Русская фантастика 2005

      Кто бы говорил, улыбнулась она. Ты просто упивался своей ролью. И сыграл отлично, между прочим. А Дядя правда собирался арестовать и пытать его?
      Конечно, дорогая. Здесь не Вашингтон, и даже не Лин­кольн. Здесь очень не любят шпионов. Они готовили ловушку прямо на выходе из салуна. Плюх должен был схватить парня за ногу, и тут же с балкона второго этажа ему на шею кидали петлю. Он ничего не успел бы сделать. Мне пришлось сказать Дяде, что парень – мой, и точка. А потом – самому парню дать это прочувствовать.
      Я горжусь тобой, снова улыбнулась она. Ты, как обычно, не оставил никому выбора. Они все пытаются, насколько могут, сузить чужое поле решений, а ты просто отнимаешь у других право выбирать.
      Только не у тебя, подумал Енот. Слушай, какого черта, ты мне давным-давно отдала все долги…
      Давай не будем об этом, попросила она. Любимый, не хмурься. Ты устал, у тебя был трудный день. Иди сюда, ложись.
      А что мне остается, подумал он, что мне остается.
       Я сижу на насыпи у водокачки, поджидая состав. Рядом переминаются с ноги на ногу лошади и прохаживаются трое вооруженных мужчин. Мы уже познакомились. Они дали мне пару долларов – я сказал, что в городе меня обчистили до нитки и пытались убить.
       Собственно, так и было.
       Когда эти трое ограбят поезд, я сяду на него и поеду на север.
       Кто-нибудь, заберите меня отсюда прямо сейчас.

Олег Овчинников.
Оргазм в октябре

      Его всосало и выплюнуло, но где-то в промежутке еще и раскрутило бешеным волчком, так что Трифону, даже несмотря на вновь обретенные способности, понадобилось несколько долгих микросекунд, чтобы сориентироваться на новом месте.
      Полигон представлял собой круговое плато диаметром 8400 метров, засыпанное мелким красным песком, почти пылью. Местами сквозь пыль проглядывала плита, образующая основание, судя по цвету, из монолитного асфальтида. Небо напоминало огромный мыльный пузырь, радужно отливающий по краям у горизонта и почти прозрачный над головой. Через него вполне можно было наблюдать звезды, если бы не затмевающее все на свете солнце, также красноватое и палящее. В паре километров к югу от плато чернел глубокий шрам пересохшего канала. Дальше начинались скалы.
      «Что это? – подумал Трифон. – Марс?»
      – Нет, «Сникерс»! – раздался в его голове дребезжащий женский голос с заметным акцентом.
      Трифон внутренне поморщился. Курсанта до сих пор коробило от осознания того, что каждая его мысль во время операции мгновенно становится известной людям за пультом. Или нелюдям, вроде Немки.
      – Вон из прохода, Грифон! – последовала мысленная команда. – Не задерживай высадку!
      «Стерва! – выразительно подумал Трифон. – Не умеешь говорить, так хоть думай по-человечески». Вместо «вон» у Немки получалось «фон», а уж как она умудрилась изуродовать простое русское имя Трифон… Впрочем, в качестве позывного «Грифон» звучало очень даже неплохо.
      Он перебрал манипуляторами, откатившись на десяток метров в сторону, при этом заметил, что кое-где песчаная пыль маскирует отверстия и трещины в плите, и отрегулировал соответственно площадь ступающих поверхностей. Портал немедленно замерцал, возникла светящаяся точка в центре, быстро разрослась до нужных размеров и ярко вспыхнула напоследок, прежде чем раствориться в небесном перламутре.
      Марфа упала на песок с высоты нескольких метров, грациозно спружинила манипуляторами и повела башней, оглядываясь.
      – Что это? Марс? – мгновение спустя спросила она.
      – Нет, «Сникерс»! – машинально ответил Трифон.
      – Отчень остроумно! – ввинтился в мозг дребезжащий голос Немки. – Вы в системе Каппы Полипа…
      «Ничего себе! Нормальному человеку и не выговорить…»
      – …на десятой от местного солнца планете. Она называется Октябрь.
