Когда завтрак подходил к концу, Екатерина Львовна обратилась к Марине:

— Мариночка, вы сегодня, кажется, собирались в театр на дневное представление?

— Я сегодня занят, — ответил за жену Вадим. — В следующий раз.

— Вот как, — сказала Екатерина Львовна. — Чем же занят?

— Один знакомый попросил, чтобы я посмотрел его машину, — сказал Вадим, — Не может завести.

— Ты кажется, не слесарь, — сказала мать.

— Это мой хороший знакомый и я должен ему помочь, — сказал Вадим. — А в театр можно в следующий раз. И вообще, что вам этот театр дался? — повысив тон, прибавил он.

— Ну хорошо! Делай как знаешь, только не повышай голос, — сказала Екатерина Львовна; — И, пожалуйста, возвращайся пораньше. К семи часам надо ехать к Сергею Антоновичу.

Марина сидела за столом и чертила по скатерти серебряной ложечкой. Когда Вадим вышел, она метнула ему вслед такой взгляд, что в её глазах на мгновение вспыхнули, как показалось Георгию Антоновичу, крошечные молнии.

«Какой взгляд, — подумал он. — Боже мой. Аж голова кругом идёт».

Марина поблагодарила за завтрак и вышла. Она заперлась в своей комнате. Хотела посмотреть лекции и швырнула их на стол. Вспомнила Павла Ивановича, пенсионера, этого заядлого преферансиста. Однажды она видела его на улице, когда Вадим поздоровался с ним. Пенсионер своей внешностью производил приятное впечатление, но Вадим проболтался ей, что Павел Иванович дважды был женат официально, имел много любовниц всяких национальностей и цвета кожи и теперь холостякует. «Фу, гадкий какой!» — вслух проговорила Марина и поморщилась, вспомнив, что у Павла Ивановича дома собирались Вадим с дружками и играли в преферанс на деньги и пили вино. Играли часто, почти каждое воскресенье и нередко в будни вечерами. После окончания института Вадим работал всего третий месяц, но уже умудрился однажды проиграть ползарплаты. Её бесило и то, что она не имела и не могла иметь голоса в этом доме. Согласившись войти в семью Пономарёвых, Марина думала, что будет равноправным членом семьи. Однако членом семьи номер один и безоговорочным диктатором в стенах квартиры была и оставалась Екатерина Львовна. Марина же после Георгия Антоновича и Вадима была последним человеком здесь. Она поняла это после того, как почувствовала всеми клетками существа своего, что Вадим больше тяготеет к родителям, чем к ней. А поняв это, она поняла и то, что случись что между ею и свекровью, Вадим не сможет защитить её. И потому в отношениях с Екатериной Львовной была особенно осторожна и дипломатична, но твёрдо решила отделиться, разработав план вступления в строительный кооператив. Но этот план Вадим не поддерживал. Копить деньги было не в его характере. Он предпочитал проигрывать их в карты и тратить, чтоб было весело и красиво. Ему было и с родителями хорошо. Она продолжала настаивать на своём, и начались размолвки.

Сегодня Вадим испортил ей отдых. Она настроилась идти на «Баядеру», и они ещё среди недели договорились идти в театр, но он вдруг изменил решение и пошёл к Павлу Ивановичу.

«Ну и чёрт с ним», — подумала она, снова взяв со стола тетрадку с лекциями и усаживаясь поудобнее в мягкое кресло.

Открыла тетрадь и побледнела при одной мысли. Эта мысль, появляясь каждый раз неожиданно, пугала её. Сердце холодело от того, что само подсказывало. Всякий раз, когда она думала об этом, лицо её бледнело.

Марина поднялась с кресла и стала ходить по комнате.

«Это ужасно, — думала она. — Что же делать?»

Она села за стол и посмотрела на себя в зеркало. «Неужели то, что подсказывает сердце — правда?» — спросила она себя и закрыла лицо руками.

