27

В полдевятого утра Кэтрин Кимберли вошла в дом на Тридцать шестой улице, отперев дверь собственным ключом. В гостиной она увидела распростертого на кушетке Тома Гренвила. Его смокинг и ботинки валялись на полу.

Кэтрин прошла в маленькую кухню, находившуюся в задней части дома, и поставила кофейник на огонь.

В это время в кухню со стороны двора вошел Тони Абрамс, одетый в свой обычный деловой костюм, Кэтрин стояла спиной к нему, и несколько минут он наблюдал, как она готовит кофе. На ней были легкий белый свитер, облегающие брюки цвета хаки и кроссовки. Абрамс подумал, что в субботу она выглядит совсем не как обычная мисс Кимберли, какую он привык видеть в офисе.

— Доброе утро! — громко поздоровался он.

Она обернулась и приветливо улыбнулась ему:

— Вы давно встали? Вид у вас неважнецкий. Бурная ночь?

Он внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь обнаружить в них признаки удивления или разочарования тем, что он все еще жив.

— Кое-что похуже. — Тони достал из настенного шкафчика две кофейные кружки. — Я волновался за вас.

Кэтрин открыла свою сумочку и достала пистолет. Это был браунинг 45-го калибра. Абрамс ожидал увидеть что-нибудь поменьше. По тому, как Кэтрин держала пистолет, он понял, что обращаться с ним она не очень умеет.

— Вы, разумеется, уже слышали о происшествии в Бромптон-Холле? — спросил он.

Она положила браунинг обратно в сумочку.

— Да. Трупы опознали. Это леди Элинор Уингэйт, ее племянник Чарльз Брук и приятель О'Брайена Рональд Холдингс. Сейчас производится вскрытие.

Абрамс налил кофе в кружки.

— Вы провели ночь в одиночестве?

— Это явно провокационный вопрос.

— Послушайте, я занимаюсь этим делом или нет?

Она холодно ответила:

— Я вернулась в свою квартиру на Кармин-стрит. Я была одна.

— Почему вы не поехали в «Ломбарди»?

— У меня не было настроения. — В ее голосе послышалось легкое раздражение.

— Это Торп отправил вас домой? — Она кивнула.

Абрамс отхлебнул из кружки.

— В квартире в «Ломбарди» у вас есть своя комната?

— Да.

— Там у вас одежда и другие вещи. Разве не странно, что при всем этом Торп отсылает вас в такую даль, на Кармин-стрит? Вы не говорили ему, что мы встретимся с вами сегодня утром?

— Боже, да вы настоящий полицейский! Нет, мне это странным не кажется. Ведь сама квартира в «Ломбарди» необычная. Это и место для явок, и подрезидентура ЦРУ, и еще Бог знает что. Так что, когда ты связан с человеком, проживающим в такой квартире, тут уж не до удобств.

Абрамс кивнул и поставил свою кружку на стол.

— Как у вас сегодня с желудком?

— С желудком? Нормально.

Тони направился к двери, ведущей во внутренний двор, и знаком пригласил Кэтрин следовать за ним. Под окном кухни, выходящим во двор, стояла белая металлическая скамейка. На скамейке навзничь лежало тело мужчины, одетого в черное. Грудь у него была так сильно выгнута вперед, что было ясно — сломан позвоночник. Голова свисала, почти касаясь земли.

Кэтрин уставилась на тело.

— Судя по одежде — грабитель, — сказал Абрамс.

Она посмотрела вверх, на четырехэтажное здание, но промолчала.

Абрамс склонился над телом и наполовину стянул с его головы шерстяной лыжный шлем. Мертвенно-белая кожа убитого контрастировала с черной щетиной на подбородке и запекшейся вокруг рта кровью. На вид мужчине было лет тридцать пять, а черты лица выдавали в нем славянина. Тони вгляделся в открытый рот мертвеца, затем стянул шлем с его головы совсем. По земле рассыпались длинные иссиня-черные волосы.