      – А всего планет, что ли, двенадцать? – догадалась Марфа.
      – Да. И вы здесь, чтобы подавить восстание.
      – Октябрьское? – прыснул Трифон.
      Он слушал вполуха, то есть с учетом ситуации лучше сказать: одним полушарием. Его взгляд постоянно возвращался к Марфе, тем более что, кроме нее, на залитом солнцем полигоне смотреть было не на что. Он любовался ее стройными подвижными манипуляторами, покрытыми чувствительными волосками датчиков движения, изящной башенкой с чуть раскосыми смотровыми щелками – рудиментарным напоминанием о тех временах, когда для управления тяжелой машиной требовалась целая команда сидящих внутри операторов.
      Трифон представил себе четверку небритых потных мужиков в грязных сапогах (которые мало того что сами забрались в его тонкое электронное нутро, но и для неясной надобности прихватили с улицы какую-то облезлую шавку) и содрогнулся от отвращения. Нет уж, слава конструктору, ПАУКу, то бишь полуавтоматической установке Каталкина, такая участь не грозит. Он перевел взгляд на Марфу и, не стесняясь Немки, подумал: «Все-таки какая же она прелесть!»
      – Не заводись раньше времени, – холодно посоветовала напарница. – На вот, остынь.
      Она игриво обдала Трифона тонкой фотонной струйкой, не способной нанести серьезного ущерба, разве что выбить пыль. Но эта ласка только сильнее возбудила его. «Где эти чертовы повстанцы?» – в нетерпении пробормотал Трифон.
      – Горятчий, горятчий малчик! – похвалила вездесущая Немка.
      Он не ответил. Не хотелось нехорошо выражаться при напарнице.
      – Марф, а можно я буду звать тебя Прелесть? – спро­сил он. – А ты меня…
      – Балда! – перебила она. – Смотри!
      Над дальней оконечностью полигона замигал светлячок вражеского портала. Отличить его от своего было легко по бледно-зеленому свечению. Из портала один за другим высыпались один, два, три… пятеро КЛОПов! Выплюнув пятого, канал вхлопнулся внутрь себя и стал невидим для датчиков Трифона.
      «Ну ничего себе – пятеро! – возмутился он. – Извращенцы! Дешевые дрочуны!» Хотя, строго говоря, до сих пор не было доподлинно известно, откуда повстанцы черпают энергию для боя. Может быть, из детских страхов или боли одиночества. Тем более извращенцы! Вот в группе Трифона всегда работали парами. Разнополыми, естественно.
      – Ого! – сказала Марфа, и хотя это «ого» относилось не к нему, Трифон возбудился еще сильнее. Выжимая из ходовой все возможное, он рванулся на огневую.
      – Да, маленький, да. Ты справишься! – неслось ему вслед.
      Сама Марфа осталась в тылу (вполне разумно, учитывая, что ей нужно больше времени на разогрев), по мере сил оказывая товарищу моральную поддержку. М-м-м… оральную, промычал Трифон и почувствовал, что сейчас взорвется. Нет, ни в какой поддержке он определенно не нуждался. Генераторы и без того гнали плазму как ошпаренные, разрядники были накачаны под завязку. Единственная проблема, беспокоившая его, – не разрядиться бы раньше времени. В воздух! А что, говорят, бывали случаи…
      Как же долго продержала его в резерве злопамятная Немка!
      – Марфа! – хищно прорычал Трифон.
      – Что, маленький, что? – вспыхнуло в мозгу ласковое.
      – У-у-у-у-у!
      Первый залп удался на славу: рассредоточенный, навесной, по групповой цели. На то они и КЛОПы, чтобы давить всех скопом, пока не разбежались, не попрятались. Струи сверкающей плазмы накрыли как минимум троих, один из которых, тот, что телепортировался последним, не успел пройти и метра по сыпучей поверхности Октября. И, судя по виду повреждений, уже не успеет.
      – Умничка, – похвалила Марфа, приближаясь. – А ну-ка, дай я!
      Трифон резко перекатился вправо. Гибкие сочленения манипуляторов делали возможным такой маневр.
