Джон Кори (№2) - Игра Льва

Отцы погибли в борьбе с врагами, и сыновья поклялись отомстить.

Малик, чье настоящее имя было неизвестно, после казни отца предложил свои услуги англичанам и стал их шпионом, действуя против итальянцев и немцев, пока армии трех этих стран истребляли друг друга по всей Ливии. Но Малик также шпионил для немцев против англичан, и его деятельность в качестве двойного агента привела к большим потерям с обеих сторон. Когда пришли американцы, Малик нашел себе очередного работодателя, который доверился ему. Халил припомнил, что Малик однажды рассказал ему, как завел американский патруль в немецкую засаду, а затем вернулся к американцам и выдал им местонахождение немцев.

Халила восхищало хитроумие Малика, который уничтожал врагов, не делая сам при этом ни единого выстрела.

Искусству убивать Халила учили многие опытные инструкторы, но именно Малик научил его думать, действовать, обманывать, понимать мышление европейцев и американцев. Нужно было использовать все эти навыки ради мести за всех тех, кто верил в Аллаха и кого на протяжении веков истребляли захватчики-христиане.

Малик сказал Асаду Халилу: "Ты обладаешь силой и храбростью льва. Тебя научили убивать со стремительностью и яростью льва. А я научу тебя быть хитрым, как лев. Потому что без хитрости, Асад, ты слишком рано станешь мучеником".

Сейчас Малику было уже около семидесяти, он прожил достаточно долго, чтобы видеть многочисленные победы ислама над Западом. Перед отъездом в Париж он напутствовал Халила: "Аллах хочет, чтобы ты проник в Америку, и тогда враги ислама и нашего Великого лидера падут перед тобой. Аллах благословил твою миссию и будет хранить тебя до твоего возвращения. Но ты должен немного помочь Аллаху, вспомнив все, чему тебя учили и чему ты научился. Сам Аллах назвал тебе имена наших врагов, и сделал он это, чтобы ты мог казнить их всех. Пусть тобой движет месть, но не позволяй ненависти ослепить тебя. Лев не испытывает ненависти. Лев убивает всех, кто угрожает ему или причиняет горе. И еще лев убивает, когда он голоден. Твоя душа испытывает голод с той самой ночи, когда погибла твоя семья. Кровь твоей матери призывает к отмщению, Асад. Кровь невинных младенцев Эсама, Кадира, Адары и Лины тоже зовет к отмщению. И твой отец Карим, который был моим другом, будет наблюдать за тобой с небес. Иди, мой сын, и возвращайся со славой. Я буду ждать тебя".

Вспомнив эти слова Малика, Халил почувствовал, как на глаза навернулись слезы. Некоторое время он сидел молча, пока такси маневрировало в потоке машин. Размышлял, молился, благодарил Аллаха за то, что хранит его. Халил не сомневался, что это только начало завершения его долгого пути, который много лет назад именно в этот день начался на крыше в Эль-Азизии.

Мысли о крыше вызвали неприятные воспоминания – воспоминания о Багире, – и Халил попытался прогнать их, но лицо Багиры снова и снова всплывало перед глазами. Ее тело обнаружили две недели спустя, оно уже настолько разложилось, что никто не смог определить причину смерти. Никто не понял, что она делала на этой крыше так далеко от дома.

По наивности Асад Халил думал, что власти догадаются о его причастности к смерти Багиры, поэтому жил в смертельном страхе – боялся быть обвиненным в прелюбодеянии, кощунстве и убийстве, – но все окружающие ошибочно принимали его возбужденное состояние за горе в связи с потерей семьи. Да, конечно, он был охвачен горем, однако больше его пугала перспектива того, что голова может слететь с плеч. Халил постоянно говорил себе, что не боится смерти как таковой, но страшился позорной смерти, преждевременной, которая не позволит ему отомстить.