— Судя по прическе и зубным пломбам, это иностранец. Вы его не узнаете? — спросил Абрамс у Кэтрин.

Та подошла поближе к телу и всмотрелась в лицо погибшего.

— Нет, — пробормотала она, быстро повернулась и пошла на кухню.

Тони последовал за ней. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Кэтрин спросила:

— Что вы делали на крыше?

— Я не говорил, что был на крыше. — Абрамс снял телефонную трубку и набрал домашний номер капитана Спинелли.

— Это я.

— Ничего нового по Карбури у меня нет. — Голос у Спинелли был сонный.

— Приезжайте по адресу: Тридцать шестая Восточная улица, дом 184. Во дворе труп.

— О боже, Абрамс, что у тебя там произошло?

— Расскажу позже.

— Где ты?

— По указанному адресу.

— Это связано с Карбури?

— Как тебе сказать… Дом принадлежит фирме О'Брайена, и кое-кто из его друзей оставался здесь сегодня ночевать. Что ты по этому поводу думаешь, Шерлок?

— Я думаю, что тебе надо бы нажарить задницу. Оставайся там.

— Я сказал, увидимся позже. — Тони повесил трубку.

Абрамс и Кэтрин вышли из дома. День был ясный и теплый. Пахло ночным дождем. Тони взглянул на Кэтрин при солнечном свете. Она, очевидно, спала не больше пяти часов — и никаких признаков усталости на лице.

Казалось, Кэтрин почувствовала, что Абрамс смотрит на нее не так, как обычно.

— Почему мы стоим? — спросила она. До Ленсингтон-авеню они дошли молча. Пока они ожидали переключения светофора, Кэтрин задала вопрос:

— Как вы думаете, что было нужно этому человеку?

— Столовое серебро.

Перейдя улицу, они двинулись на север. Машин было относительно немного, и город, как и всегда по субботам, выглядел так, будто все его жители отсыпались после пьянки.

Абрамс и Кэтрин свернули на Сорок вторую.

— Вам понравится Арнольд, — нарушила Кэтрин молчание. — Он необычный и очень умный.

— Что вы хотите найти в архиве?

— Никогда нельзя загадывать, что найдешь в архивах. Но там все есть. И зачастую то, что в досье отсутствует, не менее показательно, чем то, что есть в наличии. Работа в архивах требует логического мышления, интуиции и удачи. Вы умеете работать с архивами?

— Меня еще никто об этом не спрашивал. Я подумаю.

Они шли мимо Центрального вокзала. Для Абрамса этот район всегда ассоциировался с довоенными временами: величественные банки, старые отели, лавки чистильщиков обуви, газетные и табачные киоски, Йельский клуб. Поезда из Коннектикута и Уэстчестера, выплывающие на платформы толпы школьников и «белых воротничков».

— Я не доверяю Питеру Торпу, — неожиданно произнес Тони.

Кэтрин отреагировала не сразу, но, когда она заговорила, в ее голосе не было и тени упрека.

— Разумеется, не доверяете. А кто ему доверяет? Он ведь офицер разведки. Он лжет и крадет. Но в этом деле и не принята категория доверия. Здесь принята категория верности. А Питер верен.

— Верен кому?

— Своей стране. — Она посмотрела на Тони. — Любые иные предположения могут иметь очень серьезные последствия.

— С моей стороны было бы опрометчиво выдвигать такие предположения, — сказал Абрамс, — и кстати, спасибо за приглашение переночевать в доме на Тридцать шестой улице. Мне там очень понравилось.

— Я так и думала. Вы можете пользоваться этим домом в любое удобное для вас время.

Они дошли до Пятой авеню и пересекли ее возле Публичной библиотеки. На тротуаре Тони увидел странную нарисованную углем стрелку, указывающую в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг. Под стрелкой было написано: «Цель атаки» и отмечено расстояние — «0,4 мили».