      И очень кстати! Ответный залп слегка поджаренных КЛОПов не заставил себя долго ждать.
      Мощный разряд ударил в то место, где секунду назад находился Трифон. В песчаной пыли образовалась трехметровой длины прогалина угольно-черного асфальтида.
      Марфа била расчетливо, наверняка и совершенно беззвучно, что у предыдущих напарниц Трифона случалось редко. Обычно они хотя бы поскуливали в такие моменты или несли невнятную чушь; Олеся, например, материлась сквозь зубы, занудно-однообразно. Марфа молчала. Ее точечные удары уверенно находили цель: одну, вторую, третью. Наконец иссякла и она.
      – Откат! – скомандовала Немка, разом испортив Трифону настроение.
      – Без гундосых солнце светит! – огрызнулся он.
      Трифон немного завидовал Марфе. Сам он едва ли смог бы расходовать боезапас так долго, точно и… хладнокровно.
      Только трое из пяти КЛОПов погнались за ними. Их задние турбины оставляли за собой многометровый шлейф потревоженной пыли. Из оставшихся один совсем сдох, датчики фиксировали нулевую энергоактивность, а другой, раненный в ходовую, стоял на месте, провожая отступающих поворотом башни. От него в принципе еще можно было ждать неприятностей, но только в ближнем бою.
      – А ты долго… ну, перезаряжаешься? – поинтересовалась Марфа.
      – Никто пока не жаловался, – усмехнулся Трифон.
      Честно говоря, он мог продолжить хоть сейчас, но хотел подкопить энергии, чтобы вышло поэффектней. После показательных стрельбищ, устроенных Марфой, ему тоже хотелось произвести на нее впечатление.
      – Да? – кокетливо усомнилась она. – Ну что ж. Если понадобится моя помощь… все, чем могу.
      – Да? – передразнил ее Трифон. – Повтори мне это, когда вернемся в операторскую.
      – Посмотрим…
      – Ты прелесть! – не сдержался он.
      – Ты тоже мне нравишься.
      Засоряя эфир подобным трепом, они добрались до границы полигона и, не снижая скорости, понеслись дальше, на юг. Теперь вместо асфальтидового монолита их манипуляторы ступали по мягкому грунту планеты, проминая его и ловко маневрируя среди неровностей рельефа. А вот преследователям с их утюгообразными телами и низким клиренсом волей-неволей пришлось замедлиться.
      Когда через минуту с небольшим путь Трифону и Марфе преградило извилистое русло пересохшего канала, КЛОПы отставали уже на километр.
      – Куда теперь? Разворачиваемся? – спросила Марфа. – Или ты не готов?
      – Погоди.
      Трифон был почти готов. Однако просто развернуться к противнику лицом и обрушить на него всю мощь неизлитой нежности было бы слишком грубо. Хотелось игры, интриги, флирта.
      – Давай поиграем, – предложил он.
      – Как это? – удивилась Марфа, невольно или сознательно принимая наиболее привлекательную позу: легкая осадка назад, передняя пара манипуляторов чуть скрещена, башня полуобернута навстречу солнцу. В серебристых плоскостях Марфиного тела Трифон видел множественные свои отражения, голубоватые искры, проскакивающие между блоками накопителей, быстро заполняющиеся разрядники… и чувствовал, что готов уже не почти.
      – А вот так! – воскликнул он, ощущая себя расшалившимся подростком периода ранней пубертации, каковым, собственно, и являлся.
      Он рухнул в пыль плоской полусферой кабины, распластав манипуляторы на манер розы ветров, затем загнул их вверх под непредусмотренным инструкцией углом и свел вместе над башней, став похожим то ли на футбольный мяч, то ли на оторвавшийся клубок перекати-поля. В таком виде, используя амортизирующие свойства своих многофункциональных ног, он скатился на дно канала.
      – Ого! – сказала Марфа, и Трифон подумал, что если не усмирит эмоции прямо сейчас, то, чего доброго, отстрелит себе манипулятор-другой. К сожалению, обычный прием с перемножением в уме трехзначных чисел в данном случае не срабатывал: бортовой компьютер щелкал такие задачки не замечая.
