Внутри суетились люди с ворохами бумаг и коробками в руках, но на него никто не обращал внимания. Казалось, все были близки к панике, и с каждым подземным толчком это ощущение усиливалось. Он пересек приемную и начал торопливо подниматься по широким каменным ступеням. Серебристо-белый камень был испачкан грязью, но, похоже, теперь это никого не заботило. Он подошел к нужной двери, простой и неприметной в сравнении с высокими, вызолоченными дверями зала собраний, и без стука проскользнул внутрь.
      Вдоль длинного стола стояли Айз Седай. Было их около полудюжины, и они, кажется, даже не замечали, что стены зала время от времени содрогаются, ибо о чем-то спорили. В зале находились только женщины.
      Джонай поежился. Ему трудно было представить, чтобы здесь, среди них, вновь оказался мужчина. Но бросив взгляд на стол, он уже не поежился, а содрогнулся. Там, на расстеленном вместо скатерти Драконовом стяге Льюса Тэрина Теламона, Убийцы Родичей, лежал хрустальный меч. Сердце айильца сжалось. Почему эти вещи здесь? Почему их не уничтожили, как и саму память о проклятом?
      - Что толку в твоих Предсказаниях, - почти кричала Оселле, и ее длинные волосы развевались, когда она в ярости трясла головой, - что в них толку, если ты не можешь сказать нам когда?! От этого зависит судьба мира! Будущего! Самого Колеса!
      - Я не Творец, - возразила темноглазая Диендра голосом, почти не утратившим обычной невозмутимости Айз Седай, - я могу сказать лишь то, что Предвижу, и...
      - Тише, сестры! - возразила Солинда, пожалуй, самая спокойная из всех.
      Джонай взглянул на нее. Айз Седай была облачена в старомодное платье, напоминавшее с виду облако голубоватого тумана. Солнечно-рыжие волосы, почти такого же цвета, как и у него самого, ниспадали до талии. Дед Джоная служил ей еще юношей, но она была Айз Седай и даже сейчас выглядела молодой.
      - Времени для споров не осталось. К завтрашнему дню Джарик и Хайндар будут здесь.
      - Иначе говоря, Солинда, ошибиться мы не вправе.
      - Тем более мы должны знать.
      - Если есть возможность...
      Джонай молча стоял в стороне - они сами позовут его, когда сочтут нужным. Он заметил, что кроме него и Айз Седай в помещении находится еще и Сомешта. Огромная фигура Нима, сидевшего у двери, возвышалась над Джонаем и казалось свитой из ветвей и листьев. Лицо его было испещрено трещинами коричневого и угольно-черного цвета, они же избороздили зеленую траву его волос. Он поднял огромные, орехового цвета глаза, в которых стояла тревога, и взглянул на Джоная. Джонай кивнул, а Сомешта потрогал пальцем трещину, задумчиво нахмурился и негромко спросил:
      - Я тебя знаю?
      - Я твой друг, - печально сказал Джонай. Он не видел Сомешту много лет, но слышал о том, что случилось с Нимами. Большинство из них погибло. - Ты катал меня на плечах, когда я был маленьким. Неужто ты ничего не помнишь?
      - Песни, - пробормотал Сомешта, - пели тогда песни? Многое сгинуло. Правда, Айз Седай говорят, будто кое-что вернется. А ты ведь Дитя Дракона.
      Джонай моргнул. Это название внушало страх и к тому же не соответствовало истине. Но нынче многие считали, что некогда Да'шайн служили именно Дракону, а не другим Айз Седай.
      - Джонай!
      Он обернулся на голос Солинды и преклонил колено, когда она подошла. Прочие Айз Седай продолжали спорить, но чуть потише.
      - Все готово, Джонай? - спросила она.
      - Все, Солинда Седай... - Он помедлил и, набрав в грудь воздуху, продолжил: - Солинда Седай, многие из нас желают остаться. Мы могли бы служить и дальше.
      - Ты знаешь, что случилось с Айил в Тзоре? Он кивнул, и она со вздохом погладила его по волосам, словно он был малым ребенком.
