На фоне деревьев, тянувшихся с западной стороны, Тони увидел силуэты двух людей с собакой на поводке. Один из них разговаривал, судя по всему, по переносной миниатюрной рации, у второго на плече висело ружье или, может быть, винтовка. Во всей этой картине было что-то сюрреалистическое. Как в «Замке» Кафки, где заранее нельзя сказать, кто ответит по телефону и ответят ли по нему вообще. Где в каждой комнате и в каждом коридоре вас поджидают молчаливые люди. Где все темные и слабо освещенные места заполнены неясными тенями. Странные видения, звуки, запахи, подсказывающие вам, что вы не одни в этом пространстве…

— Давайте сядем, — вдруг нетерпеливо предложил Андров. Он махнул рукой в сторону стульев и кресел, стоявших вокруг кофейного столика, и, подойдя к ним, указал каждому на предназначенное ему место.

Абрамс оказался на тяжелом стуле, Тэннер и Стайлер — бок о бок на маленьком диванчике. Сам Андров занял большое кресло с подлокотниками, сев спиной к окну.

Тони внимательно присмотрелся к русскому. Он являлся, выражаясь языком спецслужб, главным резидентом «легальной» резидентуры КГБ в Нью-Йорке. Разумеется, он был прикрыт дипломатической должностью. Секрет полишинеля. Что действительно оставалось загадкой, так это то, почему именно Андров занимается тяжбой против ван Дорна. Вероятно, этой тяжбе, как одному из звеньев цепи, отводилось в планах КГБ такое важное место, что требовало участия главного резидента.

— Я попросил мистера Калина, нашего советника по юридическим вопросам, поприсутствовать на этой беседе, — начал Андров. — В нашей миссии я отвечаю за связи с американской общественностью, поэтому мое участие в сегодняшней встрече само собой разумеется. Правосудие в вашей стране сильно зависит от наличия или, наоборот, отсутствия связей с обществом. Мы это знаем.

Он достал коробку русских сигарет. Это была «Тройка», овальные сигареты без фильтра. Андров протянул присутствующим коробку каким-то очень русским жестом. Абрамс взял одну из предложенных сигарет и закурил. Запах у нее был неприятный, к тому же она была плохо набита. При первой же затяжке Тони засосал почти дюйм табачной крошки.

— Вам понравились сигареты? — спросил Андров.

— У них весьма специфический вкус, — ответил Абрамс.

Тэннер подавил улыбку. Андров посмотрел на часы.

— Мистер Калин посещает вечерние юридические курсы Фордхэма и считает, что разбирается в вопросах американского права. — Андров пожевал губами. — Он постепенно перенимает самые плохие привычки американских юристов. Например, привычку опаздывать.

Стайлер и Тэннер натянуто улыбнулись. Стайлер открыл свой портфель и пробежался пальцами по лежащим в нем бумагам.

— Поскольку нам не удалось получить судебное предписание в адрес ван Дорна о запрете его вечеринки, мы считаем, что вашему персоналу сегодня нельзя находиться здесь.

— Мы ведь уже ставили мистера Тэннера в известность о том, что наши сотрудники не приедут сюда на этот уик-энд, — ответил Андров.

Абрамс внимательно наблюдал за ним. Между тем, что сказал Андров, и тем, о чем говорила добытая О'Брайеном информация, имелось явное противоречие. Обычно такие противоречия свидетельствуют о лжи. У русских, видимо, были две веские причины для того, чтобы не ездить на этот уик-энд в Глен-Коув. Первая — юридическая, вторая — чисто практическая. И если уж они появились здесь, для этого должны были существовать очень веские основания. Вывод один: им непременно нужно было убраться из Манхэттена. Им нужно было использовать этот загородный дом, потому что в каких-то экстремальных условиях он предоставлял им большую безопасность.

Достав из портфеля одно из лежащих в нем досье и пролистав его, Тэннер проговорил:

— Мы планируем выставить иск за нанесенный вам моральный ущерб на сумму в пятьсот тысяч долларов, плюс судебные издержки за счет ответчика.

Взгляд Андрова, как, казалось, и его мысли, были сосредоточены на Абрамсе.

— Что? А, этим займется Калин. — Он встал и медленно пересек комнату. Затем он потянул шнур звонка.