      – Давай за мной! – весело скомандовал он.
      – А вылезать как? – осторожничала Марфа.
      – Грифон, немедленно прекратите самодеятельность! – не преминула вклиниться Немка. «Р» от «прекратите» противно перекатывалось у нее во рту, как подобранная с пола окаменевшая карамелька.
      – Шайзэ, – выругался Трифон и, не будучи уверен в своем немецком, перевел: – Дерьмо! – Потом снова позвал Марфу: – Ну, давай же!
      – Я боюсь, – призналась она.
      – Чего? – рассмеялся Трифон. – Из капсулы вывалиться?
      Действительно, в то время как сознание операторов без жалости и страха манипулировало мощнейшими боевыми единицами, их человеческим телам, оставшимся в управляющих капсулах, угрожали разве что пролежни да неприятные сюрпризы от органов выведения.
      Первого КЛОПа, сунувшегося в канал, Трифон, укрывшийся за естественным изгибом, накрыл еще на спуске, так что до дна тот долетел уже бесформенной и бесполезной грудой, которую не приняли бы даже в металлолом. Второй КЛОП сам неуклюже приземлился на плоскую спину, да так и остался лежать, беспомощно семеня лапками, точно одноименное насекомое, и обугливая ни в чем не повинный песок метра на три вокруг себя.
      Этот бессмысленный расход боекомплекта Трифон счел лишним подтверждением того, что повстанцы черпают энергию для боя откуда-то не оттуда. Из страха, из паники, возможно, из предчувствия близкой гибели, в общем, совсем из иных источников, чем все нормальные люди.
      Тратить на лежачего свежий заряд было жаль.
      – Погоди ты! – остановил Трифон Марфу, которая, судя по частоте несущихся в эфир «маленьких» и «миленьких», начала заводиться не на шутку. – Сам добью.
      А потом просто подъехал к перевернутому на минимально безопасное расстояние и слил на его беззащитное брюхо все, что оставалось в практически разряженных ге­нераторах. И едва не поплатился за такое циничное хулиганство.
      Третий КЛОП, предусмотрительно оставшийся наверху, выпустил по Трифону разряд, по счастью, короткий и одиночный. На большее его предусмотрительности не хватило, так как Марфа, чьи накопители, казалось, вот-вот расплавятся от переполнявшей их энергии, с утробным урчанием уничтожила его единственным выстрелом. КЛОП, конечно, сдетонировал напоследок, но многочисленные осколки разлетелись поверху, никому не причинив ущерба.
      – Вах! – огорченно сказала Марфа. – Я еще хочу.
      Прежде чем ответить, Трифон закончил трестировать свое тело на предмет повреждений. Течь в левом накопителе, поврежден один манипулятор, на другом как бритвой срезало все датчики. Теперь, если враг подкрадется слева, Трифон рискует его не почувствовать, но в целом ему сильно повезло. Могло быть гораздо хуже.
      – Ну давай добьем того, безногого, – предложил он. – Кстати, спасибо.
      – Угу.
      Они выбрали наиболее пологий участок склона и рухнули перед ним на колени, приготовившись к трансформации. Поврежденный манипулятор не помешал Трифону: сочленение уверенно вошло в сочленение, сменился рельеф несущих поверхностей, и вот вместо восьми ступающих конечностей он обзавелся парой сносных гусениц. Мощно взревев двигателями на подъеме, два ПАУКа вынеслись на равнину… и замерли в оцепенении.
      – Ты, кажется, хотела еще? – напомнил Трифон.
      – Ну не столько же! – оторопело заметила Марфа.
      Ее датчики отследили уже двенадцать новых целей, а зеленая вспышка портала все еще мерцала над полигоном, не собираясь коллапсировать.
      – Але, гараж! – позвал Трифон. – Отследите наши координаты и настройте портал. Мы сматываемся.
      – Секунду, – немедленно отозвалась педантичная Немка, – какая-то проблема с каналом.
      – Какая еще проблема?
      – В данный момент это выясняется. Попробуйте продержаться какое-то время.
