Войны магов (№3) - Щит Королевы

– И что, правда течь нашли?

– Нашли, – нехотя признал Тиро. – Вроде ничего страшного, но все бывает.

– А с драконом что?

– А что с ним?

– Ну, его победили?

Тиро усмехнулся:

– Ты хоть раз видела над нашими горами дракона?

– Нет, – неуверенно ответила я. – Но говорят, что дальше в горах…

– Ага, только сюда они не залетают. Уже тысячу лет, между прочим. Да и маловато их осталось…

– То есть Биримба имел в виду какие-то другие горы?

– Да нет, как раз наши, он в каждом пророчестве их упоминает. Просто то, что в первой части стихотворения, – дело будущего отдаленного. Насколько именно отдаленного, никто, и сам Биримба тоже, не знает. А вот вторая часть – это ближайшее будущее. Может, день, может, месяц, но не сотни лет.

Больше мы к этой теме не возвращались. Но мне стали ясны сразу две вещи.

Во-первых, вот почему переполоха не поднялось. Если пророчество можно «исправить», то надо просто тщательно следить за послом. И предотвратить эту самую смерть.

Во-вторых, на цветок из дальних стран просто не обратили внимания. Мало ли что за цветок и откуда его привезут в Хорверк через двести лет…

Мне стало спокойней. Наверно, случайно так совпало, что у меня «цветочное» имя. И затоплению Хорверка я, к счастью, способствовать не буду.

Остается один из двух послов – других в Хорверке сейчас просто нет. Вернее, почему один из двух, ясно ведь, что это не Шенни!

Значит, лорд Эрлинг. Неизменно любезный, хотя приторности в этой любезности… Но чем же эльфам не угодил именно Вьорк? И они что, не понимают, что это чревато войной? Или надеются обстряпать все так, чтобы никто на них и не подумал?

Ну уж нет, Биримба-то нас предупредил! Мы еще как повоюем – мало им точно не покажется! Эльфы просто недооценивают гномов. Ну и достанется же им! В смысле эльфам, конечно!

Противно мне как-то. Сижу тут и хладнокровно рассуждаю о том, что мужа могут убить. Хотя этого ведь уже не случится, раз Биримба…

А вдруг случится?

Но ведь у мужа Щиты. Но хватит ли четверых?

Я обернулась к своему Щиту, тихонько мурлыкавшему себе под нос:

Подземный город спокойно дремлет,

Зевают стражи у крепких врат.

За короля, за родную землю

Поднимем кружки, мой верный брат.

Напевая себе под нос, Тиро задумчиво полировал и без того сверкающий как зеркало кинжал. Вообще-то Щиты очень любят эту песенку, и обычно она звучит весьма бравурно. Но только не сегодня.

Вздохнув, я вышла в соседнюю комнату. Там было не веселее: Гвальд с упорством муравья кидал кинжалы в мишень, которая когда-то была отличным деревянным щитом, а нынче стала похожа на разделочную доску престарелого мясника. «Практическое пособие», как ее называл Тиро: они с Мэттом приволокли эту доску еще недели две назад, после происшествия с Вьорком.

Улыбок на лицах Щитов не наблюдалось. Наблюдалась исключительно решимость с оружием в руках немедленно защитить кого-нибудь от чего-нибудь. Наверняка воинственное настроение – результат услышанного сегодня за завтраком.

Вздохнув, я вернулась в кабинет. Щит задумчиво выводил:

Грустит подружка и морщит носик:

С янтарным элем проводим ночь.

Но что случись, со Щитов ведь спросят…

– Тиро, может, дать тебе лайнору? – спросила я.

– Чего среди дня петь-то? К тому же скоро Звенст придет, – буркнул Щит. – Лучше бы урок повторила.

– Но ты же и так уже поешь! – заупрямилась я.

– Это не песня, а, считай, молитва для поднятия боевого духа, – парировал Тиро.

Снова вздохнув, я потянулась за тетрадкой. Но повторять и без того вызубренное задание мне не пришлось: в кабинет влетела Втайла.