В дверь постучали. Появился молодой человек в куртке официанта, он катил перед собой сервировочный столик. Андров зашагал рядом с ним и, провозгласив: «Пожалуйста, угощайтесь», первым налил себе чашку чая и положил на тарелочку кусок магазинного торта и пирожные.

Тони продолжал наблюдать за русским. Создавалось впечатление, что мысли Андрова заняты не этой беседой, а чем-то другим, гораздо более важным. Он часто украдкой посматривал на часы. Сделав очередной глоток чая, он тихо сказал молодому человеку по-русски:

— Скажите Калину, пусть войдет.

Абрамсу эта фраза больше напомнила режиссерскую ремарку, а не приказ.

Стайлер, Тэннер и Абрамс встали со своих мест и подошли к столику, на котором помимо самовара, стаканов и блюда с тортом и пирожными, лежал еще поднос с металлическими вещами, отобранными у них при досмотре. Тони обратил внимание, что ключей от машины Тэннера там не было. Каждый взял свои вещи и наполнил чаем из самовара стакан в металлическом подстаканнике.

Поглощая пирожные, Андров бросал малозначащие отрывочные фразы. Наступила короткая пауза. Воспользовавшись ею, Абрамс спросил:

— Вы вернетесь сегодня в Манхэттен?

— Да. А почему вы спрашиваете? — взглянул на него Андров.

— Я подумал, не поехать ли мне с вами?

— Вы же живете в Бруклине.

— Сегодня я собирался ночевать в Манхэттене.

— Вот как? — Андров, казалось, был слегка удивлен. — Извините, но по дороге нам с моими коллегами нужно обсудить некоторые служебные вопросы.

— Но я ведь не понимаю по-русски.

— Все места в машине уже заняты. — Андров холодно посмотрел на Тони.

— Тогда понятно. Что ж, я поеду поездом.

Дверь открылась и на пороге появился очень высокий и худой блондин. В его внешности было что-то скандинавское. В руках он держал атташе-кейс.

Андров не стал вставать. Он лишь сказал:

— Джентльмены, это Калин. Ты ведь уже знаешь мистера Стайлера и мистера Тэннера?

Калин сухо кивнул присутствующим и придвинул стул к кофейному столику. Тони обратил внимание на то, что он расположился между ним и Андровым, несколько позади обоих.

Андров кивнул в сторону Абрамса.

— Я говорил тебе, Алексей, что мистер Абрамс — сын известных американских коммунистов?

— Да, — Калин устроился на своем стуле.

Тони попытался рассмотреть его поближе. У Калина были резкие черты лица. Такие лица хорошо запоминаются. Собственно, Абрамс помнил его по вечерней юридической школе Фордхэма. Одна из истин, которую Тони усвоил за время работы в полиции, заключалась в том, что мужчина с оружием ведет себя несколько по-другому, чем мужчина без оружия. И одно из впечатлений, вынесенных им из нескольких контактов с Калиным по школе, состояло в том, что этот русский, по всей видимости, всегда имел при себе оружие. Тони был уверен, что и сейчас Калин вооружен.

Алексей положил атташе-кейс к себе на колени и открыл его. Он перебрал внутри какие-то бумаги и коротко бросил:

— Можем начинать.

Стайлер и Тэннер тоже открыли свои портфели и достали желтые блокноты. Абрамс раскрыл небольшую записную книжку — привычка, оставшаяся со времен службы в полиции.

— Алексей, мистер Абрамс к тому же твой соученик, — сказал Андров.

Калин поднял глаза:

— Да, я видел его на курсах.

Андров посмотрел на Тони.

— А вы узнаете Калина?

— Да, я узнаю его, — отозвался Абрамс.

— Мистер Абрамс в прошлом — полицейский, Алексей, — продолжал Андров, прожевывая пирожное. Он повернулся к Тони. — Так какие, вы говорите, у вас были там обязанности?

— О, я занимался разными вопросами.

Калин сидел, не двигаясь, уставившись в атташе-кейс. Он взял ручку и что-то вроде бы писал, но Абрамс был уверен, что он работал с аппаратурой, спрятанной в портфеле.

Андров вновь обратился к Абрамсу:

— Жаль, что в этой стране иммигранты часто не желают обучать своих детей родному языку. Вы совсем не говорите по-русски, мистер Абрамс?

