15 ноября Би-би-си, делая обзор еженедельников, приводит отклики на исключение Солженицына, напечатанные в "Обсервер", в "Санди телеграф". В "Санди телеграф": "На прошлой неделе советское руководство отлучило своего лучшего писателя. Это - не внутреннее дело Советского Союза и русского народа: заставить замолчать гения - международное преступление, варварский акт, направленный против цивилизации".
      Волна возмущения по поводу исключения Солженицына из Союза писателей прокатилась по всему миру. В "Летр франсез"2 было помещено заявление французского национального комитета писателей (Луи Арагон, Эльза Триоле, Жан-Поль Сартр и др.): "...исключение Солженицына из СП - монументальная ошибка, которая не только вредит Советскому Союзу, но и подтверждает мнения, распространяемые врагами социализма. Чехов мог свободно опубликовать свой "Сахалин". Неужели страна победившего социализма может отнестись к Александру Солженицыну с меньшей терпимостью, чем царь Николай II обращался с Чеховым. Что же касается обвинения в том, что труды Солженицына чернят доброе имя родины, мы не можем не заявить своим советским друзьям, что тень на доброе имя вашей родины бросают те меры, которые предпринимаются против Солженицына".
      Скоро3 в газете "Таймс" будет опубликовано письмо Бертрана Рассела Косыгину. Рассел выразит большое огорчение по поводу исключения Солженицына из Союза писателей и надежду на то, что Союз писателей пересмотрит это свое решение. Если же нет - Рассел просит Косыгина обеспечить Солженицыну условия для продолжения творческой работы. Эта волна возмущения на Западе будет продолжаться и дальше.
      Но и просто читатели писателя Солженицына на его Родине тоже не остаются безразличными. К нам домой в Рязань приезжают из Москвы, из Ленинграда, чтобы выразить свое сочувствие и возмущение.
      Многие доброжелатели шлют в Рязань письма (отчасти - и недоброжелатели). Но все эти письма, которым предстоит еще переправиться из Рязани в "Сеславино", обгоняет телеграмма, пришедшая в Рязань 17 ноября:
      "Отставить Ломоносова от Академии нельзя, разве что Академию от Ломоносова тчк Цитата не совсем точна но применимая к ситуации тчк Низко кланяюсь - Ивич".
      1 Полный текст письма впервые будет прочтен 11 декабря, в день рождения А. И. Солженицына.
      2 От 19-25.11.69. (Всего 15 подписей).
      3 03.12.69.
      Глава IX
      ОТКЛИКИ
      Между тем наша жизнь в "Сеславине" шла своим чередом. Правда, нервное напряжение, по-видимому, сказалось на муже: ему нездоровится: озноб, подскочила температура. Начал было 15 ноября писать, но нездоровье да еще компрессор, долбящий остатки старого фундамента, помешали. Отлеживался.
      Растропович начал для нас музыкальный лекторий, тема - "Евгений Онегин" в его дирижерст-ве. Мстислав Леопольдович то рассказывает, то включает стереопроигрыватель. Конечно, очень интересно. Могу только пожалеть, что непомерная занятость не дала Ростроповичу завершить свое начинание. Свой "музыкальный лекторий" он продолжил для нас еще через день, снова - об "Онегине". Но на этом все и кончилось.
      Вернувшись к себе после второго сеанса - это было 17 ноября - и включив "Спидолу", Александр Исаевич вдруг услышал, как по-польски читают его Открытое письмо. Оказалось - американцы! Почему же не читают они его по-русски?.. Или нам не удалось услышать?.. А "Немецкая волна" пересказывает "Изложение" рязанского заседания в обратном переводе с французского!
      Затянувшееся нездоровье мешает Александру Исаевичу погрузиться в работу над романом. Занимается пословицами, выбирая их из разных своих блокнотиков на одну букву. Я же с воодушев-лением занимаюсь своими мемуарами: перевожу на машинку уже мною написанное. Однажды так увлеклась, что, сидя рядом с приемником, не заметила, что кончилась музыка и мелют какую-то чепуху. Муж входит в мою комнату и удивленно спрашивает: "Ты почему не выключаешь радио?" - "Не слышала!" - сама удивилась я.
