Эрин поразили столь горькие слова. Меган содержали в роскошно обставленных комнатах. У нее была собственная ванна, трое слуг и личный повар. У нее были книги, великолепный вид из окон — и даже консорт, если бы она соблаговолила на него посмотреть.
— Ты не пленница, — сказала Адвокат, проходя в центральную комнату и устраиваясь на диване.
В распахнутых навстречу холодному вечеру окнах виднелся северный маяк Эсторра, ярко горевший под легким снегопадом. Внутри, в комнате, было тепло. Огонь разожгли в трех каминах, окруженных декоративными колоннами, украшенными зимними цветами. Желтые тона помещения успокаивали. Эрин стало почти завидно. Служанка налила ей немного вина и ушла, повинуясь взмаху руки.
— Но ты должна понимать, что ты посол предателя, и по политическим соображениям невозможно разрешить тебе свободно передвигаться по столице.
— Я не представляю никакой опасности, — возразила Меган. — Сравните меня с сотней цардитских парусов или десятью тысячами цардитской кавалерии.
Она отвернулась от огня, прошла к дивану напротив и присела на его край. На девушке была тога, похожая на одеяние Эрин, из кремовой шерсти с полосами зеленого цвета, волосы собраны в узел, скрепленный золотым ободком. Меган выглядела великолепно, и Эрин внезапно задалась вопросом, почему сама она всегда выбирала в спутники мужчин. Возможно, когда у нее закончится детородный возраст, она изменит этой привычке.
— Я это знаю, — согласилась Эрин. — Но мне надо иногда успокаивать страхи моих советников, верно? И потом, все мои пленники отдали бы жизнь, чтобы оказаться в таких условиях, в каких содержишься ты.
— Тогда зачем вы здесь, если не радоваться моим ошибкам?
— Тебе предстоит многому научиться, Меган. — Эрин покачала головой. — Тебе не было известно о предательстве Юрана, и потому ты ни в чем не виновата. Более того, ты талантливый государственный деятель, хоть и позволяешь себе необдуманные высказывания. Я пришла, чтобы предложить тебе поразмыслить кое о чем. Когда мы одержим победу и прогоним цардитов, мы сосредоточим свои силы на возвращении Атрески. Твоей гордой стране необходим сильный и разумный правитель. Тебе следует задуматься о своем характере и о своем будущем.
Она увидела, что Меган напряглась. Вся краска сбежала с ее нарумяненного лица.
— Но я же не могу…
— Почему? Кем был Юран, пока не получил это назначение? Просто высокопоставленным воином и чиновником короля.
— Но я его люблю! Я не могу его сменить.
— Это нелегко, я понимаю. И я тоже любила моего отца. Но преемственность чрезвычайно важна, и ты, безусловно, могла бы ее обеспечить.
— Я была просто его помощницей.
— В настоящий момент ты посланница.
— А что станет с ним, когда его поставят перед Конкордом?
Эрин печально улыбнулась. Девушка и сама знала ответ. Предатели никогда не в чести.
— Это станет первой проверкой твоей силы. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, Меган, но для этого ты должна себя проявить. Говорят, что самые первые решения правителя всегда труднее и мучительнее других. Я с этим согласна, и для тебя исключения не будет. Когда его осудят, его преемник подпишет приказ о казни, как того требует закон.
Эрин встала.
— Возможно, ты удивлена тем, что я пришла к тебе с подобным разговором теперь, когда Конкорду угрожает опасность. Это потому, что я признаю только нашу победу. И к тому времени, когда эта победа будет одержана, все должно быть подготовлено заранее. Я узнаю твой ответ завтра утром. Сладких снов, Меган.
* * *
Просентор Ренсаарк, ставший теперь командующим силами восточной Атрески, хмуро посмотрел на трон, где восседал Юран. Справа от него стоял Гориан.
— Я не понимаю, — сказал он. — Победа еще не одержана. Мы согласились с тем, что не сможем остановить Дел Аглиоса, и потому договорились отправить легионы, чтобы усилить армию на границе Нератарна. На этом этапе нельзя менять решение! Мы так близки к цели.
