– Эльфийский волк! Волчий эльф! Противоречивая личность! Скажите-ка мне, господин Эльф, почему вы подписали приказ? После вас все как один подписались! А надо было бороться! Протестовать! Устроить бунт!
– Валяйте дальше. Захватить корабль, сбежать в Америку, в Индию, на Тортугу.
– Но разве можно брать на себя такие обязательства? Скажите, может, я чего-то не понимаю, Де Бутвиль – вам что-то говорит это имя?
– Разумеется.
– Его вызов кардиналу Ришелье достоин уважения?
– Вы уверены, что вызов де Бутвиля был направлен Ришелье? Противника звали иначе! А впрочем, вы правы, маленький Вандом. Дуэль де Бутвиля была протестом.
– И этот протест вы, лично вы – оправдываете?
– Да. Мне жаль Бутвиля, но он был отнюдь не ангелом.
– Ну вот! А, подписав сегодняшнюю бумагу, мы все предали память де Бутвиля, а ведь он погиб в борьбе за наше право – защищать честь ценой собственной жизни! А вы, господин де Бражелон, расписались в собственном конформизме,- и Анри утрированно произнес, передразнивая царедворцев: ''Монсеньор, смиренно и всепокорнейше получив приказ, который вашей светлости благоугодно было…''*
… * Жан де Лабрюйер.
…
– Вот и поговорили, – вздохнул Рауль.
– Вы обиделись? – спросил Анри.
– Я не буду притворяться добрым малым и уверять вас, что не обижен. Да! Потому что ненавижу предателей, а вы назвали меня предателем.
– Я сказал ''мы все''. Но вы виноваты больше всех, потому что все последовали вашему примеру.
– Нельзя нам здесь драться, Анри. Разве это не ясно?
– Ясно-то ясно, но бывают непредвиденные обстоятельства, так ведь? Если вам нанесут оскорбление – смер-р-ртельное оскорбление?! Что вы будете делать?
– Ишь, ''слова-то какие важные''!** Глупенький паж, не вгоняйте меня в краску! И я когда-то говорил подобные глупости.
… ** Слова Д'Артаньяна, адресованные Раулю у Дюма.
…
– Ну вот, к примеру, вас назовут дураком? Что вы сделаете?
– Ничего. Пусть говорят. Вы читали ''Похвалу глупости'' Эразма Роттердамского?
– Да! Супер! А вы это к чему?
– А я это к тому, что за свой недолгий век столько глупостей успел наделать – глупцы Эразма отдыхают.
– Так уж и отдыхают! Скажете тоже! Это вы загнули! / Анри изо всех сил старался говорить по-мальчишечьи, и очень надеялся, что его получается /. Ну что вы от меня отмахиваетесь? Я вижу, вы уверены в своей правоте, а я в своей! И мне очень, очень, очень обидно, что Бофор, тот еще дуэлянт, превращается в тирана! В деспота! Ну перестаньте же смеяться надо мной, сударь! Ух, как я ненавижу вашу насмешливую улыбочку!
– Боже, сколько эмоций!
– Я вас по-хорошему просил объяснить, в чем я неправ, а вы насмешничаете! Почему вы не можете поговорить со мной, как с нормальным человеком? Почему вы смотрите на меня как на недоумка?! Знаете, господин де Бражелон, я ненавижу лицемеров.
– ''Страшна здесь ненависть…'' – продекламировал Рауль.
– "…любовь страшнее!'' – закончил Анри, – Не паясничайте, пожалуйста, и не смейте издеваться над Шекспиром! Должно же быть что-то святое, а вы, вы…
– Что я?
– Вы утрируете слова Ромео.
– Вовсе нет.
– Да, наверно! А то я не понял ваши интонации!
– Что вы ко мне привязались?
– Хочу во всем разобраться. Почему вы так решительно сказали: ''Это не обсуждается''.
– Вам знакомо понятие ''братство по оружию''?
– Конечно!
– Так о чем спорить? Братство исключает решение каких-то разногласий вооруженным путем. Мы должны быть сплоченными, едиными, дружными. Конечно, в таком разношерстном…коллективе могут быть какие-то недоразумения, но их лучше избегать любой ценой. Не должно быть деления на морских и сухопутных, на вентадорновцев и бофоровцев. И конфликтов не должно быть. Их надо избегать.