Такой я ее видела впервые. Волосы растрепаны, на щеках – слезы. Стук в приемной затих: в дверях показался удивленный Гвальд. Вид у него был… будто Крондорн посоветовал ему побольше есть каши на ночь.

Тиро только взглянул на Втайлу – и моментально поцарапался острием кинжала. Смутившись, он вскочил и принялся усаживать ее в свое кресло, а я тем временем уже подносила стакан с водой.

– Первый раз в жизни вижу тебя в таком состоянии! – Гвальд произнес мою мысль вслух.

– Втайла, милая, что такое? – Я опустилась рядом с креслом прямо на пол и взяла ее за руку.

Гномиха торопливо выпила воду. Я отчетливо слышала, как зубы лязгнули о стакан.

– Втайла, ты только скажи… Мы их всех… – Наконец-то Тиро представилась возможность показать свою воинственность в деле.

Запинаясь, осипшим голосом кранчеккайл проговорила:

– Тиро, Гвальд, не обижайтесь, а? Просто вы не поймете.

Щиты вышли, недоумевая. До меня донесся приглушенный голос Гвальда:

– Мы с ними еще разберемся!

Втайла была старше Щитов и до того, как я приехала, редко общалась с ними. Но они очень хорошо к ней относились. «Как к старшей сестре, – внезапно подумалось мне. – Но не к такой, как моя, а к настоящей».

Я подождала, пока Втайла немного успокоится. Наконец она вытерла слезы краешком широкого рукава и прошептала:

– Фиона, помоги мне. Извини, что я прошу тебя об этом, но… – Вздохнув, она продолжила: – В общем, я, наверно, должна тебе все рассказать.

До пятого колокола она делилась со мной всем, что Долгое время не поверяла никому. Извинившись за меня, Щиты попросили Звенста прийти завтра. На обед я, несмотря на уговоры кранчеккайл, не пошла.

Шесть лет назад Шенни тен Веденекос прибыл в Хорверк. Тогда Втайла впервые его и увидела.

Всю жизнь прожив в Брайгене, она не раз встречалась с людьми и даже была почти в приятельских отношениях с Лиз, жрицей Ашшарат. Веденекос поначалу не произвел на нее большого впечатления. Не то чтобы люди казались ей одинаковыми, но Шенни она никак не выделяла.

Так уж случилось, что Веденекоса – а я и не знала – с детства мучили сильные головные боли. Лиз навещала его дважды в неделю и как-то раз предложила Втайле отправиться к нему вдвоем, надеясь, что та развлечет посла беседой, пока она сама будет творить молитву. А потом они вместе обедали, Шенни много шутил…

Нет, и это, по сути, не было началом. Но именно тогда гномиха впервые заметила Шенни. Или, точнее, отметила.

Было еще несколько случайных встреч – во дворце, на улице… Однажды посол предложил симпатичной гномихе зайти к нему в гости – просто так, поболтать. А через несколько месяцев Втайла с ужасом поняла, что сама ищет встреч и боится признаться себе в этом.

Она старалась гулять именно по тем улицам, где ходил он. Если они случайно встречались, то зачастую пряталась в каком-нибудь коридоре – чтобы он прошел мимо, не заметив, потому что Втайле казалось, что они подозрительно часто видятся. Ее очень радовали пиры в королевских покоях, на которые приглашали Шенни и куда порой попадала она. Веденекос чрезвычайно общительный – я и сама знаю – и старается обязательно поговорить с каждым мало-мальски знакомым гномом, расспросить его, как дела, посочувствовать или вместе порадоваться… Конечно, к Втайле он тоже подходил. Она то с увлечением щебетала о каких-то пустяках, то в смущении, едва не заливаясь краской, убегала в другой зал…

Однажды гномиха решила, что дальше так продолжаться не может и ей следует уехать. Пожив месяц у родственников, она совсем зачахла. Ей ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть. Она стала вспыльчива и раздражительна. Почти не ела, исхудала и стала из рук вон плохо шить – до кружев ли белошвейке, если она влюблена… Глава гильдии была в ярости.