— Просентор, твое повышение давно тобой заслужено, и мое уважение к твоим замыслам не подлежит сомнению. Но я должен смотреть в будущее. В конце концов, я все еще правитель Атрески. Я не могу дать согласие на отвод последних легионов из Харога. А что, если Дел Аглиос решит идти сюда, а не к Нератарну? С тактической точки зрения было бы разумно захватить центр власти. Так что я отзываю их обратно. Они еще не дошли до места сражения, и потому их отсутствия не заметят.
Ренсаарк покачал головой.
— Это плохое военное решение. Нам известна численность войск Конкорда. И мы знаем, куда Дел Аглиос ведет свою армию.
— Называй это как угодно. — Юран махнул рукой. — Но это мое окончательное решение. Успокойся. Наша победа обеспечена, как и твое место в истории королевства Цард.
— Что с тобой случилось? Ты даже разговаривать стал иначе! Этот мальчишка отравил тебе разум. Его появление и твой помутившийся рассудок — это не просто совпадение.
— Не смеши меня. Разве он не снабдил нас информацией? Разве он не был полезен нам обоим?
Ренсаарк нахмурился и указал на Гориана пальцем.
— Я за тобой слежу. Помни об этом.
Гориан только улыбнулся, его глаза затопил густо-оранжевый свет, сменившийся серым.
— Как вам угодно.
Ренсаарк гневно прошагал к выходу из комнаты. Юран повернулся к пареньку, и вся его напускная бравада исчезла. Его снова затрясло.
— Все в порядке, — сказал мальчишка. — Вы поступили правильно. Вы ведь мне доверяете, правда?
Слова застряли у Юрана в горле. Он испытывал отнюдь не доверие, а ужас. Гориан снял руку с его затылка, и холод начал отступать.
— Не бойтесь, — улыбнулся он. — У меня нет желания убить вас. Мы нужны друг другу. Вот увидите.
Юран попробовал заглянуть в будущее, но увидел там только тьму.
ГЛАВА 75
848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения
Даже после неожиданного появления Нунана и Келл к вечеру прошедшего дня оборону держали на две с лишним тысячи солдат меньше, чем то количество, с которым Гестерис начинал сражение. Жертв на стенах оказалось много, и, хотя цардиты пробили всего три бреши, их атака лишила его многих лучников и мечников.
Гестерис не сомневался, что цардиты понесли еще большие потери, но это была изматывающая война, в которой он не мог выйти победителем при текущем соотношении сил. Перед рассветом, после долгой и почти бессонной ночи он прошел к воротам. Сделать пришлось очень много.
В поле цардиты перемещали артиллерию. Немалое количество их орудий на сегодняшний день было выведено из строя, но для остальных они находили новые позиции. Гестериса страшно раздражало, что он не знал, какие именно. Он отправил несколько разведчиков, но те не вернулись. Люди, которых он не имел права терять.
Инженеры и мастеровые трудились без отдыха. Они, насколько возможно, залатали бреши и ворота. Смельчаков опускали за стену, где они заново цементировали камни и заменяли расколотые брусья. Всю ночь защитники отбивали атаки кавалерии, так что атмосфера была напряженной и тревожной. И хотя инженеры работали не за страх, а за совесть, все прекрасно понимали, что этим цардитов надолго не задержать. По сути, стены слабые. Гестерис не рассчитывал, что они устоят.
Уже начало светать. Подлечившиеся Нунан и Келл стояли рядом, перед ними разворачивались позиции противника.
— Вчерашний день был рассчитан на то, чтобы нас деморализовать, — сказал Гестерис. — И легионы уже утомлены и испуганы. Я начинаю сомневаться, пытались ли цардиты накануне прорваться по-настоящему.
— Скорее всего, да, — откликнулась Келл, — и вы подтолкнули их к серьезному сражению. Показали, чего стоите. Примите это как комплимент. К тому же они должны знать, что Роберто подходит.
