— Науку внешний вид не обманывает, — пожал плечами инженер.
— Капитан Арков, вам есть что добавить?
Джеред заметил, что капитан хмуро смотрит на лежащий внизу Вестфаллен.
— Я пытаюсь понять, откуда взялось это облако, — сказал он, указывая на дальнюю часть города, где над полем пшеницы на совершенно ясном небе росло серое пятно.
— Столб дыма, по-моему, — предположил Джеред.
— Нет, — возразил Д'Алинниус. — У него нет свойств ни того ни другого. — Он откашлялся. — Скорее всего, это мираж, созданный жарой и близостью моря. Ничего еретического в этом нет, как я подозреваю, казначей Джеред. Пока. — Он помолчал. — Постойте. Ведь это…
Васселис смеялся.
— Да! Поразительно, правда? И может считаться чудом после двадцати дней сплошного солнца, вы согласны со мной?
Джеред почувствовал, как у него колотится сердце, и он пробормотал молитву, призывая Бога сохранить их в своих объятиях. Это была одиночная туча, она не двигалась по небу, и она проливалась дождем.
* * *
— Получилось, получилось! — воскликнул Кессиан из своего кресла.
Миррон расслышала его слова, и они придали ей уверенности. Она чуть сильнее прижала пальцы к затылку Ардуция. Мальчик стоял на коленях на земле позади виллы, где орошение провести не удалось, и посевам грозила опасность из-за долгого отсутствия дождя. Одну руку он опустил в ведро с водой, вторую повернул ладонью к небу.
За последний сезон их способности раскрылись, словно рассеялся туман, позволив впервые увидеть новую землю. Они научились ставить преграды, когда использовали окружавшие их энергии жизни, усиливая их и меняя их форму, и получали результаты, которые были одновременно чудесными и пугающими.
Миррон побаивалась того, на что она способна. Ей казалось, что страшно им всем, за исключением, возможно, Гориана, хотя и он казался изменившимся. Он стал тише и усерднее и не так быстро выходил из себя. Она прогнала мысли о нем. Из-за них пульс у нее ускорялся, а глубоко в животе возникал жар.
«Сосредоточься!» — приказала она себе голосом отца Кессиана.
Девочка чувствовала, как Ардуций проводит природную энергию воды сквозь их тела. Он как Слушающий Ветер направлял работу, тогда как она обеспечивала усиление. Они уже проделали такое в спокойной атмосфере виллы, но теперь в этом нуждались фермеры Вестфаллена. Возможность оправдать себя в глазах жителей радовала Миррон.
Ардуций напрягся и с трудом произнес:
— Спокойней, Миррон. У нас получается, видишь?
Миррон подняла голову. Ее тело переполнял поток энергии воды, ровный и непрерывный. Она походила на энергию земли, только прохладнее. Миррон позволила ей наполнить себя и расти внутри ее, а потом передала через свои пальцы Ардуцию. Она видела линии, которые стремительно текли с его расставленных пальцев высоко в небо. Прохладная энергия била в горячий воздух и сразу становилась видимой, как быстро растущее облако. Ардуций использовал приток новой энергии, чтобы удержать облако, не дать ему превратиться в тонкий туман и сгореть.
Миррон поражало умение Ардуция. Хотя облако оказалось небольшим, главное то, что он, как любой великий Слушающий Ветер, способен читать энергии неба и к тому же направлять их по своему желанию. Девочка задумалась над тем, нельзя ли приспособить его идеи к экспериментам с огнем.
Облако над ними набухало и кипело. Оно потемнело и бросило тень на них, на виллу и поля вокруг нее. Облако находилось в сотнях футов над ними, гораздо ниже, чем положено облакам, и было размером с половину холма.
— Какая красота, Арду! Продолжай строить.
— Если ты и дальше мне поможешь.
Они оба стали уставать. От расхода энергии у Миррон дрожали колени, и она чувствовала, как Ардуций под ее руками покачнулся.