      – Вдвоем против пятнадцати? Нет уж, спасибо. Вытаскивайте нас вручную! – потребовал Трифон, в голову которого закралось смутное подозрение.
      Хотя после насильного прерывания сеанса потом сутки болит голова, вдобавок врагу достается вся брошенная техника, такой выход был все-таки лучше, чем ощущать, как тело твое вылизывают языки холодной плазмы.
      – Ну что ты, малтчик! – неожиданно развеселилась Немка. – Вручную – это твоя специализация. Жалко будить, ты такой сладкий, когда спишь.
      – Фригидная сука! – Бессильная злоба заставила Трифона забыть о присутствии Марфы. – Ну, погоди, я вернусь… Я ведь все равно вернусь, ты в курсе? И тогда мы посмотрим, кто заснет крепче!
      Теперь-то задним умом он сообразил, какова была истинная цель этого внеурочного задания. И почему в операторской осталась одна Немка, хотя по инструкции наблюдающих должно быть минимум двое. Эта мстительная гадина решила расквитаться с ним! Черт! Надо было еще тогда подать рапорт о переводе. Или уж сделать то, чего хотела от него наставница, и так, как она хотела. Мало ли, что неприятно. Гореть заживо тоже неприятно.
      – Нас что, бросили? И что же теперь делать? – растерянно спросила Марфа, и Трифон с трудом отогнал от себя образ прыщавой, неуклюжей девицы, явно обделенной мужским вниманием, каких только и берут на эту работу.
      – Главное – не скутчать! – злорадствовала Немка.
      КЛОПы отчего-то не спешили нападать, только елозили по полигону, выстраиваясь каким-то причудливым по­рядком. Должно быть, осознавали свое безусловное превосходство и хотели сполна насладиться триумфом. Ну и пусть, подумал Трифон. Зато меньше мучиться.
      Он тупо попер на врага, на ходу бросив Марфе:
      – Ты как хочешь, а я свое отстрелял.
      Он шел напролом, брал противника на испуг, провоцировал, не пытаясь нанести удар, думая только: скорее бы все закончилось. Все равно после предательства Немки его разрядники надолго перешли в небоевое состояние. Ну ничего, вот сейчас его испепелят, он очнется внутри управляющей капсулы, посмотрит в холодные глаза наставницы, аккуратно, двумя пальцами придержит ее острый подборо­док…
      Однако КЛОПы не стреляли. Методично окружали Трифона, загоняли, выдавливали обратно на дно канала. Вероятно, они намеревались взять ПАУКов «живьем», чтобы получить образцы правительственной техники.
      – Не хотите по-хорошему? – отступая под их натиском, усмехнулся Трифон. – Как хотите. Марф, прижги, пожалуйста, сколько сможешь. Я сдетонирую.
      Детонация была в его состоянии последним выходом, благо на дне накопителей кое-что все еще плескалось.
      – Ну да, а мне потом одной с этими вонючками куковать? На твои обгорелые осколки возбуждаться? Или на КЛОПов? А может, на Немкин голос? Я что, на извращенку похожа? – неожиданно заупрямилась напарница, выкатываясь вперед. – Нет уж, я первая!
      Умом Трифон понимал, что Марфа права, у нее наверняка больше опыта по самодоведению, да и женский оргазм в среднем на 20 гигаджоулей мощнее мужского. Она рванула в сторону КЛОПов и, не дойдя до них сотни метров, развернулась в сторону Трифона.
      – Ну же! – позвала Марфа. – Иди ко мне! Тришка, Тришенька…
      Он потянулся за ней, сам невольно начиная возбуждаться. В конце концов, почему бы не сделать это одновременно? Вот это будет фейерверк! Правда, работая в паре с Марфой впервые, он не успел еще вникнуть в особенности ее темперамента. Не рванет ли раньше времени? Дождется ли его?
      – А это правда? – жадно спросил он. – То, что ты тогда сказала?
      – Что, маленький? – нетерпеливо отозвалась она. – Что правда?
      – Ну, что я тебе нравлюсь.
