13

– Что? – выдавил я.

Дел удалось сказать побольше.

– Если ты хоть немного поработаешь мозгами, ты поймешь, что эта чушь…

Беллин просто улыбнулся.

– Не имеет значения, что думает каждый из вас. Важно лишь то, что думает большинство.

Слова Беллина заставили нас замолчать. Тут было над чем призадуматься.

Потом Дел разозлилась.

– Мне все равно, кем он себя считает. Я знаю, кто он… Я знаю, что он сделал.

– Но это важно, – оборвал ее Беллин. – Ты не понимаешь? Аджани объявит себя джихади. Он заставит людей поверить в это, а если они поверят, он действительно будет джихади, потому что люди сделают его мессией.

– Ты же не хочешь сказать… – я помолчал, вспоминая все, что случилось с того момента, как мы впервые узнали о джихади. – Ты хочешь сказать, что всю эту историю придумал Аджани? Он выдумал Оракула и все остальное?

– Это невозможно, – быстро сказала Дел. – Он не смог бы вовлечь в эту авантюру племена. Ему бы не поверили.

Беллин пожал плечами.

– Я ничего не знаю об Оракулах и джихади – я чужеземец, помните? – но я знаю, что Аджани хочет подчинить себе весь Искандар.

– Не получится, – я покачал головой. – Ты знаешь, сколько здесь людей? Племена, танзиры, танцоры мечей… Он не сможет обмануть всех… Глупо на это рассчитывать.

Беллин вздохнул.

– У него есть наемники, чтобы распространять слухи. Я – один из них. Мы ходим по улицам, фраза здесь, намек там, и заставляем людей задуматься. Это Аджани решил сказать, что Оракул прибудет через два дня, чтобы указать джихади…

Дел поняла и кивнула.

– …и он укажет на Аджани.

Я только покачал головой.

– Ну это уж слишком. Поднять весь Юг… Человек не может в один прекрасный день просто решить, что он хочет быть мессией, и заставить всю страну поверить в это. Так не бывает.

– Конечно бывает, – засмеялся Беллин. – Религия – странная штука. Очень странная, и Аджани это знает. Он понял, что если один сильный человек соберет вокруг себя честолюбивых людей, он сможет создать новую религию или стать королем. Ему нужна только группа верных последователей, готовых выполнить любые приказы. Потом он пошлет их распространять слухи,

– Беллин махнул рукой. – Он уже это сделал и сейчас мы обрабатываем толпу.

– Сула, – вспомнил я. – Она говорила… джихади должен превратить песок в траву.

Беллин только пожал плечами.

– А разве настоящий мессия не пообещал бы что-то подобное?

Это было невозможно. Не сам план. Он был гениален, но как же Аджани удалось собрать так много людей, готовых помочь ему стать мессией?

– Он обычный борджуни. Негодяй, рожденный на Севере. Он умеет только убивать, похищать детей и продавать их в рабство. И ты хочешь уверить нас, что люди полюбят такого человека, поверят в него и пойдут за ним?

Беллин внимательно посмотрел на меня.

– Ты видел Аджани? – спросил он.

– Я его видела, – холодно сказала Дел.

Беллин развел руками.

– Тогда тебе должно быть все ясно.

– Ясно что? – выпалила она. – Как приятно ему издеваться над людьми?

Беллин и глазом не моргнул.

– Ты должна знать, что он за человек.

– Расскажи мне, – предложил я. – Я-то ничего не знаю.

Беллин выразительно махнул рукой.

– На жаргоне жителей приморья таких людей называют мусарреа. Это переводится примерно как «человек, который сияет очень ярко», как самая большая звезда на небе. Я плавал по морю, мы называли эту звезду Путеводная и прокладывали по ней курс, – Беллин нахмурился, взглянув на наши лица. – Не понимаете? Он сияет ярче всех. Он пламя, а мы бабочки… Аджани привлекает нас, а неосторожных пламя сожжет до смерти.

Мне нечего было сказать, но Дел Беллин не убедил.

– Аджани убийца, – отрезала она. – Он убил всех моих близких и продал моего брата в рабство. Я была там, я знаю, что говорю.

Беллин внимательно смотрел на нее. Дел говорила спокойно, он от этого не менее убедительно.

– И больше никто об этом не знает. А когда Аджани объявит себя джихади, никто уже в это не поверит.