— Осторожнее! — донесся голос Кессиана. — Не перенапрягайтесь. Вы уже сделали очень много.
— Пора отпускать, Миррон, — сказал Ардуций. — Ведро пустое. Готова?
— Да.
Миррон увидела, как он сдвинул ладони, а затем развел скрюченные пальцы, словно разрывая паутину. Она ощутила каплю дождя у себя на лбу, еще одну и еще — а потом из тучи полился дождь, питая землю. Миррон обняла Ардуция, и они со смехом заплясали под ливнем, несмотря на усталость.
Обернувшись, она увидела, как отец Кессиан с радостью смотрит в небо, смаргивая капли дождя. Стоявшие поблизости фермер, его жена и двое работников протянули руки, глядя, как струи воды бьют им в ладони, и не веря ни своим глазам, ни чувствам. Однако они невольно улыбались.
— Ладно, вы двое, немного поспокойней, — проговорил Кессиан, поднимаясь из кресла с помощью своих палок. — Вам надо пойти отдохнуть. Вы наверняка устали.
Миррон радостно улыбнулась ему и подбежала, чтобы крепко обнять.
— Смотри, что мы можем сделать! — чуть задыхаясь, сказал Ардуций.
— Вы определенно сделали старика очень счастливым, — отозвался Кессиан.
— А на следующий год я смогу закрыть все небо водой из одного ведра, вот увидишь!
Кессиан рассмеялся. Миррон наблюдала, как он смотрит на облако, которое уже стремительно таяло, хотя дождь еще продолжал идти, сильный и обильный, заливая поля и отскакивая от поникших стеблей пшеницы.
— Не знаю, что и сказать, — проговорил фермер, подходя к ним. — Похоже, вы спасли мой урожай. Это… ну… я просто не знаю.
Он махнул рукой в сторону полей, а потом провел пальцами по намокшим волосам.
— Я рад, что мы смогли тебе помочь, Фарий, — улыбнулся Ардуций.
Фермер кивнул и взъерошил Ардуцию волосы.
— Я тоже рад, что у вас получилось. Мы все многое узнали за этот сезон, верно?
— Совершенно верно, — согласился Кессиан. — И я надеюсь, что теперь ты сможешь наладить орошение. Думаю, просто где-то лопнула труба. Гм-м…
Миррон была хорошо знакома с этим звуком. Он означал, что отцу пришла в голову идея.
— Интересно, не сможет ли юный Оссакер найти место поломки, — проговорил Кессиан.
— Так, как он делает это с костями? — подхватила Миррон, моментально оценив его мысль. — Он может почувствовать, как вода вытекает из разлома, правильно? Потому что там появится темнота, из-за того что энергия воды будет впитываться в землю вокруг этого места.
— Умница! — похвалил Кессиан. — Мы потом поговорим с ним. Если ты не возражаешь, Фарий.
— Ваша помощь более чем кстати, — ответил тот. — Мне только хотелось бы, чтобы вы позволили мне заплатить или сделать что-нибудь в ответ.
— Когда в Вестфаллен приедет расследование, отзывайся о нас хорошо. Большего я не прошу. Помни, что нас не надо бояться, и что Бог не оставил Вестфаллен. Он дал нам свои дары и чудеса.
Фарий кивнул.
— Вы знаете, что я был среди тех, кто думал иначе. Мне жаль, что я в вас сомневался.
— Тебе нет нужды извиняться. — Кессиан положил руку ему на плечо. — Нас всех напугало то, что мы видели, и мы все заглядывали себе в душу, проверяя, не идем ли мы против Бога. Верь нам. Верь Элсе Геран. Мы желаем только самого лучшего для Вестфаллена, Бога и Конкорда.
Миррон вздохнула. Она продолжала держаться за отца Кессиана и была этому рада. Вера в собственные слова текла в нем и очень ее успокаивала. Он позаботится о том, чтобы Восхождение принесло только благо. Он может все.
— Смотрите! — воскликнул Ардуций.