      - Конечно, у вас, Да'шайн, куда больше мужества, чем у... Десять тысяч айильцев, взявшись за руки, пели. Они пытались напомнить безумцу, кто они и кем был он, но тщетно. Ничего не понимая, он убивал их сотнями, а они вновь и вновь смыкали ряды и пели. Джарик Мондоран убил их. Мне говорили, последнего Айил он слушал почти час, но потом убил и его. А потом Тзора заполыхала. Неистовое пламя пожирало все - металл, камень, плоть. На месте второго по величине города осталось лишь застывшее озерцо расплавленного стекла.
      - Но пока Да'шайн пели, многие успели убежать из города. Айильцы спасли их, выиграв для них время. Мы не боимся.
      Рука Айз Седай, лежавшая у него на голове, дрогнула.
      - Джонай, все горожане уже покинули Паарен Дизен. Кроме того, я думаю, для Да'шайн найдется еще немало работы, если только Диендра верно увидела будущее. Но я в любом случае намерена спасти кое-что оставшееся в этом городе, и прежде всего вас.
      - Как прикажешь, Айз Седай, - неохотно ответил он. - Мы будем беречь то, что нам доверено, пока вы не явитесь за своими вещами.
      - Правильно. Мы дали вам эти... вещи... - она улыбнулась и снова погладила его по волосам, - чтобы вы отвезли их в безопасное место. Поэтому вы должны двигаться беспрерывно, нигде не задерживаясь надолго, пока не найдете надежное пристанище, где вам ничто не будет грозить.
      - Как скажешь, Айз Седай.
      - А что с Коумином, Джонай? Он успокоился? Джонай не мог не сказать правду, хотя ему, наверное, было бы легче откусить себе язык.
      - Нет, Солинда Седай. Мой отец скрывается где-то в городе. Он пытался подбить нас на... сопротивление. Раздобыл где-то старое шоковое копье и...
      Джонай не мог продолжать. Он боялся, что Айз Седай рассердится, но в ее глазах блеснули слезы.
      - Блюдите Завет. Это главное, Джонай. Если даже Да'шайн лишатся всего остального, проследи, чтобы они придерживались Пути Листа. Обещай мне это, Джонай.
      - Конечно, Айз Седай, - ответил он, потрясенный самой этой просьбой. Быть айильцем и означало блюсти Завет. Для любого из них было немыслимо отступить от Пути Листа, все равно что отказаться от своего я. Разве что Коумин был исключением. Поговаривали, что он с детства отличался странным нравом и мало походил на настоящего айильцы, хотя в чем причина этого, никто не знал.
      - Отправляйтесь в путь, Джонай. Я хочу, чтобы к завтрашнему дню вы как можно дальше ушли от Паарен Дизен. Помни - не останавливайтесь. Береги айил, Джонай.
      Стоя на одном колене, он склонил голову, но Солинда уже вернулась к столу и продолжила разговор с другими Айз Седай.
      - Солинда, можем ли мы доверять Кодаму и его друзьям?
      - Нам придется, Оселле. Они молоды, неопытны, зато почти не тронуты порчей и... Да что там, другого выхода у нас все равно нет.
      - Тогда за дело. Полагаю, меч может подождать. Сомешта, у нас найдется поручение для последнего из Нимов, если ты, конечно, согласишься за него взяться. Мы и так слишком о многом тебя просили, но боюсь, теперь нам требуется гораздо больше.
      Ним поднялся и, скребя макушкой потолок, направился к столу. Джонай попятился к выходу, кланяясь на каждом шагу. Поглощенные разговором Айз Седай не смотрели в его сторону, но он все равно считал своим долгом отдать им последние почести, ибо понимал, что никогда больше их не увидит. Он торопливо покинул Зал Слуг и помчался по пустынным улицам прочь из города, туда, где его дожидался караван.
      Тысячи фургонов, выстроенных в десять колонн, растянулись на добрых две лиги. Фургоны были загружены съестными припасами, бочками с водой и всеми теми вещами, которые доверили попечению айильцев Айз Седай. Несчетное множество упакованных в ящики и клети ангриалов, са'ангриалов и тер'ангриалов следовало увезти подальше, чтобы они не попали - ни в коем случае не попали - в руки впадавших в безумие мужчин, способных направлять Силу. Прежде все это можно было без труда доставить куда угодно с помощью джокаров, хуверфлайеров и огромных крылопланов. Теперь приходилось довольствоваться наспех собранными фургонами и лошадьми. У фургонов стояли люди - множество людей. Пожалуй, они могли бы заселить целый город, но это были почти все, а возможно, и все оставшиеся в живых айильцы.