Кэтрин тоже обратила внимание на стрелку.

— Ерунда какая-то, — сказала она.

Абрамс и раньше видел в городе такие стрелки с подписанным расстоянием, указывающие в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Но кого-нибудь это может и напугать, — задумчиво произнес он.

— Чего здесь бояться, — сказала Кэтрин, — если только не самого чувства страха.

— О, мысль о падающей с неба болванке с десятимегатонным зарядом приводит меня в дрожь.

— Это просто ядерная истерия.

— Мистер О'Брайен чем-то очень озабочен, — заметил Абрамс.

— Но не по поводу возможного ядерного удара.

— Чем же тогда?

— Это не биологическое и не химическое оружие… Что-то более страшное… Я даже представить себе не могу.

— И я тоже.

Они передвигались по Пятой авеню в сторону Рокфеллеровского центра.

— Что будет с «Талботом», если вы его найдете? — спросил Тони.

— А как вы думаете? — вопросом ответила Кэтрин.

— Ну, а если «Талботом» окажется, например, О'Брайен?

Она без колебаний произнесла:

— Даже если им окажется мой лучший друг, это не будет иметь никакого значения. Он умрет. Она умрет. Они умрут.

Абрамс посмотрел на нее.

— В тридцатых годах Форстер[3]написал:

— Очень глупо.

— Зато интересно. Явление предательства вообще интересно само по себе. Прочтите Декларацию независимости. Это ведь один из самых предательских документов своего времени. У короля Георга было полное юридическое основание, чтобы повесить всех до единого из шестидесяти пяти, его подписавших.

Они остановились у входа на территорию Рокфеллеровского центра.

— Хорошо. Что вы хотите сказать? Что у нас нет юридических оснований для того, чтобы казнить «Талбота»?

— Это ваша проблема. Моральная проблема. Я смотрю на все это с практической точки зрения. «Талбота» вычислить по его внешности невозможно. В его глазах вы не увидите безысходной тоски или чувства вины, о которых говорил Джеймс Аллертон. Его душа не отлетает в полнолуние, от него не несет запахом крови. Думаю, он носит смокинг и благоухает дорогим одеколоном.

— Но вы говорили, что можете определить преступника по глазам…

— Да, преступника. Но «Талбот» не преступник. Он патриот. Спросите его.

— Понятно…

— Мои родители… Да, они были предателями. Но они помогали бедным как могли, собирали друзей и родственников на вечеринки, смеялись, занимались любовью, пекли картофельные оладьи. «Талбот» — это их двойник, только с голубой кровью. Им вполне может оказаться О'Брайен, или Аллертон, или ван Дорн, или еще дюжина людей из тех, кого я видел вчера вечером.

Кэтрин кивнула.

— Хорошо… Спасибо за то, что подмешали в это дело хорошую порцию холодного, объективного анализа.

— Меня для того и наняли. — Тони направился в сторону здания Радиокорпорации. Кэтрин шла рядом. — Кстати, я не доверяю и вам.

Она натянуто улыбнулась:

— В профессиональном или личном плане?

— В обоих.

— А что вы думаете по поводу Ника?

— Он же ученый. С точки зрения безопасности не самый надежный вариант. Никогда не доверяйте яйцеголовым. К тому же он слишком долго связывает себя с работой, которая, судя по всему, не очень ему нравится. Весьма подозрительно.

— А Гренвилы? Клаудия?

— Вся энергия Джоан Гренвил направлена на то, чтобы наставить мужу рога. У нее же явно наличествуют сексуальные пороки. Что касается Клаудии, то никогда не доверяйтесь иностранцам.

Они обогнули помещение катка. Кэтрин остановилась у входа в здание Радиокорпорации.

— Вы что же, подозреваете меня в том, что я имею отношение к тому мужчине с крыши?

— Признаться, такая мысль приходила мне в голову.