– Любой ценой? Но не ценой чести!
– Опять! Анри, у меня впечатление, что мы говорим с вами на разных языках. Подначки и шуточки Пиратов не приведут к поединку. Я этого не допущу, раз уж эти бедовые ребята прозвали меня Пиратским Королем. Клянусь…- он хотел было сказать ''клянусь честью'', но подумал-подумал и сказал:
– Клянусь нок-реем, на котором никто не будет повешен!
– Вы опять насмешничаете! Какой же вы ужасный человек! Какой вы вредный! Я очень уважаю искренних людей…
– Я тоже.
– В этом, господин де Бражелон, позвольте усомниться. Вы слишком язвительны и ироничны, а искренних людей, по-моему, считаете придурками.
– Анри! Но нельзя же выбалтывать встречному-поперечному, что у тебя на душе! Провались в преисподнюю такая искренность! И знаете что…Позвольте вас предостеречь. Не надо быть чересчур доверчивым. Это я вам советую от души и вполне серьезно. Вот – хотел же впрок полентяйничать, побездельничать, так нет, явился, растормошил…
– Вы что, испанский король,* что вас нельзя потормошить?
…. *Церемонный этикет испанского двора запрещает придворным дотрагиваться до монарха.
….
– Слушайте, вы, неугомонный! Я – вот я лично – живу сегодняшним днем. В данный момент мы все отлично себя чувствуем. Вот и цените этот момент. Время быстротечно. Сейчас нам хорошо – и слава Богу! Как знать, какие беды и лишения ждут нас в будущем.
– Вы боитесь будущего?
Рауль покачал головой.
– Честно?
Рауль кивнул.
– Совсем-совсем? Неужели вы нисколько, ни чуточки не боитесь ужасных иноверцев? Ведь они подвергают людей чудовищным пыткам, превосходящим человеческое воображение.
– Если и боюсь – да, пожалуй, боюсь, – то за своих приятелей. За вас, за малька, за желторотых.
– А за себя вы не боитесь?
– Мне все равно. И вообще, как любит повторять наш милый герцог, двум смертям не бывать…
– Вы, наверно, сочтете меня малодушным трусом, господин де Бражелон, вы такой отъявленный храбрец, но… когда я начинаю думать о войне, и о том, что меня могут убить, я мысленно обращаюсь к Богу: "Боже Всемогущий, если уж мне суждено погибнуть, сделай так, чтобы СРАЗУ, чтобы не мучиться долго''.
Анри робко взглянул на Рауля, ожидая очередной насмешки, презрительной фразочки типа ''ишь чего захотел'', но Рауль понимающе кивнул и поднял руку в дружеском жесте. Паж понял этот жест, и они ударили друг друга по ладошкам.
''Вот и поговорили",- сказал Анри с улыбкой.
6.ХАРАКТЕР РОЛАНА ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ.
– Сир! Извините за вторжение, но мы придумали потрясающую вещь!- воскликнул де Невиль.
– Пришвартовывайтесь, ребята, – пригласил ''сир'', – Выкладывайте, что там у вас.
Пираты разместились кто где, чуть ли не на коленях друг у друга.
– Вот что мы придумали: поручим твоему Гримо сделать чучело, он же мастер на все руки, твой Молчаливый!
– Зачем?
– Это будет чучело Дуэлянта. Люк нарисует рожу пострашнее, и мы повесим чучело на рее. Как бы понарошку, понимаешь? Но пригласим начальство, устроим все как на самом деле. Со священником, палачом, барабаном. Это будет наш ответ Бофору и капитану! Я наряжусь пострашнее и повешу чучело Дуэлянта. Ты у нас будешь священником и пробормочешь что-то типа молитвы. Малек будет барабанить. А прочие господа Пираты сменят парадную форму на одежды кающихся – дырка в мешке – вот тебе и кающийся грешник! Вроде Двора Генриха Третьего. А потом торжественно снимем чучело с рея и выбросим в море. На их приказ ответим им потешной церемонией. Ну как, согласен?
– Нет. Мне не нравится эта идея.
– Но это же шутка! Развлечение!