— Безусловно, что-то заставило их поменять тактику, — согласился Нунан.
— То есть я должен принять вот это как комплимент, да? — Гестерис указал в сторону поля, которое постепенно открывалось перед их взорами.
Генерал уже отдал приказы, исходя из перестроения цардитов, так что за их спинами шла бурная деятельность. Они могут успеть, если им повезет. Песня цардитов снова разносилась по равнине. Хорошо бы она звучала подольше.
Все орудия противника были собраны на четырех площадках, и все они находились напротив северного участка оборонительных сооружений. По оценке Гестериса, каждая группа состояла из тридцати катапульт. Баллисты исчезли — несомненно, их разобрали на части, чтобы отремонтировать поврежденные катапульты. По краям каждой группы стояли повозки, груженые камнями.
Позади этих четырех групп выстроилась большая часть армии врага. Какие-то силы были оставлены дальше на юге только для того, чтобы не дать Гестерису снять людей со стен. Генерал надеялся, что Арин видит происходящее. Но он и его левимы в лучшем случае смогли бы остановить одну из атак. У противника в каждой группе от восьми до десяти тысяч человек. Конкорд может выставить не более половины от этого числа, если не обнажать все остальные участки стены и не возвращать в строй раненых. И в любом случае, у них нет резерва.
— О чем они поют? — спросила Келл. — Это звучит так печально.
— Это воинская погребальная песнь. Вчера я попросил одного из верных атресцев перевести ее. Там говорится только о мечте вернуться домой и гибели в бою. И ничего о славе и доблести.
Наступает рассвет, и ты ищешь мой вздох —
Раскрываю объятья, и в руке мой клинок.
До тепла твоего остается лишь шаг,
Но бежит моя кровь, и нет силы в руках.
Ты любовью стремишься меня удержать,
Слезы льются на землю, где я буду лежать.
— А потом они возьмут сабли и попытаются раскроить нам черепа.
Гестерис поднял брови и повернулся к собирающимся внизу отрядам. Песня оплакивала его, пока он обращался к солдатам.
— Слушайте меня! Услышьте меня. И их тоже слушайте. Они знают, что они далеко от тех, кого любят, — и они ожидают смерти. Они уверены в своей судьбе. Они ненавидят войну. Они ненавидят нас за то, что оказались на поле сражения. Я хочу, чтобы вы тоже об этом помнили. Никто из нас не должен был стоять здесь. Каждый враг, с которым вы скрестите клинок, ваш личный враг. Он заслужил, чтобы ваш меч вошел ему в сердце. Когда этот день закончится, они будут петь похоронную песню, унося с поля своих мертвецов. Но мы — Конкорд. Мы будем петь о победе, мы будем петь о доблести, и мы будем петь о силе. Еще один день. Всего один раз вам надо принести жертву так, как вы поклялись. И мы будем свободны. — Гестерис вскинул руку с вытянутым пальцем. — Всего один день. Стой со мной, Конкорд! Живи со мной! Вы мои?
Рев голосов и стук оружия о щиты сотряс форт у него под ногами. Песнь цардитов смолкла. Тишина опустилась на поле боя. Ее нарушали только скрип и дребезжание колес и осей. Гестерис повернулся к Келл и Нунану.
— Они идут.
* * *
Джеред шел вдоль левого борта на нос, где в одиночестве стояла Миррон, плотно завернувшись в меховой плащ. День был холодным и ветреным. Оба паруса поставили, а весла убрали, дав команде долгожданную возможность отдохнуть после выматывающей скорости, которую он от них требовал. Рваные тучи над головой стремительно летели по небу.
С каждым проходящим днем казначей все сильнее беспокоился о том, что ожидает их в конце пути. Не о цардитах. О том, что будет за ними и за пристанью. На вершине холма. Даже если им удастся победить врагов Конкорда, Восходящие все равно окажутся в самом сердце власти канцлера. Кто знает, что нашептали Адвокату в его отсутствие?