— Но ведь именно я настаивала перед нашими на том, чтобы вы вошли в организацию.

— Все это так. Но если бы я находился под подозрением, я бы тоже поторопился привлечь посторонних людей. Новые люди, как правило, отвлекают подозрения на себя.

— Вы сообразительны.

Абрамс придержал дверь, и они вошли в вестибюль.

— Кстати, если уж кто-то собирался меня убить, значит, я вообще успел проявить себя, с их точки зрения, сообразительным человеком.

Кэтрин подавила смешок.

— Вполне возможно. Кстати, как вы знаете, слово «убийство» означает тяжкое преступление, и совершивший его считается опасным преступником. А может, те, кто, как вы говорите, пытался убить вас, по вашей же мысли, вовсе и не преступники? Может, это просто патриоты, выполняющие свой долг перед народом?

Тони натянуто улыбнулся и подумал: «Вот ведь сука!»

28

На втором этаже главного вестибюля было много художественных лавок и салонов, заполненных предметами искусства предвоенного периода.

На первом этаже тоже была небольшая лавка и салончики. Один из них специализировался на продаже военного снаряжения и предметов с американской символикой: картин, плакатов, статуэток, наклеек и т.п. В нем, в частности, были выставлены небольшие бронзовые бюсты генерала Донована. В основном их покупали, как считал Абрамс, молодые адвокаты из контор типа фирмы О'Брайена, то есть тесно связанные в прошлом с УСС. Судя по всему, эти юные карьеристы, купив такой бюст, ставили его у себя в кабинетах где-нибудь между книжными шкафами. Тони улыбнулся, представив себе, как эти юные карьеристы в обеденный перерыв преклоняют колена перед изображением Дикого Билла.

— Это у вас что, улыбка такая? — спросила Кэтрин. — Наверное, вы вспомнили о чем-то неприятном? Или заболел ваш близкий друг?

Абрамс взглянул на нее и усмехнулся.

— Не знаю почему, но вы мне нравитесь.

— Рада это слышать.

Кэтрин направилась к лифту и остановилась возле небольшого столика. В лежащей на нем книге она записала их имена и объект посещения. Затем они поднялись на сорок четвертый этаж, который полностью занимала фирма О'Брайена. Охранник в коридоре кивнул в знак того, что узнал Кэтрин, и указал на еще одну книгу, стоявшую на некоем подобии пюпитра. Записывая себя и Абрамса, Кэтрин взглянула на верхние строчки. Там были фамилии нескольких молодых сотрудников. Она отметила также, что в восемь утра на работу пришел Арнольд.

Они проследовали длинным извилистым коридором до двери с надписью «Архив». Кэтрин постучала.

— А меня Арнольд впустит? — спросил Тони.

— Мне придется пустить в ход все свое обаяние, — улыбнулась Кэтрин.

Она постучала еще раз. Из-за двери слышался резкий свист чайника. Ужасно резкий свист. Чайник давно пора было снимать с плитки.

Абрамс повернул ручку. Дверь открылась со знакомым Кэтрин противным скрипом. Тони заглянул в комнату. Кэтрин быстро протиснулась мимо него, но Абрамс легонько оттолкнул ее назад и вытащил револьвер. Чайник стоял на раскаленной докрасна спирали плитки, из его носика с шумом вырывался пар.

Когда глаза Кэтрин привыкли к полумраку комнаты, она увидела тело, лежащее рядом с походным столиком в круге света, падавшего от стоящей на нем лампы. Абрамс быстро пробежал взглядом по рядам шкафов, прислушался, но никаких звуков, кроме свиста чайника, не уловил.

Прижимая револьвер к боку, Тони медленно приблизился к телу.

Арнольд Брин, в рубашке, нарукавниках и серых брюках, лежал ничком. Его лицо было повернуто в сторону и одной щекой покоилось на галстуке. Галстук был бледно-голубого цвета, почти как кожа Брина. Язык у Арнольда вывалился изо рта. Один глаз был широко открыт. Тони опустился на колено и дотронулся до щеки Брина.