Никто не пришел за ним, чтобы казнить, а все, кто приходил, выражали соболезнования и сочувствие. Великий лидер присутствовал на похоронах семьи Халила, а Асад сам пошел на похороны Ханы, полуторагодовалой приемной дочери Каддафи, которая погибла во время бомбардировки. Еще он навестил в больнице раненую жену Великого лидера Сафию и двух сыновей Каддафи. Хвала Аллаху, все они остались живы.

А спустя две недели Асад явился на похороны Багиры, но после стольких похорон он уже очерствел душой, поэтому не испытывал ни горя, ни чувства вины.

Доктор объяснил, что Багира Надир могла погибнуть от контузии или просто от страха, а значит, ее можно причислить к мученикам, которые попадут в рай. Халил не видел причины признаваться в чем-то, что могло бы опозорить память Багиры или ее семью.

И все же Асад испытывал по отношению к семье Багиры что-то сродни злости: за то, что они выжили во время налета. А может даже, это была своего рода зависть. Так пусть же они почувствуют, каково это – терять тех, кого любишь.

Семья Надир, напротив, всячески поддерживала Асада после случившейся трагедии, и какое-то время он даже жил в их доме. Деля с этими людьми кров и пищу, он научился преодолевать в себе чувство вины и стыда за то, что убил их дочь. В том, что произошло на крыше, была виновата только сама Багира. И ей еще посчастливилось, что после такого бесстыдного поведения ее причислили к мученикам.

Халил выглянул в окно и увидел впереди большой серый мост.

– Что это? – спросил он у Джаббара.

– Мост Верразано. Он выведет нас на Стейтен-айленд, а затем по пути в Нью-Джерси мы пересечем еще один мост, – пояснил Джаббар и добавил: – Здесь много воды, поэтому и мостов много.

За годы работы ему пришлось возить многих соотечественников – иммигрантов, бизнесменов, туристов; некоторые приезжали и по другим делам, как этот Асад Халил, который сидел сейчас на заднем сиденье. Почти все ливийцы восхищались небоскребами, мостами, шоссейными дорогами, обилием зелени. А этот человек не восхищался, даже не удивлялся, а всего лишь проявлял легкое любопытство.

– А ты первый раз в Америке? – спросил Джаббар у Халила.

– Да, и последний.

Они въехали на длинный мост, а когда подъезжали к его середине, Джаббар сказал:

– Посмотри вон туда, направо, это Манхэттен, американцы называют его Финансовым районом. Обрати внимание на две высоких башни.

Халил бросил взгляд на здания, которые, казалось, выступали из воды. Увидел и две башни Международного торгового центра.

– Возможно, в следующий раз разгляжу повнимательнее, – буркнул он.

– На все воля Аллаха, – с улыбкой ответил Джаббар.

На самом деле Джаббар считал взрыв в одной из башен ужасным событием, но он знал, что и кому можно говорить. Вот в обществе этого человека, который сидел на заднем сиденье, Джаббар чувствовал себя неуютно, хотя и не мог объяснить почему. Возможно, все дело в глазах этого человека: неспокойных, бегающих. И говорил он совсем немного, все больше молчал. Будь на его месте любой другой араб, уже давно завязался бы задушевный разговор, а с этим человеком говорить трудно. Даже христиане и евреи больше говорили с Джаббаром, чем этот соотечественник.

Приближаясь к будкам, стоявшим по бокам в конце моста, Джаббар снизил скорость и поспешно предупредил Халила:

– Это не полицейский или таможенный пост. Мне просто надо заплатить за проезд.

Халил рассмеялся.

– Я это знаю. Я провел достаточно времени в Европе. Ты что, считаешь меня неграмотным кочевником из пустыни?

– Нет, но иногда наши соотечественники нервничают.

– Я нервничаю только от того, что ты плохо ведешь машину.