      Навстречу Джонаю поспешило не меньше ста человек. Всем не терпелось узнать, разрешили ли Айз Седай кому-нибудь остаться.
      - Нет, - коротко ответил Джонай и, пресекая недовольный ропот, добавил: - Мы должны повиноваться. Мы Да'шайн, а это значит, что мы повинуемся Айз Седай.
      Люди медленно разошлись по фургонам. Джонай слышал, как некоторые ворчали и поминали Коумина, но предпочел не придавать этому значения и поспешил к своему фургону, стоявшему во главе одной из центральных линий. Земля то и дело содрогалась, и лошади испуганно ржали.
      Его сыновья уже заняли места на козлах - пятнадцатилетний Виллим держал в руках вожжи, а десятилетний Адан сидел рядом с ним. Оба мальчика возбужденно, нервно улыбались. Маленькая Эсоле играла с куколкой, лежа на прикрывавшей груз холстине. Фургоны были забиты припасами и сокровищами Айз Седай, а потому всем, кроме детей и немощных старцев, предстояло идти пешком. Позади козлов стояла дюжина глиняных горшков с пустившими корни отростками чоры. Их предстояло высадить в безопасном месте, когда удастся такое найти. Может, это и нелепо - везти с собой невесть куда саженцы, но такие горшки были в каждом фургоне. Ведь чора - это память о прошлом и символ надежды на лучшее будущее, а людям необходимы память и надежда.
      Алнора ждала возле упряжки. Ее глянцево-черные волосы рассыпались по плечам, точно так же, как в юности. Но под глазами появилась сеточка морщинок - страхи и тревоги не проходили даром.
      Он изобразил на лице улыбку, стараясь скрыть неуверенность и беспокойство.
      - Все будет хорошо, сердце мое, жена моя. - Она промолчала, и он спросил: - Ты видела сон?
      - Да, но о том, что случится не скоро, - ответила Алнора, - очень не скоро. Но в конце концов все уладится, все будет хорошо, и всем будет хорошо. - Трепетно улыбнувшись, она коснулась его щеки: - Рядом с тобой, сердце мое, муж мой, я верю, что так и будет.
      Джонай взмахнул рукой, подавая знак, который подхватили в задних рядах. Фургоны медленно тронулись с места. Айильцы покидали Паарен Дизен.
      Ранд потряс головой. Это уж чересчур. Воспоминания и впечатления переполняли его сознание, теснились и путались. Смерчи поднимали сухую пыль, закручивая ее тугими спиралями. Воздух был расчерчен плотной сетью молний. Мурадин до крови расцарапал лицо и вцепился ногтями себе в глаза. Вперед!
      Коумин стоял на коленях на краю вспаханного поля. Он был в рабочей серо-коричневой куртке, штанах и мягких шнурованных сапожках, точно так же как и другие. Их было десять Да'шайн Айил, образовавших кольцо вокруг поля, стоя друг от друга на два размаха рук. За спинами Да'шайн высились фигуры огир. Сквозь ряды солдат с шоковыми копьями, восседавших на бронированных джокарах, Коумин видел и другие поля, каждое из которых было замкнуто в такое же живое кольцо.
      Над головой жужжал махолет. С виду он напоминал огромную черную осу, но Коумин знал, что внутри этого летательного аппарата находятся двое патрульных. Ему уже минуло шестнадцать, и женщины наконец решили, что его голос достаточно глубок и он может присоединиться к хору, исполняющему Песнь Семян.