– Мы только шутили… Оливье, потешная казнь – дело, недостойное нас. Я сказал бы, что это ребячество, но в этом есть изрядная доля кощунства. Даже не ребячество. Нормальные дети не играют в смертную казнь, разве выродки какие-нибудь.
– Не губи на корню отличную идею!
– Тупую идею. Я в этом отказываюсь участвовать.
– Можешь не участвовать, от тебя требуется только приказать Гримо сделать нам чучело.
– Вот еще! Делайте сами, если вам охота.
Гугенот, примостившись в уголке с книгой о пиратах, сказал:
– Ты прав, Рауль. Зубоскалить над смертной казнью – тупо, пошло и цинично. Эта публика мается от безделья.
– А ты вообще молчи! – огрызнулся Оливье, – Мушкетер нашелся! Книжный червь! Уткнул нос в книжку и ничего слышать не хочет.
– Да позволено мне будет вмешаться, – заговорил Анри де Вандом, – Книга, которую с такой жадностью читает господин Гугенот, содержит весьма интересные, но и жутковатые сведения о морских разбойниках Средиземноморья. И я намерен познакомиться с ней в ближайшем будущем. Вы помните, что я занял очередь за вами, сударь?
Гугенот кивнул и снова уткнулся в книгу.
– Какие же вы скучные! – протянул Оливье, – Значит, за начальством останется последнее слово? Гугенот читает, Рауль зевает, а я должен думать – один за всех! Эй вы, сонные мухи! Можете вы представить, чтобы Тревиль приказал своим мушкетерам подписать такую поганую бумажонку? И что, они подписали бы? Мог бы наш гасконец потребовать от нас поставить подписи на такой бумаге? Д'Артаньяну в голову бы не пришла такая пакость!
– Моряки флагмана – это тебе не гвардейцы кардинала, – буркнул Гугенот.
– Ладно, мальчики из Фонтенбло, отдыхайте. Что мне, больше всех надо? Капитан прав. Пай-мальчики из Фонтенбло.
Рауль задумчиво дергал хвостики своей банданы.
– Не горячись. Дай подумать. Есть одна мыслишка.
– Что за мыслишка? – живо спросили желторотые.
– Дайте подумать! – он повысил голос.
– Думайте, думайте, – примирительно согласились желторотые.
Рауль взял у Гугенота книгу / не без некоторого сопротивления со стороны последнего /, полистал ее, открыл начало и зашептался с Гугенотом. Между тем Серж обратился к Пиратам:
– Не так надо действовать, господа хорошие. Не дело мы затеяли.
– Но сначала все согласились!- возразил Оливье.
– Ряженый священник, ряженый палач, чучело Дуэлянта, кающиеся, барабан. Пародия на смертную казнь. Нельзя глумиться над трагедией нашего века. А ты, Ролан де Линьет, – продолжал Серж, – Не для того выпрашивал свой барабан, чтобы участвовать в таком тупом фарсе. Героическому Жоффруа понравилось бы это, а?
Ролан молча покачал головой.
– ''Люди бегут за несчастными преступниками, чтобы взглянуть на них вблизи, выстраиваются шпалерами и высовываются из окон, чтобы увидеть, с каким лицом и осанкой идет на казнь человек, который приговорен и ждет неизбежной смерти. Какое пустое, злобное, бесчеловечное любопытство! Будь люди немного разумнее, место казней всегда пустовало бы, а присутствовать на подобных зрелищах считалось бы позором''.*
…. * Слова Жана де Лабрюйера.
….
– Простите, господин граф, – сказал Ролан, – Мы заигрались. И я готов был принять участие в этой игре, недостойной нас – вы совершенно правы, господин виконт. Но я еще никогда не видел…этого…
– И не увидишь, даст Бог, – сказал Рауль вполголоса.
– А я… а мне уже приговор прочитали! – вырвалось у Сержа, – Меня, как сторонника мятежного Конде должны были вздернуть на виселицу. Не дай Бог никому из вас… Тьфу, черт, опять я…
– Мы знаем, Серж, – так же тихо сказал Рауль, – Это прошло. Успокойся. Не терзай себя кошмаром прошлого.
– Прости, дружище,- виновато проговорил Оливье, – Я не хотел сыпать соль на твою рану. Я думал, она уже давно зажила. Я хотел обратить кошмар в шутку.