Теперь уже они оба рассмеялись, и Джаббар сказал:

– У меня электронная карточка, можно не останавливаться и не платить наличными. Но если ты хочешь, чтобы наш проезд остался незарегистрированным, то мне придется остановиться и заплатить наличными.

Халил не хотел, чтобы их проезд зарегистрировали, так как это могло стать ниточкой, по которой можно проследить его поездку в Нью-Джерси. Когда они найдут Джаббара мертвым в своем такси, то могут связать его с Асадом Халилом.

– Заплати наличными, – велел он Джаббару.

Он прикрыл лицо газетой на английском языке, а таксист тем временем расплатился, не обменявшись ни единым словом со сборщиком платы, и стремительно выехал на широкое шоссе.

Халил опустил газету. Его еще не искали, а если и искали, то не так далеко от аэропорта. Интересно, они уже определили, что труп Юсуфа Хаддада – это не труп Асада Халила? Юсуф был выбран в качестве сообщника потому, что внешне слегка напоминал Халила. А догадывался ли Хаддад, какая судьба ему уготована?

Солнце уже спустилось к горизонту, через два часа будет темно. А дальнейший свой путь Халил как раз предпочитал продолжать в темноте.

Его предупреждали, что американская полиция многочисленна и хорошо оснащена, а значит, через полчаса после его отъезда из аэропорта у них уже будет его фотография и описание. Но ему также говорили, что лучше всего скрываться от полиции на автомобиле. Машин здесь так много, что просто невозможно останавливать все и обыскивать. Халил понимал, что следует избегать так называемых зон риска – аэропортов, авто– и железнодорожных вокзалов, отелей, домов своих соотечественников, определенных дорог, мостов и тоннелей, где у сборщиков платы или полицейских могла быть его фотография. Мост, который они только что проехали, как раз и являлся одной из таких зон риска, однако Халил был уверен, что стремительность бегства позволила ему миновать расставленные полицейские сети. И пусть себе на здоровье прочесывают Нью-Йорк, это не имело никакого значения, потому что он никогда не вернется сюда. А если полиция раскинет сети более широко, они будут уже не такими частыми – всегда можно отыскать лазейку. Да, полицейских здесь много. Но и простых людей полно.

Малик как-то сказал: "Двадцать лет назад на араба, возможно, и обратили бы внимание в большом американском городе, но сегодня на тебя никто не взглянет даже в маленьком городке. А американские мужчины вообще замечают только хорошеньких женщин".

Оба рассмеялись, и Малик добавил: "А американские женщины обращают внимание только на то, как одеты другие женщины, да на витрины магазинов".

Они поехали уже по другому шоссе, которое вело на юг. Джаббар ехал аккуратно, не превышая скорости, и вскоре Халил увидел впереди еще один мост.

– С этого направления на мосту плату не взимают, – сообщил Джаббар. – А на другом конце уже штат Нью-Джерси.

Халил промолчал.

"Быстрота, – говорили ему на инструктаже в Триполи. – Беглецы обычно действуют медленно и осторожно, поэтому их и ловят. Быстрота, простота и решительность. Садись в такси и уезжай. Никто тебя не остановит, если только таксист не будет ехать слишком быстро или слишком медленно. Узнай у водителя, нет ли у него проблем с тормозными сигналами или с габаритными огнями. За это американские полицейские остановят машину. В такси садись на заднее сиденье, там будет лежать газета на английском языке. Все наши водители знакомы с американскими правилами дорожного движения и законами. Они все имеют лицензии на вождение такси".

