Альманах Мир Приключений - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

Сломать ее нетрудно, но будут собираться в другом месте. Ты справедливо заметил, что посетители беседки пока, именно пока, на преступление не пойдут. Но ведь в таких компаниях, к сожалению, очень быстро распространяется дурное влияние. Мальчишки-то не имеют серьезных увлечений, интересы их довольно примитивные, неразвиты. Да и что опасно — пьют они частенько и считают, что это в порядке вещей. Вам с Роговым нужно подумать, как «приручить» этих ребят. Жаль, что дружинников они считают чуть ли не представителями враждебного лагеря. Особенно важно вернуть расположение Житкова. Попробуйте. Единого рецепта здесь нет. И вот что, Коля, думаю: не всех ты там раскусил. Кто-то пытается эту компанию прибрать к рукам. Если не выясним сейчас, будет поздно. Боюсь, что с Ворониным уже все далеко не просто. Кстати, таких дружественных групп или, может быть, похожих на них можно отыскать немало. Весь вопрос в том, как правильно направить их энергию.

* * *

      В первом часу ночи Александр Дмитриевич был уже у себя в номере. Собираясь улечься спать, не удержался, взял из вазы желтую, мягкую грушу и вышел на балкон. Дневная жара спала, ночь своей прохладой давала отдохнуть городу и людям, дышалось легко. Дорохов перегнулся через перила и, забыв о груше, стал рассматривать улицу.
      Прямо против гостиницы прижалось к дому несколько телефонных будок. Словно спохватившись, Александр Дмитриевич быстро набросил пиджак, вышел на улицу. Перебежал шоссе и вошел в будку. Набрал 02, подождал, пока ему ответил дежурный по городскому отделу.
      — Товарищ капитан, это Дорохов. Попрошу вас срочно передайте по телетайпу в Москву, в Управление уголовного розыска… Где взять телеграмму? Я сейчас продиктую. Записывайте: «Прошу проверить и немедленно сообщить, какие компрометирующие сведения есть на…» Записали? Повторите, пожалуйста, фамилию, имя и отчество… Так, хорошо. Мою подпись. Звание не надо, знают. Только просьба. — Дорохов оглянулся по сторонам, соседние автоматами улица были пустынны. — Вы эту телеграмму никому не показывайте. До поры до времени. И новому дежурному накажите, чтобы ответ лично мне… Спасибо. Спокойной ночи.
      Насвистывая мотив песенки, которую услышал возле беседки, Дорохов вернулся в гостиницу.

* * *

      Рано утром, свежий, потому что отлично выспался, гладко выбритый, в хорошем настроении, Дорохов пришел в городской отдел. В дежурной части встретил Киселева.
      — С добрым утром, Александр Дмитриевич!
      — С добрым, с добрым. Что нового?
      — Происшествий не было. Степняки уже прибыли, узловчане с полчаса назад звонили и сказали, что выезжают. Где собираемся? У вас? Может быть, у начальника?
      — Стоит ли и его отрывать от текущих дел? А потом, разговор-то у нас свой, в узком кругу, чисто профессиональный. Давайте так: как все соберутся, так и заходите. Козленкова не забудьте прихватить… Ушел с дружинниками? Совсем забыл, я его послал за «мелкими хулиганами» понаблюдать.
      — Он мне докладывал.
      — Ну и отлично.