Тони, вспомнив совет Эванса, ответил уклончиво:

— Мои родители, как и большинство других иммигрантов, хотели, чтобы их дети были максимально американизированы. Они говорили на родном языке, только когда хотели обсудить что-то втайне от нас.

Андров рассмеялся:

— Какая жалость!

— Может, мы перейдем к делу? — вставил реплику Стайлер.

Андров улыбнулся:

— Мистер Абрамс — очень любопытный человек. Ну ладно, Алексей, давай посмотрим, чему ты там научился в своей школе.

Калин поднял голову и спросил Стайлера весьма недружественным тоном:

— Что вы собираетесь предпринять в связи с тем первомайским инцидентом?

— Вы имеете в виду эпизод, когда ван Дорн выстрелил из пистолета, угрожая четверым вашим сотрудникам?

— Да-да. Они поймали на нашей территории мальчишку, который явно собирался что-то украсть.

Стайлер откашлялся:

— У ван Дорна другая версия случившегося. Думаю, нам не следует объединять два этих дела. Майский эпизод — это область уголовного права.

Голос Калина зазвенел от напряжения:

— Но для нас важно, чтобы этот мальчишка был допрошен. Вы нашли его установочные данные?

— Да, — сказал Тэннер.

— И где же эти данные? — резко спросил Калин. Тэннер достал из папки листок бумажки.

— Кучик. Стэнли Кучик. Проживает по Вудбери-лейн. — Тэннер передал листок Андрову, который, взглянув на него, отдал его Калину.

Абрамс не считал передачу русским имени и адреса мальчика великолепным решением, но понимал, что адвокаты вынуждены были это сделать, дабы завоевать доверие русских. Значит, мальчишка превратился в сыр для мышеловки. А почему бы, собственно, и нет? Если из него гипнозом и психотропными препаратами уже высосали всю информацию, почему бы не сдать этого живца русским? Так, наверное, рассуждал бы О'Брайен, Абрамсу же постичь это было трудновато. Все-таки он привык придерживаться справедливости и закона.

Андров неожиданно повернулся к Тони:

— А как бы вы поступили в отношении этого хулигана?

Абрамс оторвал взгляд от своей записной книжки. Ему хотелось задать тот же вопрос Андрову, но вместо этого он сказал:

— Я пока еще не сдал экзамены на звание адвоката, поэтому не хотел бы высказывать свое мнение.

— Но ведь вы достаточно опытный практик. Как давно вы работаете у мистера Стайлера? — настаивал Андров.

Тони подумал, что переход к разговору на темы, более всего интересовавшие Андрова, был сделан неудачно. Он раскрыл рот для ответа, но неожиданно чихнул, после этого достал баллончик с аэрозолем, пшикнул себе в рот, откашлялся и лишь тогда заговорил:

— Два года.

Калин поднял голову от атташе-кейса.

— У вас что, простуда, Абрамс? — спросил Андров.

— Нет, аллергия.

— На что-нибудь в этой комнате?

— Не исключено.

— Значит, на Калина, — засмеялся Андров.

Тони тоже улыбнулся и повернулся к Калину.

— Каково ваше мнение по поводу суммы иска?

Калин, снова уткнувшийся в атташе-кейс, произнес, не поднимая головы:

— По сравнению с тем, что пишется в газетах о подобных делах, сумма не кажется мне большой.

Абрамс посчитал замечание Калина очень интересным, особенно если принять во внимание то обстоятельство, что его не было в комнате, когда Тэннер упомянул про пятьсот тысяч долларов.

Калин, будто поняв свою ошибку и спохватившись, посмотрел на Абрамса, избегая встретиться взглядом с Андровым.

Андров с ударением произнес:

— Думаю, нам нужно отправить Калина обратно в школу.

Беседа продолжалась еще около десяти минут, в течение которых Андров несколько раз уклонялся от темы встречи, чтобы задать Абрамсу очередной вопрос. Тони старался отвечать уклончиво и каждый раз пользовался то одним, то другим лекарством. Ему трудно было определить реакцию Калина на его ответы, непонятна ему была и реакция Андрова. Одно он видел точно — последний все больше и больше сосредоточивался на каких-то своих мыслях.