И еще Малик инструктировал его: "Если полиция остановит по какой-то причине такси, делай вид, что к тебе это не имеет никакого отношения. Сиди спокойно в машине, пусть с полицией разговаривает водитель. Большинство американских полицейских дежурят в одиночку. Если коп заговорит с тобой, отвечай ему на английском, говори уважительно, но без подобострастия. Без законного основания полицейский не станет обыскивать ни тебя, ни водителя, ни машину. Таков закон в Америке. Но если даже он осмотрит такси, то тебя обыскивать не будет, если только у него нет уверенности, что ты именно тот, кого он ищет. Если он попросит тебя выйти, значит, он намерен тебя обыскать. Тогда выйди из машины и застрели его. Полицейский не станет применять оружие, пока не убедится, что ты и есть Асад Халил. Но если такое случится, Аллах защитит тебя. Ни в коем случае не снимай пуленепробиваемый жилет, они дадут его тебе в Париже, чтобы защитить от убийц. Используй жилет против них. И пистолеты федеральных агентов тоже используй против них".

Халил подумал, что в Ливии они все тщательно предусмотрели. Разведывательная организация Великого лидера была небольшой, но ее хорошо финансировал и обучал бывший КГБ. Эти безбожники русские очень опытны, но у них нет веры, поэтому их государство и развалилось так внезапно. Великий лидер продолжает пользоваться услугами бывших сотрудников КГБ. Ха, он покупает их, как проституток. А они обучают исламских боевиков. И самого Халила обучали русские, болгары, даже один афганец, которого ЦРУ подготавливало для борьбы с русскими. Это напоминало войну, которую Малик вел между немцами и итальянцами, с одной стороны, и англичанами и американцами – с другой. Враги сражались и убивали друг друга, а подготовленные исламские боевики помогали им. А враги, готовя боевиков, не понимали, что своими руками разбрасывают зубы дракона.

Джаббар пересек мост и свернул с шоссе на улицу, дома которой даже Халилу показались пристанищем бедняков.

– Что это за место? – спросил Халил.

– Оно называется Перт-Амбой.

– Долго еще ехать?

– Минут десять.

– А не возникнет проблем, если здесь заметят автомобиль из другого штата?

– Нет, здесь свободно можно переезжать из штата в штат. Ну, если уж отъехать слишком далеко от Нью-Йорка, то на такси могут обратить внимание, поскольку такая дальняя поездка стоит дорого. Но ты, разумеется, не обращай внимания на счетчик, – добавил Джаббар. – Я оставил его включенным только потому, что этого требует закон.

– Здесь много пустяковых законов.

– Да, нужно соблюдать пустяковые законы, тогда с большей легкостью можно нарушать серьезные.

Соотечественники рассмеялись.

Халил вытащил бумажник из внутреннего кармана темно-серого пиджака, который дал ему Гамаль Джаббар. Он проверил паспорт, куда была вклеена его фотография в очках и с короткими усами. Халила несколько тревожили усы. В Триполи, где делали эту фотографию, ему сказали: "Юсуф Хаддад передаст тебе фальшивые усы и очки. Они нужны для маскировки, но если полиция будет обыскивать тебя, они проверят и усы, а когда обнаружат, что усы фальшивые, то сразу поймут, что фальшивое и все остальное".

Халил поднес пальцы к усам и подергал их. Усы держались прочно, но, конечно, можно было обнаружить, что они фальшивые. Однако он не собирался подпускать к себе полицейского настолько близко, чтобы тот мог дернуть за усы.

В нагрудном кармане пиджака лежали еще очки, которые передал Хаддад. Халилу не требовались очки, но это были специальные двухфокусные очки, с ними он мог и видеть, и читать.

Халил снова взглянул на паспорт. Теперь его звали Хефни Бадр, египтянин. Это хорошо. Если ему будет задавать вопросы араб, работающий на полицию, то легко можно будет выдать себя за египтянина. Халил провел в Египте много месяцев и был уверен, что даже египтянина сумеет убедить в том, что они соотечественники.

В паспорте также было указано, что по вероисповеданию он мусульманин, а по профессии – школьный учитель, что легко можно было изобразить. Местом жительства был назван Эль-Минья, городок на берегу Нила, который плохо знали не только европейцы и американцы, но и сами египтяне. Халил прожил в этом городке месяц с определенной целью, подкреплял свою так называемую "легенду".