* * *

      Полковник встретил приехавших, познакомился с каждым и попросил рассаживаться. Собралось всего шесть человек: трое узловских, двое из Степного и Киселев. Заглянув в свои заметки, Дорохов встал:
      — Я пригласил вас, чтобы посоветоваться, обменяться мнениями. Давайте устроим «брейнстрорминг».
      Присутствующие вопросительно переглянулись, полковник вопросительно перехватил их взгляды, усмехнулся и продолжал:
      — Недавно я вычитал в одной книжке по психологии, что существует такой метод. В переводе с английского это слово означает «мозговая атака». Собираются знающие люди вместе и думают, как лучше разрешить сложную проблему. В общем, этот метод у нас на Руси известен с давних пор. Правда, он иначе назывался: «Ум хорошо, а два лучше». — Полковник шутливо закончил: — У нас же тут собралось целых восемь умов. А проблема — раскрыть кражи. Начнем с узловчан. У вас две нераскрытых?
      — Две, товарищ полковник!
      Встал невысокий подтянутый майор лет тридцати восьми-сорока. На кителе у него поблескивал университетский ромбик.
      — Садитесь, пожалуйста, — попросил Дорохов, сел сам и добавил: — Не будем слишком официальны. Создадим свободную обстановку: кто хочет курить — не стесняйтесь. — Он заглянул в список собравшихся, отыскал фамилию майора. — Расскажите, Виталий Александрович, о ваших делах.
      Майор Чернецкий не торопясь, не заглядывая в записи, как человек, хорошо знающий то, о чем говорит, начал докладывать:
      — Первая кража была в июле прошлого года, с субботы на воскресенье. Преступники открыли навесной замок на сарае, вплотную примыкающем к стене обувного магазина, и разобрали кирпичную кладку. Пробрались в склад магазина и украли сто с лишним пар мужской модельной обуви. Туфли были разные: французские, австрийские, в общем, импортные. Кражу обнаружили в понедельник, когда открыли магазин. У воров была автомашина, но какая, не узнали. Сарай выходит в соседний двор, а там некоторые жильцы имеют свои автомобили. Когда приехали на осмотр, уже нельзя было разобрать, где чьи следы. На месте взлома и в самом магазине тоже не нашли следов. Судя по кирпичной кладке, у преступников были хорошо сделанные инструменты. По делу много работали, но кражу раскрыть до сих пор не смогли. Следующая была четвертого августа этого года, тоже в субботу. Сначала преступники угнали автомобиль «Москвич», в двадцать один час пятнадцать минут, это мы точно установили. Хозяин машины подъехал домой, остановил ее у подъезда, на минуту вошел в квартиру положить какие-то вещи, вышел, а автомобиля нет. Он туда, сюда, сначала думал, кто-то пошутил, а потом прибежал к нам в отдел. Я как раз у дежурного был. Приказал по радио сообщить постовым и патрульным милиционерам, инспекторам ГАИ. Через час машину заметил наш постовой. Он обходил свой пост, направился к магазину «Ткани», хотел проверить, все ли там в порядке. От магазина ему навстречу «Москвич» — кузов «фургон», краска «белая ночь». Постовой решил: «Та самая, что только что угнали». Выскочил ей наперерез, думал задержать угонщиков, но они прямо на него. Он вовремя отскочил, но задним крылом они его все-таки задели, сбили с ног и повредили бедро. Кануников лежа успел дважды выстрелить в преступников и хорошо заметил, что их было двое. Оба взрослые, в темных рубашках, без головных уборов. Мы немедленно подняли на ноги весь состав. Прочесали город, станцию, окраины и еще через сорок минут нашли машину. Ее бросили прямо на дороге. В автомобиле пулевая пробоина. Пуля пробила запасной баллон и застряла в стенке сиденья, не причинив вреда преступникам. В машине на полу между сиденьями увидели этикетку магазина «Ткани», бросились туда — замки целы, пломбы на месте. На всякий случай вызвали заведующего. Вместе тщательно еще раз все осмотрели. На задней двери пломбы сорваны, три замка открытых, причем без единой царапины. Перед уходом воры наружный замок снова закрыли, кое-как даже пломбы подвесили. Украли несколько рулонов дорогих материалов. По этому делу тоже пока ничего нет.
      — Преступников милиционер может опознать?
      — Нет, товарищ полковник, не сможет. Он успел рассмотреть их в общих чертах. Кстати, машиной они пользовались меньше двух часов, и, судя по спидометру, проехали всего семь километров. Хозяин машины с женой до угона ездил за город, хотел узнать расстояние и точно запомнил показатели спидометра. Мы перевернули у себя буквально все. Проверили возможные версии, сигналы, всех подозрительных, но, — он развел руками, — и преступники, и похищенное точно кануло в воду.
      — Какое расстояние от места угона машины до места обнаружения? — снова спросил Дорохов.
      — Если заезжать к магазину, то получается около трех километров, точнее, два километра семьсот метров.
      — Есть у вас что-нибудь добавить?
      — По фактам и обстоятельствам нет. Предположения и выводы есть.
      — Порассуждаем чуть позже. Послушаем начальника уголовного розыска Степного района.
      Поднялся поджарый капитан. На медном от загара лице топорщились усики, небольшой, но все-таки чуб свисал на лоб. «Из казаков», — решил Дорохов и сразу припомнил дядьку, торговавшего вчера арбузами.
      — Слушаем вас, товарищ Григорьев.
      — У нас кража была двадцать седьмого апреля, с субботы па воскресенье. Магазин стоит посреди станицы. Новый, недавно построили. Преступники по переулку ночью подъехали на «Москвиче» к задней стене, взобрались на крышу, сдвинули на кровле лист шифера и проникли на чердак. Прорезали потолочное перекрытие и спустились в магазин, в подсобное помещение. Там полки, ну они по ним — как по лестнице. Из кабинета директора унесли маленький железный ящик. В нем были документы и тысяча девятьсот рублей. Из товаров почти ничего не взяли.