Я взглянул на Дел и мне стало больно. Я видел как ей хотелось назвать Беллина вруном, опровергать все, сказанное им, потому что окажись это правдой, Аджани становился всемогущим. Дел провела шесть лет своей жизни, готовя для него тюрьму, уверяя себя, что рано или поздно отомстит ему. Тогда он был просто Аджани. Человеком, который разрушил ее жизнь.

Теперь он становился кем-то другим. Тюрьма была разрушена. Играть приходилось по правилам, которых Дел не знала.

Мне было больно смотреть на нее. Она мучительно пыталась осознать услышанное. Дел приходилось начинать бой с Аджани до того, как они встретились.

Я вернул меч в ножны и буркнув:

– Схожу за топорами, – вышел на улицу.

Когда я вернулся, Беллин сидел на земле, прислонившись спиной к потрескавшейся кирпичной стене. Дел молча мерила шагами комнату: светлая, черноглазая кошка, заключенная в клетку.

Я вернул Беллину топоры. Он уже держал топор, который отдала ему Дел.

– Ты уверен? – спокойно спросил я. – Ты в этом совершенно уверен?

В приглушенном лунном свете Беллин казался совсем мальчишкой.

– Я знаю не все, только то, что он нам сказал, – топоры звякнули, когда Беллин легко собрал их в одну руку. В отличие от знакомых мне тяжелых огромных топоров эти имели хороший баланс и были такими же смертельно опасными. – Я пират. Я умею распознать удачу и схватить ее. Меня в жизни выручает быстрый ум и еще более быстрый язык – ты это уже знаешь, – Беллин широко улыбнулся. – Я научился видеть сущность под кожей. А у Аджани кожа очень тонкая.

– Продолжай, – я опустился на землю рядом с ним.

Беллин вздохнул.

– Теперь я скажу то, чего не знаю, но о чем догадываюсь. Я провел на Юге несколько месяцев и, думаю, успел кое-что узнать о Южных порядках, – он кинул быстрый взгляд на Дел, застывшую в тени в четырех шагах от нас. – На Юге властью обладают только танзиры.

– Это естественно, – сказал я. – Все об этом знают.

– А может Северянин претендовать на домейн?

Я подумал и ответил:

– Наверное нет. Даже если бы ему удалось набрать людей, чтобы завоевать домейн, его никогда не признали бы танзиром. Пришел бы другой Южанин, привел с собой наемников и Северянин лишился бы домейна… а может и жизни.

Дел вышла из тени.

– Он борджуни, – холодно объяснила она. – Он много лет убивал и грабил. Что ему еще надо?

Беллин пожал плечами.

– Аджани уже под сорок.

Удар попал в цель. Я задумчиво потер шрам, вздохнул и согласился:

– Да, пора менять образ жизни. Самое время заняться чем-то посерьезнее, – хмурясь, я поднялся и расхаживая по комнате, начал выкладывать свои рассуждения. – Хорошо. Будем считать, что Аджани честолюбив – мы знаем, что так оно и есть; скажем, он еще жаден – это мы тоже знаем; и допустим у него талант воодушевлять людей и управлять ими – в это мы верим с твоих слов. А теперь давайте предположим, что он хочет не просто получить домейн. Ему нужно все. Или по крайней мере большая часть.

– «Давайте предположим», – эхом отозвался Беллин с оттенком согласия.

Я продолжил, не замедляя шага.

– Но как это сделать? Убив врага. В нашем случае врагов, – я помолчал. – Мы знаем, что убийство для Аджани не в новость, он привык убивать – но ему нужно оружие. Особое оружие, которому никто не сможет противостоять. И я говорю не о мече.

– Люди, – догадалась Дел.

– Люди, – согласился я. – Столько людей, чтобы танзиры сразу сдались.

– Ему нужны племена, – продолжила Дел, – но он знает, что объединить их невозможно, они не выступят вместе даже против танзиров – ты не раз об этом говорил.

Я кивнул.

– И поэтому он использует религию. Племена невероятно суеверны… Он объявляет себя мессией, перед которым племена будут благоговеть, потому что услышал от него то, что хотят услышать: обещание превратить песок в траву, – я резко перестал шагать. – И если он так неотразим, как рассказывает Беллин, они подчинятся всем его приказам, даже начнут священную войну.

– Но он простой человек, – отчаянно выкрикнула Дел.