      Пока Александру Исаевичу нездоровилось, он взялся еще за чтение. Нужно прочесть Владимова! Его "Три минуты молчания". Но тут произошла осечка. Какая - будет видно из письма, которое муж тут же и написал Владимову:
      "Дорогой Георгий Николаевич!
      Начал я Ваш роман просто с НАСЛАЖДЕНИЕМ: какая легкость рисунка, полет пера, какая непринужденность языка и жаргона! И особенно мне понравилось, что Ваш герой бросает море: вот сейчас-то он на суше хватит, голубчик, узнает, насколько здесь серьезней.
      И вдруг - он возвращается на море... И я - сразу скис: этого мне не одолеть...
      Даже если Вы там нащупаете социальные язвы - слишком много приходится платить за такелаж и соленые брызги.
      Будущее (и прошлое, и настоящее) России - на суше. Рыболовный дальний флот - аппендикс, уродство из-за погубленных рек и озер. Морская тема не может, по-моему, сказаться ни на общественном, ни на нравственном, ни на эстетическом развитии России - или во всяком случае вырастет не сейчас, а когда мы. ДЕЙСТВИТЕЛЬНО будем заселять сибирское побережье. Морская тема боковой переулок, и именно потому я не в силах в него свернуть.
      ... Может быть, я не прав. Может быть, много важных открытий у Вас там дальше - но мне этого не одолеть. Для меня "Большая руда" все равно будет на первом месте"1.
      Одним словом, с Владимовым повторилось у Александра Исаевича примерно то же, что ранее было с Конецким, о чем было во 2-й моей книге. Знаю, что это письмо Владимова очень расстроило и удивило.
      21 ноября Александр Исаевич написал большое письмо Твардовскому (выдержки из него я приводила ранее). Сказал мне, что теперь, после своего Открытого письма, ему легче писать Трифоновичу: возможна большая с ним откровенность. Ему, кстати, кажется, что он просчитался, что опоздал со своим письмом.
      "Ничего, - утешал он себя, это - для будущего, для молодежи - материал 70-х годов".
      24 ноября Александр Исаевич провел в Москве. Был у врача, виделся с друзьями. В числе других новостей узнал, что наверху заседают, готовя против него статью с подписями чуть ли не 60 писателей.
      Вечером мы - в Большом зале консерватории, на концерте Ростроповича. К мужу нет-нет да подходят, выражая восхищение письмом. После концерта полная дама в шикарной меховой накидке спросила: "Вы - Солженицын? Разрешите мне выразить восхищение вашим талантом!" "Позвольте, кто вы?" - уточнил Александр Исаевич. "Я - троюродная сестра Славы, а вот - мой муж". Мы все четверо обменялись рукопожатиями. Муж этой дамы был министром2. Несколько дней назад Мстис-лав Леопольдович с женой и дочерьми обедал у них. Ростропович заговорил там о Солженицыне, возмущался, что тронули тогда, когда пишет о 14-м годе. Или хотят, чтобы опять писал о современности?..
      1 Солженицын А. - Владимову Г., 18.11.69
      2 Министр МВД- Щелоков.
      На следующий день, 25 ноября, после довольно большого перерыва Александр Исаевич начал писать. Но ему по-прежнему нездоровиться, еще и железка на шее опухла. Уж не та ли это болезнь, что у Русанова1?.. Под вечер совсем скис, даже не стал слушать радио. Решив пораньше лечь, вышел прогуляться перед сном. Однако очень скоро вернулся: "Нет, спать не придется". Позвонила одна самая близкая знакомая: едет к нам. Что бы это значило? Уж не "Литературку" ли она везет?..
      1 Персонаж из повести "Раковый корпус".