      У нас магазин смешанный. В одной стороне промтовары, а в другой — продукты. В гастрономическом отделе воры взяли головку сыра, несколько банок сардин и десятка полтора бутылок марочного коньяка. Там мешок с рисом стоял, так они рис на пол и, видно, все это в мешок сложили. У нас тоже орудовали двое, если судить по следам. Но, кроме следов протектора от машины, мы никаких вещественных доказательств не нашли. Сторож магазина живет напротив. Он немного прихворнул и всю ночь сидел возле своего окошка, но ничего не видел.
      Потом докладывал Киселев. Дорохов предложил:
      — Перерыва делать не будем. У меня всего несколько вопросов, а потом поговорим. Скажите, товарищ Григорьев, машину кто-нибудь видел?
      — Нет, товарищ полковник, только следы.
      — Отпечатки пальцев где-либо отыскали?
      — Ни одного. Шесть окурков от сигарет «Опал». Есть анализ слюны.
      — У вас, товарищ Чернецкий, в магазинах есть отпечатки пальцев?
      — Тоже нет.
      — А в автомашине?
      — В «Москвиче» мы каждый следочек обработали, но, кроме пальцев владельца и его жены, не оказалось ни одного мазка. Окурки были от «Беломорканала» и две обертки от конфет.
      — От каких конфет? — заерзал на стуле капитан Киселев.
      — Конфеты московские, фабрики имени Бабаева «Холодок», Хозяин и его жена их терпеть не могут.
      — Интересно. Очень интересно, — улыбнулся Дорохов.
      В кабинет вошел старший лейтенант милиции. Он лихо щелкнул каблуками, кинул руку к козырьку и доложил:
      — Товарищ полковник! Вас к телефону, в дежурную часть.
      — Из Москвы?
      — Нет, по местному. Говорят, очень срочно.
      — Извините, товарищи. Прошу подождать.
      — Александр Дмитриевич? Здравствуйте, это Зина Мальцева. Олег говорит правду, нож был. Мы со Звягиным нашли свидетелей. Они видели нож. Приезжайте скорее! — Голос девушки дрожал, прерывался.
      — Где вы находитесь? — обдумывая, как поступить, спросил Дорохов. — В том доме, где все случилось? Корпус «А», квартира пятьдесят восемь. А говорите откуда? Из автомата? Подождите минутку. — И, уже обращаясь к дежурному: — Есть машина?
      — Есть, товарищ полковник.
      — Зина! Вы слышите меня, Зина? Ждите во дворе, сейчас приеду… Старший лейтенант, передайте капитану Киселеву, что я на некоторое время отлучусь и приношу мои извинения. А им, наверное, стоит сделать перерыв, и вообще пусть пока без меня совещаются.
      Зина, видимо, от нетерпения не могла стоять на месте. Она то шла к подъезду, то возвращалась. Заметив милицейскую «Волгу», бросилась навстречу автомобилю:
      — Александр Дмитриевич! Мы еще в первый день подумали, что она врет и не разрешает мужу говорить правду. Пришли второй раз — она просто не дала ему говорить. Сегодня мы со Звягиным сели в беседке и следим. Как только она ушла, — сразу к нему, и Егор Михайлович все рассказал. Идемте скорее.
      Дорохов толком ничего не понял, но поспешил за Зиной. Дверь им открыл Звягин. Видно, он уже неплохо освоился в чужой квартире.
      — Здравствуйте, товарищ полковник, — с широченной улыбкой встретил он Дорохова. — Идемте, Егор Михайлович вам заявление пишет.
      В просторной чистой комнате за столом сидел хозяин квартиры. Он был взъерошенный, какой-то растерянный, все время прятал глаза. Увидев Дорохова, покорно встал, а дружинники, перебивая друг друга, рассказали Дорохову, что Егор Михайлович Кривоконь вместе со своей женой первыми подошли к убитому и увидели нож.
      — Да, я там видел нож. Большой, блестящий, с белой ручкой. Потом подошел молодой человек, взял этот нож, подержал его у меня перед носом и спрятал в карман. А мне сказал, чтобы мы с Олексой помалкивали. Он ушел, а мы молчали. Но вот эти дети, — он указал на дружинников, — мне, старому человеку, начали объяснять, что такое правда, и мне стало стыдно, стыдно за себя и за жену. И я подумал, что не имею права молчать. Пусть теперь меня судят, так мне и надо, старому идиоту, но я расскажу все, как было. Когда мы гуляли, к нам подбежал высокий юноша в очках и сказал, что человеку плохо, и стал просить, чтобы мы там побыли. Под аркой я увидел парикмахера. Он лежал на боку и даже не стонал. Недалеко от него, по правую руку, валялся большой нож с белой ручкой. Олекса нагнулась к парикмахеру, а к нам подошел еще один молодой человек, пощупал у парикмахера пульс, потом сказал, что дело плохо, и взял нож. Я заметил у него татуировку. На каждом пальце было наколото по одной букве, и я прочел: «Боря». Оп взял нож и подошел к нам. Он был немножко пьяный. Он замахнулся этим ножом, потом говорит, чтобы мы не боялись, что он шутит, но если мы расскажем, что видели его и этот нож, то он нас найдет даже на том свете. Когда мы шли в милицию, жена мне говорит: «Егор, зачем нам на тот свет? Давай будем тихо жить на этом и никому не скажем, что был нож и этот решительный молодой человек. Если нужно милиции, пусть сами ищут». И мы ни сказали.
      Дорохов, Звягин и Кривоконь уехали в городской отдел, а Зина осталась ждать возвращения женщины. Она должна была передать Олексе, что ее срочно вызывают в милицию. Ей не хотелось оставаться, но полковник успокоил, сказав, что на всякие формальности уйдет час-другой и к освобождению Олега она поспеет.