      Коумина всегда тянуло к воинам. Они зачаровывали его, как ярко расцвеченная и смертельно опасная ядовитая змея. Ведь воины - и люди, и огир - сражались и убивали. Чарн, прадед Коумина, рассказывал, что в прежние времена никаких воинов не было, но Коумин этому не верил. Как же, спрашивается, тогда отбиваться от троллоков и Ночных Всадников. Правда, Чарн твердил, что тогда не было ни троллоков, ни Мурддраалов, ни Отрекшихся и Предавшихся Тени. У него было полно историй о тех временах, когда Темный Повелитель могил был изгнан из мира и само его имя предано забвению, так же как и слово "война". Но Коумин не мог представить себе ничего подобного. Сколько он себя помнил, всегда шла война.
      Впрочем, хоть он и не верил россказням Чарна, но слушал их с удовольствием, не то что другие. Многие хмуро косились на старика, когда тот принимался уверять, будто некогда служил одной из Отрекшихся - и не кому-нибудь, а самой Ланфир. Это ж надо такое выдумать! Сказал бы еще Ишамаэлю. Коумин считал, что раз уж старик - мастер сочинять байки, то мог бы прихвастнуть, будто служил Льюсу Тэрину - величайшему из вождей. Конечно, всякий мог бы поднять Чарна на смех, спросив, почему же он нынче не служит Теламону, но что с того? Куда хуже недобрые взгляды горожан. Они и слышать не желали речей Чарна о том, что Ланфир - Ланфир! - не всегда была воплощением зла.
      На краю поля появился огромный, выше и шире в плечах, чем любой огир, Ним. Коумин знал его, это был Сомешта. Гигант, окруженный облаком белых, желтых и голубых бабочек, ступил на взрыхленную и засеянную землю. Он шагал по полю, и за ним пробивались молодые ростки. Восторженный гул пробежал по рядам толпившихся вокруг горожан. Коумин знал, что в этой миг на каждое из соседних полей тоже вышел свой Ним.
      Интересно, промелькнуло у него в голове, а что если порасспросить Сомешту? Уж он-то наверняка знает, что в рассказах Чарна правда, а что выдумки. Ведь он очень стар. Век Нимов невероятно долог, а некоторые утверждают, что они живут вечно и будут жить, пока на земле есть деревья. Но сейчас времени на посторонние мысли не было. Начиналась Песнь.
      Первым, как и подобало, затянули огир. Их могучие басы казались голосами самой земли. Следом вступили айильцы. Голоса людей были выше, но мелодичней и глубже. Два напева слились воедино, Сомешта, уловив мелодию и ритм, начал свой танец. Раскинув руки, он заскользил по полю широкими, плавными шагами. Бабочки вились вокруг, взлетая и садясь на кончики его растопыренных пальцев.
      С соседних полей тоже доносились звуки Песни Семян. Коумин слышал это, но отстранение - они, как и ритмичное похлопывание собравшихся вокруг женщин, будто доносились откуда-то издалека. Песнь захватила его. Юноша чувствовал, как звуки свиваются в невидимую нить и уходят в землю, наполняя семена животворящей силой. Впрочем, уже не семена. Всюду, куда ступала нога Нима, из земли появлялись побеги земаиса. Песнь оградит растения от вредителей, сорняков и непогоды, они вымахают в два человеческих роста, и, когда наступит время, щедрый урожай заполнит городские амбары. Ради этого Коумин жил. Он был рожден, чтобы петь, и вовсе не жалел о том, что в десять лет в нем не обнаружили "искры" и не отобрали его для обучения. Конечно, было бы заманчиво стать Айз Седай, но тогда он не познал бы величайшего блаженства и торжества Песни.
      Песнь замедлилась, звуки становились все тише и тише и наконец истаяли. Когда смолкли последние голоса, Сомешта сделал еще несколько танцующих шагов, и, пока он двигался, казалось, что мелодия висела в воздухе. Наконец он замер. Песнь была спета.
      Коумин вернулся к действительности и с удивлением заметил, что толпившиеся вокруг горожане уже ушли, но задумываться о том, куда они по девались и почему, у него не было времени. Подбежали женщины и принялись радостно поздравлять певцов. Хотя Коумин должен был считаться взрослым, многие из них все еще порывались погладить его по головке, вместо того чтобы поцеловать в губы. Когда поздравления закончились и Коумин вновь огляделся по сторонам, он приметил стоявшего неподалеку воина. Солдат оставил где-то свое шоковое копье и снял боевой капюшон, но лицо его было скрыто под шлемом, сделанным в виде головы чудовищного насекомого. Поймав на себе любопытствующий взгляд юноши, солдат снял шлем. Карие глаза воина, молодого человека, который был не более чем пятью годами старше Коумина, встретились с глазами юного айильца, и тот поежился. Лицо воина было совсем молодым, но взгляд... Должно быть, его тоже отобрали для обучения в десять лет, подумал Коумин; как хорошо, что из айильцев не делают солдат.
