36

Действие наркотиков, видимо, ослабло, и лежавший неподвижно Николас Уэст смог впервые за многие часы проанализировать ситуацию. Он думал о секретной информации, о том, как не выдать ее Питеру Торпу, а следовательно, и его советским хозяевам. Уэсту хотелось верить в то, что разум способен перебороть любые испытания, будь то боль, страдания, психотропные средства или инструменты палача. Он верил, что, если бы у него было время, он мог бы войти в состояние самогипноза, который уменьшил бы боль и обманул полиграф и анализатор голоса. Он также понимал, что намного умнее Питера Торпа, что у того много недостатков, не говоря уже о серьезных проблемах с психикой.

Но Уэст также понимал, что Торп, как он сам говорил, был профессионалом. Уэста волновал один вопрос: сможет ли он победить Торпа или хотя бы ввести его в заблуждение на некоторое время?

Николас подумал об Энн, Патрике О'Брайене и Кэтрин. Торп был ужасным человеком, который сеял кошмар среди окружавших его людей и готов был сделать то же самое в отношении нации численностью в 240 миллионов человек.

Уэст постарался определить для себя, что он должен сделать в создавшейся ситуации, как сотрудник ЦРУ. Инструкция, которая содержала по этому поводу исчерпывающий ответ, гласила:

Но ведь он не в коммунистической стране. Дальше в руководстве рекомендовалось:

Уэст задумался. Да, полезный совет. Но это, наверное, писал человек, которого никогда не привязывали ремнями к столу и не пытали электрическими разрядами. Да и написано это отнюдь не для тех, кто большую часть жизни был историком и преподавателем колледжа.

— Немного электричества, чтобы легче думалось, Ник.

Уэст быстро повернул голову направо.

— Полиграф показывает, что ты о чем-то глубоко задумался. — Торп подвинул к себе табурет и уселся. — Я говорил со своими друзьями в Глен-Коуве. Они не удовлетворены результатами наших предыдущих дискуссий. Если их качество не улучшится в сжатые сроки, они заберут тебя к себе.

Уэст откашлялся:

— Ты врешь, стараясь запугать меня. Расположи голосовой анализатор так, чтобы я мог его видеть, и я буду говорить тебе, когда врешь ты сам.

Торп громко расхохотался.

— Вот что происходит, когда действие наркотиков прекращается и у тебя проясняются мозги. Надо добавить тебе немного, чтобы ты опять расслабился. — Он протянул руку и повернул рычажок на трубке, ведущей к вене Уэста. — Никто не любит слишком умных людей, Ник.

— Питер, наркотики не…

Торп смотрел на анализаторы, держа руку на рычажке реостата.

— Что «не…», Ник? Не нужны? Давай, заканчивай предложение.

— Не… Я хочу сказать, они…

Торп опять расхохотался:

— Ник, ты не умеешь импровизировать. А теперь договори свою фразу.

— Я… Я хотел сказать, что наркотики могут заставить меня… больше говорить… и снижают мою сопротивляемость…

— Правильно, молодец! — Торп убрал руку с реостата. — Послушай, у меня сейчас нет времени тебя встряхивать, так почему бы тебе не отвечать честно? Это мой совет. Хорошо?

Торп закурил и настроил оба анализатора.

— Ну, ладно… О чем мы теперь побеседуем? О «Талботе»? Нет… Это я оставлю до Кейт. Я на самом деле говорил с приятелями из Глен-Коува. Их интересует то, что ты знаешь об их небольшом эксперименте с электричеством. Почему бы нам не поговорить именно об этом? Сперва…

— Питер, я сказал тебе все, что знаю, а знаю я в действительности немного. Если ты прибавишь это к тому, что выяснил сам, тогда и получишь ответ на вопрос, что замыслили русские.

— И каким же будет ответ? Видишь ли, их интересует, что об этом знает ЦРУ.

— Но они не оставят тебя в живых, если ты выяснишь это. В самом Советском Союзе об этом вряд ли знает больше десятка людей. План уничтожения Америки — самый большой секрет в мире. И ты не можешь иметь доступ к подобной информации.

— Ты что, опять пытаешься меня испугать? Знаешь, Ник, я уверен, что Джеймс Аллертон — это «Талбот», и я сомневаюсь, что он позволит им убить своего единственного сына.

Уэст улыбнулся.