Все повернулись туда, куда он указывал. На вершине холма у края города, где шла дорога из Кирандона, появились всадники. В этот миг они уже медленным шагом спускались в город. Позади них ехал экипаж и еще не меньше тридцати или сорока верховых. Они все знали, что дознаватели едут, но при виде пришельцев по лицам Восходящих пробежала дрожь.
— Похоже, у меня уже очень скоро появится возможность расплатиться с вами, — проговорил Фарий.
— Действительно, похоже, — согласился Кессиан. — Ну, дети, пора идти домой и готовиться.
— Бог защитит вас, — сказал Фарий. — Удачи вам.
— Спасибо, — откликнулся Кессиан.
Миррон улыбнулась Фарию.
— Спасибо, что разрешили нам помочь.
— Ради Восхождения я готов на все, — ответил Фарий. И по его глазам Миррон поняла, что он говорит искренне.
ГЛАВА 23
848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения
Гориан еще никогда не чувствовал себя таким исключительным и важным. Возможно, такое чувство испытывает актер, только это было гораздо лучше, потому что актеры просто развлекают. То, что делает он, может повлиять на судьбы их всех. Кроме него выбрали и Оссакера, но он настолько напугался, что едва мог что-то сделать. Хорошо, что для Оссакера нашли легкие задания, иначе он провалился бы, и они все выглядели бы глупо. Гориан был твердо намерен показать этим приезжим нечто намного внушительнее.
Отец Кессиан попросил его действовать медленно и по ходу дела все объяснять, но Гориан не был уверен, что его смогут расслышать. Шум в сарае стоял ужасный. Корова невероятно страдала: теленок внутри ее шел неправильно. Она умирала, и то же случится с ее детенышем, если Гориан быстро не предпримет что-нибудь. Операция спасла бы только новорожденного. Он способен спасти обоих.
Рядом с ним находилась Гвитен Терол. Она передала ему все мастерство, необходимое для Хозяина Стад, она и сейчас способна ему помочь. Однако к девяти годам Гориан уже знал больше, чем когда-либо будет знать она. В тот момент, когда они вошли в сарай, у коровы подломились ноги, теперь, когда боль стала очень сильной, они не выдержали ее веса.
Корова повернула голову к Гориану, узнав его ауру, и взглядом молила помочь ей. Его успокаивающее прикосновение позволило скотнику охватить тело животного веревками, которые он забросил на балку, чтобы в нужный момент корову можно было поставить на ноги. Голову коровы повернули в сторону, и двое мужчин держали ее, чтобы она не нанесла себе травму. Тело ее содрогалось от попыток остаться в живых, ребра вздымались. К тому же корова вся взмокла от пота.
Гориан встал по одну сторону от коровы, а Гвитен по другую. Оба положили руки ей на бока.
— Ты чувствуешь теленка? — спросила Гвитен. Гориан кивнул. Он позволил беспорядочно пульсирующей энергии коровы войти в него и отсек боль, оставив два биения. Одно, слабое и очень учащенное, принадлежало теленку.
— Он еще жив, но очень плох, — сказал Гориан. — Сейчас я дал линиям жизни коровы течь через меня. Это значит, что я могу чувствовать гораздо больше, чем Гвитен, которая способна только различить общее физическое состояние. Я могу рассказать вам о каждой отдельной мышце, нерве или сосуде.
— Как это может быть? — спросил один из мужчин, голос которого едва слышался из-за шума, устроенного коровой.
Гориан мельком взглянул на него. Он казался очень старым и не переставал хмуриться с того мгновения, когда сошел «с лошади. Видимо, это был инженер или ученый.
— Потому что я связан с природой всего живого. И если я сосредоточусь, то могу почувствовать и изменить все, что захочу. Не думаю, чтобы вы это поняли, потому что вам никогда не узнать того, что мне помогают увидеть мои чувства.