      Один из огир, по имени Томада, подошел и с заинтересованным видом обратился к воину:
      - Мне кажется, воитель, вы получили новости. Я приметил оживление возле джокаров.
      Молодой воин немного поколебался, но ответил:
      - Мы еще не имеем подтверждения, но думаю, что сообщение верное и я могу поделиться с вами радостной вестью. Нас известили, что сегодня на рассвете Льюс Тэрин и его Сподвижники нанесли решающий удар по Шайол Гулу. Потом связь прервалась, но я полагаю, что Каверна запечатана и большая часть Отрекшихся, а может, и все они - заперты внутри.
      - Но это значит, что все кончилось! - возбужденно воскликнул Томада. Хвала Свету, наконец-то.
      - Да, - неуверенно и как-то невесело протянул солдат. - Скорее всего, так оно и есть... - Воин взглянул на свои руки и бессильно уронил их вдоль тела. - Местные жители прослышали об этом, когда вы пели, и, не удержавшись, тут же отправились праздновать. Если сообщение подтвердится, гуляние, пожалуй, затянется на несколько дней. Интересно, если... Нет, думаю, горожане не захотят, чтобы солдаты присоединились к ним. А вы?
      - Мы не против, - отозвался Томада, - но разве что к вечеру. Сегодня нам надо побывать еще в трех городках, и тогда наш обход закончится.
      - Конечно, - с вздохом отозвался солдат, оглядываясь по сторонам, - у вас-то работы хватает. Вам есть что делать, а вот нам... Хотя нет, ведь троллоки еще остались. Пусть сгинули Отрекшиеся, но троллоки и Ночные Всадники еще зададут нам хлопот. - Он кивнул, будто в подтверждение собственной мысли, и обернулся назад, туда, где стояли джокары.
      Томада сохранял внешнее спокойствие, но Коумин был ошарашен новостью и пребывал в еще большей растерянности, чем молодой солдат. Неужто войне конец? Но каким же будет мир без войны?
      Надо поговорить об этом с Чарном, неожиданно решил юноша и, не мешкая, поспешил в город, откуда доносились музыка, пение и радостный смех. На башне городского совета неистово звонил колокол. Горожане танцевали прямо на улицах, и Коумину с трудом удавалось протискиваться сквозь толпу. Он знал, что Чарн остановился на одном из постоялых дворов, где обычно размещались айильцы. Старик не пошел на поле, ибо был слишком слаб. Даже Айз Седай не могут излечить от старческой немощи. Но всеобщее ликование наверняка выманило его на улицу.
      Внезапно Коумин получил удар в лицо, и ноги его подкосились. Он успел приподняться на колени, прежде чем понял, что упал. Юноша ошеломленно поднял глаза и увидел возвышавшегося над ним горожанина с перекошенным от злобы лицом.
      - За что? - недоуменно спросил Коумин. Горожанин плюнул.
      - Отрекшимся пришел конец! - проревел он. - Конец! Слышал ты об этом? А теперь мы возьмемся за всех их прихвостней, прикидывавшихся, будто они на нашей стороне. Нынче вам Ланфир не поможет. Старый дурак уже получил свое, и многие еще получат.
      Стоявшая рядом с горожанином женщина потянула мужа за рукав:
      - Уймись, Тома. Попридержи язык, и лучше пойдем отсюда, а то, неровен час, за тобой пришлют огир.
      Мужчина осекся, сник и позволил жене увлечь его в толпу.
      Коумин с трудом поднялся на ноги и пустился бежать, не обращая внимания на стекавшую по подбородку кровь.
      На постоялом дворе было тихо и пусто. Не было видно ни гостей, ни хозяина, ни даже кухарки с поварятами.