* * *

      В городском отделе, пока допрашивали Егора Михайловича, а Киселев копался в своих архивах, отыскивая человека с татуировкой «Боря», Дорохов собрал приглашенных. Он извинился перед ними за то, что был вынужден временно прервать разбор дел, и пообещал с ними встретиться несколько позже. Всо понимали, что полковнику сейчас не до них, и только майор Черенецкий не выдержал:
      — Может быть, насчет этих самых «Холодков» расскажете?
      Дорохов тем временем по телефону приказал доставить к нему арестованного Лаврова и еще раз извинился:
      — Не обессудь, майор. Расскажу, обязательно расскажу, а сейчас недосуг. Ты же знаешь: когда у нас, в уголовном розыске, запахло жареным, нужно действовать, а сейчас не только жареным, но и паленым попахивает.
      Майор направился к двери, но Дорохов его остановил:
      — Подожди, Черенецкий. Чуть не забыл. У тебя против железнодорожной станции есть буфет?
      — Есть, — удивился майор. — Новый, красивый, месяца два, как построили.
      — Тогда вот что. На тебе записку, — Дорохов, порывшись в документах, отыскал листок, что обнаружил в кармане халата парикмахера, — иди к Киселеву, он тебе все расскажет. А сам сейчас же в том буфете порасспрашивай, кто у них был в субботу перед кражей. Думаю, что приезжали на автомашине.
      В дверях появился Олег Лавров в сопровождении конвоира, и Дорохов, кивнув Черенецкому, указал Лаврову на стул. Олег, прежде чем сесть, положил на стол исписанную тетрадь.
      Дорохов, оставшись наедине с арестованным, подошел к нему, похлопал парня по плечу:
      — Все, Олег. Все. Кончились твои неприятности. Твоя невеста — заметь, именно она — отыскала свидетелей, видевших нож.