– А может быть, господа, наш король когда-нибудь отменит смертную казнь? – спросил Ролан.
– Держи карман! – фыркнул Рауль, – Дорогой Ролан, ваш покорный слуга когда-то тоже на это надеялся. Правда, нашлись добрые люди и помогли мне расстаться с наивными иллюзиями. Но довольно о грустном. Что-то вы и впрямь приуныли. Я предлагаю высмеивать наших врагов, это более достойное занятие. Но сначала, Пираты, нам необходимо узнать о них побольше. Я только повел носом по страницам книги, в которую с такой жадностью вцепился Гугенот, но, смею заверить, есть нечто, заслуживающее нашего внимания.
– Вот смотрю я на вас, – вздохнул Гугенот, – и удивляюсь вашей беспечности,- Сидите тут, разнаряженные, в кружевах, и не понимаете, какие чудовища ожидают вас за морем!
– Можно – рондо? – спросил Рауль, – А то народ в тоске.
– Просим, просим! – закричали Пираты.
– С одной оговоркой – некоторые строки ваш покорный слуга внаглую похитил у самого Франсуа Вийона.
В Алжир ''уфиздипупила братва'',
Дай Бог, чтоб уцелела голова,
''А уж сама орава какова'',
Забыли все красивые слова,
''Теперича монет едва-едва'',
Есть выпивка, и есть еще жратва,
Хотя трещит с похмелья голова,
А ветер треплет наши кружева.
О, где ты, изумрудная трава!
Жара. Мы закатали рукава.
Дай Бог, чтоб уцелела голова.
В Алжир ''уфизипупила братва''.
Автор ''глупенького рондо'', многие строки которого он заимствовал у Вийона, о чем честно предупредил своих приятелей, не ожидал такой реакции! Они устроили овацию, подобную той, которой награждали ведущих звезд мольеровской труппы, принялись тормошить, похлопывать по плечам и требовать повторения и продолжения.
– Да вы, похоже, рехнулись, люди, – пробормотал Рауль смущенно, – Это же шутка, и довольно-таки дурацкая.
– Не скромничай, Бражелон, повтори, раз публика просит! – сказал Гугенот.
– Гугенот?! И тебе мой бред пришелся по душе?
– В духе времени, – сказал Гугенот.
– В тему, – сказал Серж,- Так что не кокетничай, Рауль, и давай по новой.
– Ну, если угодно, слушайте.
– ''А уж сама орава какова''! – восторженно повторил Ролан, – Гениально!
– Не мое, – сказал Рауль, – Великого Вийона.
– Вы мне напишете ваше рондо, сударь? – взмолился Ролан.
– Зачем тебе эта чушь?
– Это не чушь! – горячо возразил Ролан, – Как же вы не понимаете? Все, что сейчас происходит, принадлежит Истории! Мы все – участники великих исторических событий, мы живем в великую эпоху, в великой стране / к счастью, он умолчал о великом короле /, и я… вы только не смейтесь, пожалуйста,…пишу об этом…мемуары.
– Что ты пишешь, малыш? – спросил Оливье.
Ролан покраснел и повторил:
– Мемуары.
Старший брат шутливо дернул барабанщика за ухо:
– Не позорь меня перед этими господами… Не принимайте его всерьез, господа. Он еще ребенок, сам не понимает, что говорит. Замолчи, Ролан, – И Жюль с силой сжал плечо барабанщика, но Ролан стряхнул с плеча руку брата и вскочил на ноги. Пираты и не думали смеяться над Роланом.
– Если ты старший, это не значит, что ты можешь затыкать мне рот! – обиженно проговорил Ролан.
– Верно, малек! – поддержал Серж, – В нашей ''ораве'' не принято обижать новичков.
– Но вы же его не знаете, – устало сказал Жюль, – Он вас еще не успел достать! Ишь, писателем себя возомнил! Хотел быть писателем, учился бы в Сорбонне. Матушка последние деньги тратила, чтобы этот разгильдяй получил образование, надеялась, что он выучится на аббата или на юриста, а он на войну сбежал, пр-р-ридурок!
– Да какой из него аббат? – фыркнул Оливье.
– А барабанщик из него уже получился, сказал Гугенот.