      – Да, сладкий мой. Как ты можешь не нравиться? Отягощенная модель, офигительные разрядники и… о!
      – Да нет. Я про вообще. В жизни.
      – Дурак! Не ломай кайф. Нашел время… – огрызнулась Марфа. – Лучше… Повернись вот так. Ну, пожалуйста! И задние манипуляторы вытяни, чтобы на солнце за-сверка… Да! Теперь, ради бога, секундочку не шевелись. Все! Иди ко мне! Да не так, дурачок! Сзади, чтобы к накопителям поближе…
      И он послушно прижался к ней, желанной и желающей, всем своим большим и мощным телом ощущая приближение цепной реакции…
      Через полчаса, выходя из душевой, Трифон с удовольствием вспоминал выражение лица Немки, и без того достаточно неприятное, которое отнюдь не улучшил отпечаток ладони на щеке – грубой, скорее мужской, чем подростковой. О возможных последствиях он не думал. Если кому-то здесь и светят какие-либо карательные санкции вплоть до увольнения в запас, так это Немке, нарушившей инструкцию ради мелочного сведения счетов. Едва ли Трифона упрекнут за рукоприкладство, сегодня он герой.
      В соседней кабинке, фальшиво насвистывая, грелась в плотных водяных струях Марфа. Тоже героиня. Временами, когда девичья фигура за мутным запотевшим стеклом наклонялась вперед, Трифону чудилось в ее силуэте что-то смутно знакомое. То ли элемент ходовой, то ли блок накопителя, каким он видится сзади, не хватало только голубых искорок рвущегося наружу разряда.
      Попробовать, что ли, пристать? – полушутливо подумал Трифон и сам себе ответил: да ну! Вот через неделю, если их снова вместе отправят на задание, – тогда да, а так… Нет, так неинтересно.
      С этими мыслями Трифон подошел к стене, задумчиво стянул опоясывающее чресла полотенце.
      «Что это я? Разнесет же все на хрен!» – ужаснулся он, глядя, как струя тяжелых фотонов ударяет в стенку писсуара.
      Но струя благополучно преломилась о сверкающий фаянс, и только теперь курсант с легким сожалением вспом­нил, что больше не ПАУК.

Сергей Чекмаев.
Очевидец

      Антон неторопливо щелкал мышью, морщился, поглядывая на экран. Материалы вчерашнего эфира оставляли желать лучшего. ДТП на Волгоградке с пьяным водилой. Трое пострадавших, жертв нет. ДТП в Капотне: наезд на остановку, пустую, слава богу. Пожар в заброшенной сторожке старого склада. Здесь без жертв не обошлось – двое бомжей сгорели заживо вместе со своим временным обиталищем. А может, и не бомжей, может, кто-то таким образом спрятал концы своих грязных делишек.
      В кадре лениво дымилось нечто деревянное, пожарные, по трое на брандспойт, старательно заливали «возгорание» целыми океанами воды. Недалеко топтались и вездесущие зеваки – несмотря на ранний час, их набралось порядочно: мальчишки из ближайших домов, собачники, всякие бегуны-джоггеры, сторонники здорового образа жизни. Вон один такой стоит: высоченный как каланча, вырядился не по погоде в темный бесформенный плащ. Бэтмен, блин!
      Так, что там еще? Бытовуха. Обыденная до зубовного скрежета: познакомились, выпили, закусили, снова выпили… тут выпивка кончилась, а пока решали, кто пойдет за новой порцией, – схватились за ножи. Цинизм, иначе не скажешь, а все равно – рутина. Такими материалами рейтинг не поднимешь. А значит, шеф опять будет брызгать слюной и рассказывать про «о-очень серьезных людей», которые не для того деньги на канал давали. Если и сегодня не подвернется материал, из которого спецрепортажик можно раскрутить…
      Может, ночная бригада чего-нибудь этакое привезла?
      Антон поискал глазами трубку. Где же она?
      Наконец телефон нашелся под пачкой разношерстных бумаг, прижатых от сквозняка переполненной пепельницей. Антон набрал номер, зажал трубку плечом. Глебов мобильник привычно отбарабанил: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». Олух! Опять оставил где-то! Придется в аппаратную звонить… Как же там новенькую эту зовут? Катя, что ли?