Втайла не выдержала и вернулась в Брайген. Конечно, в первый же день она исходила вдоль и поперек улицу перед его домом. И на второй день. А на третий случайно узнала, что Шенни в Ольтании.

Втайла вернулась домой, легла на кровать и не вставала неделю. Почему он уехал? Кого пришлют вместо него? Впрочем, какая разница… Главное – что его здесь больше нет…

Все это время ее навещала сестра, Даррат. Она приходила, кормила Втайлу бульоном и оставалась на несколько часов, пытаясь развлечь бедняжку разговорами. Но та молчала и продолжала таять на глазах. Ни травники, ни жрец Крондорна ничего не могли придумать. Такое случилось с ней впервые в жизни – она просто лежала и ничего не делала. Даже не думала.

Через неделю сестра случайно обмолвилась, что человеческий посол вернулся в Хорверк: пришло время продлевать целую кипу торговых договоров. Втайла старательно делала вид, что ей сейчас не до придворных новостей, однако уже на следующее утро тихонько поднялась и, пошатываясь, отправилась к заветному дому. Но не дошла…

Очнулась Втайла в постели. Оказалась, она настолько ослабла, что по пути просто упала без чувств. Ее подобрали, донесли… Прибежала взволнованная Даррат.

Ближе к вечеру в дом кто-то постучался. Удивленная сестра впустила в комнату Шенни.

– Ты упала на улице? – Он был не на шутку встревожен. – Что стряслось? Как можно было так все запустить!

Шенни просидел с ней часа два: расспрашивал, как она себя чувствует, рассказывал, как съездил в Ольтанию и навестил семью – матушку, сестру и брата, – смешным шепотом делился свежими дворцовыми сплетнями… А Втайла лежала и счастливо улыбалась. И думала об одном: только побудь еще чуть-чуть. Только не уходи.

Кранчеккайл пыталась описать, что она чувствовала. Мне, конечно же, не понять… Ей было приятно, что он здесь, так близко. Она могла слушать его часами – и ей казалось, что нет голоса прекраснее на всем Двэлле. Ей страшно хотелось дотронуться до его руки, но она боялась Даже представить, как это будет…

– Болезнь болезни рознь, – небрежно обронил Шенни, уже собираясь уходить. – Для одной и трав достаточно! а от другой…

– Ничего не поможет, – вырвалось у Втайлы.

Вернувшись, Шенни присел подле кровати. Втайла замерла. Неожиданно для самого себя посол нагнулся и поцеловал гномиху в лоб.

– Ты очень хорошая, – сказал он ей. – Но я ничего не могу тебе дать. – Он помолчал, вглядываясь в ее испуганное лицо. – Пойми, дело не в том, что ты не человек или я не гном. Я люблю тебя… как сестру, и мне невыносима даже мысль о том, что я… причина твоего горя. Втайла, милая, как же это случилось?..

Гномиха всхлипнула.

– Наверно, так суждено было… Как у вас сказали бы, насмешка Ашшарат… – Она улыбнулась сквозь слезы.

Втайла отвернулась, чтобы собраться с силами, и вновь взглянула на него, такого близкого и такого недоступного.

– Наверно…. Наверно, мне надо просто пореже видеть тебя. Но только пока это не кончится совсем, мы же будем иногда видеться, правда? И болтать, как раньше… Пожалуйста…

– Конечно, будем!

– Обещаешь?

– Обещаю!

Это было за полгода до моего появления в Брайгене. С тех пор ничего не изменилось. Гномиха и Шенни встречались так же, как и раньше, – то там, то здесь, не планируя ничего заранее. И Втайла любила его. а он ее нет…

Сильно покраснев – я и не думала, что она умеет краснеть, – кранчеккайл призналась мне, что однажды чуть было не кинулась к Лиз, чтобы попросить заступничества Ашшарат. Это сказало мне о том, что она чувствовала, больше любых слов! Испокон веков гномы молились только Крондорну. Нет, они не сомневались в существовании Меркар и Эккиля, создавших людей и эльфов. Но что было до них гномам? А в богов, столь привычных нам, – в Ашшарат, Орробу, Темеса, Юрайю и других – в Хорверке почти не верили.