      В ожидании этой знакомой муж включил "Спидолу". Почти тотчас мы услышали - по "Голосу Америки": "Правление Союза писателей РСФСР заявило: никто не намеревается задерживать Солженицына, если он захочет отправиться туда, где будут с энтузиазмом приветствовать его и его антисоветские произведения".
      Нам и в самом деле привезли "Литературку" накануне ее выхода и снова с 25-го на 26-е, как и в июне прошлого года.
      В конце статьи, озаглавленной "От секретариата правления Союза писателей РСФСР", наполненной цитатами и руганью Открытого письма Солженицына, обыгрывалось выражение, взятое из Письма. "Держать и не пущать!" - таково, по мнению Солженицына, отношение Союза писателей к литераторам.
      Почему же "держать и не пущать"? Никто этого делать не собирается даже и в том случае, если Солженицын пожелает отправиться туда, где всякий раз с таким восторгом встречаются его антисоветские произведения и письма".
      Таким образом, оказалось, что в статье вопрос о выезде Солженицына за границу поставлен не столь категорично. Да и всю статью мой муж нашел довольно мягкой. Он решил, что ничего пока больше предпринимать не будет, что в его положении снова может создаться стабильность, которая позволит ему продолжать свою основную работу - работу над романом "Август четырнадцатого", 12 глав из которого уже успели так понравиться Александру Трифоновичу...
      Поздно вечером в "Сеславино" приехал Ростропович. Александр Исаевич тотчас спросил его:
      - Читал?
      - Читал. Только, пожалуйста, не отвечай. Я хочу, чтоб у тебя были все условия для творчества.
      Таким образом, решение Александра Исаевича совпало и с советами друзей. А совет такого рода он услышал не от одного Ростроповича. О том же напишет ему Жорес Медведев. "...Я думаю, что в настоящий момент Вам лучше игнорировать статью в "Лит. газете". На нее ответят другие. Хотя вопрос о выезде за границу сформулирован со всякими "если", "не будем препятствовать" и т. д., но это только начало. В случае Вашего вступления в новую полемику эта банда может сделать это поводом для более крутого шага принудительной высылки с лишением гражданства... Плюньте на эту статью, не спорьте с подонками..."1.
      Западная пресса тотчас отозвалась на это "разрешение" Солженицыну покинуть Советский Союз. Би-би-си снова, как и после сообщения об исключении Солженицына из Союза писателей, дало комментарий Мориса Лейти: "...одинокий голос в пустыне..." В "Морнинг стар" профессор Браймс Саймер писал: "Предложение Солженицыну эмигрировать на Запад - недобрая примета для будущего советской литературы и советской культуры"2. "Голос Америки" сообщил, что Пэн-клуб вторично выступил с заявлением, подчеркнув: "...писатель такого масштаба был бы повсюду принят весьма радушно. Союз писателей должен гордиться им, а не исключать". Одновременно отверг возражения Союза писателей, что его действия являются вмешательством во внутренние дела Советского Союза.
      1 Медведев Ж - Солженицыну А, 27.11.69.
      2 04.12.69.
      1 декабря "Свобода" известила о Манифесте Европейского объединения писателей, насчитыва-ющего 2 тысячи членов. В нем говорилось, что "если не прекратятся преследования Солженицына, то они порвут все отношения с СП СССР. Можно исключить Солженицына из Союза писателей, но не из русской литературы!"
      Растрогала Александра Исаевича весть, что два писателя и два художника Норвегии обратились к своему правительству с просьбой предоставить Солженицыну политическое убежище и дом умершего поэта Хенрика Вергеланда, который по его завещанию предоставляется в качестве почетной резиденции самому выдающемуся литератору или деятелю искусств Норвегии. Последний его обитатель Арнольд Эверланд умер несколько месяцев тому назад, и дом пустует...
      В Стокгольме вышла газета, где целая страница была посвящена Солженицыну: его биография и отрывки из произведений.
      По "Голосу Америки" узнаем об обращении к Советскому правительству 16 видных писателей мира и деятелей культуры. Письмо протеста составил Артур Миллер, подписали Сартр, Стейнбек, Стравинский и другие. В нем есть такие строки: "Мы опровергаем, что расхождение писателя во мнении с правительством и печатанье его работ за границей может служить поводом для преследования".