      – Алло? – вопросительно пропел в трубку мелодичный голосок.
      – Катюша? Привет, Антон говорит…
      – Здравствуй… те…
      Бедная девочка! Два месяца всего на работе – еще не поняла пока, каких начальников можно звать на «ты» и по имени, а каких – только на «вы», даже в самой неформальной обстановке. Ничего, привыкнет.
      – Глеб с бригадой приехал уже?
      – Полчаса назад.
      – Угу. Дай его, пожалуйста…
      Шуршание, звонкий перестук каблучков, какая-то невнятная скороговорка. В ответ – «бу-бу-бу» профессорским басом и в трубку:
      – Слушаю.
      – Привет, старик! Опять телефон профукал?
      – Да не-е… Батарейка села, собака, я его в тачку снес – заряжаться. Ты насчет материала, да?
      – Угадал.
      – Предупреждаю сразу, ничего оригинального. Обыденка полная. Хоть стой, хоть падай.
      – Блин! Совсем ничего?
      – Ну, монтаж мы пока не закончили, возни еще на полчаса, но я тебе и сейчас могу сказать: ничего.
      – Ладно. Все же, как смонтируете, поднимись ко мне – о’кей? Подумаем, чего из этого в эфир можно дать. А то, чую я, шеф меня скоро без вазелина пользовать будет. Да так, что мало не покажется.
      – Гуд. Договорились.
      Минут через сорок в кабинет без стука ввалился Глеб. За это время Антон успел скурить до фильтра уже третью «элэмину». Места в пепельнице не было, и он тушил окурки в кадке с фикусом. Цветку было по фигу. На своем веку ему довелось попробовать кое-что и посильнее никотина.
      Глеб грузно опустился на потертый кожаный диван – пружины только скрипнули, – почти не глядя, одним движением воткнул кассету в приемник.
      – Смотри, начальник.
      Первый сюжет ночной группы не баловал оригинальностью: трое приезжих откуда-то с южных границ попались с фальшивыми баксами. Беспристрастная камера цепко вглядывалась в ошарашенные рожи задержанных (такого поворота они точно не ожидали), деловито сканировала веером расстеленные на столе пачки зеленых купюр.
      Все-таки Глеб – классный оператор! Молодец! Даже такой скучный материал ухитрился подать словно конфетку. Только зритель этих конфеток за последние годы наелся вдосталь. Сколько уж раз на экране возникали такие же вот неудавшиеся аферисты да долларовые россыпи. Поначалу цепляло, конечно. Любой человек, глядя на зеленое изобилие, подспудно думает: «Вот бы мне! Уж я бы не попался!» На первый раз так думает, и на второй, и на пятый, а на десятый – зевает и отворачивается. А теперь, завидя привычный пасьянс из долларов на казенных ментовских столах, и вовсе переключит программу. Нет, этот материал первым ставить нельзя.
      – Это в самый конец. И покороче.
      – Да ежу понятно! Чего мы, маленькие, что ли?
      – Ладно, не обижайся. Это я так – диктаторские замашки проявляю. Редактор я или что? Выпускающий или где? Ладно, крути дальше.
      Глеб крутанул верньер. По экрану забегали менты, суетливо просеменили задержанные южане. Ага. А вот и новый сюжет. Тоже не фонтан, прямо скажем. На каком-то там километре МКАД перевернулась огромная фура с мебелью. Наверняка водила пытался увернуться от чрезмерно наглой иномарки, попал колесом на бордюр – и готово.
      Здоровенный трейлер завалился набок, перегородив сразу три полосы. Ехавшая следом «Волга» успела дать по тормозам, а вот «Шкоде» со второй полосы не так повезло. Телевизионщики подъехали раньше спасателей, почти одновременно с ментами. Глеб опять оказался верен себе – успел заснять, как два гаишника и санитар со «Скорой» матом и парой гнутых монтировок пытались отжать заклинившую дверь «Шкоды». Им на помощь подбежали еще два дальнобойщика и таксист-армянин с пассажиром – высоким мужчиной в темном, изрядно помятом плаще. Из видавшей виды «Победы» вылез сухопарый ветеран с тускло блестящим орденом. Всем вместе на «раз, два, взяли!» им удалось отогнуть дверь едва на ладонь. Поплевали на руки, приготовились еще раз, но тут прибыли спасатели с гидравлическим домкратом.