Ардуций и Оссакер сидели внизу, а Кован стоял на корме рядом со шкипером. Он притворялся, будто хочет немного научиться мореплаванию, но на самом деле смотрел на Миррон и пытался придумать, как к ней подойти. Джеред понимал, что нужно девочке. Менас погибла, а воспоминания о Гориане грозили раздавить ее.
— Надеюсь, ты не намереваешься прыгнуть в воду, — сказал он, встав рядом с ней и обнимая за плечи.
Миррон почти рассмеялась, но по лицу ее вместе с морскими брызгами текли слезы.
— Даже если бы я это сделала, я не утонула бы.
— До чего ужасна жизнь, когда трудно себя убить.
На этот раз она все-таки засмеялась, но со смехом пришли и рыдания, и Миррон уткнулась лицом в его плащ. Джеред обнимал ее, пока она плакала.
— Мы все время были вместе, а теперь почти даже не разговариваем, — сказала девочка спустя какое-то время, отрывая лицо от его груди, но не пытаясь высвободиться из рук.
— Это часть процесса взросления, — ответил Джеред, понимая, что слова не утешают. — В конце концов вы все будете вести самостоятельную жизнь.
— Этого бы не случилось, если бы мы оставались в Вестфаллене, — возразила она.
— Знаю. Но ты должна надеяться.
— Вы говорили, что война раздавит наши надежды.
— Эта моя речь запомнилась, да? — Джеред улыбнулся. — Ну, это правда. Но из пепла мы создаем новую надежду. Задумайся. Когда вы уезжали из Вестфаллена, то даже не думали, что когда-нибудь туда вернетесь. На равнинах Атрески армия ненавидела вас. И посмотри, что происходит сейчас. Роберто надеется, что вы сможете спасти Эсторр. А вы можете надеяться, что снова увидите Вестфаллен.
Девочка кивнула.
— Когда вы об этом говорите, это звучит так просто, но я не могу не думать, что нас ждет, — и мне так страшно!
Джеред присел на корточки и сжал плечи Миррон. В своей печали она выглядела такой беззащитной! Ему хотелось обнять ее и держать так, пока вся боль не уйдет, и пообещать, что все будет хорошо. Но он никогда не умел убедительно лгать.
— Послушай, я понимаю, что не могу исправить то, что с тобой случилось, и даже не могу прогнать чувство одиночества, которое ты испытываешь. Но я могу обещать, что не позволю, чтобы кто-то снова причинил тебе боль. Вы заслужили мое вечное восхищение, все вы, кто находится на этом корабле, и я буду оберегать вас до самой моей смерти. Верь в меня. И верь в себя.
— Так трудно продолжать верить!
— Объясни мне, почему ты так считаешь.
— Оссакера тревожит то, что он сделал. А теперь его тревожит и то, как сильно он вас рассердил. А я не знаю, смогу ли сделать то, что надо, зная, во что это превратило Гориана.
Джеред глубоко вздохнул.
— Знаешь, что Эрит сказала бы тебе про Гориана? Что он всегда был таким. Не дело, которое вы совершили на плато, превратило его во что-то иное. Это всегда было внутри его. Он всегда считал себя сильнее и выше всех. Я заметил это при первой же встрече с вами. Вы ничего не смогли бы сделать, чтобы заставить его поступать по-другому. Только отцу Кессиану удавалось его контролировать, а когда он умер, преград не осталось.
— Наверное.
— Подумай вот о чем, Миррон. Ты мне нужна. Ты нужна Ардуцию для того, что должно произойти. Боже Всеобъемлющий, ты нужна всему Конкорду! Нужно, чтобы ты поверила в себя.
— И побыстрее, да? — улыбнулась она, подражая тону казначея. — Мы можем встретить врагов уже завтра.
— Я ожидаю, что мы увидим их уже сегодня. А что до Оссакера, то я не сержусь на него. Я уважаю то, что он сказал, и уважаю его чувства. Это относится ко всем вам. Он должен идти своим путем, как это делают все сильные мужчины. И женщины.