      Конец ноября - начало декабря я пробыла в Рязани: нужно было проведать своих близких. Последние дни перед моим отъездом из "Сеславина" муж немного стал писать, хотя в основном занимался другим: продолжал из разных своих "далевских" блокнотиков выбирать пословицы, начинавшиеся на определенные буквы.
      Прежде всего мне надо в Рязани .выполнить поручение мужа: забрать из Рязанского отделения писателей его трудовую книжку. Звоню туда. У телефона - Э. И. Сафонов.
      - Эрнст Иванович, как ваше самочувствие?
      - Неважное.
      - Неудачно сделали операцию?
      - Да нет, в другом плане.
      Говорю ему относительно трудовой книжки. Назначил прийти за ней на следующий день, предварительно позвонив.
      Однако, когда я позвонила ему в назначенное время, то услышала от него: "Вашей просьбы выполнить я уже не в состоянии". И предложил обратиться к новому лицу, которое здесь появится через несколько дней. (Кажется, в тот раз я так и уехала без трудовой книжки.)
      Узнала некоторые подробности, касающиеся подготовки исключения Солженицына из СП СССР. Оказывается, за 3 часа до заседания Рязанского отделения, в больницу к Э. Сафонову пришел секретарь обкома Шестопалов и предложил ему дать свое согласие на исключение Солженицына (с ним была уже готовая бумага, требовалась только подпись.). Однако Сафонов отказался подписать бумагу. Сказал, что на такое дело он не пойдет, ибо ценит и уважает Солженицына.
      Конечно же, в Рязани бродят новые легенды о Солженицыне: якобы требовал себе виллу в Солотче - не удалось, живет в вилле, которую ему подарил Хрущев. И еще: будто К. И. Чуковский оставил ему 2/3 всего своего состояния.
      Впрочем, последний слух пришел из Москвы. У внучки Чуковского в самых различных организациях спрашивают: будут ли они судиться из-за наследства с Солженицыным...1.
      1 Чуковский К. И. оставил Солженицыну 3 тыс. рублей.
      Но не это больше всего занимало меня в Рязани. Прежде всего бросились в глаза телеграммы.
      Из Актюбинска: "Прочитали в "Литературной России" о вашем исключении из союза писателей тчк. Остается отставить от вас литературу = Чистяков Шаронина".
      Из Москвы: "Спасибо за то что сделано вами для людей и за то что еще будет сделано = Сергей Чесноков".
      Из Белгорода: "Связи последними событиями примите искреннее уважение вашему великому таланту = Перовский, писатель".
      Из Москвы: "Связи испытанием желаю стойкости здоровья вам и близким = Порадек".
      А кто-то побоялся обратиться непосредственно к Солженицыну.
      Из Каунаса: "Дорогая Наталья Алексеевна всей душой с вами желаю прежде всего здоровья как можно больше здоровья = Амикус".
      И... письма, сочувственные письма от доброжелателей... Они ждали меня, они продолжали приходить и при мне, а также после моего отъезда.
      "...Только что прочла Вашу запись позорного собрания Рязанской писательской организации и заметку по этому поводу в "Лит. газете".
      Трудно передать, что я сейчас чувствую. Хочется кричать от возмущения и стыда, и от отчаяния из-за полной невозможности что-то сделать, предпринять...
      Я преклоняюсь перед Вашим мужеством, выдержкой и достоинством.
      Все, что я о Вас знаю, Ваши замечательные книги, Ваша принципиальность и благородное поведение в труднейших ситуациях, - все это вызывает безграничное уважение"1.