— До чего же ты наивен! Что ты для него значишь? У любого, кто предавал своих друзей и свою родину на протяжении полувека, нет сердца. Скольких людей убил или подставил Джеймс Аллертон? По сравнению с ним ты — жалкий дилетант.

Торп в задумчивости затянулся сигаретой.

— Может, ты и прав. Я могу предположить, почему русские хотели бы избавиться от меня до Четвертого июля, но для них я слишком ценный кадр. Думаю, мне следует на некоторое время залечь на дно, а после «Удара» я окажусь в выигрышной позиции.

— Какой? Станешь комиссаром приютов для душевнобольных?

Казалось, Торп этого не расслышал.

— Спасибо за заботу обо мне, Ник. Собственно говоря, ты для этого здесь и находишься. Мне надо использовать твой сказочный мозг в собственных целях.

— Я считал, что ты используешь его в целях своих хозяев.

Торп бросил сигарету на пол.

— Да, надо тебя смягчить. — Он усилил ввод препарата. — Тебе действительно нужен выворачивающий кишки и ломающий спину разряд электричества. Так, секундочку… — Торп потрогал зажимы на мошонке Уэста. — Твои яйца не задерживают ток, а пропускают его. — Он засмеялся. — Ну, а теперь расскажи мне об этих особых предохранителях.

Уэст побледнел, но все же ответил:

— Предохранители… Это что-то типа автоматических выключателей. Они срабатывают, когда сила тока в цепи опасно возрастает… Они защищают электрические схемы. После того, как пик напряжения проходит, они опять выключаются…

— И русские установили их в своем доме в Глен-Коуве?

— Видимо, да.

— А зачем? И не говори, что для защиты от молний.

Уэст с трудом проглотил слюну.

— Воды…

— Говори! — Торп потянулся к рычагу.

Уэст быстро произнес:

— ЭМИ… Молния производит эффект ЭМИ… Молнию можно использовать для того, чтобы проверять защитные устройства от ЭМИ…

— Подожди… Что такое ЭМИ?

— Электромагнитный импульс. Эффект Комптона… Что-то типа магнитной бури… Он уничтожит все компьютеры в стране… Каждая микросхема сгорит. Он нарушит всю телефонную связь… Разрушит все радиоприемники, телевизоры, приборы в самолетах, автомашинах, катерах, ракетах… Приборы в лабораториях… Всю электронику на фабриках, в больницах… Вся энергетическая система будет разрушена… Контроль за воздушным транспортом… Ничего не останется… Все будет обращено в прах… Конец всей технике… Изуродованная экономика и разбитая система обороны…

Торп молчал несколько минут, потом нагнулся к Уэсту.

— Господи Боже! Ты уверен?

— Да… Это уже было известно на протяжении некоторого времени. Последствия электромагнитного импульса разрушительны… Америка торопится защитить некоторые системы, но никто не может быть уверен, что защита окажется надежной… Сложно воспроизвести ЭМИ в лабораторных условиях… Наиболее продуктивный путь для его изучения — использование молний…

— Но как русским удастся создать этот импульс, Уэст? Каким образом?

— Просто… Но это будет для них рискованно… Мы можем ответить ядерным оружием… Другого выбора просто не будет… Если только президенту удастся передать команду об ударе. ЭМИ — самая большая угроза национальной безопасности… У О'Брайена были подозрения… В связи с нелегальным приобретением русскими технологии защиты от ЭМИ — волоконная оптика, мощные предохранители, щиты Фарадея… кабельные защитные средства, фильтры от ЭМИ… Системы для укрепления всей электроники.

— Послушай, Уэст, как русские могут устроить ЭМИ на территории всей страны одновременно?

— Очень просто… — У Уэста вдруг пропал голос, и он закашлялся. — Воды… Питер, ради Бога…

Торп взял сосуд с носиком и поднес его к губам Николаса. Тот медленно сделал глоток и посмотрел на Торпа.

— Питер, я не могу продолжать… У меня свело мышцы… Я не могу думать… Дико болит спина и ягодицы…

— Я скажу Еве, чтобы она сделала тебе массаж сзади и спереди. Продолжай.

— Нет. Я должен размять ноги и руки… Мне нужно хоть немного подвигаться… Мне нужно почесаться… Этот зуд сводит меня с ума…

— Я дал тебе «Атаракс», который снимает зуд.

— Мне очень плохо…

Торп поставил сосуд с водой на пол и взглянул на приборы полиграфа.

— Где у тебя чешется?

Уэст покраснел.