– Вот, съел? – Ролан показал язык старшему брату, – А еще из меня получится мушкетер!
– А мы тебе поможем! – пообещал Гугенот.
– Зря вы его защищаете, господа, – сказал Жюль, – Это самое вредное и приставучее существо во всей Бретани!
Самое вредное и приставучее существо во всей Бретани тряхнуло длинными космами и исподлобья взглянуло на Жюля.
– А ты – самое вредное существо во всей Франции!
– Не надо ссориться, господа, – вмешался Анри де Вандом,- У нас, как мне любезно объяснил г-н де Бражелон, должно быть вроде как братство по оружию.
– Без ''вроде как'', – заметил Гугенот, – Просто – братство по оружию.
– Братство по несчастью,- мрачно сказал Жюль де Линьет.
При этих словах Рауль, до сих пор не вмешивавшийся в беседу, внимательно посмотрел на де Линьета-старшего. Именно это он говорил себе самому, но считал желторотого слишком наивным и молодым, чтобы разобраться в тревожной ситуации, в которой вскоре окажется их веселая орава. Но де Линьет имел в виду другое "несчастье" – своего младшего братишку.
– Вот оно, наше несчастье, господа! – простонал он, – Я думал, он хоть на время притихнет, а он уже начал! Писатель хренов! Сбежал от короля, а мы тут с ним возиться должны!
– Что я начал? – огрызнулся Ролан.
– Людей доставать начал! Не обращайте на него внимания, господин де Бражелон, умоляю! Братишка у меня малость с приветом.
– Сам ты с приветом.
– Да мы тут все с приветом, – лениво изрек г-н де Бражелон, – А что вы так набросились на Ролана, де Линьет? Может…/ он постарался сделать серьезную мину,/ мемуары нашего барабанщика представляют интерес для истории. Правда, Ролан?
– Льщу себя надеждой, – важно сказал барабанщик.
– Не надо так шутить, – вздохнул Жюль, – Этот олух, он же все принимает за чистую монету. Вам, господа, угодно забавляться, а я не хочу, чтобы он тут был вроде шута!
– Об этом мне успел поведать ваш младший брат еще в Тулоне, – заметил Рауль.
– Не надо поощрять бредни этого безумца! Рондо ему, видите ли, подавай! Шиш тебе, а не рондо! Я прошу вас прощения за этого нахалюгу, виконт. Если его не остановить, он вас всех достанет! Он вам сядет на шею!
– Да напишу я ему это рондо, жалко, что ли!
Ролан просиял, а Жюль расстроился вконец.
– Вы слишком снисходительны к этому оболтусу, – сказал де Линьет,- Если бы у вас был младший брат, такой же вредный и настырный, как Ролан, вы бы меня поняли! Убирайся с моих глаз, горе мое! У нас важные дела! Пшел отсюда! Брысь! Нечего крутиться возле взрослых!
Ролан вздрогнул от гнева – он чувствовал, что после таких слов старшенького может наговорить Жюлю ужасных вещей. Пока эти слова еще не сорвались у него с языка. Он сдерживался изо всех сил. Но Жюль никогда не позволял себе орать: ''Брысь!'', как какому-то паршивому коту! Попробовал бы он так орать при маме! Или при господине Д'Артаньяне! Но мама осталась в Нанте, а господин Д'Артаньян, вероятнее всего – в Фонтенбло. И барабанщик рванулся было из каюты, Рауль подставил ему ножку, Ролан споткнулся. Бражелон ухватил мальчика за курточку и усадил рядом.
– Ты не прав, парень, – сказал он де Линьету-старшему, – Ролан никому из нас не мешает. И, если честно, я тебе даже немного завидую.
Я В САМОМ ДЕЛЕ ХОТЕЛ БЫ, ЧТОБЫ У МЕНЯ БЫЛ МЛАДШИЙ БРАТ – ТАКОЙ КАК РОЛАН.
– Я тоже! – заявил Оливье.
– И я! – сказал Гугенот.
– Ролан заслуживает того, чтобы мы приняли его в наше Пиратское Братство. Кстати, где-то у меня лишняя бандана завалялась.
