное, профессору. Ишь, уставили мостовую, подмести невозможно, не под машины же лезть!.. А на колесах-то, на колесах навезли ко мне пыли!..
Конечно, дворник кривил душой: машины заняли далеко не полностью ту территорию, которую надлежало ему подмести, но количество этих «Волг», «Москвичей», «Жигулей» и «Запорожцев» (у подъезда стояла даже одна «Чайка») действительно было из ряда вон выходящим на памяти работника метлы, и он все стоял, покачивая головой и продолжая свои размышления.
Но очень скоро он вышел из состояния задумчивости — стоило ему только на один короткий миг встретиться взглядом с пробегавшим мимо сломя голову Мишей Стерженьковым из пятьдесят девятой квартиры. Мгновенно дворник Никитич ощутил необыкновенный прилив сил, кипучую жажду деятельности и, схватив метлу и забыв о машинах, он вдохновенно принялся исполнять свои обязанности, да так усердно и артистично, что, конечно, легко мог бы занять первое место на соревнованиях дворников, если б они только проводились.
А шерристянин бегом подбежал к подъезду, увернулся от еще одной подъехавшей «Волги» (из нее выскочил длинный, худой человек с портфелем, на котором были этикетки парижских отелей и аэропорта «Орли») и, не дожидаясь лифта, бегом понесся вверх по лестнице. Человек с портфелем побежал за ним, но Миша Стерженьков был тренирован несравненно лучше, и человек отставал все больше.
На пороге пятьдесят девятой квартиры шерристянина встретил нестройный гул голосов, сверкнули вспышки блицев, со всех сторон к нему протянулись микрофоны магнитофонов, и какой-то незнакомый человек, выступив вперед и поправив галстук, начал дрогнувшим голосом:
— Мы рады, очень рады приветствовать на Земле посланца далекого мира, представителя иной цивилизации, и мы все бы хотели… — Он кашлянул. — Словом, событие… Мы все взволнованны… У нас на Земле впервые…
Инопланетянин резко остановился, как останавливает свое движение в момент укола спортивная рапира, быстрым взглядом пронизал всю квартиру и, мигом разобравшись в ситуации, направленным излучением мозга подчинил всех собравшихся своей воле.
Один за другим, не говоря ни слова и не глядя друг на друга, ученые вышли из квартиры № 59 и стали спускаться вниз по лестнице, к своим машинам. О том, ради чего они собирались, уже не помнил никто из них.
Академик Колбов, поднявшийся к этому моменту до уровня седьмого этажа, подвергся телепортации — спустя долю секунды он вновь оказался в Париже, в номере отеля «Королевская лилия». Этого столь необыкновенного путешествия он попросту не заметил, а о том, что недавно летал в Москву на самолете, напрочь забыл.
Последним из квартиры Стерженьковых вышел профессор Ворошейкин. Его инопланетянин окинул каким-то особым взглядом, и на какое-то мгновение в глазах эстуаролога потемнело, исчезло все, и, когда мир вокруг снова стал осязаемым, реальным, Виктор Витальевич уже был совсем другим человеком.
Еще несколько секунд профессор стоял на месте, словно бы прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом он вернулся в квартиру Стерженьковых, взял под мышку вазу, когда-то забытую им на Крымском мосту, и пружинистым шагом вернулся к себе в кабинет, прямо к рабочему столу.
На столе был невероятный хаос, много лишнего и ненужного, было совершенно неясно, как мог возникнуть подобный кавардак, мешающий работе. Быстрыми и точными движениями он привел все в порядок и начал работу. Сделанное недавно открытие, касающееся глаголов древних эстуарцев, влекло за собой, как теперь стало окончательно ясно, целую цепь других открытий, и тайна эстуарского языка, кажется, теперь действительно была близка к разрешению.
Профессор Ворошейкин чувствовал отменную рабочую бодрость. Мысли были энергичными и словно упругими, следить за их ходом было неподдельным удовольствием. Четкими, ровными строчками исписав несколько листов бумаги, профессор дал себе короткий отдых: встал из-за стола и проделал несколько физических упражнений из комплекса для людей умственного труда; потом он снова сел за стол и работал еще ровно час, после чего вновь сделал физкультурную паузу и принял холодный душ. Потом, энергично растеревшись полотенцем, профессор снова с головой ушел в работу…
Приближался тот великий, тот сладостный миг, когда древние эстуарцы впервые за множество последних веков вновь заговорят на родном своем языке.
С портретов, висящих на стенах кабинета, за Виктором Витальевичем Ворошейкиным наблюдали великие люди: Жан-Франсуа Шампольон, разгадавший тайну египетских иероглифов, и Майкл Вентрис, прочитавший тексты линейного письма Б…
А что же шерристянин?… Изменив некоторые свойства и черты характера Виктора Витальевича Ворошейкина (читатель понял, конечно, что на что было изменено), посланец чужого разума продолжал свою небывалую и совершенно не подчиненную самому себе деятельность.