      - Чарн! Чарн! - громко позвал Коумин, но ответа не было.
      Юноша вспомнил, что старик любил порой посидеть возле таверны под яблоней, и решил поискать его там. Он поспешно бросился к задней двери, споткнулся и растянулся плашмя. Оглянувшись, он увидел, что споткнулся о красный сапог, такой, какие стал носить Чарн с тех пор, как больше не пел на полях. Что-то заставило Коумина посмотреть вверх.
      Тело Чарна висело на веревке, перекинутой через потолочную балку. Одна нога старика была босой, рука судорожно сжалась у горла, - видимо, перед смертью он отчаянно пытался разжать петлю.
      - За что? - закричал Коумин. - За что? Ведь мы же Да'шайн!
      Ответа не было, да и отвечать было некому. Юноша стоял на коленях, прижимая к груди сапог, а на улицах буйно ликовала толпа.
      Ранд поежился. Пространство между колоннами затягивал сплошной мерцающий голубой туман. Всполохи света, казалось, проникали под кожу, достигая каждого нерва. Неистово завывал ветер. Мурадин как-то сумел обернуть лицо вуалью, но над ней на месте глаз зияли кровоточащие раны. Вперед!
      Чарн шел по обочине широкой аллеи, обрамленной раскидистыми деревьями чоры, распространявшими ауру умиротворения и покоя. Серебристые здания по обе стороны улицы вздымались к небесам. На улицах монотонно жужжали джокары. В небе, над головами толпы, пролетел огромный стрелокрыл, уносивший горожан в Комелле, Тзору или куда-нибудь еще. Сам Чарн, когда ему требовалось попасть в другой город по служебным делам, обычно не пользовался стрелокрылами, ибо Айз Седай попросту Перемещали его. Но сегодня - особый случай. Именно сегодня, в день своего двадцатипятилетия, он вознамерился прилететь в М'джинн, чтобы принять наконец предложение Неллы и стать ее мужем.
      Он подумал, что девушка, возможно, удивится этому решению, ведь он тянул с согласием чуть ли не целый год. Оно и понятно, ведь обзавестись семьей значило для него поступить на службу к Сорелле Седай, той, которой служила Нелла. Но теперь он уже заручился благоволением Майрин Седай, так что это не имело значения.
      Чарн свернул за угол и столкнулся с темноволосым, широкоплечим бородатым мужчиной. Юноша не успел отпрянуть и от толчка повалился на мостовую, так что искры из глаз посыпались.
      - Смотри, куда прешь, - раздраженно буркнул бородач, оправляя красный камзол и отряхивая кружевные манжеты. Его длинные темные волосы были собраны сзади в хвост по последней моде. Даже те, кто не клялся соблюдать Соглашение, стремились подражать айильцам.
      Светловолосая спутница бородача схватила его за руку. Она явно смутилась, отчего сверкающая ткань ее платья потускнела и стала почти непрозрачной.
      - Джам! - воскликнула она, взглянув на его волосы. - Ты что, ошалел, это же Айил!
      Чарн ощупал ушибленную коротко стриженную голову, пригладил собранные на затылке в хвост длинные золотисто-рыжие волосы. Похоже, он отделался шишкой.
      - Ох, надо же! - воскликнул мужчина. Гнев его уступил место растерянности. - Прости меня, о Да'шайн. Это мне надо смотреть, куда меня несет, конечно же, мне. - Бормоча извинения, мужчина помог Чарну подняться.
      - Надеюсь, ты не очень ушибся? Позволь мне вызвать для тебя экипаж.
      - Не беспокойся, горожанин, - добродушно ответил Чарн, - со мной все в порядке. Я сам виноват - бежал сломя голову и не глядел перед собой. Так и вправду недолго кого-нибудь пришибить. А сам-то ты не ушибся?
      Бородач затряс головой и открыл рот, собираясь протестовать, горожане невесть почему считали айильцев хрупкими неженками, - но в этот миг земля под ногами дрогнула. Казалось, задрожал воздух, в глазах зарябило. Растерянно озираясь, горожанин закутался в новомодный плащ из фанклота. Так же поступила и его спутница. Ткань сделала их тела невидимыми, отчего головы казались плавающими в воздухе.