– Он сияет очень ярко, – мягко заметил Беллин.

Все молчали, а потом я сказал то, что и так было ясно:

– Эта новость все меняет.

Дел упрямо покачала головой.

– Я все равно убью его.

– Тогда лучше сделай это быстро и без предупреждения, – сухо предложил я.

– Я не убийца, Тигр, – разозлилась она. – Я делаю все при дневном свете. Мне нечего скрывать.

– Прекрасно, – одобрил я. – Вперед, баска, и ты начнешь священную войну.

– Но ведь нет мессии! – в отчаянии закричала Дел. – Нет джихади! Все это ложь!

– Ты слышала, что сказал Беллин? Или ты просто не поняла? – я ткнул пальцем в будущую шишку. – Не имеет значения, что мы знаем или думаем… Главное – во что верят люди. Если ты убьешь джихади, твоей крови им не хватит. Они начнут резню.

– Тигр…

– Ты этого хочешь?

– А ты хочешь, чтобы я просто уехала из Искандара?

– После всех твоих клятв? – я покачал головой. – Нет. Я хочу, чтобы ты все обдумала.

– Я уже все обдумала, – отрезала Дел и повернулась к Беллину. – Где Аджани?

– Где-то в предгорьях. Точно я не знаю.

– Но ты же работаешь на него, – Дел подозрительно прищурилась.

Беллин пожал плечами.

– Я должен был приехать в Искандар и распространять слухи. Аджани встречался с нами недалеко от Харкихала и объяснил, что делать. Потом он уехал, чтобы подготовить свое божественное появление.

– Ты можешь узнать, где он? – спросил я.

– Он будет здесь через день или два.

– Тигр задал вопрос, – сказала Дел. – На этот раз он говорит дело.

Как мило было с ее стороны признать это.

Беллин выпрямился и засунул топоры под рубашку. За поясом они скрывались в складках ткани.

– Могу попробовать, – задумался он. – Но Аджани прячется, он не хочет, чтобы его нашли. Он будет скрываться, пока не придет время появиться джихади.

Я вспомнил о воинах, собравшихся в предгорьях. Похоже они знали, где он. Может он был с ними.

И я снова увидел мертвого Мараба, с содранной кожей и отрезанными гехетти.

Не хотел бы я так расплатиться за неудавшуюся попытку убить Аджани.

– Что-нибудь придумаем, – пообещал я.

Беллин ухмыльнулся.

– Сын Песчаного Тигра тоже постарается.

14

Дел молчала всю дорогу до дома. Я не мог придумать, что бы сказать, как вырвать ее из этой тишины, да и мне самому было не до разговоров. Слишком многое нужно было обдумать.

Аджани джихади? Невозможно.

И все же в словах Беллина был смысл. Если все это было правдой, клятвы Дел могли доставить нам много неприятностей.

И она это знала.

В дом мы не вошли, потому что Дел остановилась около двери и вдруг, судорожно сцепив руки, вжалась в осыпающуюся стену.

– Шесть лет, – простонала она. – Уже шесть лет они мертвы… Шесть лет я мертва, – Дел покатала голову по стене, тщетно пытаясь отогнать страшные воспоминания. – Мессия, мессия… Да как он может?

– Дел…

– Он мой. Только мой. Ради этого я и выжила, только поэтому я жива… поэтому я не сдалась.

– Я знаю, Дел…

Она не слушала.

– Всю дорогу до Стаал-Уста я кормила себя ненавистью, мечтала о мести, обещанной мне Северными богами. Тогда мне нечего было есть, но я не чувствовала голода, потому что у меня была ненависть… когда у меня не было воды, мне не хотелось пить, потому что всегда меня поила ненависть…

– Дел замолчала, словно услышав со стороны свою истерику – Дел всегда боялась давать волю своим чувствам.

Справившись с голосом, она продолжила:

– И когда я узнала, что у меня будет ребенок, я тоже жила ненавистью… она заставила меня выжить. Она не дала мне умереть. Боги не позволили мне умереть, чтобы я могла исполнить свои клятвы. Ребенок был свидетелем этого, хотя я еще не знала о нем.

Я молчал.

Дел посмотрела на меня.

– Ты понимаешь, что такое ненависть. Ты жил ею, как и я… Ты ел и пил ее, ты спал с ней… но ты не позволил ей поглотить тебя. Ты не позволил ей подменить тебя, – Дел спрятала лицо в ладонях. – Я изувечена. Я неправа. Я не женщина, не человек и даже не танцор меча. Я только ненависть… Она сожрала все во мне.