Проверив содержимое бумажника, Халил обнаружил пятьсот долларов – не слишком много, чтобы привлечь внимание, но вполне достаточно на расходы. И еще в бумажнике оказалось немного денег в египетской валюте, египетское удостоверение личности, кредитная банковская карточка на его теперешнее имя, а также кредитная карточка "Американ экспресс", тоже на новое имя. Ливийские разведчики заверили, что карточки примет любой американский банкомат.

Еще в нагрудном кармане пиджака лежали международные водительские права на имя Хефни Бадра.

Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и поинтересовался:

– Все в порядке?

– Надеюсь, мне не придется узнать, в порядке ли мои документы, – ответил Халил, и снова оба рассмеялись.

Халил убрал все в карман. Если их сейчас остановят, то он, наверное, сумеет обмануть обычного полицейского. Но стоит ли беспокоиться из-за фальшивых усов и изображать из себя кого-то? Несмотря на то что ему говорили в Ливии, он первым делом выхватит пистолеты и убьет любого, кто покажется ему опасным.

Затем Халил открыл небольшой черный чемодан, который Джаббар поставил для него на заднее сиденье. Порывшись, он обнаружил в нем туалетные принадлежности, нижнее белье, несколько галстуков, спортивную рубашку, ручку и чистый блокнот, американские монеты, дешевую кинокамеру, какие обычно бывают у туристов, две пластиковые бутылки с минеральной водой и небольшой томик Корана, отпечатанный в Каире.

В чемодане не было ничего компрометирующего – ни листков с тайнописью, ни микропленок, ни даже пистолета. Все, что ему требовалось знать, он хранил в голове. А все, что потребуется, ему предоставят либо он купит по пути. Единственными вещами, которые могли связать его, Хефни Бадра, с Асадом Халилом, были два "глока", принадлежавшие федеральным агентам. В Триполи ему советовали как можно быстрее избавиться от этого оружия, поскольку водитель такси передаст новый пистолет. На что Халил ответил: "Если меня задержат, то какая разница, что за пистолет будет при мне? Я хочу пользоваться оружием врага, пока не выполню свою миссию – или не умру".

Спорить с ним не стали, поэтому в чемодане оружия не оказалось. Но все же имелись два предмета, которые могли скомпрометировать его: во-первых, тюбике зубной пастой, где на самом деле находился клей для фальшивых усов, а во-вторых, баночка с порошковым антиперспирантом для ног – в действительности с краской для волос. Халил открыл баночку, посыпал порошком волосы и расчесал, глядя на себя в маленькое зеркало. Результат оказался поразительным – его черные волосы превратились в пепельно-серые. Халил зачесал волосы на левую сторону, надел очки и обратился к Джаббару:

– Ну, что скажешь?

Джаббар бросил взгляд в зеркало заднего вида и ответил:

– А куда делся тот пассажир, которого я посадил в аэропорту? Что вы с ним сделали, мистер Бадр?

Они снова разом засмеялись, но потом до Джаббара дошло, что не следовало проявлять свою осведомленность о том, что ему известно вымышленное имя пассажира. Джаббар замолчал, снова посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что пассажир внимательно смотрит на него своими черными глазами.

Халил отвернулся и посмотрел в окно. Они все еще находились в квартале, который выглядел хуже любого европейского квартала, однако на улицах стояло много хороших машин, что удивило Халила.

– Смотри сюда, – обратился к нему Джаббар. – Вон то шоссе, по которому тебе надо ехать, выезд на него вон там. Тебе надо будет взять квитанцию в автомате и оплатить ее, когда будешь сворачивать. Шоссе идет на север и на юг, поэтому ты должен выехать на нужную полосу.

Халил отметил про себя, что Джаббар не спросил, в какую сторону он поедет. Значит, понял, что чем меньше знаешь, тем лучше для всех. Однако Джаббар и так уже знал слишком много.

