Войны магов (№3) - Щит Королевы

– А ты читал? – заинтересовался Секкар. – Про меня там есть?

– Про всех там есть, – мстительно усмехнулся Харрт. – И про Трубу есть, и про тебя, и про Мэтта я пару строк видел. А если б ты почитал, что он про Вьоркову свадьбу пишет!..

– Так что, ищем Чертог?

Я даже не ожидал, что разговор про свадьбу окажется мне неприятен. А ведь оказался – в груди противно заныло, точно Харрт затронул нечто совсем интимное.

Искать Чертог, ни на что не отвлекаясь, – есть ли смысл говорить, что это так и осталось благими намерениями. Долгое время мы действительно старались не обращать внимания на разнообразные двери, дверки и боковые ходы. И нам это удавалось, пока возле очередного коридора Брант не заметил силуэт вырезанной на камне скачущей лошади.

– Гвизарма!

Мы подумали о ней одновременно. Одна из тех нестыковок, которые всем не давали покоя: зачем гномам оружие против всадников?

– Сворачиваем, – распорядился Харрт. – Идти осторожно, не разделяться. Брант – за спину к Мэтту, ты без карнаха.

Мы ожидали увидеть все, что угодно, вплоть до конюшни. И все же этому заброшенному городу вновь удалось нас удивить.

Коридор выводил на широкий балкон, по которому тянулись каменные лавки. А внизу, под балконом, распахнулась огромная пещера: лучики от карнахов не доставали не только до дна, но даже до стен.

– Рискнем погасить свет? – неуверенно предложил Харрт.

Подойдя к самому краю балкона, он перегнулся через парапет и попытался заглянуть вниз. Его пальцы побелели: высота – не то, что доставляет удовольствие гномам.

– Рискнем. – Секкар первым затушил свой карнах.

Мы подождали, пока глаза привыкнут к темноте. Пещера оказалась похожей на впечатанную в скалы гигантскую восьмиконечную звезду. Что творилось на том ее луче, который оставался под балконом, видно не было, зато постепенно проступили невысокие каменные столбики, усеивающие пол пещеры в им одним известном порядке. Некая система в их расположении, несомненно, была, но какая? И при чем здесь лошади?

– Будем спускаться. – Харрт отыскал слева от входа уходящую вниз винтовую лестницу.

– Думаешь, это и есть Чертог? – с сомнением проговорил Секкар.

Я заметил, что он старается держаться подальше от парапета и то и дело оглядывается на спасительное пятно выхода за нашими спинами.

– Не думаю, – признался Харрт. – Но я бы выяснил, что это такое. Если они здесь собирались всем кланом, покои его главы скорее всего неподалеку.

Засветив карнахи, мы спустились вниз. Пещера оказалась куда глубже, чем это виделось с балкона; у меня даже успела немного закружиться голова. Я взглянул на Бранта – шагал он довольно бодро и почти перестал прихрамывать. И то ладно.

Лестница выплюнула нас как раз на тот луч, который мы не могли углядеть сверху. И лучше бы мы по ней не спускались!

Здесь действительно стояли лошади – вернее, то, что от них осталось. Длинный ряд желто-белых скелетов. Невысоких, пониже обычных лошадок, но и не пони. Мордами они были обращены к пустому каменному желобу, бегущему вдоль стены. Но главное – они все оставались на ногах!

Секкар невольно попятился. Харрт помянул Крондорна.

– Как такое может быть? – Еле слышный шепот Бранта уполз вдаль, к центру звезды, и принялся там блуждать, зажив собственной жизнью.

Никто из нас ему не ответил.

– Пошли обратно! – предложил Секкар, делая шаг к лестнице. – Никого здесь нет. И ничего.

Я наклонился. Скелеты прочно стояли на всех четырех ногах, но что заставляло их кости держаться в суставах?.. Вновь на ум пришло спасительное слово: магия. Но не многовато ли магии для гномьего королевства? И если наши предки столь искусно владели ею, почему сегодня мы смотрим на магов с подозрением? Или именно потому и смотрим?