— Еще теплый. С час назад, а то и меньше.

Кэтрин почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она рухнула в кресло, но, быстро сообразив, что оно принадлежало Арнольду, поднялась и бессильно прислонилась спиной к шкафу.

— О Боже, — прошептала она еле слышно, — о Боже…

Абрамс оглянулся на походный столик. Вокруг него валялись чайные принадлежности. На полу, рядом с рабочим столом Арнольда, лежала начатая упаковка бисквитов. Абрамс протянул руку, взял со столика лампу и поставил ее на пол, затем встал на четвереньки и приблизил свое лицо к лицу Брина, внимательно рассмотрел его глаза, разжал судорожно сомкнутые челюсти Арнольда, заглянул ему в рот и принюхался, после этого поднялся и вернул лампу на место.

Кэтрин продолжала стоять, прислонившись спиной к шкафу. Глаза у нее были закрыты, в их уголках застыла влага.

Абрамс еще раз осмотрел предметы на столике, заварочный чайник, чай в пакете. Тони взял один бисквит и понюхал его.

— Судя по всему, он умер от удушья, но я не думаю, что оно было вызвано действием яда.

Кэтрин наконец раскрыла глаза.

— Что?

— Видите ли, он, к сожалению, не успел заварить чай, — сказал Абрамс и выключил электроплитку. — А это могло спасти ему жизнь.

— О чем вы говорите?

— Дело в том, что он сразу принялся за один из этих больших сухих бисквитов. Не намазал его ни маслом, ни джемом… Во рту и в горле у него пересохло, пожилые люди часто страдают плохим слюноотделением. А может, ослабли глотательные мышцы, это тоже бывает у стариков.

— Несчастный случай?

— Его погубил бисквит. Я видел кусок, застрявший у него в горле.

Кэтрин уставилась на Абрамса, затем перевела взгляд на Арнольда. Некоторое время она молчала, потом спросила:

— Вы в это верите?

— Конечно, нет. Это убийство. Отлично продуманное. — Абрамс потер подбородок. — Его держали как минимум двое. Видимо, они были в специальных перчатках с мягкой прокладкой, чтобы не оставалось никаких следов. Наверное, сначала они сунули ему в рот квасцы, чтобы высушить слизистую, потом залили в горло какое-то анестезирующее средство, чтобы отключить нервные окончания. Они затолкнули ему в горло бисквит и держали до тех пор, пока старик не задохнулся. Профессионалы.

Кэтрин судорожно сглотнула.

Абрамс спокойно продолжал:

— Да, судмедэксперту придется с этим повозиться. Но, если ему подсказать, что речь идет об убийстве, он, возможно, и найдет соответствующие подтверждения. — Абрамс закурил. — Интересно, почему эти люди так упорно подстраивают несчастные случаи? Вероятно, чтобы выиграть время? Чтобы те, кого это касается, не забили разом тревогу?

Кэтрин кивнула.

— Очевидно, отчасти и поэтому. Но… В этих кругах вообще предпочитают, чтобы все выглядело, как несчастный случай. Это признак профессионализма, своеобразный знак мастерства.

— Вот как? И за это дают награды? — Абрамс бросил сигарету на пол и загасил ее носком ботинка. — Как бы то ни было, это уже четвертый случай, когда не остается никаких улик: Карбури бесследно исчез, Бромптон-Холл сгорел, а Арнольд подавился бисквитом. Черт побери, даже полицейский может увидеть здесь систему.

Кэтрин посмотрела на него.

— А четвертый?

— Ну как же! А мое падение с крыши по пьянке?

— Так вы были на крыше? Значит, тот человек пытался вас убить?

Абрамс кивнул.

— Как… Как же, черт побери, вы туда попали?

— По пожарной лестнице.

— Вы знаете, о чем я спрашиваю.