* * *

      Зина Мальцева, дожидаясь прихода Александры, от возбуждения просто не могла себе найти места. Ей хотелось куда-то бежать, с кем-то говорить. Она боялась, что освободят Олега, а тот выйдет на улицу и один побредет домой. Представилось, как Калерия Викторовна и Николай Федорович его встретят и без нее еще, чего доброго, разволнуются. Говорят, от таких потрясений сердечные приступы бывают.
      «Пойду-ка я позвоню им, подготовлю». Зина опрометью бросилась к телефону, что был за углом дома.
      Из автомата девушка вышла успокоенная и медленно побрела на свой «наблюдательный пункт». Возле подъезда она остановилась и снова забеспокоилась. Ей подумалось, что ждет напрасно, что, пока она звонила, Кривоконь уже вернулась и сидит дома, а она тут стоит зря и, может быть, оттягивает освобождение Олега. Девушка бросилась в подъезд, перескакивая через две ступеньки, подбежала к квартире и торопливо стала нажимать на кнопку звонка. Но дверь ей никто не открыл. Она постояла на лестничной площадке и так, на всякий случай, позвонила в дверь напротив. Открыл высокий, плотный мужчина. Он был в расстегнутой серой рубашке, синих джинсах, босиком и, увидев девушку, сразу что-то спрятал за спиной и довольно грубо спросил:
      — Что надо?
      — Вы уже вернулись? А где Олечка? — От неожиданной встречи Мальцева растерялась и говорила явно не то, что надо.
      Крючков буркнул, что это не ее дело, и резко закрыл дверь, подозревая в Зине одну из подруг сбежавшей жены. Девушка не рассердилась и снова позвонила. Не дожидаясь, пока откроется дверь, она гневно начала говорить:
      — Откройте, Степан. Еще неделю назад меня посылал к вам Олег. Я приходила несколько раз, но вас все не было.
      Крючков открыл дверь и сердито спросил:
      — Что же Олег сам не пришел?
      — Ну как же он может прийти! — Зина прижала к груди руки и вся подалась вперед. — Он ведь в тюрьме.
      — Олег? В тюрьме? Глупость какая-то! Вы что, разыграть меня решили? — рассердился Крючков и опустил руки. В правой оказалась мокрая половая тряпка, с которой тоненькой струйкой стекала вода. Крючков отбросил ее в сторону и предложил: — Зайди и расскажи все толком. На это не обращай внимания. — Он пнул босой ногой тряпку и объяснил: — Занимаюсь уборкой, — и, криво усмехнувшись, добавил: — Нужно кое-какую грязь отмыть. Идем на кухню, там уже прибрал.
      Степан достал сигарету, бросил пачку на стол, затянулся несколько раз, критически осмотрел Мальцеву и, видно, через силу заставил себя с ней разговаривать:
      — Что же случилось с Олегом, ты толково, по-человечески можешь рассказать?
      Зина начала рассказывать:
      — Седьмого августа, когда Олег вышел от вас, на него напал Славин, хотел убить, замахнулся ножом.
      — Подожди, — перебил ее Крючков. — Это какой же Славин?
      — Сергей, парикмахер.
      — Серега? Странно!
      — Ну вот, Олег оборонялся и применил самбо, выбил нож, а парикмахера отбросил. Славин упал, ударился головой об асфальт и умер. Олега арестовали, потому что нож исчез и ему не верят, что Славин напал первый.
      — Так я же ничего не знал. Где это случилось?
      — С той стороны двора, под аркой.
      Крючков вскочил, закурил новую сигарету.
      — Какой был нож?
      — Олег говорил, большой, с белой ручкой, а на ней насечка.
      — Куда же он делся?
      — До сегодняшнего дня никто не знал. А сегодня ваш сосед рассказал, что видел нож, но его забрал какой-то тип и припугнул их с женой. Если, мол, скажут, то он этим же ножом их зарежет. У того типа на пальцах руки наколоты четыре буквы: «Боря».
      — Ошибся Егор Михайлович, — пробормотал Степан и метнулся в комнату, прямо на босу ногу надел сандалии и грубо потребовал: — Ты иди. В милицию. Я туда сам приду и принесу нож. Я знаю этот нож и знаю, где он.