Хотя предки ли? А вдруг как раз их враги?

По-хорошему, надо было сначала завершить наш поход, а потом уже пытаться осмыслить увиденное. Но мозг отказывался встречаться с неведомым на каждом шагу. А тело отказывалось идти вперед: если здесь все не так, что принесет с собой следующий шаг?

Воображение отчаянно рвалось выстроить единую, цельную картину. Зачем столько лошадей в одном месте? И зачем здешним гномам гвизармы? Сражались в конном строю и умели останавливать кавалерию? Но чью?

Хорошо, допустим, желоб – нечто вроде коновязи. Или поилки. Лошадки пили-пили и… И что? И померли в одночасье? Окаменели?

Я щелкнул по ближайшему скелету. Кость. Не камень, не мрамор – обычная кость. Самый обычный скелет. Упорно не желающий падать.

– Пошли! – Харрт повел нас через пещеру, к противоположному концу звезды. Секкар нехотя последовал за ним.

Вблизи столбики оказались вполне приличными столбами: толстыми и высоченными, как два гнома. Я даже улыбнулся: и так, как два гнома, и так, как два гнома. На некоторые из них был нанесен орнамент – ни единого знакомого завиточка; другие оставались гладкими. Одни стояли совсем рядом, между другими мы могли бы пройти плечом к плечу.

Как я и подозревал, на другом конце звезды нас не ждало ничего. Ни коновязи, ни лестницы.

– Смотрите! – Побледнев, Секкар указал рукой на балкон.

– Свет!

Я вскинул руку к карнаху. Мы успели. Правда, потом так и не сошлись в том, что же это было.

Мне померещилось, что на балконе появилась сотканная из огней – совсем как созвездие – лошадь. Встала на дыбы, ударила передними копытами – и исчезла. И я подумал, какого размера должна быть эта лошадь, чтобы отлично разглядеть ее снизу.

Как выяснилось, каждому привиделось свое. Харрту – факельное шествие: полсотни четвероногих и четвероруких созданий, ростом примерно с нас, медленно продефилировавших за парапетом с высоко поднятыми факелами. На мой резонный вопрос, как он умудрился сосчитать количество ног, если парапет доходил нам до пояса, Харрт только сплюнул и принялся править нож.

Секкар заявил, что наша воспаленная фантазия срочно требует парочки холодных компрессов. Он окликнул нас, заметив волну огней – просто волну, ничего больше. Прокатившуюся по балкону, нависшую над парапетом, грозящую хлынуть вниз…

Мысль о том, что балкон не имел наклона (и что бы по нему ни катилось, мы бы это самое не увидели), я оставил при себе.

Брант отмолчался. Поклялся, что ни лошадей, ни четвероруков, ни волн там не было, и мы оставили его в покое.

Все соглашались с тем, что это было соткано из огней. Удивительно красиво, неожиданно, пугающе. Предназначено именно нам, никому больше. И совершенно непонятно. Осматривать звезду дальше расхотелось даже Харрту. В молчании мы поднялись по лестнице, не без опаски протопали по балкону и вернулись обратно в центральный коридор.

Следующий знак заметил уже я. Многогранный драгоценный камень – символ Крондорна. Нашего Крондорна.

Он вдруг показался мне таким родным, точно из-за поворота в одночасье появилась бабушка Хрунда. Наверно, это первая привычная и знакомая вещь, которую мы здесь увидели.

Первопроходцы тоже разулыбались и как-то даже приободрились. Для Крондорна мы все – дети, сколько бы кому лет ни было. И ведем себя, наверно, соответственно-как с добрым, но вечно занятым папашей. Главой гильдии, клана, королем – как с тем, кто тебя очень любит, но груда ежедневных дел… обязательно поиграем, но не сегодня… Мэтт, потише, папа работает… Нет, Мэтт, мы пойдем вдвоем, папа собирает златокузнецов… ты уже вырос, сын, и я должен тебе сказать… я знаю, папа…

– Мэтт!

Что-то частенько я стал задумываться. И не в самые подходящие моменты.