— Странно, правда? Гориан всегда считал его самым слабым. Но это не правда. Он просто чувствует все сильнее. По-моему, он самый сильный из нас.
— Может быть, ты права. Передай ему, что я не обижен и не сержусь. Скажи ему, что я горжусь им. Нет, лучше я сам ему это скажу. — Джеред выпрямился. — Обещаешь, что не станешь прыгать, пока меня не будет?
Миррон улыбнулась и вытерла щеки руками в перчатках.
— Обещаю.
Джеред поцеловал ее в лоб и отправился искать Оссакера. Он не был уверен, что чего-то добился. Казначей посмотрел в сторону горизонта. Очень скоро они увидят множество парусов, направляющихся в гавани Эсторра. Вот тогда он это и поймет.
* * *
— Боже, спаси и сохрани нас! — выдохнул Гестерис. — Уходите!
Лучники уже разбегались от передней части стены. Тридцать камней стремительно летели прямо на них. После часа неудач цардиты наконец пристрелялись. Гестерис бросился к воротам форта, которому уже нанесли серьезный ущерб. Однако его катапульты продолжали стрелять. Удар за спиной сбил генерала с ног. Он ухватился за стенки деревянной галереи, чтобы не полететь вниз. Гул рушащихся камней болью отдавался в ушах.
Галерея под ним зашаталась и начала падать, остановившись под углом тридцать градусов к земле.
Генерал перевалился через ее край и спрыгнул на землю, хрипло охнув от толчка. Повернувшись, он посмотрел на оседающую тучу пыли. Двадцать ярдов стены исчезли. Просто исчезли. Платформы с катапультами были уничтожены, а сцементированные брусья и доски расколоты и отброшены ярдов на пятьдесят в разные стороны.
Запоздавшие снаряды противника пролетели прямо в новую брешь и вломились в резерв и катапульты, стоявшие за ней. Генерал увидел изломанные тела пехотинцев и лучников, лежащие среди обломков. Возникли хаос и беспорядок, а цардитская армия наступала. Гестерис слышал, как они скандируют на ходу.
— Сариссы в брешь! — заорал он. — Центурионы фаланг, сюда! Лучники — назад на стены. Стойте со мной!
У него за спиной зазвучали панические крики. Генерал развернулся и успел увидеть, как множество снарядов падает на крышу форта. Трупы, расщепленные доски и куски тесаного камня разлетались по всем направлениям. Вся задняя часть форта прогнулась под шквалом камней. Ударили новые снаряды, и она смялась и рухнула. Шум был похож на горный обвал. Оставшись без опоры, новые куски форта полетели вслед за первыми, утянув за собой часть стены и галереи.
Солдаты разбегались от рушащихся камней. Пыль, грязь и дым взметнулись в воздух. Обломки попали в резервную катапульту, смоляной огонь и навес, отбросив их в сторону. Вся крыша обвалилась вместе с катапультами и теми смельчаками, которые стояли на ней до конца. Но ворота продолжали держаться. Укрепления превратились в потрескавшуюся и ослабленную стену, но для цардитов они оставались преградой. А для Гестериса бесценным было каждое мгновение.
Порядок уже начали восстанавливать. Команды с носилками сновали между ранеными и умирающими, а фаланга строилась прямо рядом с огромной трещиной в стене, всего в двух сотнях ярдов от разбитого форта. Лучники скапливались у бреши, камни для уцелевших катапульт клали в огонь.
— Действовать по усмотрению! — выкрикнул Гестерис, бегом направляясь к бреши. — Сожжем этих ублюдков, пока они к нам не подобрались.
Инженер-артиллерист кивнул. Тридцать рычагов ударили по рамам, камни полетели на врага. Через брешь Гестерис увидел, как они падают. Цардиты инстинктивно поднимали щиты, но камни крушили и их, и людей. Горящие метательные снаряды расшвыривали солдат и врезались далеко в строй. Земля была достаточно хорошо утрамбованной, и они отскакивали от нее, продолжая катиться и убивать. Он услышал, как инженер приказал снова вращать вороты.