/ Толстушка Катрин в спешке обшивала банданы золотой бахромой, ее дочь Мари лихорадочно ей помогала. Второй пакет Рауль раскопал в своих вещах совсем недавно./
Он сказал барабанщику:
– Зажмурься, сейчас будет фокус!
Ролан послушно зажмурился.
– Раз-два-три!
С этими словами Рауль, как заправский фокусник, растряхнул синюю бандану с золотыми лилиями и повязал на голову Ролану. Барабанщик был на седьмом небе. "Нашел защитника", – подумал де Линьет-старший, не без зависти созерцая роскошную бандану, королевского синего цвета, которую г-н де Бражелон собственноручно повязал на лохматую башку его разгильдяя-братца. Разгильдяй, вполне освоившись в этой милой компании, прижался к Раулю.
– Ну вот, теперь ты наш!
– Повезло мальку! – вздохнул Шарль-Анри.
Желторотые были еще в черных банданах с уже подсохшими лилиями. Но кадмий желтый средний – это вам не золотое шитье!
– И для вас найдется кое-что, ребята! Прошу!
"Фокусник" протянул банданы желторотым и Анри де Вандому.
Желторотые дружно завопили: ''Да здравствует наш добрый Король!"
– Я не умею, – сказал Вандом не без лукавства, – Вы мне не поможете, Ваше Пиратское Величество?
7. КОРОЛЕВСКИЙ СИНИЙ.
/ Из дневника Анжелики де Бофор/.
Ну вот, наконец-то! Я закрываю дверь каюты на ключ, сбрасываю курточку, и, как все наши Пираты Короля-Солнца, закатываю рукава. ''Жара. Мы закатали рукава''. Интересно, чьи это слова? Рауля или Франсуа Вийона? Чьи бы ни были – не мои, и я честно ставлю кавычки. Теперь я спокойно могу полюбоваться на свое отражение в синей бандане. Да, синие банданы с золотыми лилиями и золотой бахромой – это супер! Недаром пять минут назад батюшка в полном восторге сказал: ''Анжелика, я и не думал, что ты у меня такая очаровашка!'' И, сославшись на важные дела, пошел играть в карты с капитаном. Сейчас! Еще раз полюбуюсь на синюю бандану. А что, здорово!
Мне кажется, синяя бандана мне очень идет! Лучше, чем любой из головных уборов, которые мне когда-либо доводилось носить. И цвет – прелесть! Как поведал Люк, художники называют этот цвет "королевский синий". Вот как полезно общаться с людьми исксусства! Раньше я этого не знала. Но именно такого цвета синяя полоса, которая идет вдоль борта нашей ''Короны'', именно такого цвета мушкетерские плащи, именно такого цвета банданы Пиратов Короля-Солнца.
Может быть, это глупо – прийти в такой восторг из-за лоскутка синего шелка, но это не просто тряпка! Это больше чем тряпка, платок, косынка. Этот синий квадрат с золотой бахромой и вышитыми лилиями – наша униформа! Нашего Братства Пиратов Короля-Солнца. И, если честно, то, даже если бы моя бандана была бы просто модной повязкой, не такой уж и грех – радоваться ''красивым тряпкам''. Почему бы и нет, если ''красивые тряпки'' нам доставляют радость! Радоваться, радость – нескладно пишу. Но я для себя, все равно никто никогда не прочтет мой дневник! О чем я?
О красивых тряпках. Вот, например, когда Рауль сегодня утром надел парадную форму, он сразу изменился. Ему очень, очень, очень идет парадная форма! Даже не знаю, что больше – синяя бандана или новая форма. Конечно, всей ''ораве'' Пиратов идет новая форма, но справедливости ради должна заметить – Раулю больше всех! Что-то я пишу такое, что потом будет страшно перечитывать. Страшно – и приятно. А ведь я за целый день не прочла ни странички из китайской книжки! Столько событий произошло за один день, и надо бы писать по порядку, но зачем мне какой-то порядок, если я пишу для себя? И мое право излагать события не в хронологической последовательности, а писать, что придет в голову. Это Ролан, сочиняя ''Мемуары'', должен писать ''по правилам''. Для меня правил не существует! Дневник без правил – вот жанр, придуманный Анжеликой де Бофор!