Прищурившись, я сосчитал грани. У входа в жилище Беххарта их было одиннадцать, у остальных жрецов и того меньше.

Здесь я насчитал тринадцать граней.

Мы прошли коротким коридором (дверь оказалась полностью сгнившей, даже трухи не осталось) и попали в уже привычную овальную прихожую с дырами в стенах и рычажком у выхода. Однако если там стражи появились, точно из воздуха (а откуда, кстати?), то здесь они уже ждали нас, лежа на полу у правой стены. Мне даже показалось, что это те же самые – обогнали и теперь мечтают о реванше, – но, присмотревшись, я заметил, что у обоих поперек панциря идет темный змеистый разрыв: такой оставляет молния, попадая в камень.

Да уж, только метателя молний нам здесь не хватало. И не уверен, что мы с ним стали бы союзниками: стражи, как бы мы ни были на них злы, делали свое дело – охраняли от непрошеных гостей. Разве что молниеносец прошел здесь за несколько столетий до нас.

Ощущение родной и теплой защиты куда-то улетучилось. Люди любят запрещать: Фиона рассказывала, что к королям и иерархам с оружием и вовсе не пускают. В Хор-верке такого нет, но покажите мне того сумасшедшего, который обнажит меч в присутствии Ведающего или Беххарта. И не в том дело, что себе дороже станет.

– Там кто-то есть, – тихо пробормотал Секкар, показывая на ведущий из овального зальчика проход. – И, похоже, по наши души.

– В любом случае нас уже заметили, – философски пожал плечами Харрт.

Мы осторожно приблизились к ходу, ведущему во внутренние покои.

Около дюжины гномов. Тусклые доспехи, кольчужные юбки, изготовившиеся к бою фигуры. И все спинами к нам.

Первопроходцы замерли. Но и гномы не шевелились.

– Вперед, – шепотом приказал Харрт.

Ждать было нечего. Застывшие, закованные в латы скелеты. Бело-желтые, как у лошадей. Ни клочка одежды (как только мы сразу не обратили на это внимания!), никакого оружия. Панцири аккуратные, без пробоин, черепа… чуть не сказал: как новенькие. И форма у черепов чуть другая – вроде как гномы и в то же время не гномы. Не иначе те, с гобеленов.

Если бы мне с детства везло, по другую сторону коридора мы бы наконец увидели то, что умеет так славно обгладывать кости. Мертвое, конечно, зачем оно нам живое.

Но мне с детства не везло, и по другую сторону коридора мы не увидели ровным счетом ничего и никого.

Столовая встретила нас точно таким же каменным креслом – оно напомнило мне трон. Гобеленов не было, и стены смотрелись пусто и сиротливо. Почему-то я не сомневался, что раньше они голыми не стояли.

Я представил себе гигантского, под потолок, метателя молний, крадущегося прочь с зажатыми под мышкой гобеленами, одним движением длани поражающего затаившихся в коридоре гномов…

– А вот отсюда мы бы, наверно, выбрались! – Брант стоял у двери, ведущей во внутренние покои.

Дверь тоже была необычная, как и все в этой части Хорверка. С закрытым окошечком и маленьким подоконничком посредине. И не деревянная – каменная, точно обитатель этого дома собирался выдержать настоящую осаду.

Вспомнив про гномов в прихожей, я подумал, что у него были для этого основания.

Секкар налег на дверь. Она не поддалась.

А вот окошечко, в которое Харрт всего лишь стукнул костяшками пальцев, вдруг со звоном лопнуло. Не обращая внимания на еле слышное шипение, первопроходец просунул руку внутрь и отодвинул засов.

Это был первый нормальный покойник, встреченным нами в городе. На кровати, под истлевшей пленкой одеяла, лежал гном с нормальным, как у нас, носом. Кожа на лице свисала, будто лишняя, глаза закрыты, руки вытянуты вдоль тела.

Кожа! Но ведь…

– Ничего не трогать! – распорядился Харрт. – Или он умер пару дней назад, или здесь что-то не так.