Халил спросил у него:

– Ты знаешь, что случилось сегодня в аэропорту?

– В каком аэропорту?

– В том, из которого мы едем.

– Нет, не знаю.

– Что ж, значит, услышишь по радио.

Джаббар промолчал.

Халил открыл одну из бутылок с минеральной водой, выпил половину, а остаток вылил на пол. Они въехали на большую стоянку, и Джаббар пояснил:

– Обычно люди приезжают сюда на своих машинах, а дальше едут автобусом до Манхэттена. Но сегодня суббота, поэтому машин не очень много.

Халил оглядел стоянку, огороженную проволочной сеткой. Сейчас здесь стояло около пятидесяти машин, но стоянка могла вместить еще пару сотен. И еще Халил отметил про себя, что людей на стоянке не видно.

Джаббар поставил такси на свободное место и сказал:

– Видишь впереди черную машину?

Халил проследил за направлением его взгляда и увидел большой черный автомобиль, стоявший через несколько рядов от них.

– Вижу.

– Вот ключи. – Не глядя на Халила, Джаббар передал ему ключи. – Все документы на прокат машины в отделении для перчаток. Она арендована на имя, указанное в паспорте, сроком на неделю. Машину взяли в аэропорту Ньюарка, здесь, в Нью-Джерси, но номера нью-йоркские. Это все, что мне приказано тебе передать. Но, если хочешь, я могу проводить тебя до шоссе.

– В этом нет необходимости.

– Благослови тебя Аллах. И возвращайся живым на нашу родину.

Халил уже держал в руке "глок" 40-го калибра. Он сунул дуло пистолета в горлышко пустой пластиковой бутылки, а бутылку направил на водительское сиденье. Пластиковая бутылка приглушила звук выстрела.

Тело Джаббара дернулось вперед, но ремень безопасности удержал его в вертикальном положении. Из горлышка бутылки вырвался дымок. Халил любил запах пороха, поэтому потянул носом и промолвил:

– Спасибо за воду.

Халил хотел сделать второй выстрел, но заметил, что тело Джаббара скрючило так, что нарочно изобразить это невозможно. Он подождал еще минуту, прислушиваясь к хрипам Джаббара.

Ожидая, пока Джаббар умрет, Халил отыскал пустую гильзу, сунул ее в карман, а пластиковую бутылку, которую использовал в качестве глушителя, убрал в чемодан.

Наконец Гамаль Джаббар перестал дергаться, хрипеть и дышать.

Халил огляделся по сторонам, убеждаясь, что они одни на стоянке, затем быстро перегнулся через сиденье, вытащил у Джаббара бумажник, отстегнул ремень безопасности и уложил труп лицом на приборную панель. Затем выключил зажигание и вытащил ключ.

Захватив свой черный чемодан, Асад Халил выбрался из такси, захлопнул и запер дверцы, а затем направился к черному "меркурию". Сев в машину, он завел двигатель, застегнул ремень безопасности и выехал с тихой стоянки на улицу. На память пришла строчка из еврейского Священного Писания: "Лев бродит по улицам". Асад улыбнулся.

Глава 19

Агент ФБР по имени Хэл Робертс встретил нас с Кейт и Теда в вестибюле здания на Федерал-Плаза.

Если кто-то встречает вас в вестибюле здания, где вы работаете, то либо вам оказывается честь, либо у вас серьезные неприятности. Мистер Робертс почему-то не улыбался. Я догадался, что благодарственных писем нам точно не видать. Все вместе мы молча поднялись в лифте на двадцать восьмой этаж.

В здании по Федерал-Плаза, 26, размещались различные правительственные агентства, большинство из которых являлось просто безобидными пожирателями средств налогоплательщиков. Однако на этажах с двадцать второго по двадцать восьмой располагались серьезные службы, попасть сюда можно было только с помощью специального ключа. Мне такой тоже вручили, когда я начал работать здесь, и парень, который давал мне ключ, сказал:

– Лучше бы здесь установили сканер, фиксирующий отпечаток большого пальца. Ключ можно забыть или потерять, а палец не забудешь и не потеряешь.