И поэтому я пишу о том мгновении, которое было самым счастливым за долгий сегодняшний день. А мгновение это наступило в 12 часов 45 минут, / на стрелки часов я и смотрела / когда Рауль завязал на моей голове синюю бандану! Вот сейчас я сижу в этой своей синей бандане и держусь за ее узелок. Жалко развязывать узел, жалко снимать бандану. Но… мыслишки, думки немного отравляют мое веселое, приподнятое, почти лучезарное настроение. Для меня уже стало привычкой, отгородясь от всего мира занавесочкой, которую приладил молодчина Гримо, проанализировать свое поведение и спросить себя – все ли я сделала как надо? Похожа ли я на настоящего мальчишку? Не допустила ли я в общении с Пиратами / и особенно с Р./ чего-то такого, что выдает меня, как сейчас выдает легкая кофточка с закатанными рукавами.
И – хотя время юркнуть под одеяло еще не настало, мне кажется, что я допустила ошибку. Надеюсь / дай Бог/ – никто ничего не понял. Но я-то, я себя знаю! И вот сейчас я вспоминаю, как вели себя в аналогичных обстоятельствах настоящие мальчишки! Шарль-Анри и Жюль схватили банданы и завязали за секунды. Правда, барабанщику сам Рауль повязал бандану. Но Ролан очень обиделся на старшего брата, и было за что! Мне самой так и хотелось вцепиться в де Линьета-старшего! Рауль понял состояние барабанщика и – здесь все ясно. Ролан заважничал. А потом, когда барабанщик сидел в обнимку с виконтом, мне почему-то очень захотелось оказаться на месте Ролана. Это было как наваждение, но я пишу истинную правду.
Мне только показалось, что слова о ''младшем брате, таком как Ролан'', прозвучали довольно печально. На самом деле он не ''немного'', а ''очень'' завидует Жюлю де Линьету, у которого есть такой сорванец-братишка. Потому что в это мгновение он отвернулся за пакетом, в котором оказались синие банданы. Не знаю, не могу объяснить себе самой, какой порыв, что заставило меня попросить завязать мне синюю бандану?! Не понимаю я себя! Не понимаю – и мучаюсь, что вела себя в этой ситуации как избалованная кокетка! Какая молодая девушка не сможет сама завязать платок? Разве обязательно было просить о помощи Рауля? А когда он завязывал мне бандану, даже спросил: ''Не туго?'' – "В самый раз'',- пролепетала я. Я почему-то очень разволновалась, сердце мое так и трепыхалось, так и колотилось. А когда я отважилась поднять на него глаза, увидела, что он улыбается, и глаза его именно такого – Королевского Синего цвета. Я, кажется, повторяюсь, о синих глазах я уже писала. Но тогда я не знала, как живописцы называют этот оттенок! Это было сладостное мгновение, хотя ради этого мгновения я забыла свою роль. А еще в это мгновение Рауль улыбался не насмешливо, а даже как-то добродушно. Не такой он и вредный, оказывается. Наверно, совсем не вредный.
Вредными были новые обладатели синих бандан, которые отвлекли Рауля, выясняя, где находится зеркало. А зеркало как раз находилось за Гугенотом и Сержем, те раздвинулись, Жюль и Шарль-Анри сунулись любоваться своими отражениями. Не обошлось без курьеза – они чуть лбами не стукнулись!
А вот я уже понимала, что вела себя не очень-то по-мальчишечьи. И на свое отражение взглянуть не посмела. Но теперь-то я могу вволю полюбоваться банданой Синего Королевского цвета с золотыми лилиями.
ЭПИЗОД 15. ВЫБОРЫ ВОЖАКА.
8. АРАБСКИЙ РАЗГОВОРНИК.
– Но мы так и не придумали, как ответить нашему начальству, – напомнил Шарль-Анри.
– Тебе непременно нужно ответить? – фыркнул Серж.
– А как же? Мы же не слюнтяи какие-нибудь! Так и проглотим? Ну что же вы молчите, Ваше Пиратское Величество? Вы вроде что-то придумали, сир! Сир! Я к вам обращаюсь! А что, если мы возложим на вашу гордую голову пиратскую корону?
– Только этого не хватало, – проворчал Рауль.
– Почему бы и нет? Потешная коронация нашего доброго Короля!