* * *

      Дорохов углубился в записи Лаврова, но читать их ему не пришлось.
      В кабинет точно пуля ворвалась Зина. Сначала она бросилась к Олегу, обняла его, а потом, застеснявшись, отошла в сторону и начала рассказывать, как нашла Крючкова, что он, очень взволнованный, убежал куда-то и только сказал, что пошел за ножом.
      Дорохов встал, подошел к девушке и потребовал повторить в точности, что сказал Крючков.
      — Степан говорил, что он знает, у кого нож, пойдет возьмет и принесет его вам.
      — Вот это уж совсем плохо! — Дорохов подошел к телефону и поспешно набрал номер.
      Увидев входящего к нему ответственного дежурного, отодвинул телефон:
      — Я как раз вам звонил.
      — Вам телеграмма из Москвы.
      В телеграмме говорилось:

       «На ваш запрос сообщаем, что интересующий вас человек судим четыре раза за квалифицированные кражи из магазинов, признан судом опасным рецидивистом. Последний раз освобожден из мест заключения шесть лет назад. Один год проживал по месту рождения, а потом уехал, не указав нового местожительства. Имеет татуировки. На левом предплечье кинжал, обвитый змеей».

      Дорохов попросил дежурного распорядиться, чтобы весь транспорт, имеющийся в городском отделе, и сотрудники всех служб никуда не отлучались. Вошедший в кабинет Киселев с удивлением слушал эти распоряжения.
      — Что-нибудь случилось, Александр Дмитриевич?
      Дорохов протянул ему телеграмму, тот прочел, хотел что-то спросить, но полковник его остановил:
      — Соседи разъехались?
      — Да нет, сидят у меня в кабинете.
      — Тогда пусть останутся, наверное и им найдется работа. У меня к тебе просьба: возьми Лаврова, отыщи свободный кабинет и посади его там, а чтобы ему не было скучно, пусть с ним побудет Зина. Мне думается, что еще некоторое время ему не следует показываться в городе. И вместе с Черенецким и Григорьевым заходите ко мне.