      "...Наши надежды на то, что Вы сможете работать в нормальных условиях, не сбылись. В этом есть и наша вина. Нет, не в том, что Союз писателей открыто узаконил давно существующее положение, когда Ваши книги не издавались, Вам запрещали встречи с читателями, СП не охранял Ваши авторские права, - все то, о чем Вы писали в письме к съезду. Ну что ж! Союз писателей только лишний раз подтвердил, что он не творческая организация, а орудие духовного закрепощения народа... А те читатели, в которых Вы нуждаетесь, выбирают себе писателей не по их принадлежности к СП. И они по-прежнему будут находить пути к Вашим книгам. Вина же всех, кто читает Ваши книги, в том, что мы, кажется, не смогли предотвратить возрождение прошлого... Ибо только в этом случае оказалось возможным исключить Вас из Союза писателей, т. е. официально зачеркнуть всю правду, которую Вы сказали, зачеркнуть все, напечатанное Вами, и даже тот краешек правды, который власти сами не так давно признавали. Вы, Александр Исаевич, свою задачу писателя и человека выполняете и, мы не сомневаемся, выполните...
      Мы прочли Ваше письмо, адресованное СП. Спасибо. Спасибо за слова о цельном и едином ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ, о котором так часто забывают (и в этом ГЛАВНАЯ опасность для его существования)..."2.
      1 Сегал Р. Л.
      2 Каплун И. и Иофе О. (студентки), 18.11.69.
      "...Весьма досадно, что марионетки и хамелеоны из стада "литературных" услужителей и их хозяева крутятся под ногами, втыкая палки в колесо Истории. Тщетно! Это колесо нельзя ни замедлить, ни остановить.
      Ваше имя прочно вошло в историю мировой и советской литературы, а Ваши произведения живут, и их хватит на века...
      Мною публично заявлен протест на исключение Вас из ССП. Я переживаю это как величайший позор для нашего общества и его идеалов...
      Крепко жму Вашу руку, дорогой друг"1.
      "...Я знаю, что Вас нельзя исключить и отставить, можно только нас оставить без Вас.
      Кажется, что нужно многим уйти вместе с Вами, но тем самым мы лишимся даже права говорить в Союзе то, что должны сказать..."2.
      "Глубокоуважаемый Александр Исаевич!
      Больно и невыносимо смотреть на борьбу Вашу с клеветой, а вернее - на травлю. Бога ради, не обращайте на все это внимание... Те, для кого Вы пишете, все равно верят Вам и в Вас, а не им, что бы, они ни говорили. А им не докажешь... Единственная их цель, по-моему, - заставить Вас замолчать, помешать работать. И страшно, если это им удастся. Пишите, делайте Вам предназначенное - это, кажется, лучшее, что можно сделать.
      Спасибо Вам. За "Ивана Денисовича", за "Корпус" - за все...
      Вы дороги русской литературе, а вся их мышиная возня не стоит и минуты Вашего времени... "3.
      "Дорогой Александр Исаевич!
      Слухи о последних событиях, происшедших в Рязани, дошли до нас гораздо раньше, чем сегодняшний номер "Литературной газеты", но уже и слухам я верил, как поверили им все, кто умеет анализировать обстоятельства.
      Пишу Вам не потому, что хочу утешить: гений Ваш не нуждается в утешениях... Просто хочу сказать, что в моих подшивках до сих пор еще хранится номер "Литературной газеты" с сообщением об исключении Пастернака...
      Кто следующий?..
      После Вас, кажется, уж и некому.
      И ведь, однако, найдут!
      Разрешите выразить Вам мое самое глубокое восхищение.
      Жму Вашу руку - искренне и по-дружески"4.
      1 Эйхвальд, 17.11.69, Таллинн.
      2 Данини Л. (или П.), член СП, 18.11.69.
      3 Решетников, 24.11.69, Ленинград (письмо написано у нас дома в Рязани).
      4 Прохватилов В., 19.11.69, Ленинград.
      "Дорогой Александр Исаевич!
      Мы постараемся покороче высказать то, что у нас на душе, так как уверены, что в эти дни Вы получите тысячи писем, а Ваше время дорого всем нам.