Правда, иногда к ним обращались гномы, долго жившие среди людей. Но, возвращаясь в Хорверк, они обычно теряли свои «людские» привычки. Лишь немногие продолжали общаться с «людскими» божествами и прибегали к помощи людей-жрецов. Тем более не было случая, чтобы гном, всю жизнь проживший в Хорверке, вдруг уверовал в Айригаля или Лориндейл.

И все же в конце концов Втайла решила, что Ашшарат ничем не сможет помочь гномихе, будь она хоть трижды богиней любви. Не в последнюю очередь она надумала стать кранчеккайлом именно потому, что это позволило бы ей чаще видеться с Шенни. Подруга очень боялась, что я обижусь. Но нет, нет, мне вовсе не было обидно. Более того, я сказала, что поступила бы на ее месте так же…

А сегодня кранчеккайл не пустили к Шенни. Она уже собиралась к нему постучаться, как откуда ни возьмись появился Цорр. Он устроил допрос с пристрастием: зачем Втайла идет к Веденекосу, что планирует там делать, как часто вообще тут бывает… Она постаралась ему втолковать, что это никого не касается, но Цорр фыркнул в ответ, что поскольку Втайла постоянно общается с подданным другого короля, то касается, и еще как!

Вообще-то Цорр с Втайлой недолюбливают друг друга, как она сама мне призналась. Но сейчас впервые в жизни моя подруга столкнулась с тем, что кто-то смеет лезть в ее жизнь и что гномы – гномы! – намекают, что не стоит общаться с кем-то, кто тебе приятен. Она попыталась выяснить у Цорра, что случилось, – безуспешно. Тот с важным видом процедил сквозь зубы, что он здесь не по своей воле и все это – дело, государственной важности, но так ничего толком не рассказал. Слово за слово – дошло до того, что они отчаянно поругались…

Что было дальше, я точно не знаю – кранчеккайл расплакалась. Ясно лишь, что к Шенни она так и не попала, а Цорр страшно ее обидел.

Когда Втайла добралась до конца своего рассказа, первым моим желанием было собрать Щитов и отправиться к Цорру. Чтобы просто-напросто дать ему в ухо.

Глупость, конечно: наверняка он выполнял приказ Вьорка. Но как топорно, как грубо!

Я по мере сил утешила Втайлу и отправила ее в свою спальню – отдыхать и приводить себя в порядок.

Едва кранчеккайл ушла, в дверях кабинета появился Тиро.

– Там колдун! – радостно сообщил он.

– Попроси его пройти в кабинет, пожалуйста.

Соридель казался взволнованным. Одет он был по-походному, за плечами висел небольшой дорожный мешок.

Я предложила чародею кресло, а сама расположилась на стуле с высокой спинкой.

– Удалось что-нибудь выяснить о Сиэнре? Где она?

Он вздохнул и почесал подбородок.

– Выяснить-то удалось…

– Она… здорова?

У мага было такое лицо, будто его дочь попала в какую-то историю, и он не знает, как ее оттуда вытащить. Судя по тому, что я о ней слышала, такое время от времени случалось.

– К счастью, да. Фиона, прости, я не могу рассказать, где она. Надеюсь, скоро будет в Брайгене, и вы наконец-то познакомитесь.

Я разочарованно вздохнула. Ладно, будем ждать.

Мы поговорили еще немного – так, светский разговор. Уже прощаясь, маг заметил:

– Кстати, я завтра увижу наших героев – после шестого колокола меня в Брайгене уже не будет.

– Каких героев? – не поняла я.

– Ну как каких – исследователей подземелий, – почему-то с тяжёлым вздохом произнес он.

Ой! То есть уже завтра днем Соридель встретится с Мэттом и остальными? Как здорово!