Умереть пару дней назад он уж никак не мог – мы почувствовали бы запах.

Раз ничего нельзя трогать, самое время оглядеться.

Комнатка небольшая – у нас так живут те, кто едва начал строить свой дом, но уже стремится вырваться из-под родительского крова. Кровать, единственный стул (заметим, что не каменный), узкий стол, крошечный шкаф (тоже, однако, деревянный) – все эти вещи теснились, едва не громоздясь друг на друга. Дверь в отхожее место, полочка над входом, засохший уль-кар в темного стекла вазе. В таких местах обычно даже не жили, а приходили переночевать. Но имея рядом как минимум просторную столовую… Нет, не понимаю.

Поверхностный осмотр не помог нам ничем: комната как комната.

– По крайней мере, обычные гномы тут тоже жили. – Секкар подумал и добавил: – Один.

Успокоившись, Харрт разрешил нам как следует осмотреть комнату. Подозреваю, что в глубине души он надеялся вернуться к Трубе с чем-нибудь действительно полезным: книгами, оружием, драгоценностями. Хоть с чем-то, кроме баек про блуждающие огоньки.

Секкар и здесь оказался на высоте: ниша в стене скрывалась от его взгляда не дольше, чем первопроходцу потребовалось, чтобы обойти комнатку по периметру.

– Осторожнее, ладно? – попросил Харрт.

Секкар кивнул. Достав из заплечного мешка загнутый пинцет размером с ладонь, он поддел дверцу, та покорно отворилась… И тут на нас хлынули свитки. Настоящий водопад, забарабанивший по столу и кровати.

– Можно? – Я взглянул на Харрта.

Первопроходец улыбнулся:

– Давай.

Я развернул свиток. Один, второй, третий. Руны на них жили своей собственной жизнью – то пересекали листы под причудливыми углами, то сплетались в клубки… Pешительно ничего невозможно разобрать! Разве что отдельные слова Неужели язык так изменился?

Харрт и Секкар тоже не отказали себе в удовольствии подержать трофеи в руках – и тоже отступились.

– Покажете? – Взяв в руки пергамен, Брант принялся шевелить губами.

– Ты что, знаешь язык жрецов? – Харрт даже решил что тот над ним издевается.

– Чуть-чуть, – смутился Брант. – Подожди, пожалуйста…

– Как это – подожди! – возмущенно взревел Харрт. – Ты вслух читай, вслух!

– Но я же еще не понимаю, где начало, где конец, – попытался сопротивляться Брант. – Эх, ладно!

Он скинул заплечный мешок на пол, присел на краешек стула и медленно прочел:

– «Сегодня Крондорн рассказал мне, что Роракс был эльфом…»

Глава XII

Харрт и Секкар остолбенели. Да и я, подозреваю, выглядел не лучше.

– Брант, – ласково проговорил Харрт, когда обрел наконец дар речи. – Ты это… Ничего не напутал?

Брант поднес пергамен поближе к глазам.

– Самую малость, – признал он. – Здесь сказано, что Роракс был бы эльфом.

– Если бы – что? – поторопил Секкар, готовый услышать все, что угодно, – от «если бы умел летать» до «если бы не стал лепрехауном».

– Так я читаю дальше? – невинно поинтересовался Брант. – Тогда слушайте. «Сегодня Крондорн рассказал мне, что Роракс был бы эльфом, если бы Эккиль вовремя не поделился с прародителем таким замечательным именем. К счастью, Крондорн сумел убедить своего друга, что эльфу больше подошло бы нечто другое – мягкое, звонкое, переливчатое. А в имени „Роракс" так и слышатся удары боевого молота и рев губных гармошек».

– Друга? – не утерпел я. – С каких это пор Эккиль стал другом Крондорна?!

– Ты умеешь разговаривать с мертвыми? – Брант посмотрел на меня с укоризной.

– Э… нет. Но не могу сказать, чтобы хоть когда-то у меня возникало такое желание.

– Вот и я нет. Сам подумай: что я могу тебе ответить? По крайней мере, пока не прочитаю все эти свитки.