      Единственно, что нас удручает, так это то, что, возможно, Вы огорчаетесь. В остальном же все происходящее абсолютно закономерно. Более того - в наше время - и это наше общее горе - выписку из протокола заседания, на котором лучший современный писатель России, совесть русской литературы, был исключен из Союза писателей, следовало бы носить на груди как орден. Не говоря уже о том, что гораздо почетнее стоять в одном ряду с Пастернаком и Ахматовой, чем с огромным большинством членов этого самого Союза.
      Дорогой Александр Исаевич! Не огорчайтесь, продолжайте работать. Мы все ждем Ваших новых книг. Мы постараемся достать и прочесть их, а когда-нибудь они открыто будут стоять на полках в каждом доме, где ценят правду. Будем надеяться, что мы доживем до этого.
      Крепко Вас обнимаем"1.
      1 Шатуновская Н. и Собенникова К., сотрудницы ВГБИЛ, Москва.
      "Дорогой Александр Исаевич!
      Еще одно тяжелое испытание выпало на Вашу долю...
      Не слишком ли много для одного человека?
      Нам хотелось бы в связи с этим высказать Вам свое искреннее сочувствие и глубокое уважение.
      Такова уж у нас судьба многих больших и настоящих талантов: иные из них так и оставались всю жизнь на положении гонимых и отвергаемых... Что же, это, быть может, лишний раз доказывает Вашу причастность к большим русским писателям.
      К счастью ведь, исключение из Союза - это вовсе не исключение из литературы. Конечно же, напротив - Русская литература - это Вы, а не секретариат и не рязанские "классики". Их имен, наверное, никто бы и не узнал, не "обессмерть" они себя позорным участием в Вашем исключении...
      Имя же Александра Солженицына прочно и навсегда принадлежит не только русской, но и мировой литературе, и никто не в силах помешать этому. Вопреки всем потокам вылившейся на Вас лжи число Ваших читателей и сторонников растет и будет расти.
      Многое, очень многое хотелось бы Вам сказать. В частности, и о том, что Вам и Вашим близким надо беречь себя; и о том, чтобы Вы сдерживали Ваш (справедливый тысячу раз!) гнев и не поддавались на провокационные проявления, вроде предложений покинуть Родину (КОМУ они это предлагают?).
      И - главное. Мы глубоко верим в то, что нынешние несправедливости и гонения Вы, как никто, в силах преодолеть, переплавив силой своего таланта в новые великие творения. И тогда - Вы победили. Тогда и это тяжкое испытание, выпавшее на Вашу долю, не напрасно1.
      Бажанов из Калинина в своем, как всегда, длинном и многословном письме также советует: "Не поддавайтесь и Вы на такую и т. п. провокацию. Терпите!" А в заключение письма вспоминает меня: "Вашей Наталье Алексеевне привет. Я надеюсь, что она воспринимает эту тяжелую историю не так, чтобы Вам пришлось бы сказать: "Силен тот, кто один"2.
      И на фоне приведенных писем ужасающим диссонансом выглядели две открытки, из которых одна пришла почтой из Москвы, а другая, по-видимому, из Рязани (на ней стоял только рязанский штамп).
      "Бывший писатель Солженицын! Нам не раз говорили старые фронтовики, что зря тебя выпустили из лагеря. Мы сомневались в таких заявлениях, а теперь согласны с ними". Дальше идет брань, которую невозможно переводить на бумагу. К брани примешивается и прямая ложь: "На коньке антисоветчины тебе удалось в войну смыться из армии, и, когда наши отцы отдавали жизнь за Родину, ты спокойно отсиживался в лагерях3. Сейчас ты... на этом коньке хочешь удрать за границу? Не выйдет!"4. И, разумеется, пожелание, чтобы он снова отправился в тюрьму.
      А вот рязанская открытка:
      "Глубокоуважаемый!
      11-го числа вы отметите, видимо, на средства Би-би-си свой день рождения. А мы через 10 дней отметим на свои заработанные день рождения тов. Сталина.
      Давно необходимому решению Союза писателей - УРА!"5.