А я – лишь послезавтра. Они вернутся поздно, я в это время буду в Старой столовой…

– Соридель, а ты не можешь чуть-чуть задержаться? Я хочу черкнуть два слова Мэтту.

– Конечно, – немного удивленно ответил маг. Наверно, подумал: «Что за глупости? Полдня подождать не может!» Но люди не имеют привычки спорить с королевскими особами.

Схватив перо, я задумалась. Что, собственно, я собираюсь написать? А вдруг я его напугаю?

Решила, что сделаю свое послание порасплывчатей. И Мэтт испугаться не успеет, и в то же время у меня будет уверенность, что если вдруг…

Собственно говоря, что – вдруг?

Внезапно я осознала, что крайне редко хожу по Брайгену без Щитов. И просто боюсь. Может, надо побороть этот страх?

Но рука уже выводила на пергамене:

Дорогой Мэтт!

Вряд ли тебе это понравится, но я решила сходить в одно очень интересное место. Если 19 адлари через два часа после седьмого колокола я еще не вернусь в свои покои, ищи меня по пути к Старой столовой.

Перечитав, исправила «два» на «три»: получилось таинственно и как в сказках: три часа, седьмой колокол… Скрутив свиток, я надписала его: «Мэтту. Вскрыть в случае необходимости. Ф.».

Проводив мага, объявила Щитам, что сегодня Втайла переночует со мной. Они нисколько не удивились – еще бы, не идти же ей в таком состоянии в ее одинокий дом…

21 адлари

В тот день, девятнадцатого, нервничала с самого утра. Сдерживалась изо всех сил, но Тиро все равно поинтересовался:

– Ты чего какая-то… Носишься туда-сюда, на месте не сидишь, вышивать начала – бросила, рисовать начала – бросила?

В остальном день прошел обычно. Даже описывать не буду.

Вечером ушла пораньше в спальню. Надела мягкие сапожки, платье покороче – чтобы не мешалось. И уселась Ждать.

Незадолго до седьмого колокола я закуталась в плащ, низко надвинула капюшон и, откинув ковер и открыв дверцу, осторожно выглянула.

Выскользнула тенью из двери – и вот я на улице. Никого. Место безлюдное (или безгномное?..), да и время не раннее.

Без приключений добравшись до нужного этажа, я потушила факел и достала маленький светильничек. Пошла направо по коридору. Поворот, еще один… До столовой буквально саргов пятьдесят. Сейчас пройду небольшой перекресток…

Шаги… За поворотом кто-то есть!

Я прикрыла светильник полой плаща и вжалась в нишу в стене. Чего мне было страшиться? Но я жутко испугалась! Стиснув в моментально вспотевшей ладони холодную рукоять кинжала, я думала только о том, чтобы меня не заметили.

О, да это же Биримба! Еле ползет, слегка шаркает, сжимая в руке факел. Идет и тихо ворчит себе под нос. Значит, не заметит. Интересно, ему-то что здесь понадобилось в такой поздний час?

Биримба проковылял было мимо, и я облегченно вздохнула. Вдруг он замер и неспешно, еле-еле начал поворачиваться в мою сторону. Я затаила дыхание. Факел вспыхнул неестественным зеленоватым пламенем, и маг чуть не ткнул мне им в лицо…

– Ты! – выдохнул он. – Что ты здесь делаешь?

– Это я у вас, досточтимый волшебник, хотела бы спросить! – ехидно пропела я.

Руки колдуна взметнулись вверх.

«Чары! Он хочет меня заколдовать!» – была моя последняя мысль.

Я попыталась поднять руку с кинжалом – бесполезно, рука отказалась повиноваться.

Глава X

Когда я добрался до пятьдесят второго коридора, первопроходцы меня уже ждали. Охранявшие провал воины клана Кипящего Озера, тихо переговариваясь, топтались поодаль.

Спрыгнув с пони, я передал повод одному из воинов – и замер: Солнечный Луч вспыхнул ярким светом, как старый сухой мох. Колдовство было совсем близко, а ведь мы еще не вступили в запретные коридоры!