– Скажи хотя бы: ты веришь в эту писанину?

– Не знаю, – пожал плечами Брант, точно ему было все равно, дружили Крондорн с Эккилем или нет.

– Знак у двери, – лаконично напомнил Секкар.

Да, знак у двери. Драгоценный камень с тринадцатью гранями.

Когда Беххарт говорил от имени Крондорна, никто не подвергал его слова сомнению. Что же получается, этот жрец – еще ближе к прародителю, чем Беххарт? И с ним Крондорн был не прочь запросто поболтать?

Интересно, откуда Брант знает язык жрецов? Не то чтобы в нем было что-то тайное, но…

Убедившись, что все притихли, Брант продолжил:

– «Когда Эккиль согласился, Крондорн, не мешкая, сотворил Роракса и двенадцать его сыновей…»

– Сколько?!!!! – На этот раз не выдержал Секкар.

Бездетным семьям у нас все сочувствуют: кто же в здравом уме откажется продолжить свой род. Обычно мечтают о двух-трех детишках, но это уж как повезет: куда чаще после рождения первого или второго ребенка пара понимает, что больше детей у нее не будет. Фиона рассказывала, что у людей все по-другому и семьи из восьми-десяти человек отнюдь не редкость, да и у Нельда уже четверо, хотя он еще не стар. А если потомства и вовсе нет, один из супругов отправляется в долгое паломничество к знаменитой стеле Ашшарат в окрестностях Шарьера. Много веков назад богиня явилась здесь императору Хаону Четвертому и его – будем деликатны – подруге жизни. Я попробовал было выяснить, что делал Хаон Четвертый так далеко от своей Империи, но Фиона надулась и заявила, что тупоголовым гномам человеческие предания не понять. То есть она, конечно, выразилась более округло, но смысл был тот самый, могу поклясться.

– Двенадцать, – терпеливо повторил Брант. – Секкар я тебя умоляю: поднапрягись и уясни наконец, что это не я вам тут сказки рассказываю. Как написано, так и читаю.

– И потом, получается, что Роракс не сам их родил, а Крондорн постарался, – поддержал его Харрт.

Фраза, на мой взгляд, страдала некоторой двусмысленностью, весьма близкой к богохульству, однако я решил не привлекать к ней лишнего внимания: вдруг Харрту повезло, и Крондорн пропустил ее мимо ушей.

– «…и его двенадцать сыновей. Трое из них основали Керталь, четверо – Хорверк, четверо – Бреогар, а сам Роракс стал править в Адварте». Видимо, с последним сыном, – пояснил Брант уже от себя, предупреждая вопрос о том, почему три плюс дважды по четыре равно двенадцати. – Должен же он был кому-то трон передать. «Они отправились…» Все. На этом свиток кончается.

– Бери следующий, – посоветовал Харрт.

– Он совсем про другое. – Брант пробежал взглядом начало пергамена, наугад вытащенного из лежавшей на столе груды. – Обидно, я впервые слышу про этот самый Адварт. Может, здесь он и был? Роракс и его сын со своими кланами пришел в Хорверкские горы с запада, а кланы четырех других его сыновей – с востока…

– А потом что – встретились посерединке? – ухмыльнулся Секкар.

– Слушайте, ведь и правда, – потеребил бороду Харрт. – Нигде и никогда не говорится о том, куда делся сам Роракс. Хорверк постоянно обменивается посольствами с Керталем и Бреогаром, но, получается, ни в одном из этих мест Роракс даже не бывал!

– Торопишься, – осадил его Брант. – С чего ты взял, что Роракс ни разу не навестил своих сыновей?

– Тоже верно. А что там дальше?

– Читать?

Мы кивнули. Понятно, что эти залежи еще разбирать и разбирать, однако у меня возникла мысль попросить Бранта прочитать нам как можно больше на обратном пути. Когда свитки доберутся до Трубы – и особенно до Беххарта, – нет никаких гарантий, что к ним будет допущен кто-то еще.