— Половые органы… и все вокруг.

— Ну ладно, сейчас я позову Еву…

— Нет, Питер! Ну, дай мне посидеть хоть минутку… Ведь я ответил на твои вопросы.

Торп посмотрел на часы.

— Ну, хорошо. Действительно, пока ее дождешься… — Он отстегнул ремень на груди Уэста, оставив его ноги привязанными.

Уэст задвигался, но только после нескольких попыток смог сесть.

— О, Господи… Спасибо, Питер.

— Не стоит. Итак, как же можно произвести такой электромагнитный импульс? Чтобы он был в состоянии накрыть всю страну?

Николас разминал мышцы рук и спины. Потом начал чесаться.

— Уэст! Ты будешь говорить?! — Торп потянулся к реостату.

Уэст посмотрел на него.

— Ты не должен этого делать. При таком положении в судорогах я могу сломать себе позвоночник.

— Этого не произойдет, если я врежу тебе небольшим разрядом. Ты просто упадешь на свой чертов стол. Так ты мне ответишь?

Уэст взглянул на зажимы в паху.

— Ну, хорошо. Маломощный ядерный взрыв… На высоте трехсот миль над Омахой… Ни радиоактивное излучение, ни взрывная волна до земли не дойдут… Просто вспышка… Но через тысячную долю секунды мощнейшие электромагнитные импульсы начнут разрушать все электронные приборы от Атлантики до Тихого океана.

— Это фантазии или реальность?

— Реальность. Эффект Комптона… Создается электромагнитный импульс, возникает напряжение, в несколько сотен раз большее, чем при разряде молнии. Все это не сопровождается ни видимым, ни звуковым эффектами. Это явление открыто около двадцати лет назад при последних атмосферных испытаниях ядерного оружия в Тихом океане… Но тогда радиотехника и электроника были примитивными, в основном на лампах, они устойчивы к ЭМИ… А на Гавайях, в восьмистах милях, все радиоприемники и телевизоры вырубились… Сегодня же, когда вся электроника базируется на печатных схемах, очень чувствительных к ЭМИ, она сразу же выйдет из строя…

— Но как смогут русские вывести даже небольшой ядерный заряд на трехсотмильную высоту без того, чтобы это не засекла американская военная разведка? Ведь тогда — возмездие?

Уэст потер лоб.

— Видимо, у них есть соответствующие средства.

— Невероятно. — Торп посмотрел на Николаса. — Ты ведь знаешь, что это за средства. Знаешь. И ты сейчас мне все расскажешь.

Уэст неожиданно потянулся вперед и сорвал с себя зажимы. Торп инстинктивно схватил его за кисть. Уэсту удалось вырваться и в свою очередь захватить кисть Торпа таким образом, что электроды оказались зажатыми между их ладонями. Быстрым движением Уэст притянул к себе руку Питера, заставив стол повернуться вокруг своей оси так, что теперь реостат оказался рядом с Николасом. Свободной рукой молниеносным движением он повернул рычаг.

Их обоих пронзил мощный электрический разряд, и Уэст, и Торп закричали от боли. Торп попытался отдернуть руку, но мышцы у него свело в конвульсиях. Они оба затряслись словно в нелепом танце. Лишь через десяток секунд болтающаяся рука Торпа задела провода и вырвала зажимы из их ладоней.

Уэст упал на стол, содрогаясь всем телом. Торп сполз на пол, попытался подняться на ноги, но упал лицом вниз. Оба лежали, дрожа и стеная.

Уэст сделал несколько глубоких вдохов и неимоверным усилием воли заставил свои мышцы подчиниться командам мозга. Он медленно сел, как садится в огне труп. Николасу показалось, что прошла вечность, прежде чем он смог поднять и, подавшись вперед, протянуть руки. Его дрожащие пальцы легли на пряжку ремня, сковывавшего ему ноги. Пальцы начали его слушаться, и он расстегнул ремень.

Он слышал стоны Торпа, через каждую пару секунд трещали, соприкасаясь, раскачивающиеся электрические зажимы. Подсознание подсказывало Уэсту, что нужно действовать быстро, но у него было ощущение, что все вокруг движется в замедленном темпе. Свет казался тусклым, и Николас понимал, что такое впечатление было результатом воздействия психотропов на его зрительные нервы. Сердце билось медленно и громко. Ему мерещилось, что в его организме совсем не осталось жидкости, глаза горели, во рту пересохло, кожа будто была покрыта пылью.