– Чего это он? – Харрт с уважением покосился на ножны. – Уже чует?

– Чует, – печально согласился я. Пожалуй, от этой жемчужины короны будет не больше толку, чем от моих старых расшитых серебром ножен.

– Ладно, разберемся, – махнул рукой первопроходец. – Плохо только, что с такой штуковиной сложновато будет остаться незамеченными.

– Ты хотел идти без факелов?

– Конечно – только с карнахами, но и те пока потушим. Вот, держи.

Харрт протянул мне тонкий бронзовый обруч с крошечной капсулой светильника. Мне доводилось слышать, что наши предки никогда не освещали свои поселения (во что сейчас трудно поверить), а писали и читали исключительно при свете карнахов. Устроены они совсем просто: твердая горючая смесь, маленький фитилек, откидывающаяся линза. Получается сильный, но довольно тонкий луч света, так что хорошо видно только прямо перед собой.

Откинув волосы назад и закрепив карнах на лбу, я засунул Солнечный Луч в заплечный мешок. Харрт прав: вовсе ни к чему предупреждать всех в округе о нашем прибытии.

– Готовы? – Первопроходец собрался было нырнуть в провал, когда вспомнил, что не познакомил меня с будущими спутниками. – Да, кстати, это Брант, это Секкар. А Мэтта вы наверняка знаете.

Мы обменялись крепкими рукопожатиями.

Брант показался мне слишком хрупким и узким в плечах для чистокровного гнома, но я оставил свои мысли при себе. Единственный из всех нас он не надел даже кольчуги – только тесную кожаную куртку, едва доходящую до пояса. Его меч был пристроен за спиной – так иногда носят клинки эльфы, реже люди, а у гнома я сталкивался с подобным впервые. Но в узких коридорах это должно быть весьма разумно, и я порадовался, что Харрт взял с собой не новичка.

Секкар, как я подозревал, был и взрослее, и опытнее; обычное снаряжение первопроходца сидело на нем как влитое. Подобно многим из его гильдии, плоский мешок он носил не на спине, а на груди: и дополнительная защита, и все под рукой, коли доведется застрять. Мечу он предпочел топор: если попадутся двери, которые придется ломать, с топором, конечно, сподручнее.

– Ну что, пошли?

За провалом нас ожидал темный пыльный коридор Ровные, гладко отшлифованные стены – все как обычно. Разве что светильников не видно.

Первая дверь. Вернее, не дверь – низкий прямоугольный проем с торчащими ушками петель. И сразу за ним – второй.

Гант не солгал. Вообще-то я и не думал, что он обманет носителя Ока Роракса, но если его подослали специально…

– Заходим? – Брант остановился на пороге.

– Еды у нас недели на три. Вьорк просил вернуться до двадцатого, а до того мы сами себе хозяева. – Харрт говорил негромко, точно подозревал, что эти заброшенные коридоры могут быть обитаемы. – Так что торопиться некуда. Но свет зажигаем только при необходимости.

Спорить я не стал. Не стал и признаваться, что чувствовал себя весьма неуютно. Глаза постепенно привыкли, я наконец-то смог различить выражения лиц своих спутников, однако уже в десятке саргов от меня начиналась полная темнотища.

Попав в Хорверк, Фиона поначалу даже ночью оставляла у постели свечу, и я еще, помнится, вовсю над ней подшучивал. Гном, боящийся темноты, – все равно что кондор, не решающийся подняться в небо. Но эта темнота была другой – чужой, непонятной. Никто не знал, чего от нее ожидать. Если Труба едва не отправился к Крондорну от одного прикосновения к найденной здесь гвизарме…

Первые комнаты оказались пусты, и все несколько успокоились. Вернее, мне так показалось – лица моих спутников оставались бесстрастны. Впрочем, надеюсь, мое тоже.

Где-то здесь и стояла гвизарма, однако мы не стали зажигать карнахи, чтобы обнаружить ее следы. И без того нас ждало еще немало сюрпризов.