      Антон кивнул на экран.
      – Чего там с пострадавшими? Выяснили?
      – Обижаешь. Водила фуры отделался сотрясением мозга и парой ушибов, а женщина из «Шкоды»… Там не так просто. Чтобы ее достать, всю тачку пришлось на металлолом распилить. Хорошего мало, в общем. Шесть переломов, из них три – грудной клетки. В Склиф повезли.
      – И?
      – Через пару часов звонил – состояние тяжелое, го­ворят. Но – выживет.
      – Ладно. Значит, в Склиф ехать не надо. Дай в конце пару секунд больничных коридоров, врачи чтоб в белых халатах посуетились… ну, короче, найдешь что-нибудь такое. И текст – состояние, мол, тяжелое, критическое… кстати, а кто она?
      – Кто?
      – Блин! Да пострадавшая же! Узнай! Если выяснится, что мать троих детей и обладательница счастливого семейства, – в самый раз. Добавь чего-нибудь такого слезоточивого. Ну и общая мысль… Понакупили, мол, красивых тачек, права проплатили, а теперь ездить по городу нет никакой возможности.
      – Понял.
      – В таком вот разрезе. Сам понимаешь, если ничего посильнее не будет, этот сюжет – в начало, в крайнем случае вторым. Еще что?
      – Дальше совсем отстой, – Глеб ловко орудовал верньером, – обязаловка от наших доблестных брандмейсте­ров. У них там соревнования какие-то прошли, типа кто быстрее окурок в урне затушит, вот и навязали нам.
      На экране трое мускулистых парней с нечеловеческой быстротой разворачивали брезентовый рукав. Несмотря на дикую жару, все они щеголяли в глухих «негорючих» комбезах, касках с воротниками и с неудобными коробками дыхательных аппаратов на спинах.
      Антон поморщился.
      – Понятно. Дальше.
      – Дальше будет веселее.
      Происшествие было действительно из редких. На одной из новомодных реставрационных строек, когда от старого дома оставляют лишь стены, внутри все выстраивая заново, рухнул башенный кран. Погиб крановщик, да еще двух рабочих задавило обвалившимися от удара перекрытиями. Глеб искусно дал общую панораму: ржавый каркас крана утопает в куче щебня, еще недавно бывшей домом. Спасатели нагнали кучу техники для разборки завала. Поначалу еще надеялись, что оказавшиеся под завалом люди живы – разбирали руками. Камера крутилась рядом, выхватывая то крупный план измазанных в штукатурке рук, то озабоченные лица спасателей. Мобилизовали некоторых зевак и случайных прохожих – люди организовали цепочку. Камера проследила путь одного каменного обломка. Вот он в руках у тщедушного очкарика, вот – у мрачноватого типа в спецовке, теперь…
      – Стоп!!! Стоп! – неожиданно закричал Антон.
      Глеб послушно ткнул в паузу.
      – В чем дело?
      – Дай-ка крупный план… Нет, не этого! Предыдущего. Вот он!!!
      Камень оказался в руках у высоченного, под два метра, парня или мужчины – лица не видать – в темном, бесформенном, измятом плаще.
      – Что, твой родственник? – спросил Глеб ехидно.
      – Знаешь, – тон у Антона был такой, что Глебу сделалось немного не по себе, – я тебе пока ничего говорить не буду. Не хочу потом идиотом выглядеть. Просто отпечатай этот и несколько следующих кадров.
      – Ладно, – Глеб пожал плечами, – как скажешь…
      Принтер с тихим, почти ласковым шуршанием выплюнул десяток листов. Плащеносец вышел не очень отчетливо, но в общем неплохо. Антон схватил листки, стал их жадно рассматривать. Потом перебросил парочку через стол.