— Тогда я вас спрошу, как получилось, что меня пригласили ночевать в этот дом на Тридцать шестой улице?

После недолгого колебания Кэтрин ответила:

— Меня попросила об этом Клаудия. Вы ей нравитесь.

Абрамс промолчал. Кэтрин добавила:

— Если уж быть совсем точной, О'Брайен и Питер тоже предложили, чтобы вы там ночевали. При этом мне показалось, что все трое действовали независимо друг от друга.

Абрамс снова ничего не сказал.

Кэтрин, похоже, постепенно приходила в себя после шока, вызванного смертью Арнольда. Она отрывисто спросила:

— Что же вас привело на крышу?

— Судьба.

— Вы знаете, Тони… Не всегда выгодно держать все при себе. Иногда ведь возникает необходимость в помощи ближнего.

— Я думаю, Кейт, что человек, связавшийся с вашей организацией, очень быстро обнаруживает, что остро нуждается в помощи.

Слова Абрамса явно обескуражили Кэтрин, однако, справившись с собой, она спокойно возразила:

— Зачем кому-то вас убивать?

— Не знаю, но мне это льстит. — Он снял трубку с телефонного аппарата на столе у Арнольда и набрал номер дома на Тридцать шестой улице.

— Чего? — ответил мужской голос. Абрамс знал, что таким тоном отвечают только полицейские, работающие на месте преступления.

— Капитана Спинелли, — бросил Тони.

— Ну… А кто это?

— Абрамс.

— Ладно, подождите.

К аппарату подошел Спинелли.

— Как это все случилось, Абрамс?

— Потом расскажу. Наверное, я окончательно испорчу тебе субботу, но у меня тут еще один труп.

— Где?

— Фирма О'Брайена. Комната с надписью «Архив». Охранник проводит тебя. Запишись в книге.

После долгого молчания Спинелли рявкнул:

— Слушай, Абрамс, что там вокруг тебя происходит? Ты что, попал в черную дыру?

— Давай пообедаем вместе.

— Пошел ты! Вообще держись от меня подальше. Вернее… Оставайся там же.

— Извини, но я должен бежать. Учти, дело выглядит, как несчастный случай, но это не так. Скажи эксперту, хорошо? И помни, что это еще цветочки. Побереги себя. Аривидерчи. — Тони повернулся к Кэтрин. — Стоит нам искать нужные досье, или сойдемся на том, что их здесь уже нет?

Кэтрин изучала записи выдачи материалов.

— Арнольд достал из хранилища четырнадцать папок. — Она осмотрелась. — Но их что-то нигде не видно. — Кэтрин на несколько секунд задумалась. — Арнольд должен был знать хотя бы одного из убийц, в противном случае он не открыл бы дверь.

— Правильно.

— Этим человеком был кто-то, имеющий сюда доступ.

— Сколько всего таких людей?

— Десятки. Англичане, американцы, французы и даже несколько немцев. Плюс группа израильских охотников за нацистами.

— У него был список?

Кэтрин посмотрела на Абрамса.

— Он держал все фамилии в голове.

Подумав немного, Тони сказал:

— Он явно не предполагал, что ему грозит какая-то опасность. Он разговаривал с этим человеком или людьми, а они хорошо знали, зачем он пришел сюда в субботу, — они знали, что скоро здесь появитесь вы.

Ее испуганный взгляд скользнул по шкафам. Она спросила хриплым шепотом:

— А вдруг они еще здесь?

Абрамс отрицательно покачал головой.

— Сомневаюсь. В какой-то момент Арнольд почувствовал опасность, и он мог… — Тони подошел к столу и осторожно переложил лежавшие там бумаги. — Нет, ничего нет. Они бы заметили, если бы он попытался оставить какой-то знак. — Абрамс подошел к телу, наклонился и быстрыми профессиональными движениями обыскал карманы, ботинки, носки, ощупал одежду. — Нет, ничего нет.