      Через Рязанское отделение СП пришло "Закрытое письмо писателю Солженицыну" с подписью: "Гонимый нацмен"6:
      1 Недоступ, Платонова Н., Терновская Л., Терновский Л., Габай Г. (Галина), 20.11.69.
      2 Бажанов Б., 29.11.69, Калинин.
      3 А. Солженицын был арестован 9 февраля 1945 года, т. е. за 3 месяца до Победы, а в лагерях оказался уже после окончания войны. (Это, между прочим, для уточнения. Но... не отсюда ли версия Томаша Ржезача?)
      4 Группа московских студентов, конец ноября 1969 года.
      5 Аноним, конец ноября.
      6 30.11.69.
      "Гражданин Солженицын!
      Я не читал вашего Открытого письма Союзу писателей СССР. Но я узнал, что вас исключили из этого Союза... Отлучение от упомянутого Союза - не отлучение от СССР...
      Но зачем вы продали свое перо нашим врагам? Неужели вас здесь так преследуют, житья не дают, со света сживают, живого в землю закапывают?! Мне живется гораздо хуже, чем вам, однако не намерен быть перебежчиком!.. " И дальше типично обывательское: "Вы имеете квартиру, сбережения, имя. Что же вам, черт возьми, еще нужно?!.. У меня фактически нет ни крова, ни заработка, ни здоровья!.. Я неоднократно "жаловался" вплоть до самых высших партийных и правительственных органов. И - что же? Они пересылают мои жалобы тем, кто меня преследует... А те мстят еще шибче!..
      Если бы я поведал свою жизнь тем, кому за рубежом вы адресуете свои письма и рукописи, - вот была бы сенсация!.. И заплатили бы мне, вероятно, не меньше, чем вам. А деньги мне нужны в гораздо несравненно большей степени, чем вам, Солженицын!..
      Но - кукиш-макиш! - Я не для того добровольцем пошел на фронт, чтобы продаться врагам!!
      Я улажу свои "дела" здесь, дома, в СССР!..
      Вернитесь к нам, Солженицын!
      Бросьте!..
      На кого меняете, русский, Советскую Россию?!
      ГОНИМЫЙ НАЦМЕН".
      Но вот - снова письмо с пониманием:
      "Дорогой Александр Исаевич!
      Испытываю потребность сказать Вам, что Ваши запись заседания в Рязани и письмо в Союз писателей РСФСР являются такими же образцами героической публицистики (не только русской), как и названное Вами письмо Лидии Чуковской к Шолохову.
      Вы совершенно правы в своем сознании исторического значения того, что делаете.
      Если смогу быть вам чем-либо полезен, сочту за честь.
      Ваш А. Храбровицкий"1.
      1 Храбровицкий А., 15.11.69.
      Из Ленинграда несколько человек прислали копию своего протеста, направленного в "Правду", "Литературную газету", "Комсомольскую правду" и в секретариат СП СССР: "Недавно в "Литературной газете" было опубликовано извещение об исключении Солженицына из Союза писателей. Это побудило нас написать Вам письмо. Писателя Солженицына мы знаем по произведениям "Один день Ивана Денисовича" и ряду рассказов, публиковавшихся в различных журналах.
      По этим произведениям писатель производит впечатление не только честного человека, но и идейного борца, ненавидящего порабощение, в какой бы форме оно nit выражалось.
      Мы считаем, что исключение Солженицына не аргументировано должным образом!..
      Если антиобщественная деятельность Солженицына выражается в том, что его произведения публиковались за границей и не публиковались у нас по причине идеологической враждебности, то не мешало бы широкому кругу читателей, любящих его опубликованные произведения, убедиться в этом, убедиться путем опубликования произведений и открытой с ними полемики с обвиняющей стороны, равно как и с обвиняемой...
      Что же до обсуждения творчества Солженицына, то оно должно было происходить не в кулуарах СП, а на страницах газет и журналов (исключается не проворовавшийся завмаг, а человек, известный всей стране)... Мы внимательно прочли статью, опубликованную в "Литературной газете" СП. Как ни стараются убедить нас в том, что исключение Солженицына является закономерностью, для нас оно является полной неожиданностью.