Неожиданно Андров прервал Тэннера на полуслове:

— Почему этот сумасшедший сегодня задерживается со своими фокусами? — Взглянув на часы, он оторвал свое тяжелое тело от кресла и быстро прошел к окну. Постояв там, вглядываясь вдаль, он повернулся к присутствующим. — Видимо, ван Дорн знает, что вы здесь. Поэтому он не будет ничего предпринимать до тех пор, пока полиция не сообщит ему, что ваша машина уехала. — Он сделал несколько шагов по комнате. — Думаю, вам следует уехать, а с ближайшей автостоянки вы можете насладиться его дурацкими фейерверками и музыкой. Спасибо, что потратили на нас праздничный вечер, господа. До свидания.

— Я, пожалуй, все-таки предложил бы посмотреть на это безобразие отсюда, — сказал Абрамс.

Андров уставился на него:

— Вечер у меня занят.

— Ничего, нам здесь не будет скучно втроем.

— Наши правила не позволяют оставлять иностранцев одних в помещении.

Калин захлопнул свой атташе-кейс и тоже поднялся.

— Нам нечего больше обсуждать.

Тэннер как-то нервно проговорил:

— Но ведь у нас было много…

Стайлер перебил Тэннера и, обращаясь к Андрову, твердо произнес:

— Выбраться сюда для нас было не так просто, поэтому мы все же хотели бы сами воочию убедиться в том, какие бесчинства устраивает здесь ван Дорн.

Абрамс подавил улыбку. Этот Стайлер не дурак. Тони бросил взгляд на часы. Ван Дорн, судя по всему, может начать свое мероприятие минут через пятнадцать.

Андров заговорил тоном, в котором слышалось плохо скрытое раздражение:

— Джентльмены, я буду с вами откровенен. Как вы, наверное, понимаете, это здание относится к числу тех, в которых действуют достаточно жесткие правила безопасности, и у меня сегодня вечером нет необходимого числа сотрудников, которые составили бы компанию каждому из вас. — Он сделал широкий жест в сторону двери. — Спокойной ночи, господа.

Калин пошел впереди американцев к выходу. Стайлер, Тэннер и Абрамс последовали за ним. В эту секунду Тони повернулся к Андрову и сказал:

— Мне нужно в туалет.

Русский, похоже, уже немного успокоился.

— Да, конечно. — Он показал на дверь в глубине галереи. — За этой дверью. Там вы увидите табличку «Комната отдыха». И, пожалуйста, не заблудитесь.

Калин хотел было пойти вместе с Абрамсом, но Стайлер отвлек его разговором. Тони оставил свой кейс на стуле и направился к двери, указанной Андровым. За ней открылся большой коридор, слабо освещенный настенными светильниками.

Абрамс посмотрел на часы. В лучшем случае в его распоряжении есть пять минут. Потом его начнут искать. Тони огляделся и над дверью, в которую он только что вошел, увидел миниатюрную телекамеру. Он отодвинулся на несколько футов в сторону туалета и незаметно снова бросил взгляд на камеру. Объектив ее оставался в прежнем положении, значит, камера его не «вела».

Абрамс открыл дверь с надписью «Комната отдыха», включил свет и обнаружил, что находится в небольшом помещении без окон, в котором имелись кабинка с унитазом, раковина, сушилка для рук и стул. Судя по запаху, в помещении не было хорошей вентиляции, и в целом оно было грязноватым.

Тони вышел из туалета, осторожно закрыл за собой дверь и остановился в коридоре, прислушиваясь.

Эванс не разрешил Абрамсу взять с собой поэтажные планы здания, но Тони и так достаточно хорошо их помнил. Напротив туалета должна быть узкая лестница, ведущая наверх, в жилые комнаты. Под лестницей находится небольшая дверь, ведущая в подвал. Далее по коридору имеются расположенные напротив друг друга две большие застекленные двери. Та, что справа, ведет в южную часть гостиной, а дверь слева — в музыкальный салон. Коридор заканчивается красивыми двустворчатыми дверями французского типа. Они открываются на южную террасу дома.

Абрамс быстро прошел к этим дверям, повернул ручку и распахнул их. Никакого сигнала тревоги. Правда, нельзя было поручиться, что не сработала соответствующая электронная сигнализация на центральном пункте. Но пока Тони ничего страшного не совершил. И все его действия можно было бы объяснить элементарным любопытством.