Долго неподвижно сидела, спрашивая себя, как могло получиться, что заветная мечта о замужестве, осуществившись, вдруг обернулась неразрешимыми проблемами. Первая возникла вскоре после свадьбы. Когда выходила замуж, пылкая романтическая любовь Вадима не вызывала сомнений. Иначе бы за него не пошла. Она думала так будет всегда. Но уже через неделю почувствовала, что у него слабеет потенция. Сначала это ей показалось странно. И хотя она была в первые дни в том возбуждённом и радостном состоянии, в котором пребывают первое время все молодожёны, не понимала этого и удивлялась. Она определяла степень своего счастья в семейной жизни не только тем, каков и как обеспечен её муж, но и тем, как он её будет любить. Но Вадим, истаскавшись по бабам до женитьбы, что мог отдал ей и стал охладевать. Он ждал, когда она влюбится в него сама, и ему тоже казалось странно, что она холодна.

Уже прошёл и медовый месяц, а молодые супруги все чего-то ждали друг от друга. Марине совершенно необходимо было то счастье, о котором она мечтала, необходимо было, чтобы он говорил ей слова любви. Но он молчал. И только когда она спрашивала его, любит ли он её, он отвечал, что любит. В такие моменты она ждала и боялась его встречного вопроса о том же самом, но он ни о чём не спрашивал её. Молчал потому, что ему казалось странно, что она ведёт себя с ним не так, как вели другие женщины, которых он знал раньше, боялся неискреннего ответа, но вместе с тем радовался мысли о своей удачливости, радовался тому, что обладает красивой женщиной, что ему все даётся просто и легко. Эти минуты радости были у него тогда, когда Марина притворялась милой и доброй женой. Он не чувствовал этого притворства и думал, что вот, наконец, наступают долгожданные минуты её покорства, но она вдруг остывала. Когда она остывала, становилась нервозной, порою невыносимой, и Вадим был недоволен ею. И чем дальше и дальше шло время, тем неудовлетвореннее становился Вадим и тем нервознее она. Сердце её холодело и лицо бледнело не столько оттого, что она ошиблась в браке, сколько оттого, что она два месяца была беременна. Эта проблема встала перед ней особенно остро.

Сегодня утром её поразило, как он лгал матери, не моргнув глазом. Она смотрела на него и была уверена, что и ей он может солгать точно также, легко и просто.

«Как это гнусно и гадко! Верить ему нельзя», — думала она. — А кому можно верить? Кто честен из тех, кого знала и за кого могла выйти замуж? Юрий Петрович? Нет. Слишком хитёр. Заговорит, обведёт вокруг пальца в два счёта и ни один дьявол не разберёт, где в его словах правда, где ложь. А ведь он говорил как-то раз, когда узнал, что выхожу за Вадима: лучше хлеб с водою, чем пирог с бедою. Был прав! Так кто же всё-таки честен?.. Осинцев! Вот кто! Этот чист как стёклышко. К его бы чистоте и честности голову Добровольского да внешность Вадима…

Она попыталась представить, какой он сейчас, и представила его прилежным студентом, скромно ухаживающим за какой-нибудь девушкой.

… Агния Васильевна, высокая рыжая дама в праздничном платье и переднике, встречала гостей в прихожей.

— Катя! Георгий Антонович! Заждались! — сказала она громко и весело, увидев на пороге сноху и деверя. — Вадим, здравствуй, Мариночка, какая ты чудесная! Дай поцелую. — Агния Васильевна чмокнула Марину в холодную тугую щеку и пригласила гостей раздеваться и проходить в комнату.

Когда Пономарёвы, нарядные и торжественные, вошли все вместе к остальным гостям, сидевшим на диване и стульях, в комнате шёл ожесточённый спор между именинником Сергеем Антоновичем и соседом по квартире Василием Ивановичем Промтовым, сопровождаемый общим весельем и хохотом. Все гости были знакомы Пономарёвым, так как ежегодно Сергей Антонович и его супруга приглашали на день рождения или другой какой праздник одних и тех же людей. Кое-кому не знакома была Марина. Сергей Антонович, весёлый и разгорячённый беседой, румяный, бодрый, очень похожий лицом на Георгия Антоновича, но менее лохматый и более подтянутый, поднявшись из-за круглого стола, подошёл к Марине и, взяв её под руку, стал водить по залу и представлять гостям. Марина подходила к каждому из гостей с величественной осанкой, подавая красивую мягкую руку и говорила «Здравствуйте» — тем, кто постарше, «очень приятно» — тем, кто помоложе, «Марина» — совсем молодым людям. Она не запомнила ни одного имени, кроме Василия Ивановича, этого милого и обаятельного человека лет сорока с раздвоенным подбородком, особенно приятно улыбнувшегося ей. Она его запомнила ещё и потому, что он, чуть наклонившись, поцеловал ей руку. Сергей Антонович провёл её в другую комнату, где находились его сын Николай с невестой и Виталий, младший брат Агнии Васильевны. Следом за ним в комнату вошёл и Вадим.