      СП опубликовал только выдержки из письма. Так как они преданы гласности, то возникает закономерный вопрос: "Почему бы ни опубликовать его полностью". Ведь выступая от лица "целого и единого человечества", Солженицын бросает вызов людям, исключившим его из общественной жизни страны. Мы, как граждане СССР, тоже, естественно, относим себя к этому человечеству и желаем знать поэтому содержание всего письма. Только путем полемики может быть принято решение об исключении или оправдании писателя.
      В этом процессе должно быть главенствующим мнение всей общественности, а не группы людей, зачеркнувших всю деятельность писателя..." 1.
      1 Янгин Ф., Марина М., Мазур В., Делягин В., Малявина В.
      Копию своего протеста, направленного главному редактору "Литературной газеты" и в секретариат правления СП РСФСР, прислал Голубовский из Новосибирска:
      "...Факты, изложенные в сообщении, молено было бы истолковать как внутреннее дело писательской организации и, как говорится, принять к сведению. Однако авторы сообщения, не поставившие, к сожалению, своей подписи, выступают не только от имени добровольного объединения советских литераторов, но и, как они пишут, от имени "нашего народа" и "широкой литературной общественности".
      Я не знаю, принадлежу ли я к литературной общественности, но являюсь членом нашего общества и частицей народа. Поэтому я считаю своим долгом выразить несогласие с теми несправедливыми и, на мой взгляд, проникнутыми недоброжелательным духом упреками, которые содержатся в упомянутой статье.
      Я делаю это потому, что высоко ценю творчество Александра Исаевича Солженицына. Меня глубоко волнует его человеческая и писательская судьба. Не буду давать дилетантскую оценку литературных достоинств работ Солженицына. Об этом много писали профессиональные литераторы и критики, когда несколько лет назад повесть "Один день Ивана Денисовича" была выдвинута на соискание Ленинской премии.
      Я читал все опубликованные произведения Солженицына и некоторые из тех, о которых сообщала "Литературная газета" 26 июня 1968 г. По своим нравственным устремлениям они кажутся мне сродни высокому и благородному духу творчества Льва Толстого. Поэтому я решительно не могу согласиться с утверждениями авторов статьи, что произведения Солженицына "проникнуты антисоветскими тенденциями" и что он "стоит на чуждых нашему народу и его литературе традициях".
      Уж не считают ли авторы антисоветскими тенденциями то, что совесть писателя не может забыть и смириться с недавним произволом, и в произведениях его так обнаженно звучит боль за поруганное нравственное достоинство миллионов людей. Или, может быть, им кажутся антисоветскими столь характерные для творчества писателя призывы к добру и любви?1
      1 Этот абзац выделен Солженицыным коричневым карандашом (знак одобрения).
      В опубликованном в газете сообщении больше половины места уделено тому, как используют имя Солженицына и его творчество наши враги и недоброжелатели... Произведения Солженицына служат укреплению нравственных и идейных основ советского общества, а коварные враги наши, опасаясь этого, специально расточают комплименты произведениям писателя в надежде на то, что найдутся люди, которые мыслят по схеме: раз враг хвалит, значит, нам надо ругать, значит, по их представлениям, писатель "сомкнулся с теми, кто выступает против советского общест-венного строя". И такие люди, к сожалению, не только нашлись, но и выступают от имени народа.
      Я убежден, что у Советского Союза за рубежом друзей и доброжелателей гораздо больше, чем врагов. И вместо того, чтобы читать на страницах Вашей газеты об очередных трюках врагов, мне, как читателю и почитателю творчества Солженицына, было бы несравненно интересней узнать о том, что думают и говорят о писателе и его произведениях миллионы наших зарубежных друзей. Как оценивают, например, творчество Солженицына и факт исключения его из Союза писателей СССР литераторы социалистических стран, коммунисты и наши доброжелатели из Италии, Великобритании, Франции и других стран...1.