И снова я услышал Чоса Деи: «Одержимость правит, а сострадание вредит».

Дел запустила пальцы в волосы, убирая со лба светлые пряди. Ее лицо кривилось от отчаяния.

– Если Аджани у меня заберут, от «меня» ничего не останется.

Мне было больно, но я заставил себя говорить твердо.

– Значит в итоге ты решила позволить ему выиграть. После шести лет, после всех этих клятв…

– Ты не пони…

– Я очень хорошо понимаю, Делила. Ты сама говорила, я тоже жил ненавистью. Я знаю ее вкус, запах, много лет я не расставался с ней ни на минуту. И я знаю, насколько она соблазнительна, как она старается овладеть тобой… и с каким удовольствием берешь помощником вместо человека.

Лицо Дел совсем побледнело.

– Все, что я делала, я делала ради этой ненависти. Я выносила дочь и бросила ее… Я обучалась в Стаал-Уста… Я убила много людей… – Дел тяжело перевела дыхание. – Я пыталась отнять свободу у дорогого мне человека, а потом чуть не убила его.

Я растерялся и не сразу придумал, что сказать, а потом промямлил:

– Ну не убила же. Я ведь выжил.

Взгляд Дел не изменился.

– А если бы он не выжил, я бы не позволила себе тратить время на переживания. Я бы заставила себя забыть о боли и идти вперед, искать Аджани… одна, как раньше. Женщина, живущая ненавистью, одержимая… – голос сорвался, но Дел нашла в себе силы продолжить. – Почему ты здесь, Тигр? Почему ты не бросишь меня?

Я хотел коснуться ее, но не стал. Я хотел ей все сказать, но не смог. Я не умею объясняться. Такой танец мечей нас с Дел танцевать не научили. Мы умели танцевать только в круге, с оружием в руках.

Мне пришлось пожать плечами и небрежно бросить:

– А я думал, это ты меня никак не бросишь.

Дел не улыбнулась.

– Ты не клялся. Ты не обязан искать Аджани.

Я лениво поддал ногой камень и он укатился в темноту. Проводив его взглядом, я подошел к Дел и прислонился к стене.

– Знаешь, клятвы не всегда нужны. Иногда все просто идет своим чередом.

Дел посмотрела на меня и глубоко вздохнула.

– Из-за тебя мне так тяжело.

Я разглядывал темноту аллеи.

– Ты боишься?

– Аджани? Нет. Я ненавижу его так сильно, что страха не чувствую.

– Нет. Ты боишься того, что будет потом.

Дел закрыла глаза.

– Да, боюсь, – тихо сказала она. – Боюсь, что не почувствую того, что должна почувствовать.

– Что именно баска?

– Радость. Успокоение. Наслаждение. Восторг, – Дел открыла глаза и заговорила с горечью. – То, что чувствует человек, проведя ночь с любимым человеком или убив ненавистного врага.

Я хмуро уставился в землю.

– Когда я был мальчишкой, – начал я, – я поклялся убить одного человека. Я действительно собирался это сделать. В моей душе была только ненависть. Как и ты, я жил ею. Я ею питался. Каждую ночь я ложился с нею спать и повторял звездам: я убью его. Я был совсем мальчишкой. Дети часто произносят клятвы, но редко их выполняют. Я от своих слов отступать не собирался… и эта клятва помогла мне продержаться, пока в лагерь не пришел песчаный тигр и не загрыз детей. Эта клятва заставила меня взять самодельное копье и самому пойти в Пенджу убивать песчаного тигра. Я решился на это потому что знал, если я убью зверя, племя обязано будет выполнить любую мою просьбу. И тогда я бы попросил.

– Свободу, – пробормотала Дел.

Я медленно покачал головой.

– Возможность убить шукара.

Дел резко повернулась ко мне.

– Старика?

– Этот старик больше других старался заставить меня почувствовать, что я живу в аидах. Только он и заставил меня выжить.

– Но ты его не удил.

– Нет. Три дня я был без сознания. За меня говорила Сула. Она сказала, что я хочу получить свободу, – я пожал плечами. – А я хотел убить шукара и этим освободиться – не физически, а морально. Я мог представить только такую свободу.