– Тебя к телефону, – позвала мама.
      – Угу!
      Максим не без сожаления отложил в сторону том Моммзена, встал, взглянул в окно. Поредевшая крона старого клена уже не скрывала соседний дом. Зимой он виден весь – старый, еще начала века. Клен, красный кирпич знакомых стен, нитки телефонных проводов…
      Его детство. Его мир. Его жизнь.
      – Это Нина, – услыхал Максим. – Но вспоминать меня совсем необязательно.
      – Я не забывал, – ответил он, и уточнил: – Не забыл. Телефонная трубка внезапно стала горячей.
      – Сейчас я продиктую телефон. Если хочешь – позвони… Максим, поскольку ты все-таки… интель, скажу сама. Ты мне ничем не обязан, понимаешь? Звонить необязательно.
      – Диктуй, – выдохнул он.
      Карандаш был уже в руке. Номера Максим обычно записывал на полях старой телефонной книги.
      – Сейчас… – Нина засмеялась. – Я твои стихи вспомнила. Про Афродиту Аргимпасу. «Он не спал. Средь звезд немого гласа шел сквозь тьму – и замер, недвижим…» Правильно?
      Трубка превратилась в лед. Максим не упоминал при ней Аргимпасу. Он вообще не читал Нине стихи.
      – Правильно, – слово выговорилось на удивление легко. – Диктуй номер!
      Или все-таки было? Кажется, они говорили про Мозолевского, про раскопки Гаймановой могилы. Но ведь он читал по-украински! Или…

      Девушка отошла от телефона, раскрыла ладонь. Бусина. Теплый огонь сердолика.