Он вышел на освещенную луной террасу. Вечерний воздух был прозрачен и свеж. Ступеньки террасы сбегали к бассейну. Слева виднелся каменный забор бывшего хозяйственного двора, превращенного теперь в автостоянку. Забор был довольно высокий, и даже с террасы Абрамсу не удалось разглядеть, что там происходит, хотя автостоянка была ярко освещена. Тони мог поручиться, что на ней сейчас внимательно изучали «линкольн».

Он повернулся и посмотрел с террасы на массивный дом. Все окна в верхних этажах были темны, но, присмотревшись внимательнее, Абрамс понял, что на самом деле они просто плотно занавешены гардинами. То там, то тут между гардин пробивались лучики света. Тони вернулся к дверям и осмотрел слабо освещенный коридор. Отсюда телевизионную камеру уже не было видно, но, даже если она и следит за ним, ничего страшного он пока все еще не совершил. Но собирался.

Абрамс опустился на одно колено и внимательно изучил штыри запорного механизма дверей и металлические уплотнители, укрепленные на внутренней поверхности дверной коробки, достал свой ножичек и соскреб частицы блестящего металла в платок, осторожно свернул его и положил в карман брюк. Потом встал, закрыл створки дверей и повернул ручку запорного механизма. Прислушался. Тихо. Тони понимал, что если за ним и наблюдают, то позволят ему закончить свою миссию — свои безобразия, как выражался Андров по поводу ван Дорна, — и возьмут только после этого.

Абрамс взглянул на часы: прошло две минуты. Он подошел к двери музыкального салона и, постояв несколько секунд, услышал звук включенного телевизора. Сквозь полупрозрачную занавеску он увидел ту самую девушку-охранницу, которая проверяла их вещи. Теперь она сидела к нему спиной и курила, время от времени делая глоток из стакана. Она смотрела какое-то дурацкое шоу на огромном экране телевизора, похоже, одной из последних моделей «Сони». Уже то хорошо, подумал Абрамс, что она видит на экране не его. Он начинал верить в то, что справится с заданием.

Стены в этой комнате были покрыты блестящей эмалевой краской зеленого цвета, который, по мнению Абрамса, больше подошел бы для холодильника или электрического консервного ножа. Красная виниловая мебель была изношенной и потрескавшейся, да и вся обшарпанная комната напоминала полицейский участок или приемную в каком-нибудь скучном административном учреждении. Слева он заметил дверь, ведущую в галерею. В углу, напротив «Сони», стоял еще один телевизор, устаревшего типа, с деревянным корпусом, но Абрамс инстинктивно понял, что это не старая американская система, а новая советская. Он стал осматривать сквозь занавеску всю комнату. Стенные розетки были ультрасовременными. Рядом с камином стоял старый радиоприемник «Филко» размером с автомат-проигрыватель. «Интересно, почему в одной комнате с примитивным русским телевизором находится семифутовый „Сони“, — подумал Абрамс. — И кто, кроме человека, которого мучит ностальгия, или коллекционера, станет держать у себя приемник „Филко“?»

Абрамс сосредоточил внимание на девушке. Вот она встала, со стаканом в руке подошла к телевизору и включила видео. На экране появилась запись спектакля из Большого театра, кажется, «Жизель». Девушка повернулась, и Абрамс заметил, что она нетвердо стоит на ногах. Когда она возвращалась к креслу, Тони успел рассмотреть ее лицо. По щекам ее текли слезы. Она допила остатки из стакана, вытерла глаза и уселась в кресло, закрыв лицо руками.

«Странно», — подумал Абрамс. Он повернулся, пересек коридор и подошел к стеклянным дверям гостиной. Прислушался, но ничего не услышал. В комнате было темно. Тони приблизился к дверям и заглянул внутрь через стекло и прозрачную занавеску, прикрыв глаза от света бра в коридоре. Потянувшись рукой к медной ручке двери, он внезапно застыл, затаив дыхание, и, медленно повернувшись к узкой лестнице, правой рукой нащупал в кармане перочинный ножик.