Уэст медленно высвободил ноги, сорвал с себя виниловые трубки и электроды полиграфа, прикрепленные к груди и лбу. Сморщившись от боли, он выдернул катетер из члена, затем, просунул руку под ягодицы и понял, что трубка, вставленная в анус, уже выскочила сама. Он слышал, как Торп матерился сквозь зубы, лежа на полу. Уэст с трудом выговорил:

— Ты… ты… грязный подонок…

Он медленно свесил ноги со стола и посмотрел вниз. Торп изо всех сил старался подняться, и ему удалось встать на колени. Оба уставились друг на друга. Уэст заметил, что Торп обмочился.

— То, что ты сделал со мной… — начал Уэст.

Торп издал какой-то утробный звериный вой. Уэст соскользнул со стола и опустил босые ноги на холодный пол.

Торп, все еще стоя на коленях, сунул дрожащую руку в карман пиджака и попытался достать револьвер.

Уэст упал на колени, сжал свисающие провода и ткнул ими вперед, прижав два зажима к лицу Торпа. Тот издал нечеловеческий вопль и упал на спину, прижав руки к лицу. Револьвер оказался теперь на полу между ним и Уэстом. Николас пополз к оружию. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге возникла Ева. Она взревела, точно разъяренный зверь, и ринулась к Уэсту.

Николас тщетно тянулся к револьверу. Он поздно заметил движение над головой Евы и тут же услышал свист кнута.

37

Два всадника теперь были всего в пятидесяти ярдах от Абрамса и Кэтрин, быстро приближаясь к ним по тропинке.

— Расходимся в разные стороны, — скомандовал Абрамс.

Он свернул влево и стал передвигаться вдоль возвышенности, граничившей с Шор Паркуэй. Кэтрин направилась вправо, почти спустившись к самой воде. Абрамс подумал, что некоторые аспекты военной тактики за последние столетия почти не изменились, особенно тактика пехоты, базирующаяся на инстинкте самосохранения и здравого смысла. Всадникам сейчас придется или убраться восвояси, или продолжать двигаться вперед, оказываясь тем самым в невыгодной для стрельбы позиции.

Наездники приблизились, и Абрамс увидел, что это были мужчины лет тридцати, в джинсах и ветровках. Оба держали поводья двумя руками, и Тони ждал с их стороны движений, свидетельствующих о том, что они достают оружие или пытаются придержать лошадей.

Они все еще шли галопом, хотя находились уже ярдах в десяти. Абрамс остановился и опустился на одно колено. Кэтрин, увидев это, сделала то же самое.

Абрамс осмотрелся. Люди, находившиеся поблизости, были либо простыми зеваками, либо же очень хорошо играли свою роль. Он держал свой кольт тридцать восьмого калибра обеими руками между бедер. Один из всадников подъехал еще ближе, перехватил поводья, взмахнул рукой, как бы приветствуя.

Абрамс поднял револьвер. Всадник посмотрел на него расширившимися глазами, раскрыв рот, затем что-то крикнул, и оба наездника, пришпорив лошадей, пронеслись мимо.

Абрамс поднялся и сунул револьвер в кобуру, сказав самому себе:

— Вот в историю вошла еще одна ужасная нью-йоркская быль. — Он громко выдохнул и направился к узкой тропинке, по которой к нему приближалась Кэтрин. Он заметил, что она побледнела и дрожит, и положил руку ей на плечо. — Я думаю, обратно лучше ехать на такси. Пойдемте. — И он повел ее вверх по склону в сторону аллеи.

— Нет. Мы продолжим пробежку. Возможно, Питер ждет нас впереди.

— Не стоит. Это становится рискованным. Вокруг появляется все больше народу.

Кэтрин сухо произнесла:

— Ставка слишком высока. Мы вооружены, нас двое и мы готовы к неожиданностям. Я не хочу, чтобы меня однажды вечером задавила машина. Я хочу сама идти навстречу судьбе. А вы?

— Да, хорошо бы… Но я предпочитаю встретиться с судьбой на заранее обговоренных условиях.

— Побежали. — Она развернулась и побежала. Абрамс последовал за ней. Они пробежали под массивным мостом Веррадзано и направились дальше мимо Форт-Гамильтона и вокруг залива Грейвзенд по направлению к парку Бенсонхарст. Три мили они преодолели меньше чем за сорок пять минут. Абрамс и Кэтрин пошли по парку.