— Гориан, сосредоточься на деле, — предложил маршал Васселис, чей гордый и чванливый сынок стоял рядом с ним, положив руку на меч, которым, скорее всего, и пользоваться толком не умел. — Мы все согласны, что эта корова скоро умрет вместе со своим теленком. Мы здесь для того, чтобы увидеть результат твоего вмешательства.
— Да, маршал, — отозвался Гориан. — Мне нужно определить точное положение теленка. Мы знаем, что он идет задом, но, возможно, его удастся повернуть и спасти обоих.
Он наклонился ближе к корове. От животного разило потом, навозом и страхом. Его тело дергалось в тесном стойле, и Гориан немного встревожился. Если корова лягнет или повернется, собрав остатки сил, она может его раздавить. Однако похоже было, что она способна только на громкое мычание, говорящее о ее боли и бессильной ярости. Гориан вдохнул резкие запахи и попытался отгородиться от вони.
— Уже скоро, — прошептал он им обоим.
Жизненная энергия коровы была неравномерной, и мальчик ощущал ее болезнь и угасающие силы. Гориан последовал вдоль линий жизни туда, где они прерывались. Он резко втянул воздух. В этот момент корова так же резко содрогнулась, и ее вырвало желчью и кровью.
— В чем дело? — спросила Гвитен. — Я ощущаю напряжение во многих мышцах. Наверное, какие-то из них порвались.
— Да, — подтвердил Гориан. — Но все еще хуже. Они все сократились вокруг утробы. Теленок идет не совсем задом. Он перекрыл боком родовые пути, а мать не способна расслабиться и дать ему передвинуться. — Он заговорил громче. — Я могу найти все отдельные линии энергии, которые относятся к мышцам утробы, и почувствовать, как они взаимодействуют друг с другом. Мне нужно использовать себя так, чтобы протолкнуть собственную энергию коровы по этим линиям, чтобы мышцы расслаблялись и сокращались в нужном порядке.
— Ты будешь использовать свой разум? — спросил высокий суровый мужчина.
Сборщик Джеред, который всех пугал пристальным взглядом.
— Не совсем, — ответил Гориан. — Мой разум понимает то, что видят мои чувства, и создает у меня в голове картину всего, что происходит. Я использую все мое тело, чтобы изменить или усилить энергию, которую беру извне.
— Пока достаточно, парень, — сказал Джеред. — Действуй. Делай то, что нужно. От шума и вони у меня голова идет кругом.
На самом деле все оказалось очень просто. Гвитен следила за коровой, чтобы убедиться, что он не причиняет ей новой боли, а Гориан тем временем соображал, как использовать тело самого животного, чтобы передвинуть ее теленка. Тут имелся некий ритм, и как только Гориан его задал, корова сама выполнила большую часть работы. Теленок тоже отреагировал: дернувшись, он повернул нос вниз, ища выход.
Гориан почувствовал, как расслабилась мать, когда боль унялась, а момент родов приблизился. Он передал энергию оставшимся линиям, и теленок вошел в родовые пути. Корова отреагировала на это так, как положено природой, и попыталась встать.
— Гвитен, беги!
Гориан выскочил из стойла. Корова повернулась и ударила по тому месту, где он только что стоял. Сильные руки потянули за веревку и поставили животное на ноги. Она замычала протяжно и страдальчески. Гориан даже через воздух ощущал напряжение ее тела и видел, как дергаются бока.
Теленок родился стремительно. Он вывалился из оболочки, выталкивая вместе с собой кровь и слизь, и растянулся на сене. Гориан бросился вперед и взял скользкого новорожденного на руки, очищая ему нос, рот и глаза. Владелец коровы освободил новорожденного от пуповины, и теленок попытался встать на ноги. А мать уже тянулась, чтобы вылизать его и подтолкнуть к вымени.
— Все в порядке, малыш, — сказал Гориан, гладя его склизкое, дрожащее тельце. — Я держал твою жизнь в руках, правда? Как хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил, да?