* * *

      Степан Крючков почти бежал. Он готов был к любой ссоре, к скандалу, даже к драке. Решил, что возьмет его за горло и заставит отдать нож. Поэтому в квартиру буквально ворвался и с порога начал кричать и ругаться.
      — Ты что, Степан, с ума сошел? — холодно встретил его Богданов. — Орешь на всю лестницу, дурак! Заходи, поговорим.
      — О чем говорить с тобой? — продолжал орать Степан. — Отдай нож парикмахера… Ну, тот, что я ему сам делал.
      — Нож Сереги? Зачем он тебе вдруг потребовался?
      — Я отнесу его в милицию, чтобы зря не путали хорошего парня.
      Богданов по-прежнему был спокоен. Он прошел на кухню, принес бутылку коньяку, две рюмки, наполнил их, и Крючков заметил, что руки у него совсем не дрожат, и как-то сам успокоился.
      — Отнесешь нож и скажешь, что взял у меня? — Константин отпил глоток. — В легавые решил податься?
      — Если даже и не скажу, то тебе от этого легче не будет. Мой сосед, которому ты пригрозил, уже час сидит у московского полковника и дает показания. Он, правда, кое-что напутал с татуировкой, но я думаю, что там разберутся. — Крючков взял себя в руки и стал говорить спокойно, так как понял, что криком он ничего не добьется.
      Богданов налил еще рюмку, встал, с сожалением посмотрел на Степана.
      — Ну что ж, я предполагал такой вариант. Идем. Нож в твоем гараже, отдам.
      — За что вы хотели убить Лаврова?
      — Это длинная история, да и не твоего ума дело.
      Богданов пристально посмотрел на Степана, что-то обдумывая, допил свою рюмку, снова налил себе еще половину и, видно приняв решение, усмехнулся:
      — Впрочем, если тебя интересует, расскажу. Обмолотили мы с парикмахером магазин, удачно. Едем домой, а нам навстречу постовой. Я говорю: «Отверни», а Серега прямо на него и сбил. Мы смылись, милиционер-то, наверно, отдал концы. Приехали домой, все хорошо, все спокойно. Стали прятать тряпки. Серега понес, а я остался у машины, а там товару — как на складе. Ну, смотрю, а мимо дружинник. Я поднял капот и делаю вид, что копаюсь в моторе, а он остановился, подошел ко мне и спрашивает, нет ли спички, ему, видите ли, прикурить надо. Я говорю — нет, а он снова пристает с вопросом: «Что, искра в баллон ушла? Может, помочь?» — «Да нет, говорю, спасибо, нашел уже эту проклятую искру». Он постоял, посмотрел, увидел тюки, спросил: «Что, в отпуск собираешься?» — «На юг, говорю, думаю махнуть, к морю». Ну, он и ушел. Хорошо, что Серега из гаража не вышел. А через день мы увидели, как он тебя, пьяного, тащил чуть ли не через весь город. Ты ведь наверняка разболтал ему про наши дела?… Не знаешь, какие? Удивительно!
      Богданов открыл гардероб, не спеша надел темно-серый костюм, даже сунул в карман чистый носовой платок и предложил:
      — Пошли.
      Степан отставил, не пригубив, свою рюмку и вышел вслед за Богдановым. Они шли быстро. Пересекли несколько улиц, вышли в сквер, миновали беседку, где еще никого не было, и подошли к гаражам. Крайний слева, из ребристого железа, принадлежал Крючкову. Вернее, это был гараж его отца и достался Степану по наследству. После того как отец с матерью поехали в отпуск на машине и погибли в автомобильной катастрофе, гараж долгое время пустовал. Потом Степан, поддавшись уговорам Богданова, разрешил оставлять в гараже его «Москвич». Они перешагнули канаву, вырытую перед гаражом. Богданов открыл навесной замок, с трудом оттащил перекосившуюся дверь, и они вошли.
      Машины Богданова в гараже не оказалось.
      — Где же твой «Москвич»?
      — Ты очень любопытный, Степа. Я же тебе говорил, что предвидел, что полковнику захочется встретиться со мной еще раз, ну, и на всякий случай приготовился.
      В гараже было темно, и Крючков, нашарив выключатель, зажег свет.
      Богданов стоял рядом и что-то обдумывал.
      — Слушай, Степа, а зачем тебе все это нужно? Ты же сам влипнешь в нехорошую историю. Мы с Сергеем воры. Но и ты не лучше выглядишь: кто поверит тебе, что гараж уступил мне вот просто так? Если ты заглянешь сюда, в ремонтную яму, то увидишь краденые тряпки. Думаешь, тебе поверят, что ты об этом не знал? Помнишь, я твоей Ирке подарил платье, так ведь оно краденое. И свитер тебе отдал тоже краденый. А туфли черные с тупыми носами? А?
      — Но ведь я же тебе платил за них деньги! — возмутился Крючков.
      — Вот об этом-то никто и не знает. Будь уверен, сам на допросе я о деньгах твоих не вспомню. Может быть, тебе нужны гроши, Степа? У меня есть. Разойдемся по красивому.
      — Отдай нож.
      — Нож? Ну что ж, бери. Вон там, за верстаком.
      Степан отодвинул верстак и увидел белую ручку ножа. Он нагнулся, хотел достать его, но в этот момент большой разводной ключ, который почему-то, называют французским, обрушился ему на голову. Богданов точно направил удар, но Степан, услышав сзади какое-то движение, инстинктивно обернулся, и тяжелый гаечный ключ только задел его. Крючков упал за верстак. Он слышал, как Богданов процедил сквозь зубы:
      — Иди, гад, доноси, если сможешь! — и, выскочив из гаража, начал закрывать дверь.
      Она не поддавалась, скрипела, а Степан постепенно приходил в себя. Вдруг его ладонь случайно нащупала ребристую рукоятку ножа. Крючков, шатаясь, поднялся, теплая густая кровь заливала глаза. Всем своим весом Крючков навалился на дверь, и дверь открылась. Впереди мелькнула фигура бегущего Богданова. Едва сдерживая крик от боли, охватившей голову, Степан бросился следом. Он бежал тяжело, одной рукой стирая кровь, в другой зажав нож.
      Впереди показалась беседка. В ней уже собралось несколько парней, и с ними Зюзя; они столпились у стола, не замечая приближающихся Богданова и Крючкова, и тогда Степан закричал:
      — Эй, Зюзя, держи его! Смотри, что гад со мной сделал!
      Парни растерянно смотрели на окровавленного Крючкова. Потом бросились к Богданову. Тот кинулся в одну сторону, в другую, но к нему с разных сторон подходили люди. Тогда оп остановился, сунул руку в карман брюк:
      — Не подходите. Всех перестреляю.
      Ребята остановились, только Зюзя сделал несколько шагов вперед. Его опередил Степан. Продравшись сквозь кустарник, он прямо шел на Богданова.
      — Не бойтесь. Нет у него ничего в карманах. При мне он одевался.
      Зюзя схватил Богданова и обшарил его карманы.
      Крючков тоже подошел к Богданову и резко рванул пояс его модных брюк, крючки и пуговицы посыпались в траву.
      — Теперь не уйдет.
      — За что он тебя? — спросил Зюзя, стягивая с себя рубашку. — Давай завяжу, а то смотреть на тебя страшно.
      Пока Зюзя неумело обматывал Степану голову, тот объяснял:
      — Вор он, да и подлец порядочный. Хотел смотаться, а меня подставить вместо себя. Я не соглашался, ну вот он и решил меня прибрать. Мало ему одного! Ну, пошли…
      — Куда? — испуганно спросил какой-то паренек.
      — Как — куда? В милицию, там его какой-то полковник ждет не дождется.
      — А, из Москвы? Он у нас вчера был. Ничего мужик.
      Вся ватага направилась в городской отдел, беседка опустела.
      Богданов шел молча, обеими руками поддерживая спадающие брюки. Молча двигались остальные, только Степан изредка сквозь зубы стонал и ругался. Процессия с каждым шагом обрастала. Присоединялись знакомые и просто любопытные прохожие. Когда поравнялись с Дворцом культуры, кто-то предложил:
      — Может, в дружину? А то Степану, чего доброго, не дойти.
      Рогов, Звягин, Кудрявцев опешили, когда в их комнату ввалилась вся компания «беседочников». В комнате стало тесно. Степан положил перед собой нож и, опускаясь на стул, всей грудью навалился, прикрыл его. С усилием, превозмогая боль, прошептал:
      — Вызывайте милицию и «скорую помощь».