По правой стороне коридора то и дело попадались пустые комнаты – все примерно одинакового размера, не более четырех саргов в длину и пяти – в ширину. Склады? Оружейные?

– Тупик! – послышался из темноты изумленный голос Секкара. – Как, и все?

Мы столпились в конце коридора. То, что первопроходец принял за скалу, при ближайшем рассмотрении оказалось кладкой – чередой тщательно подогнанных каменных блоков.

– Любопытно, – пробормотал Харрт. – Получается, наши предки от чего-то отгородились. Или от кого-то.

– Мы ничего не пропустили? – прошептал Брант.

Судя по голосу, он был еще совсем юн.

– Можно поискать.

– Ломаем? – Секкар взвесил на ладони топор.

– Такое сломаешь. – Харрт с сомнением взглянул на перегородку. – Главное, стоит ли? Думаешь, Труба закричит от восторга, если мы впустим в Хорверк то, что там прячется?

– Обратно, что ли, возвращаться? – недовольно пробасил Секкар. – Много же мы узнали.

И тут позади раздался глубокий удовлетворенный вздох – так мог бы вздохнуть великан, славно поужинавший дюжиной неосторожных путников. По подземелью пронесся ледяной порыв ветра, толкнув нас в спины, бросив на стену и друг на друга.

Развернувшись, мы прижались к камням, напряженно вглядываясь в темноту. Первым не выдержал Брант – луч света от карнаха выстрелил в коридор.

Я впился взглядом в тянущиеся по пыльному полу цепочки следов. Только четыре пары гномьих сапог – больше ничего…

И тут ветер негодующе взвыл. Линза разлетелась на мелкие кусочки. Свет погас.

Я осознал, что вжимаюсь в стену с такой силой, что способен развалить ее не хуже, чем киркой. Линза карнаха выдерживала прямое попадание арбалетной стрелы, пущенной с пяти шагов. С какой бы высоты гном ни падал, карнах оставался цел.

По щеке потекла кровь – осколки стекла вспороли кожу. Но сейчас мне было не до того.

Из темноты приближалось нечто – неторопливое, уверенное в том, что мы никуда не денемся.

– К бою!

Харрт первым обнажил длинный широкий нож. Рядом вскинул топор Секкар. Потянулся за мечом Брант.

Мой клинок оставался в ножнах. Я чувствовал, что против этого простая сталь бессильна.

Секкар заворчал – помимо его воли, топор, выворачивая кисть, начал подниматься над головой. Гном сжал зубы, ухватился за рукоять обеими руками…

– Берегись!

Меч едва успел взлететь вверх, парируя удар. Охнув, Брант выпустил оружие, – срикошетив о стену, клинок со звоном покатился по полу.

– Это не я! – Глаза Секкара налились кровью.

– Бросай! – закричал Харрт. – Бросай, говорю, прокопать твою налево!

Стоило Секкару разжать руки, как топор взвился под потолок и завис, выбирая себе жертву.

«Глупо, – пронеслось в моей голове. – Ничего толком не узнать. Ничего толком не увидеть. И погибнуть от гномьего же топора.

Нас наверняка будут искать – на это оно и рассчитывает. Через месяц Труба поймет, что мы не вернемся. Пошлет других. Они дойдут до стены, обнаружат наши тела. А сзади…»

– Не шевелитесь! – вдруг скомандовал Брант, баюкая кисть руки.

Продев цепочку между пальцев, он положил на левую ладонь гексаграмму из тусклого металла.

Топор ринулся вниз.

– Брант! – не выдержал Харрт.

Лезвие топора сделалось темно-багровым, словно его поместили в горн. Казалось, только раскрытая, вскинутая навстречу ладонь удерживает его в воздухе.

Брант пошатнулся. Я подставил ему плечо, с другой стороны подоспел Секкар. Мы не понимали, что творится, в голове билось лишь одно: топор не промахнется.

Свет от лезвия становился нестерпимым. Свободной рукой я прикрыл глаза и едва не потерял равновесие – Брант отпрянул, а сверху на пол коридора закапал раскаленный металл.