Теперь выяснилось, что можно потерять и палец.

Я работал на двадцать шестом этаже, где делил квадратную конуру с бывшим нью-йоркским полицейским. Еще на этом этаже трудились несколько "костюмов" – так полицейские называли сотрудников ФБР. На самом деле прозвище было не совсем удачным. Многие полицейские тоже носили костюмы, а около трети агентов ФБР составляли женщины. Но я уже давно научился не удивляться различного рода жаргонным выражениям, употребляемым в той или иной организации. Ведь жаргон в определенной степени являлся ниточкой к пониманию менталитета людей, работавших там.

Мы поднялись на самый верхний этаж, где обитали небожители. Нас провели в угловой офис, окна которого выходили на юго-восток. Табличка на двери гласила: "Джек Кениг". Если слегка видоизменить его фамилию, то получалось "Кинг" – "король", то есть "король Джек". Его должность называлась "старший специальный агент", и он руководил всем ОАС. Владения короля Джека включали пять районов Нью-Йорка, прилегающие округа штатов Нью-Джерси и Коннектикут, северную часть штата Нью-Йорк и два округа Лонг-Айленда – Нассау и Суффолк. Именно в Суффолке, на восточной оконечности Лонг-Айленда, я и встретился впервые с сэром Тедом и сэром Джорджем. Со странствующими рыцарями, если продолжить метафоры, которые оказались болванами. Ладно, как бы там ни было, я не сомневался, что король Джек не любит, когда что-то не так в его королевстве.

Кабинет у его высочества оказался огромным, с большим столом, а еще там стояли диван и три кресла вокруг кофейного столика. Я обратил внимание на книжные полки, овальный стол в стиле короля Артура, но, к своему разочарованию, не увидел трона.

Его высочества в кабинете не было, и мистер Робертс сказал: "Чувствуйте себя как дома, кладите ноги на кофейный столик. Если хотите, можете полежать на диване". На самом деле Робертс этого не говорил, он только буркнул:

– Ждите, – и вышел из кабинета.

Жаль, что было неизвестно, сколько ждать. Я подумал, что успел бы сбегать к себе в кабинет и ознакомиться с условиями контракта.

Следует сказать, что, поскольку наша группа являлась объединенной, ею вместе с Джеком Кенигом руководил капитан полиции Нью-Йорка. Капитана звали Дэвид Штейн. Еврей, дипломированный юрист. По мнению комиссара полиции, человек достаточно умный, чтобы не ударить в грязь лицом перед чересчур образованными федералами. Работа у капитана Штейна была тяжелая, но ему хватало и резкости, и дипломатичности, чтобы не конфликтовать с федералами, защищая при этом интересы полицейских, служивших под его руководством. А вот бывшие полицейские, работавшие по контракту, вроде меня, как-то выпадали из этой общей картины. То есть наши интересы не отстаивал никто. Однако я и не помышлял о карьере, так что беспокоиться было не о чем.

Что касается капитана Штейна, то раньше он работал в отделе разведки, который расследовал множество дел, связанных с исламскими экстремистами, включая убийство раввина Меира Кахана. Так что он вполне годился для этой работы. А поскольку капитан Штейн был еврей, то у него имелись личные счеты к исламским экстремистам. Конечно, ОАС работало по всем террористическим организациям, но не надо быть специалистом в области ракетной техники, чтобы догадаться, кому уделялось наибольшее внимание.

Хорошо, если бы на этом совещании присутствовал капитан Штейн. Я очень надеялся на это, поскольку еще один полицейский отнюдь не помешал бы.