      - Что это, о Да'шайн? - спросил горожанин.
      По волосам признав в нем айильца, прохожие столпились вокруг Чарна, наперебой задавая ему тот же вопрос.
      Чарн не отвечал, даже не задумываясь о том, что это не очень-то учтиво. Более того, он начал продираться сквозь толпу, не сводя глаз с Шерома - ослепительно белой сферы в тысячу футов диаметром, парившей высоко в небе, над серебристыми и голубыми куполами Коллам Даан.
      Майрин говорила ему, что сегодня особый день. Она сказала, что ею найден новый источник Единой Силы, благодаря чему все Айз Седай - и мужчины, и женщины - смогут направлять ее, черпая из одного потока, а не из различных составляющих, как было до сих пор. Совместно они смогут сделать для мира гораздо больше, чем порознь. И именно сегодня она и Бейдомон собрались впервые почерпнуть Силу из общего источника. Сегодня.
      Белоснежная поверхность Шерома покрывалась сетью тонких трещинок. Они ширились, сквозь них прорывались сполохи черного пламени. Огромный шар начал медленно, поначалу почти незаметно снижаться. И тут Шером взорвался и раскололся на части. Обломки, подобно яичной скорлупе, посыпались вниз, а на месте сферы открылся бездонный провал слепящей, ужасающей черноты. Тьма объяла небосклон, и свет самого солнца утонул в беспредельном мраке. Город полнился криками обезумевших от страха людей. Едва вспыхнул первый язык пламени, как Чарн бросился бежать к Коллам Даан - но он понимал, что опоздал. Он поклялся служить Айз Седай - но опоздал. Он бежал, и слезы катились по его лицу.
      Пытаясь проморгаться и избавиться от следов устрашающего видения, Ранд схватился руками за голову. Огромный падающий шар, исчезнувший во всепоглощающем черном пламени... Неужели я действительно видел, как была пробита скважина в узилище Темного? Неожиданно Ранд понял, что стоит возле стеклянных колонн и смотрит на Авендесору. Чора. Город без чоры подобен пустоши. А теперь осталось только одно дерево, одно на весь мир.
      Колонны поблескивали, но теперь они лишь отражали голубоватый свет туманного купола. Мурадина поблизости видно не было, и Ранд сомневался, что тот выбрался из стеклянного леса. Скорее всего, он оттуда не вернется.
      Неожиданно Ранд заметил, что с нижних ветвей Древа Жизни что-то свисает. Приглядевшись, он понял, что на шесте, положенном поперек двух веток, повешен человек.
      Взревев, Ранд устремился к дереву, на бегу хватаясь за саидин. Пламенный меч появился в его руке в тот самый миг, когда он подскочил, чтобы рассечь веревку. Повешенный - а это был Мэт - упал на землю. Ранд повалился рядом с ним. Шест запрыгал на ветвях и в конце концов тоже со стуком упал на каменные плиты. Оказалось, что это не шест, а необычной формы копье с коротким черным древком и слегка искривленным, отточенным с одной стороны наконечником, похожим на короткий кривой меч. Впрочем, Ранду было все равно, даже если бы этот клинок был выкован из чистого золота или изготовлен из квейндияра и изукрашен сапфирами и огневиками.
      Отъединившись от Источника и позволив мечу исчезнуть, Ранд сорвал петлю с шеи Мэта и приник ухом к груди друга. Сердце не стучало. В отчаянии Ранд рванул ворот кафтана, разорвав заодно рубаху и кожаный шнурок, на котором висел какой-то медальон. Отбросив эту побрякушку в сторону, Ранд прислушался снова. Ничего. Ни малейших признаков дыхания. Мертв!
      Нет, не может быть, он был жив и здоров, когда я не позволил ему последовать за мной. Он не умрет! Я этого не допущу!
      Он изо всех сил ударил кулаком в грудь Мэта - еще раз, еще, еще, затем снова прислушался, и... да, он уловил слабое, едва слышное биение сердца. Очень медленное и к тому же продолжавшее замедляться. Но так или иначе, несмотря на багровеющий на шее след от петли, Мэт дышал, а значит, его можно спасти.