Он выпрямился и вытер руки о тунику. Она была покрыта слизью и кровью. Гориан улыбнулся Кессиану и маршалу. Все смотрели на него как-то хмуро.
— Я все сделал, — сказал он на тот случай, если им не удалось увидеть его триумф. — Без меня они оба погибли бы.
— Что ты имел в виду, когда сказал: «Хорошо, что мне захотелось, чтобы ты жил»? — спросил Джеред.
— Именно это и имел, — ответил Гориан, раздосадованный тем, что его работу восприняли так равнодушно.
— И значит ли это, что ты мог бы убить его с такой же легкостью с помощью твоих… — он помахал рукой, подбирая подходящее слово, — способностей?
Гориан нахмурился.
— Я просто хотел сказать, что раз я хотел, чтобы он жил, он живет. Я был рядом, я мог помочь, я дал ему жизнь. Больше никто не смог бы этого сделать. Что с вами такое, неужели вы не можете это понять?
— Ничего страшного, Гориан, — успокоил его отец Кессиан. — Ему надо задавать свои вопросы. Не расстраивайся.
— Я дал ему жизнь, — повторил мальчик, уставившись на Джереда и обнаружив, что не боится. — И я сделал бы то же самое для вас, если б вы меня попросили. Вы тогда тоже были бы так подозрительны? — Он поискал взглядом мать. Меера стояла рядом и кивала ему, показывая, что он хорошо справился. — Мне нужно отдохнуть. Я устал.
Все расступились, чтобы пропустить его. Гориан слышал, как они разговаривают за его спиной, но не о нем. Приезжие уже забыли о том, что он сделал. Никто из них не смог бы сделать такого. Так почему они не восторгаются?
— Куда теперь, господин Джеред? — спросил у сборщика маршал Васселис.
— К твоей чтице, наверное. Ей придется ответить на очень непростые вопросы теологического характера. А потом… э… Кессиан, кажется? Кессиан, я захочу поговорить с тобой. Не уходи далеко.
Их слова стали неразборчивыми.
— Что они будут делать? — спросил Гориан у матери.
— Не знаю, милый, — ответила она, тесно прижимая его к себе. — Но ты показал им, как много хорошего ты можешь совершить. Это сделал и Оссакер, и остальные, но ты спас две жизни. Они не могли тебя похвалить — им положено подозревать. Это их работа. Постарайся не тревожиться. Лучше отдохни немного. Я уверена, что они еще захотят с тобой поговорить.
— Почему они не могут принять нас, как это делают все здесь?
— Ах, дорогой, это трудный вопрос. — Меера вздохнула. — Мир велик и недоверчив, и людям свойственно бояться тех вещей, которых они не понимают. Какое-то время так было и с большинством жителей в Вестфаллене. Орден смотрит на вещи не совсем так, как Элса Геран. Придет день, когда ты все поймешь.
— Тогда почему они не здесь и не задают вопросы?
Лицо Мееры омрачилось.
— Потому что им неинтересно задавать вопросы — они только судят. Радуйся, что расследование ведет Адвокатура, а не орден.
И хотя Гориан настойчиво ее расспрашивал, мать больше ничего не сказала.
* * *
Элса Геран не знала, бояться ей или испытывать облегчение, быть спокойной или быть дерзкой. Беседа с Джередом, Д'Алинниусом и Арковом проходила без свидетелей в Доме Масок. Если кто-то здесь виновен в ереси, тогда определенно она является первым кандидатом. Чтица миловидна и даже красива, но она та, кто последовательно извращал учения ордена во имя собственных целей и целей Вестфаллена. Таковым явно было предположение Джереда, когда он пришел говорить с ней. Сможет ли Элса Геран переубедить его?
— Я знаю, что вы обо мне плохого мнения, казначей Джеред. И я прошу только, чтобы вы задали вопросы и выслушали мои ответы беспристрастно. Все, что я делаю, я делаю с убеждением, что такова воля Бога.