– Кыф! – воскликнул Гугенот.
– Что вы сказали?
– Это ты по-каковски?
– Не понял, – заговорили все.
– Это я по-арабски. Перевожу: "Стоп". Я уже упоминал это слово. Я вижу, что Раулю не нравится идея с коронацией. Верно, дружище?
– Мне надоело, правда, ребята. И даже противно!
Он меланхолически улыбнулся и подумал стихами:
МЫ УЕЗЖАЕМ НА ВОЙНУ,
А ВСЕ ТАЛДЫЧИМ – О-ЛЯ-ЛЯ.
Я ТАК ЛЮБЛЮ СВОЮ СТРАНУ,
НО НЕНАВИЖУ КОРОЛЯ!
– Но вчера вы не возражали.
– Вчера я был пьяный. Мне не нравится этот оксюморон.
– Пиратский Король? – сообразил Ролан, – В самом деле, у пиратов королей не было. Но сударь, у пиратов были капитаны.
– На корабле один капитан, и один король в королевстве. Это не по мне. Вздор это!
– Ну, зна-а-а-ешь, – протянул Оливье – Ты хочешь сказать, что наш вчерашний ''шторм'' был первым и последним, в котором ты соизволил принять участие?
– ''Пиратский Кодекс'' запрещает спаивать людей против их воли, – процитировал Гугенот.
– Да вы что, в монахи записались, праведные вы мои! Пиратское Братство! Да это же монастырь какой-то!
– Остынь, Оливье, в монахи никто не записывается. Будут тебе и "штормы" и даже "шквалы", – сказал Рауль.
– Когда? – живо спросил Оливье.
– Когда рак на горе свистнет, – сказал Гугенот, продолжая читать.
Гугенот и к первому ''шторму'' отнесся с прохладцей, а, увлеченный своими интеллектуальными занятиями, и вовсе пить не хотел. Но Оливье прицепился к его словам.
– Парни! Кто Рак по гороскопу? А, знаю кто! Ты, Рауль.
– И что же?
– Свистни!
– Горы не вижу. Не сходится.
– А гора там, – сказал Серж, – За морем.
– Разобьем арабов…
– Залезем все на высо-о-окую гору…
– Будем праздновать победу!
– И тогда ''Рак'' на горе свистнет!
– В четыре пальца, – усмехнулся Рауль.
– Надо сначала разбить арабов, – заметил Гугенот, – И не факт, друзья, что праздновать победу мы будем в полном составе.
– Не факт, – кивнул Рауль.
– Не нагоняй тоску, книжник!
– ААСИФ, – сказал Гугенот, – ''Извините".
Все и так уже поняли, что Гугенот выразился по-арабски.
– Молодец, Гугенот! Вот человек – зря время не теряет! – сказал Серж.
– Век живи, век учись, дураком умрешь, – поддел Оливье.
– Ну-ка, Гугенот, изреки еще что-нибудь! – попросил Рауль.
– Читай сам, я уже одурел.
– ШУКРАН, – прочитал Рауль, – "Спасибо". Нет, Гугенот, в другой раз. Что-то в голову не лезет. Ага! Вот это мне нравится: ЛЯЯ АФХАМ – "Я не понимаю". Здорово! Надо запомнить, может, пригодится. Гугенот, просвети невежд на досуге.
– Беспечное ты созданье, Бражелон, – вздохнул Гугенот, – А ведь именно ты, с твоими способностями, мог бы за неделю выучить хотя бы минимальную лексику.
– А мне это надо? – пожал плечами Рауль, – ЛЯЯ АФХАМ я запомнил, и будет с них! Лень!
– Мы еще вернемся, Гугенот, к нашим арабам, – сказал Серж, – а пока затихни и не мешай милейшему господину де Бражелону наслаждаться покоем и негой в эти последние мирные денечки.
– Я все равно от вас не отстану, – сказал Гугенот настойчиво,- Сами потом спасибо скажете.
– Шукран! – крикнули Пираты, – Спасибо, Гугенот!
– Позвольте взглянуть, – вдруг попросил Шарль-Анри. Он взял разговорник, полистал-полистал и вздохнул:
– Но тут не по-нашему.
– Это по-испански, – объяснил Рауль, – Мадридское издание.