      Набрав полную грудь воздуха, Ранд вдохнул его в рот Мэту, а затем снова надавил кулаком напротив сердца. Потом он потянул за пояс, приподнял тело Мэта над мостовой - вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз - три раза подряд, после чего снова принялся вдыхать воздух в рот. Ранд мог бы попытаться оживить его, направляя Силу, но его удерживало воспоминание о мертвой девочке из Твердыни. Он хотел видеть Мэта живым, живым человеком, а не дергающейся под напором Силы куклой. Что же до дыхания... Однажды Ранд видел, как мастер Лухан привел таким образом в чувство мальчугана, которого почитай что мертвым выловили из Винной Реки в Эмондовом Лугу. Помогло тогда - может помочь и сейчас. Ранд чередовал вдохи и выдохи и молился.
      Неожиданно Мэт дернулся и закашлялся. Ранд встал на колени рядом с другом, а тот перекатился на бок и, судорожно схватившись обеими руками за горло, втянул в себя воздух. Он очнулся.
      С содроганием коснувшись рукой обрывка веревки, Мэт хрипло, с трудом выговаривая слова, произнес:
      - Козлиные отродья... хотели меня... чуть меня не прикончили...
      - Кто? - спросил Ранд, беспокойно озираясь по сторонам. Окружавшие площадь недостроенные дворцы таращились на него пустыми глазницами окон. В Руидине не было никого, кроме них двоих и разве что Мурадина, если тому все же удалось остаться в живых.
      - Те... которые... по ту сторону... скособоченной двери... - прохрипел Мэт. Он с трудом сглотнул, присел и сделал глубокий вдох. - Здесь тер'ангриал, такой же, как и в Твердыне.
      - И ты прошел сквозь него во второй раз? Тебе удалось? Ты получил ответы? - взволнованно спросил Ранд. То, что он услышал, могло оказаться очень важным. Ранд отчаянно нуждался в ответах. Вопросов у него накопилось множество, тогда как ответов явно недоставало.
      - Как бы не так, - сипло отозвался Мэт, - дождешься от них ответов. Мошенники они и мерзавцы. Мало того, что ничего не ответили, так еще и убить меня пытались. - Он подхватил валявшийся рядом медальон - серебряную лисью голову чуть ли не с ладонь величиной, - скривился и сунул его в карман. - Ну, кое-что у меня от них осталось на память. - Подтянув поближе черное копье, он пробежал пальцами по древку, вдоль которого вились причудливые письмена. В начале и в конце странной надписи виднелось по птице из угольно-черного, выделявшегося даже на фоне черного дерева металла.
      Вороны, подумал Ранд, это, должно быть, вороны. Еще две птицы были выгравированы на клинке.
      С резким беспокойным смешком Мэт поднялся на ноги, опершись на копье. Искривленный клинок начинался на уровне его лица. Ему и в голову не пришло застегнуть кафтан или завязать ворот рубахи.
      - Поганые у них шуточки, - пробормотал он, - но я сохраню и эту штуковину.
      - Шуточки? - недоуменно переспросил Ранд.
      - Ну да, - кивнул Мэт. - Знаешь, что написано на этой паршивой палке? Стишок.
      Таков исконный договор, и он провозглашает:
      Мысль - это времени стрела, и память не истает.
      Цена уплачена. Свое просивший получает.
      Милая шуточка, а? Вот подонки. Но в одном они не ошиблись - "память не истает", это уж точно. Я все запомню и еще задам им жару. Порублю на куски их же железякой, дай мне только до них добраться. - Он моргнул и схватился за затылок. - О Свет, как же у меня голова трещит. Будто ее разбили на тысячу кусков и в каждый забили по гвоздю. Как ты думаешь, если я попрошу Морейн, она справится с этой болью?
      - Конечно, справится. - Ранд ответил не сразу, ибо был удивлен и встревожен. Видимо, Мэта и впрямь припекло не на шутку, если он сам, по своей воле решил обратиться за помощью к Айз Седай. Взгляд юноши упал на древко копья. Часть надписи была прикрыта рукой Мэта, но Ранд и так видел, что она сделана на незнакомом языке. Он не мог разобрать ни слова - как же Мэт сумел прочесть эту тарабарщину?