— Позволь мне заверить тебя, что у меня нет о тебе абсолютно никакого мнения. То, что ты носишь одеяния чтицы и гордо восседаешь в Доме Масок, — оскорбление Всеведущего. И мне тошно думать, что у тебя должны иметься сообщники внутри ордена, которые помогали тебе поддерживать этот обман. Интересно, как далеко это все проникло в Эсторр?
— Вы хотите, чтобы я ответила на этот вопрос? — спросила Элса, стараясь не выдавать тревоги, которую вызвала его горячность.
— Это было бы вполне подходящее начало и, возможно, самый легкий из вопросов, на которые тебе сегодня предстоит ответить. Начинай. Я слушаю.
— Каким бы ни было мое отношение к ордену как организации, а также к издержкам его структур, я никоим образом не стану втягивать орден в те невероятные вещи, которые мы здесь делаем. — Она удивила Джереда, улыбнувшись. — В конце концов, почему это ему должна достаться слава?
— Ты не ответила на мой вопрос.
Элса решительно встретилась с ним взглядом. Вечерний свет врывался в открытые двустворчатые двери и отражался от полированной витой резьбы, украшавшей каждый дюйм дерева, и от масок, которые покрывали стены Дома, невысокий сводчатый потолок и многоярусные полки. Прохладный морской ветер играл сложенными в стопки томами Хроник Памяти, открывая первые страницы тех, что лежали сверху, и демонстрируя яркие цвета, причудливые узоры и изображения мертвых, выполненные с детальной, исполненной чувства прорисовкой.
— Чтецы Вестфаллена всегда верили в истину, которую представляла изгнанная прядь ордена, поскольку мы не боялись того, что в ней воплощено. И мы не считаем, что это подрывает наш авторитет, — совсем наоборот. Но это значит, что чтец избирается из небольшого числа членов ордена, многим из которых никогда не доверялись ключи от Дома Масок или лужайка для проповедей.
— Мы поддерживаем осторожный контакт и строим то, что необходимо построить, потому что это — истинное Слово Бога, как мы его понимаем. — Элса вскинула руки. — Но я знаю, что большинство с нами не согласно, и потому мы не стремимся навязать наши взгляды тем, кто не желает их принимать. И поскольку мы не хотим вмешательства со стороны широкой части ордена, Вестфаллен остается отделенным. Если имеешь союзников, легко отговорить других ездить сюда. В конце концов, я легко могу доложить о делах в таком спокойном и богобоязненном уголке, совершив поездку в Кирандон. И, как вы знаете, у нас есть один очень влиятельный союзник.
Джеред ладонями прикрыл нос и рот. Бессознательное движение — и он медленно убрал руки. Заносчивость этой женщины была просто умопомрачительной. Он ожидал, что она станет прятаться за священными писаниями, цитировать малоизвестные отрывки, которые оправдывали бы ее еретические взгляды. Но женщина оказалась нахальной и слишком уверенной в тех, кто, как она считает, сможет ее защитить, потому что здесь не присутствует орден, который осуществил бы правосудие. Пусть Джеред не слишком прислушивается к фанатичным высказываниям канцлера, стремящейся захватить власть, но тут было нечто не менее гадкое. Невинных людей вводят в заблуждение, сталкивают с пути веры в истинного Бога.
Он взглянул на Аркова и Д'Алинниуса. Последний проявлял полное равнодушие, но Арков смотрел на Геран с явным уважением и легкой улыбкой. Джеред подавил вспышку гнева. В конце концов, он выбрал их в помощники именно поэтому. Васселис заслуживает как минимум всесторонней оценки.
— То, что ты сказала, — признание вины по законам ордена, — проговорил Джеред. — Ты глумишься над местом, где мы сидим, и над рангом, который указан перед твоим именем. Тебе повезло, что ты будешь отвечать передо мной.
— Несомненно, — согласилась Элса. — Но ведь вы именно поэтому приехали сюда без представителей ордена, не так ли? Вы должны представлять разум и беспристрастность, верно?