По крайней мере, будь я верховным жрецом Крондорна, я бы предпочел о таких вещах не распространяться.

– «…стили меня к себе». Как будто на лошади писал, – неодобрительно нахмурился Брант. – Но почерк тот же. «Мне стоило большого труда сдержаться: за те века, что клан жил в изоляции, гномы превратились в кошмарные порождения Меркар, способные испугать даже шаддеша».

Прервавшись, Брант потер уставшие глаза.

– Ты что-нибудь понимаешь? – осторожно спросил Харрт.

– Очень мало. Бумага получше, чем у предыдущего свитка, и вообще мне кажется, что это самое начало записей. А вот кто такой шаддеш или про какие кошмарные порождения он пишет…

– Порождения Меркар – это люди. – Мне было тяжело признать, что некогда мы были такими узколобыми, но я не видел смысла скрывать правду. – Дамерт как-то обмолвился, что древние гномы считали остальные расы безумными играми безумных богов. Не так-то просто нормально воспринимать существ, которым ты по плечо. И людей, и эльфов в те времена называли одинаково – баяд'нах.

– Искалеченные великаны[9], – пробормотал Брант. – Я даже не знал об этом.

– Одна из немногих традиций, которая сейчас забылась, – кивнул я. – И Дамерту за нее было бы стыдно.

– Ничего стыдного, – вспыхнул Харрт. – Так ты договоришься до того, что станешь стыдиться собственного отца!

Первопроходец балансировал на грани смертельного оскорбления, однако я был уверен, что он сделал это не нарочно.

– Люди и эльфы стремились вбить нас обратно под горы! – Харрт произнес эти слова с удивившей меня горечью. Правда, я совсем не знал историю его рода.

Секкар успокаивающе коснулся его руки, и первопроходец, смешавшись, замолчал.

– Он не хотел тебя обидеть. – Секкар чувствовал себя неловко.

– И наверняка забыл, что я – Щит. – Я заставил себя улыбнуться.

– Кажется, про Фиону я ничего плохого не сказал, – буркнул Харрт.

– Про Фиону – да.

– Слушайте, я сейчас читать перестану! – вмешался Брант. – Если каждое слово из этого свитка будет вызывать такую бурю…

– Читай уж. – Харрт отвернулся.

Я так и не понял, что на него нашло. Надо будет потом как-нибудь аккуратненько разузнать, если не забуду.

Только забуду ведь.

– «Ко мне отнеслись приветливо, хотя я и заметил, что родители торопились убрать детей с моего пути. И когда я объявил, что предпочитаю уединение, все вздохнули с облегчением».

– Еще бы! – хмыкнул Секкар. – А то начнет потом ребеночек заикаться…

– Брант! – Харрт уже взял себя в руки. – Просмотри быстренько пергамен до конца. Там есть что-нибудь на тему о том, почему они такие?

– Мы торопимся? – удивился я.

– Не очень. Но свитки от нас никуда не уйдут. Теперь мы знаем, что это действительно гномы, причем, похоже, целиком один из кланов…

– Интересно, какой? – пробормотал Брант.

– …И если то, что их исковеркало, все еще здесь, мне не хотелось бы с ним столкнуться, – невозмутимо закончил Харрт.

– Это не могло произойти за один день! – возразил я.

– Так и мы здесь не день, – подмигнул Харрт. – Мэтт, я все понимаю: тебе это кажется пустыми предосторожностями. Но мне хотелось бы доставить вас обратно в Хорверк живыми и неизменными. Фиона не обрадуется, если у тебя вырастет раздвоенный нос.

Наверно, он не имел в виду ничего особенного: в конце концов, я сам напомнил ему о том, что я – Щит.

– Быстренько – это около суток, – предупредил Брант. – Если ты, конечно, не хочешь, чтобы я ослеп.

– Не сегодня, – милостиво согласился первопроходец. – Ты нам еще пригодишься. Тогда собираемся и пошли.

Мы распихали свитки по заплечным мешкам. Оставалось непонятным, нужно ли что-то делать с телом жреца: добровольно ли он выбрал столь экстравагантный способ погребения?