И вновь вздох – на сей раз глуше, тише. Оно уходило – разочарованное, недовольное. Может быть, даже уползало, зализывая раны.

И обещая, что еще вернется.

Искореженный топор бессильно упал на пол. Брант обмяк в наших руках.

Засветив карнахи, мы склонились над ним, едва не стукнувшись лбами. Секкар бережно разжал кулак – оплавленная гексаграмма утонула глубоко в ладони. Представив себе, что должен был пережить Брант, я содрогнулся.

Когда Харрт, вновь достав свой нож, примерился к руке Бранта, я отвернулся. Заметив мое смущение, Секкар хлопнул меня по плечу:

– Не бери в голову. По перворядку с каждым такое бывает. Когда мне пришлось доставать Прума со дна шахты…

По счастью, мне так и не довелось узнать, как выглядел бедняга Прум: Харрт вовремя одернул напарника. Но все то время, пока они занимались ладонью Бранта, мне пришлось просидеть, привалившись к стене и думая только о том, как бы укротить свой желудок. В нос тугими волнами бил запах паленого мяса, а обугленные края раны по-прежнему стояли перед глазами…

– Вот и все!

Я с трудом поднял голову. И почувствовал облегчение, когда затылок коснулся холодного камня.

Надо мной нависал Харрт.

– Ты как? – Первопроходец опустился на корточки. – Секкар, давай бинты, он тоже ранен.

Лишь сейчас я осознал, что воротник рубахи мокр от крови, а волосы прилипли к шее.

– Ерунда. – Пересохшие губы не слушались.

А я-то еще считал себя неплохим воином!

На мечах я был третьим в клане. На топорах – пятым. Но это. оказывается, ничего не значило.

Гномы уважают своих бойцов – куда больше, нежели люди. Но мы ненавидим войну. Мне доводилось читать про берсеркеров – у нас они просто не могли бы появиться.

В Фиониных книжках рыцари скакали в бой на ухоженных конях, а красавцы оруженосцы в нужный момент подавали им копье или щит. Выходя из боя, рыцарь первым делом молился, потом вспоминал про свою даму. Но я ни разу не читал, чтобы он позаботился смыть с себя кровь и грязь.

Для людей война – это поэзия. «Как сладок бой, как реет орифламма! Бегут враги от взора короля…» Бред! Бой не может быть сладок. Если гном признается, что ему доставляет удовольствие убивать себе подобных, в лучшем случае его ждет всеобщее презрение. В худшем – грайхон[7].

Прадед не только не приукрашивал сражения, в которых ему довелось побывать, он неизменно и, как я сейчас понимаю, подробно описывал раненых и убитых – как своих, так и врагов. Это могло быть сколь угодно неприятно, мерзко, отвратительно, однако он вновь и вновь заставлял меня пройти через это.

И все же я оказался не готов.

Поднявшись на ноги, я позволил Харрту щедро намазать щеку пахнущей мокрой шерстью мазью.

– А стекло?

– Через пару часов начнет выходить. Ты уж потерпи.

– Уж потерплю, – хмыкнул я, думая, что если оно не выпустит нас из ловушки, долго терпеть мне точно не придется. – Возвращаемся?

– С чего бы это? – усмехнулся Секкар. – По дому соскучился?

– Помнишь, что Вьорк говорил? – осадил его я. – Если одного из нас ранят, все должны вернуться обратно.

– А что, кто-то ранен? – подмигнул напарнику Секкар.

– Пока, слава Крондорну, все живы-здоровы, – тоном туповатого грузчика отрапортовал Харрт. – И не знаю, о чем ты, господин Щит.

С трудом сдерживая улыбку, я кивнул на Бранта.

– Ах, этот! – с облегчением проговорил первопроходец, словно впервые заметил лежащее на заплечных мешках тело. – Так то ж не раненый, господин Щит, то товарищ наш, Брант, нешто не помните? Притомился – вот и отдыхает. К вечеру будет как грибочек!