— Нет, — отрезал Джеред. — Я нахожусь здесь по просьбе Адвоката, которая последовала за признаниями маршала-защитника Васселиса. Мне поручено определить, являются ли ваши… эксперименты… преступлением против Конкорда или Всеведущего. Я не беспристрастен — и тебе не следует забывать об этом. Итак. Вопросы и прямые ответы. Орден отверг и запретил раскольническую веру много сотен лет назад. Приверженцам любой веры запрещено следовать ей, потому что она извращает учения Бога. Какое право ты имела ее здесь проповедовать?
— Я проповедую священные писания. «Раскольническая вера», если вам так нравится ее называть, не проповедуется. Она повсюду, во всей нашей жизни. Мне нет нужды говорить о том, что все здесь давно знают.
— Вы хотите сказать, что в Вестфаллене никто не отвергает вашей веры? — спросил Арков.
Элса улыбнулась и покачала головой.
— По-моему, никто из вас не имеет даже отдаленного представления, что вы приехали расследовать. «Раскольническая вера», которую, кстати говоря, мы называем Восхождением, многие века составляет часть жизни Вестфаллена. С тех самых пор, как оно было отвергнуто орденом. Для нас это естественный порядок жизни, каким он должен быть для всех, кто следует нашей вере.
Джеред презрительно фыркнул.
— Ты очень рискуешь, чтица Геран. Я подробнейшим образом изучал писания. Я истинный верующий, строгий последователь ордена Всеведущего. Вы тут играете с верой, как и с природой. Как может быть естественным, что дождь вызывается там, куда Бог принес ясное небо? Или насилие над телом коровы для того, чтобы принести в мир жизнь, которой Бог явно определил не начаться? В каком месте священных писаний об этом говорится?
Элса положила руки на книги, лежавшие перед ней.
— Многое из того, что мы сейчас знаем, не было известно тогда, когда составлялись писания. И если нечто не получило официальной санкции ордена, оно не становится запретным. Если следовать вашему аргументу, то нам не следовало бы применять изготовленные человеком приспособления для лечения больных, не так ли?
Именно к этому Джеред и стремился. Схлестнуться с ней в споре об основах веры, которую она якобы исповедует. Именно здесь он ее опрокинет и продемонстрирует ее неискушенность.
— На твоем месте я бы сказал то же самое. Но ты прекрасно понимаешь, что это не так. Наши успехи в науке и медицине позволяют нам дать больным и раненым средство для выздоровления, на тот случай, если их воля достаточно сильна, а тело желает этого. Это и называется волей Божьей, разве не так?
Геран кивнула.
— Естественный цикл остается нерушимым. Медицина должна противостоять только тому, что атакует тело, или растение, или животное вопреки воле человека или Бога. Это совсем другое дело. А как же ты можешь верить в Восхождение и якобы оставаться верной ордену, который с такой легкостью отвергаешь?!
Джеред ударил кулаком по столу, который их разделял. Книги в кожаных переплетах подбросило вверх, а Элса отшатнулась.
— Я не отвергаю никого и ничего, а тем более орден, — ответила Геран после паузы, во время которой она приходила в себя. — Орден — это вера, которую я знаю и люблю всю жизнь, и это никогда не изменится. Это и есть моя жизнь. Свидетельства Божьего благословения переполняют мои чувства с каждым вздохом, который я делаю. Но глаза ордена не видят эволюции человека, и орден опасается за себя — в том случае, если его власть над верующими Конкорда станет слабее.
Джеред расхохотался. Он слышал достаточно.
— Ты считаешь, что орден слеп? Ты заблуждаешься, женщина! Это тебе надо увидеть то, что стоит перед тобой! Твое Восхождение использует тебя, чтобы оправдать свое существование под дланью Бога, тогда как все, чему тебя учили, должно было бы вопить, что это дети воплощают собой мерзость, хоть они и невинны как беспомощные соучастники преступления.
— Я вижу восхождение человека на уровень, где ему легче будет выполнять волю Бога и приносить в мир спокойствие и благоденствие.