Враги продолжали наступать. Лучники начали стрельбу сквозь брешь. Резервы подошли справа. Прилетели ответные стрелы, впиваясь в щиты и плоть воинов Конкорда. Фаланги получили приказ двигаться вперед, на флангах встали мечники. Лучники отошли назад, чтобы занять новые позиции. Первый цардит вбежал в брешь и умер на остриях сарисс, выставленных тремя рядами.
Опять раздались крики. Гестерис увидел, как его люди слетают с галереи в ста ярдах южнее. Грубо сработанные зубцы стены развалились. От прямого попадания камня в двух мужчин их подхватило и сбросило вниз, размазав по катапульте. Рама орудия раскололась и рассыпалась, разбрызгивая кровь.
У ворот собиралась Месть. Осколки камней оттаскивали как можно дальше. Гестерис увидел, что Келл уже сидит в седле, а Нунан с ней разговаривает. Брешь рядом с воротами пока продержится, но цардиты сейчас начнут передвигать орудия, чтобы ударить по другой части стены. Нунан и Келл это тоже понимали.
— Вы уверены? — спросил Гестерис, добравшись до них.
Горящие снаряды снова перелетели через стену и упали среди пехоты цардитов. В ответ произвели выстрелы орудия противника. Теперь они целились в ворота. Они уже выдержали три или четыре попадания, дрожа и сотрясаясь. Стены форта шатались.
— Сейчас или никогда, генерал, — ответила Келл. — Время самое подходящее. Они выдвинули пехоту перед орудиями. Если мы туда не доберемся, то потеряем ворота.
— Не останавливайте катапульты. Мы будем за пределами огня, — добавил Нунан.
— Это самоубийство, — покачал головой Гестерис.
— Но оставаться здесь не лучше. Мы должны дать вам шанс продержаться.
— Да хранит вас Всеведущий.
— Да уж, не помешало бы, — отозвалась Келл.
Гестерис кивнул. Они дождались, пока упали следующие снаряды. На мгновение Всеведущий взглянул в ту сторону. Всего два камня попали в ворота, а остальные либо не долетели, либо ударили в основание стены.
— Открыть ворота! — приказал генерал и сжал руки обоим. — За Конкорд и за меня.
Келл пришпорила коня и повела Месть умирать.
* * *
На этот раз они не остановятся. Повернуть — означало бы объявить о поражении, а такой мысли Арин не допускал. Тысяча левимов отправились на север, чтобы постараться отвлечь как можно больше степной кавалерии. Он повел оставшихся у него воинов на поле боя с северо-востока. Накануне Арин потерял пять сотен. Сегодня они будут сражаться до последнего плаща.
Цардиты уже добились немалых успехов. Один кусок стены превратился в обломки, а чуть дальше к югу еще в двух местах виднелись трещины и обрушения. Нельзя допустить образования еще одной бреши.
Цардитские горны предупредили о приближении левимов. Головы и копья повернулись в их сторону. Заслоны были составлены очень быстро. Всего двести ярдов отделяло их от задних рядов колонны, готовящейся атаковать ворота. Арин поднял меч и резко опустил его. Левимы разделились на три отряда по пять сотен в каждом.
Центральный понесся прямо на скопление врагов, надеясь связать большую часть копейщиков. Левый фланг повернулся, чтобы проехать позади них и ворваться в промежуток, освобожденный отрядами, уже начавшими атаку на стены. Арин командовал правым флангом. Они на полном галопе проскакали под углом к флангу противника. Его лучники повернулись в седлах, посылая стрелу за стрелой в гущу армии, заставляя солдат поднимать щиты. Цардитские лучники начали ответную стрельбу. Арин пригнулся к луке седла.
Впереди него рычаги вражеских катапульт поднялись вверх. Камни полетели в цель. Он проследил за их траекторией и увидел, как они ударяют в ворота и основание стен. Некоторые не долетели до цели и бесполезно упали на землю. Пробер моргнул. Ворота начали открываться. На лице Арина появилась улыбка.