– Была бы необходимость, Крондорн и без нас решил бы эту проблему, – ответил на наши мысли Брант. – Оставим все как было: ручаюсь, его никто не потревожит.

Я не был в этом так уверен, но спорить не стал. В конце концов, не думаю, что новая экспедиция заставит себя ждать, а там как Беххарт скажет, так и будет.

Когда мы выбрались на главную улицу, Харрт принялся настаивать, чтобы мы повернули к дому. Мне даже показалось, что ему не столько необходимо спешно поделиться с Трубой нашими открытиями, сколько хочется получить от Ведающего четкий и недвусмысленный ответ, как же все было на самом деле.

Однако Секкар убедил его провести в заброшенном городе еще хотя бы пару дней: мы так и не узнали, есть ли в свитках жреца ответ на вопрос, который по прибытии нам наверняка зададут одним из первых.

Чем дальше от Хорверка, тем более запутанной и разветвленной делалась система ходов и коридоров. От главного стали отходить в стороны настоящие улицы, появились первые украшения – имитации поддерживающих своды колонн, а на дверях – чего в Хорверке не встретишь – начали встречаться гроздья медальонов с портретами. Все с теми же, раздвоенными.

И над всем этим висела тишина. Ощущение непередаваемое: в городе всегда есть хоть какие-то звуки. Обычно мы их не слышим, не обращаем внимания: шаги, хлопанье дверей, голоса – все это существует само по себе, а мы – сами по себе.

– Померещилось? – поднял руку Брант.

Секкар покачал головой: он тоже уловил какой-то писк. Мы с Харртом ничего не заметили.

– Я посмотрю? – Брант шагнул в боковой коридор.

– Чего уж там, все посмотрим, – проворчал Харрт.

Коридор оказался абсолютно пуст и мало чем отличался от дюжины других. Однако Секкар уже почуял след. Его необычная машинка проехалась по правой стене на сотню саргов вперед, пересекла коридор по потолку и вернулась в руку по левой стене.

Вид у первопроходца стал изрядно озадаченным.

– Ты что, так уверен?..

– Тсс…

Опустившись на колени, Секкар пустил машинку по полу, и она почти сразу завалилась набок. Первопроходец поднес палец к губам, жестом показав, чтобы мы отступили подальше. Луч от его карнаха ощупывал пол дюйм за дюймом, а невесть откуда взявшийся мелок отмечал очертания люка.

Замахав руками, Секкар заставил нас отступить на главную улицу, на четвереньках попятился назад и поднялся на ноги, лишь оказавшись рядом с остальными.

– Клянусь, внизу кто-то есть, – прошептал он, не спуская глаз с люка.

– Гномы?

– Не знаю. Мне показалось, что я слышал голоса.

– С люком справишься? – решился Харрт.

– Только снизу.

– А если его проломить? – предложил я.

– Камень-то? – поморщился Харрт.

– Я могу показать, где у него петли, – сразу понял меня Секкар. – Какой бы механизм там ни был, сейчас он просто удерживает люк.

– Если, конечно, тот не откидывается вверх. – Харрт сбросил заплечный мешок и уселся сверху.

– Не разумно, – фыркнул Секкар. – Слишком заметно.

– А случайно дернуть за люк, когда по нему будет кто-нибудь проходить, – разумно?

– Давайте попробуем. – Спор начал казаться мне пустым. – Если одновременно вчетвером прыгнуть на люк…

– Вдвоем, – поправил Брант. – Четверо там не уместятся.

– Хорошо, вдвоем. Он либо отвалится, либо те, кто внизу, поймут, что мы хотим их навестить.

– И выскочат нас поприветствовать, – кивнул Харрт. – Мэтт, тебе никто не говорил, что ты наивен?

– Ни разу! – заверил его я. – Обаятелен, остроумен, таже неотразим – все это было. Но наивен…

Чинтах, помнится, в последнее время частенько называла меня «деревяшкой», но ведь ласково, не со зла. К тому же, если учесть, сколько стоит дерево Хорверку, я вполне мог считать, что это наш, хорверкский аналог человеческого «золотце мое». Что, согласитесь, совсем другое дело.