— Но они делают себя равными Богу! — завопил Джеред. — Они присваивают божественные способности и держат в руках огонь и воду. Они угрожают самому сердцу нашей веры, хоть ты и пытаешься спрятать их внутри ее.
— Ничего подобного они не делают, — заявила Геран, не без труда сохраняя спокойствие. — Бог всеведущ. А они — всего лишь четыре человека, которые выполняют Его волю везде, где ее видят. Они не будут равны Богу — не больше меня. Мы все Его слуги. Прошу вас, поймите, казначей Джеред. Это прогресс. Это чудесно, и нам следует принять это, а не ненавидеть. Я — чтица ордена. Если бы мне казалось, что это хоть как-то оскорбляет веру, которую я люблю, неужели я терпела бы это на землях, находящихся под моей опекой?
— Еретики постоянно стремятся повредить истинной вере, прикрываясь благочестием, — заявил Джеред.
Заговорил Д'Алинниус, и в его надтреснутом голосе прозвучали благоразумие и сомнение.
— Вол, мул, конь и свинья разводятся с помощью селекции, когда мы стремимся улучшить их породу и способность выполнять то, что им предназначено. Это вопрос, который решают исключительно их владельцы. Кому будут принадлежать ваши выведенные люди?
— Никому… — Геран помолчала, чувствуя раздражение. — Прошу прощения, но вы не видите главного. Наши Восходящие доказывают, что мужчина или женщина могут быть ближе к природе и, следовательно, к Богу. Это то, к чему стремятся все последователи Всеведущего. А заводчик, который выращивает прекрасных кавалерийских лошадей, просто показывает, что наблюдение и отбор лучше помогают создать подходящее для его целей животное, чем надежда на природу и удачу. В этом мы ничем не отличаемся, и воля Бога состоит в том, чтобы мы стремились к такому усовершенствованию. Но во всех этих случаях мы считаем, что результат получился бы и естественным путем — со временем.
— Прошу прощения. — Арков откашлялся. — Надо ли понимать так, что, по-вашему, дети с такими способностями появились бы и без вашего вмешательства?
— Со временем — да, — подтвердила Геран. — Восхождение верит в то, что настанет день, когда все рождающиеся будут проявлять такие способности — в большей или меньшей степени. Это очень важно, потому что означает: такова воля Бога, и мы не пойдем против нее.
— Но никакого исходного материала пока не видно, — сказал Д'Алинниус.
— Не понимаю.
— Пока они — первые и единственные, — объяснил он. — Они появились вроде бы из ниоткуда, за счет отбора родителей на основании факторов, которых мы пока не поняли. Подобных им, которые бы появлялись случайно, не было. Из какой группы вы их брали?
— Ну, из Вестфаллена, конечно, — нахмурилась Геран.
— Ясно, — протянул Арков. — Значит, в Вестфаллене есть те, кто естественно проявляет какие-то из этих способностей?
— Ну, несомненно. — Геран не смогла сдержать улыбку. — Почти каждый человек в течение какого-то периода своей жизни.
Джеред выпрямился, как от удара.
— Что ты сказала?!
ГЛАВА 24
848-й Божественный цикл, 40-й день от вершины генастро, 15-й год истинного Восхождения
Роберто Дел Аглиоса разбудил вопль за стенами палатки, и он сразу же ощутил растерянность. Несмотря на ночное время, ему было жарко, и постель намокла от пота. Он не мог вспомнить, как ложился в кровать. Роберто прислушивался к звукам лагеря, пытаясь вспомнить, что случилось. Звуки были странными. Тишина казалась мертвенной, а крик эхом отразился от скал. Он попытался сесть, но почувствовал ужасную слабость. Каждый мускул болел. От малейшего движения захлестывала тошнота. На лбу у него лежала тряпица. Роберто стащил ее — и услышал, как она шлепнулась в таз с водой, стоящий у кровати. О да. Теперь он начал вспоминать.