* * *

      Хорошо, когда есть у дежурного чайник. Сахар или конфеты и чай всегда можно купить. В конце концов, можно у кого-нибудь попросить. Это в войну пили кипяток. Да и то что-нибудь заваривали, кто морковь, кто какую-нибудь траву. Дорохов тогда очень любил черную смородину. Почки, ветки иди листья — все равно. Сейчас, когда все было уже позади, Александр Дмитриевич готовился пить чай. А что ему оставалось делать еще? Допрашивать Богданова? Рано. Со Степаном Крючковым он успел вдосталь наговориться в больнице. Ему наложили несколько швов, и дежурный хирург разрешил с ним разговаривать. Уйти в гостиницу нельзя, неприлично. Нужно дождаться, когда вернутся сотрудники с обысков. Он хотел и сам поехать на обыски, но решил: не буду мешать людям, и без меня справятся.
      Оставался чай. Пусть говорят что угодно. Но что он может с собой поделать, если привык к этому напитку. Привык, и все. Пил его в Забайкалье. По нескольку чайников в день выпивал в Средней Азии. Дома завел культ чая и сердится, когда сын пьет такой же, как и он сам. Мальчишке двадцать один год, а он туда же. «Мальчишка»! Дорохов усмехнулся. Когда ему исполнилось двадцать один, он уже три года работал в уголовном розыске. Ему уже доверяли самостоятельно гонять банды, а тут «мальчишка»… Балуем мы своих детей, что ли? Опекаем излишне.