— Как это мы подгадали!
Из проема галопом вынеслись всадники, за ними последовала пехота, четкий строй манипул. Они сразу же повернули направо, двигаясь в поле и ко второй группе катапульт. Цардиты отреагировали моментально. Пехота стала отходить. Около тысячи солдат побежали налево цепочками, в которых явно не хватало дисциплины.
— Левимы! — закричал Арин, снова поднимая меч вверх. Они промчались перед передним краем цардитской армии — краем, который начал перестроение, чтобы защитить артиллерию.
— Поворот!
Пробер сделал клинком круговое движение и снова опустил его вниз. Держа поводья в левой руке, он направил коня за передний край армии и поскакал к рядам катапульт. Слева от него левимы неслись вдоль передних рядов пехоты, вламываясь в них. Крики десятков тысяч голосов разорвали воздух.
Арин пригнул голову. Левимы справа и слева от него сделали то же. Команды орудий начали поворачиваться. Некоторые взялись за луки, другие — за мечи, а кое-кто продолжал вращать вороты. Стрелы проносились рядом с головой Арина. Он доскакал до артиллеристов, рубанул первого мечом и одновременно развернул коня влево. Клинок перерубил руку мужчины, сломал ему лук и задел лицо.
Арин продолжил движение налево. Пробер налетел конем на одного цардита, отбил выпад сабли и ударил врага острием в грудь. Левимы с грохотом скакали рядом, галопом проносясь между орудиями. Он осадил коня и развернул его, сбив врага с ног. Стремительно перерубил обвязку, удерживающую чашу катапульты, и повредил тяжелую канатную спираль в основании рычага.
Не останавливаясь, Арин двинулся дальше, видя, как легион Конкорда отходит от ворот, чтобы атаковать врага у бреши и обезвредить другие орудия цардитов. Однако враги наваливались на них огромными силами. Тысячи, собравшиеся у бреши, быстро сомнут их на открытом пространстве.
Арин оглянулся. Цардиты прорвались сквозь оборону левимов и двигались на подмогу своим артиллеристам. На севере и востоке левимы вели отчаянные схватки, но путь к ним уже отрезали. Пробер направил коня к следующей цели. Нельзя вернуться назад — значит, надо двигаться вперед. Повсюду цардиты хлынули на поле, поняв, что враги оказались среди них.
Необходимо вырваться на открытое пространство перед стенами и захватить с собой как можно больше плащей. У них оставалось мало времени.
* * *
Роберто видел признаки сражения у границы Нератарна, и, что главное, это могла видеть вся его армия. Дни переходов были длинными и мучительными. Маркитанты давно повернули обратно в Гестерн. Трофеев здесь не ожидалось — только грязь, холод и смерть.
У Дел Аглиоса не было времени беспокоиться о том, что все мужчины, женщины и, наверное, даже кони ненавидели его. Он сбил ноги так же сильно, как и остальные. Все тело ныло от бесконечных часов на марше. Колени распухли, доспехи да вили тяжелым грузом, руки ужасно мерзли. К этому времени сапоги у всех расползались, а лоскуты, которыми многим приходилось оборачивать ступни, не защищали от холода, обжигавшего конечности.
Несмотря на уговоры Дахнишева, Дел Аглиос отказывался ехать верхом. В седле весь день сидели только те, кто совсем не мог идти. Кавалерии также было приказано идти пешком вместе с пехотой. Генерал объявил, что главное на сегодняшний момент — солидарность. Они несли потери из-за поломки фургонов, сломанных костей и дезертирства. Повозки бросали там, где те останавливались, а относительно дезертиров беспокоиться было некогда. Что касалось переломов костей, то солдат оставляли тоже — если не находилось товарища, который вызывался поддерживать получившего травму.