Кейт и Тед молча положили на кофейный столик "дипломаты" Фила и Питера. Я вспомнил, что и мне приходилось забирать оружие и документы убитых коллег и возвращать их начальству. А вот древние воины забирали мечи и щиты своих погибших товарищей и уносили к себе домой. Однако в нашем случае оружие исчезло. Я открыл "дипломаты" и убедился, что сотовые телефоны выключены. Жутко слышать, когда звонит телефон убитого.

А что касается Джека Кенига, то я встречался с ним всего один раз, когда меня принимали на работу; он показался мне довольно разумным, спокойным и рассудительным. Его еще считали язвительным человеком, а мне ужасно нравилась эта черта характера. Помню, как он сказал, касаясь моей преподавательской деятельности: "Тот, кто может, делает, а кто не может – тот обучает".

На что я ему ответил: "Тот, кто получил три пули на работе, не должен объяснять, почему он сменил род деятельности". Помолчав немного, Кениг улыбнулся и сказал: "Добро пожаловать в Особое антитеррористическое соединение".

Несмотря на улыбку и доброжелательный тон, у меня закралось подозрение, что Кениг слегка разозлился. Возможно, он до сих пор не забыл тот случай.

Мы стояли на большом синем ковре, и я бросил взгляд на Кейт. Она, похоже, немного нервничала. Тогда я посмотрел на Теда Нэша. Вот он внешне был спокоен, поскольку Джек Кениг не считался официально его начальником. У этого господина из ЦРУ имелось свое начальство, которое размещалось через улицу. Адрес: Бродвей, 290. Я бы пожертвовал своим месячным жалованьем, чтобы увидеть Теда на ковре у его начальства. Но этому сбыться не суждено.

Между прочим, некоторые из сотрудников ОАС размещались в здании на Бродвее; оно было новым и лучше здания на Федерал-Плаза. Ходили слухи, что подобное разделение было сделано на тот случай, если кто-то из террористов решит продемонстрировать свои способности на федеральных объектах. Лично я считал, что это просто какая-то бюрократическая закавыка, однако подобные организации всегда давали совершенно секретные объяснения по поводу своей обычной глупости.

Если вас интересует, почему Кейт, Тед и я не разговаривали в ожидании начальства, то мы делали это потому, что подозревали – офис прослушивается. Если трех человек оставляют одних в чужом кабинете, надо быть готовым к тому, что ведется запись их разговоров. Я подумал, что неплохо бы продиктовать для настройки записи: "Один, два, три, проверка", – но вместо этого произнес:

– Хороший кабинет. У мистера Кенига неплохой вкус.

Кейт и Тед проигнорировали мое замечание.

Я бросил взгляд на часы: почти семь вечера. Пожалуй, мистера Кенига не особенно радовало, что приходится ехать на работу в субботу. Мне и самому не нравилась эта идея, но борьба с терроризмом занятие круглосуточное. Когда-то мы говорили у себя в отделе по раскрытию убийств: "Когда у убийцы день заканчивается, у нас только начинается".

От нечего делать я подошел к окну. Конечно, отсюда я не мог видеть аэропорт Кеннеди, но заметил в небе над Атлантическим океаном полосу ярких звезд, что-то вроде нового созвездия. На самом деле это были огни самолета. Это означало, что посадочные полосы аэропорта снова открыты.

Да, отсюда открывался прекрасный вид – город, освещенные мосты, река, чистое апрельское небо и почти полная луна, поднимавшаяся на востоке над Бруклином.

Повернувшись, я перевел взгляд на юго-запад. Здесь основной достопримечательностью были башни-близнецы Международного торгового центра, устремившиеся на четверть мили в небо. Сто десять этажей из стекла, бетона и стали.

Башни находились в полумиле отсюда, но они были такими огромными, что, казалось, стоят всего через улицу. Официально они назывались Северная и Южная. Однако в пятницу, 26 февраля 1993 года, в 12 часов 17 минут 36 секунд, Южная башня едва не стала известной как Исчезнувшая башня.