– Тебе что, сложно попробовать? – неожиданно поддержал меня Брант.

– Пожалуйста, пробуйте, – отступил Харрт. – Но если оттуда выскочит полсотни гномов, учтите, что я с детства неплохо бегал.

– Ты покажешь врагу спину? – шутливо изумился я.

– И не только спину. Я же не эльф, чтобы тупо ждать, пока меня превратят в фарш.

Закончив разговор на этой оптимистичной ноте, мы с Секкаром подошли к люку и, шепотом досчитав до трех, прыгнули. Раздался скрежет, я почувствовал, что у меня на плечах повис Брант, и крышка люка обрушилась. Мы попадали в разные стороны, но, к счастью, все же не вниз.

Я осторожно заглянул в люк. Карнах осветил уходящий вниз колодец.

– Кто первый? – ухмыльнулся Харрт.

– Привяжите меня. – Я передал заплечный мешок Бранту. – Будем надеяться, что они этого не ожидают. Как крикну – тяните, крышка падала от силы с десяток саргов.

– Я за тобой, – предложил Секкар. – Удержите?

Мы обвязались веревками и нырнули в дыру. Лететь и в самом деле оказалось недолго. Коснувшись пола, я сразу отпрыгнул в сторону, чтобы Секкар меня не раздавил, и лишь потом огляделся.

Не знаю, кто там пищал, но сейчас мы были одни в крошечной пещерке с такими низкими сводами, что мне едва не приходилось пригибаться. Воздух здесь оказался застоявшимся, в нем чувствовался какой-то необычный запах – то ли заплесневевших грибов, то ли годами не мытых тел.

Брант и Харрт спустились следом. Ведущий из пещерки ход больше напоминал лаз – соваться туда не хотелось.

– Давайте возвращаться, – решил наконец Харрт. – Крондорн его знает, куда он уходит. Было бы нас побольше, я бы оставил пятерых здесь, на подстраховке…

– А остальные сели бы на лошадей, подтянули осадные орудия… – съязвил Брант. – Вообрази, как будет весело, если там всего лишь заброшенная грибница.

– Лучше заброшенная грибница, нежели преждевременные похороны, – поддержал друга Секкар. – Помнишь второе правило первопроходца?

– Поделитесь? – Я вновь почувствовал себя лишним.

– Слушай и запоминай, – торжественно объявил Харрт. – «Раз ты еще не умер, так тому и быть».

Троица громко расхохоталась – тут-то все и началось.

Из лаза хлынула толпа раздвоенных – низеньких, закованных в железо и невероятно вонючих. Однако, хотя они были и пониже нас, это оказались отнюдь не дети: отвратительная бороденка того, кто несся первым, была совсем седа. Они не кричали, не размахивали странной формы кирками, которые держали в руках, и от этого нам стало действительно страшно.

– К стене, – скомандовал Харрт.

Мы прижались спинами к стене, меч привычно скользнул в ладонь. Я подумал, что второе правило первопроходца на сей раз, пожалуй, не применимо: Трубе придется…

Дальше мне стало не до размышлений. Старик примерился ударить меня в живот, мой клинок отбросил кирку в сторону, но соскользнул с его доспеха. Рука привычно коснулась лба, чтобы опустить забрало… Эх, ну что за бой! Ни щита, ни шлема!

Вместо того чтобы пытаться прорубить его доспех, я что было силы ткнул кулаком в сосредоточенную физиономию старика и выиграл пару секунд, чтобы проверить, как идут дела у остальных.

Дела оказались нерадостными. Секкару удалось завладеть киркой, однако она явно была ему не по руке, с таким же успехом он мог бы размахивать и сапожным шилом. Харрт дрался, сжав зубы, но его широкий нож не способен был удерживать раздвоенных на расстоянии. Первопроходец уже еле держался на ногах, на его штанах и куртке начали появляться пятна крови.