Роберто сознавал, что держится на волоске. Он получил от своих легионеров столько, сколько сам считал невозможным. Они были усталые, голодные и злые. Но они сохраняли шансы добраться до места сражения на день раньше. И этот день мог оказаться решающим. Разведка доносила, что граница еще держится. Дел Аглиос молился, чтобы она продержалась еще и этот день. Ветер время от времени доносил до них далекие звуки.
Генерал ходил вдоль колонны, требуя от легионеров верности и разжигая их ярость. Некоторые огрызались. Большинство слишком устали, чтобы реагировать. У некоторых еще хватало сил смеяться и шутить. Роберто хотелось расцеловать Даварова. Какими бы ни были его личные чувства, этот человек оставался оплотом преданности и силы. И там, где шел он, боевой дух поднимался. Дел Аглиос даже слышал пение.
Падал сильный снег, и ветер дул им в лицо. Сегодня переход был самым трудным, а он не мог допустить, чтобы армия замедлила темп.
— Вы злитесь? — спрашивал генерал, шагая вдоль колонны и прилагая все силы к тому, чтобы не хромать и не допустить, чтобы на его лице отражалась боль. — Отлично! Храните гнев в сердцах, и пусть он пылает там. Вы меня ненавидите? Отлично! Запомните эту ненависть, и, когда все будет позади, вы сможете ее излить. Но это будет завтра. Завтра мы встретимся с цардитами, и весь наш гнев и ненависть падут на них. К ночи мы уже почуем вонь их страха, потому что они знают о нашем приближении. И Конкорд, который мы спасем, будет вечно петь о нас. Этой ночью ваш сон будет благословенным, потому что завтра на рассвете вы ощутите у себя на руках кровь ваших врагов. И они узнают, каков вкус поражения. Идите вперед! Потому что, когда завтрашний день закончится, мы все сможем помечтать о доме.
ГЛАВА 76
848-й Божественный цикл, 18-й день от рождения дуса, 15-й год истинного Восхождения
Многие кавалеристы вооружились топорами. Дина Келл вела их в атаку по открытому полю, куда устремились цардиты, чтобы преградить им дорогу. В правой руке она держала непривычное оружие и пятками сжимала бока коня, подгоняя его. Впереди команды артиллеристов перестали вращать вороты и выстраивались, чтобы отразить нападение.
Нунана и пехоту Келл оставила далеко позади. Их задача была примерно такой же, что и накануне, — удержать цардитов и оставить за собой безопасный коридор. Дальше к югу без помех завывали катапульты. Камни молотили в стены. Каждый залп наносил новый урон. Келл опасалась, что еще одна брешь сломит и без того уже напряженную оборону.
Дальше в направлении Бискара и побережья можно было разглядеть тучу пыли, возвещавшую о подходе Роберто Дел Аглиоса. Однако они не имели представления, насколько близко он подошел. Не знали этого и цардиты. Они все поставили на то, чтобы одержать победу сегодня, и не повернули никого навстречу новой армии. Дел Аглиос мог находиться на расстоянии тридцати миль или семидесяти — определить невозможно.
Перед тем как вломиться в ряды артиллеристов прямо перед собой, Келл посмотрела на север и восток. Цардиты цепочками отделялись от колонн, собравшихся атаковать ворота. Тысячи цардитов. У Келл на миг остановилось сердце. Необходимо действовать стремительно, иначе их просто затопят! Среди цардитов она заметила левимов, атакующих катапульты. Гордые и умелые всадники были в безнадежном меньшинстве — но продвигались в ее сторону.
Келл направила коня прямо на хлипкий заслон, поставленный орудийными командами. Ее кавалерия понеслась следом. Они рассредоточились среди тридцати тяжелых орудий. Келл соскользнула с коня и ударила топором по канатной спирали первой катапульты. Поднимая оружие для второго удара, она резко обернулась, ощутив какое-то движение у себя за спиной. Клинок цардита уже опускался. Келл отвела удар в сторону и вниз, а потом ударила бойца обухом по лицу. Он отшатнулся. Она метнулась к нему, перехватив топорище, замахнулась от пояса и погрузила лезвие ему в живот.