— Вот, муж здесь, — сказал Сергей Антонович. — Представляй свою жену молодёжи.

Сергей Антонович вышел. Гости и хозяева разделились на три кружка. Один кружок, в основном из мужчин, группировался вокруг споривших Сергея Антоновича и Василия Ивановича, другой из молодёжи находился в соседней комнате, а часть женщин, помогавших хлопотунье Агнии Васильевне, были заняты на кухне и в столовой.

— Как хотите, друзья, — сказал красивый и статный Промтов, прищурив насмешливо искрящиеся глаза и возобновляя прерванный разговор, — как хотите, а рано или поздно Пакистан высунет за кордон своё рыло, в Азии начнут мутузить друг друга.

— Это приведёт к столкновению великих держав и к ядерной катастрофе, — сказал Сергей Антонович.

— Конфликт в Азии? Никогда! — вмешался в разговор Георгий Антонович. — Я согласен: проблема жизни и смерти нашей цивилизации — сейчас проблема номер один. Вы, вероятно, следите за прессой и знаете, что археологи всех стран ломают головы над разгадкой тайны Мохенджо-Даро? Учёный мир внимательно следит за их работой. Хараппская цивилизация с городами, которым могли бы позавидовать кое-какие наши современные города, погибла в середине второго тысячелетия до нашей эры. Учёные хотят знать, в результате чего она погибла, так как сейчас в развитии нашей цивилизации назрел такой момент, когда она тоже может погибнуть.

— Через десять миллиардов лет солнце остынет, — сказал Сергей Антонович. — Все живое исчезнет с лица земли. Так что погибать цивилизациям всё равно придётся.

— Вот она, мерка геолога! — воскликнул Георгий Антонович. — Для него десять миллиардов лет вперёд или назад — пустяк.

— Про «назад» я ничего не говорю, — возразил Сергей Антонович. — Возраст земли всего три миллиарда лет.

— Полюбуйтесь на него! — усмехнулся брат. — Всего три миллиарда! Мало!

— Ладно, Георгий Антонович, оставим это, — сказал Василий Иванович. — Что вы хотели сказать по поводу загадки Мохенджо-Даро?

— Я хочу сказать (тут как раз кстати реплика Сергея Антоновича о том, что солнце, хотя и не скоро, но остынет) хочу сказать, что человечество может идти двумя путями. Либо погибнуть в результате ядерной катастрофы и потом через миллионы лет снова произойти от инфузорий. Потом опять цивилизация достигнет расцвета и погубит сама себя. И так периодически до тех пор, пока солнце не остынет. Другой путь — жить и развиваться, пока есть свет и тепло. А потом переселиться на ближайшее тело во вселенной с благодатным климатом. Я думаю, такое тело найдётся в нашей галактике, — заявил Георгий Антонович, вопросительно глядя на брата и ожидая от него поддержки.

— Возможно, — ответил Сергей Антонович. — По без решения проблемы гравитации полёты в межзвёздное пространство — пустой звук. А эта проблема вряд ли разрешима.

Марина слышала кое-что из разговора мужчин, — соседняя комната, где находилась молодёжь, была открыта, Этот разговор показался ей интересным, и она вышла в залу. Один мужчина потеснился на диване, приглашая её сесть.

— Будем оптимистами, — сказал Василий Иванович, когда она входила в залу. — Десять миллиардов лет — срок достаточный, чтобы как-нибудь решить эти проблемы.

— Вот именно, — подтвердил Георгий Антонович. — Теперь о войне скажу своё мнение.