Кто-то, спускавшийся по слабо освещенной лестнице, остановился рядом. Абрамс подошел к ступенькам и, посмотрев вверх, мягко произнес по-русски:

— Здравствуй.

Девочка лет шести вцепилась в тряпочную куклу и испуганно ответила:

— Пожалуйста, не говорите никому.

Абрамс успокаивающе улыбнулся:

— Не говорить о чем?

— Что я поднималась наверх, — прошептала она.

— Я никому об этом не скажу.

Девочка улыбнулась в ответ:

— А вы смешно говорите.

Абрамс ответил:

— Я приехал из другого города. — Он взглянул на куклу: — Какая красивая, можно посмотреть?

Девочка чуть поколебалась и осторожно спустилась на одну ступеньку. Абрамс медленно протянул руку, и девочка отдала ему куклу. Тони с интересом рассматривал ее.

— Как ее зовут?

— Катя.

— А тебя как?

— Катерина. — Она засмеялась.

Абрамс улыбнулся и, все еще держа куклу, спросил:

— А куда ты идешь, Катерина?

— В подвал.

— В подвал? Ты там играешь?

— Нет. Там сейчас все.

Абрамс готов был задать новый вопрос, но остановился и, немного подумав, тихо спросил:

— Что значит «там все»?

— Я поднялась наверх, чтобы взять Катю. Но все должны оставаться в подвале.

— А почему все должны там оставаться?

— Не знаю.

— Твои родители внизу?

— Я же сказала, все там.

— А ты поедешь вечером домой, в Нью-Йорк?

— Нет. Мы все будем спать сегодня здесь. И занятий завтра в школе не будет. — У нее на лице появилась довольная улыбка.

Абрамс вернул девочке куклу.

— Я никому не скажу, что видел тебя. Беги вниз.

Девочка прижала куклу к груди и побежала по ступенькам мимо него. Она открыла небольшую дверь, ведущую в подвал, и скрылась. Абрамс проследил взглядом, как она спускается по слабо освещенным ступеням, затем осторожно прикрыл за ней дверь. Несколько мгновений он стоял не двигаясь и молчал. Происходит что-то странное. Очень странное.

Тони быстро дошел до гостиной. Подойдя к двери, он тихонько приоткрыл ее.

Гостиная освещалась только лунным светом. В комнате было очень тихо. Тяжелая мебель отбрасывала причудливые тени на ковер с цветочным узором.

Тони шагнул внутрь и застыл. Он увидел силуэт мужчины, сидящего в кресле с высокой спинкой. Руки его покоились на коленях. Сначала Абрамс подумал, что незнакомец спит, однако через секунду заметил отблеск в его глазах. В пепельнице тлела сигарета, и спиралевидная струйка дыма неторопливо поднималась вверх. Ее было хорошо видно на фоне освещенного луной окна.

Абрамс старался не двигаться. Он осторожно и глубоко дышал носом, уловив дошедший до него специфический крепкий запах русских сигарет. Судя по всему, его появление в гостиной осталось для мужчины незамеченным. По мере того, как глаза Абрамса привыкали к темноте, он разглядел на голове незнакомца наушники. Мужчина что-то внимательно слушал. Наконец он, видимо, почувствовал присутствие постороннего и посмотрел в сторону Абрамса. При этом он снял наушники.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Тони отметил про себя, что незнакомец очень стар. Тот спросил его по-русски, но с сильным акцентом:

— Кто вы?

Абрамс ответил по-английски:

— Извините, я, видимо, заблудился.

— Что вы тут высматриваете?

— Наверное, я не туда свернул в коридоре. Спокойной ночи.

Мужчина не ответил, но щелкнул выключателем настольной лампы с зеленым стеклянным абажуром. Абрамс застыл на месте. Он понимал, что ему следует повернуться и уйти, но его ноги словно приросли к полу. Так вот откуда такой акцент! Правильно, американец не может овладеть русским в совершенстве и за сорок лет. Даже через сорок лет его лицо сохраняло черты, запомнившиеся Тони по фотографии, которую она держала у себя в кабинете. Но, даже если бы Абрамс никогда не видел этой карточки, он все равно узнал бы большие влажные голубые глаза. Потому что это были ее глаза!

Абрамс понял, что смотрит в лицо воина, воскресшего из мертвых. В лицо Генри Кимберли. В лицо «Талбота».