Он говорил, что всё дело в правительствах и их престиже, доказывал своё. Все спорили. Промтов шутил, при этом посматривал на Марину и улыбался.

— Дорогие гости, просим к столу, — объявила Агния Васильевна, входя в залу. — Ох уж эти Василий Иванович с Георгием Антоновичем! Соскучились! Как сойдутся, так решать мировые проблемы. Просим, просим, дорогие гости.

Агния Васильевна и следом за ней Марина вошли в соседнюю комнату. Марине было любопытно, чем занимается Вадим и слышал ли он то, о чём говорили мужчины.

— Николай, приглашай всех к столу, — сказала Агния Васильевна. — Мариночка, Света, молодые люди, просим.

Молодёжь была занята кто чем. Николай с Виталием решали шахматную задачу. Невеста Николая смотрела на игру и скучала, то подсказывая Николаю ходы, то рассеянно слушая ровный голос Георгия Антоновича. Вадим листал зарубежный журнал, в котором были в основном фотографии женщин, кое-где голых.

— Несчастный, — сказала ему Марина вполголоса, — хоть бы занялся политикой.

Все встали и пошли в столовую.

Именинный стол был накрыт богато. Великолепно приготовленные и разложенные холодные закуски стояли вперемежку с бутылками водки, коньяка и марочных вин. Посреди стола, испаряя пряный аромат, лежал жареный таймень длиною в метр, украшенный зеленью и красными ломтиками помидор. Желтовато-прозрачные заливные, просвечивая нарезанными пластиками лимонов, яиц и языков, посыпанных зелёным луком, подрагивали, когда гости усаживались за стол.

Ужин затянулся. Агния Васильевна и вызвавшаяся ей помогать Екатерина Львовна все подавали и подавали новые блюда закусок и новые бутылки с вином.

Гости уже были сыты, когда на стол подали жаркое из индюшки. Аккуратно нарубленные кусочки птичьего мяса и румяный жареный картофель невозможно было оставить без внимания, и гости, уже распалённые азартными разговорами, поостывали, забыли про то, что доказывали друг другу, и снова принялись за водку и еду. Следом был подан именинный пирог, после которого начались танцы. В столовой с хозяином и хозяйкой остались пожилые и пьяненькие гости. Они пели песни.

Танцевали под радиолу. Пока Вадим копался в граммофонных пластинках, Марина была нарасхват у мужчин. Один вальс она станцевала с Василием Ивановичем. Когда зазвучала музыка следующего вальса, они встретились глазами друг с другом, и Василий Иванович снова пригласил её. Он говорил ей комплименты и увлёкся так, что не замечал ревнивых взглядов жены. Он вёл себя спокойно. Жена злилась на него и сказала однажды: «Напрасно стараешься. Она на тебя ноль внимания». Но в конце вечера, уловив момент, когда Вадим ушёл в столовую добавить стопочку, после танца Василий Иванович пригласил Марину на минутку отлучиться. Она почувствовала к Василию Ивановичу что-то такое, чего ещё не чувствовала ни к одному мужчине — какой-то непреодолимый интерес. Ей было хорошо с ним. Он понял это.

— Я, кажется, счастлив сегодня, — сказал он, сжав её руку.

— И мне нравится вечер, — ответила она, глядя ему в лицо.

— Жаль что это больше не повторится.

Она смотрела на него молча, не совсем понимая, что он хочет этим сказать.

— Возможно, — сказал он, — счастью и положено быть таким, мимолётным.

— Возможно, — ответила Марина тихо и предложила: — Идёмте, нехорошо стоять здесь вдвоём.

Они вышли в залу. Екатерина Львовна села за фортепьяно и начала играть танго. Они пошли танцевать. Марина огляделась вокруг. Вадима не было в зале… Когда Екатерина Львовна закончила играть, Василий Иванович поблагодарил Марину и отошёл к своей жене. Он больше не покидал жену. Агния Васильевна пригласила гостей в столовую поднять по одной на посошок и попить чаю. Василий Иванович, садясь за стол наискось от Марины с противоположной стороны, посматривал на неё. Она взглянула в его сторону и улыбнулась.

По дороге домой Марина думала о Василии Ивановиче.