Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')

      В одном лишь они, прошнурованные души, правы - их не поймут. Не поймут и не простят кондового канцелярского равнодушия к памяти погибших моряков, к горю их матерей, отцов, вдов и сирот. Сколько лет тянулся поединок родственников погибших с бюрократами во флотских мундирах! И ведь речь-то шла о неоспоримом - об именах на надгробном камне. Они и не спорили, то есть наотрез не отказывали семьям погибших в их очевидном праве, а тихо и умело топили неприятное для них дело в иле казенной переписки.
      Мне было довольно просто проследить ход этой удручающей волокиты, так как все три включенных в нее учреждения - политуправление ЧФ, музей и горисполком - расположены друг от друга в пяти минутах ходьбы. Итак, дело стало за тем, что командировать музейного работника в Ленинградскую область, где находится Центральный военно-морской архив, политуправлению не по средствам. Пусть так. Но что же архивные работники, неужели они не понимают, о каком запросе идет речь? Неужели ни у кого из них за полтора года не нашлось времени, чтобы, не прибегая ни к каким особым розыскам и поискам, как это делают ныне повсюду десятки энтузиастов-следопытов, снять с полки нужную папку и отослать в Севастополь список погибших?
      По номерам обгорелых орденов, по надписям на солдатских котелках, по истлевшим бумажным лентам в "смертных медальонах", найденных в полуоплывшей траншее, на картофельном поле, на дне реки, мы научились вызывать из небытия имена павших воинов. Ибо девиз "никто не забыт" стал мерилом нашей совести, нашей нравственности. Почему же столь глухо захоронены в архивах шестьсот тридцать имен тех, кого Родина золотом на граните назвала своими "мужественными сыновьями"?
      Линкор "Новороссийск" - не жертва несчастного случая. Линкор "Новороссийск" - боевая потеря в ходе минной войны, начатой в июне сорок первого и, увы, продолжающейся поныне. Взрыв, пробивший линкор насквозь, был протуберанцем, вырвавшимся из огненного пекла на десять лет вперед. Гибель линкора - последняя на боевом счету Второй мировой, жертвы "Новороссийска" - последние в мартирологе Великой Отечественной.
      После публикации в "Правде" очерка "Взрыв" и глав документальной повести "К стопам Скорбящего Матроса" в газете "Слава Севастополя" на меня обрушился шквал писем и телефонных звонков. Писали адмиралы и матросы, ветераны линкора и вдовы "новороссийцев", севастопольцы и жители далеких российских деревень, участники и очевидцы трагедии, что разыгралась октябрьской ночью 1955 года в севастопольской бухте. На вырванных второпях листках из школьной тетрадки внука, служебного блокнота, телеграммном бланке, на любой оказавшейся под рукой бумаге люди спешили поделиться пережитым так, словно беда разыгралась не треть века тому назад, а вчера... То был стон памяти народной. Авторы писем вспоминали и горевали, гневались и недоумевали, требовали и предлагали...
      Читательские письма помогли установить имена отважной семерки, сумевшей выбраться из стальной западни. Их спасло самообладание и знание корабля. Старший матрос М. Литвин, командир отделения электриков, в кромешной тьме вывел своих подчиненных в выгородку кингстона водоотливной помпы. На помощь им пришли водолазы под командованием капитан-лейтенанта Малахова со спасательного судна "Бештау". Один за другим вышли с того света старшие матросы Литвин и Воронков, матросы Лемберг, Кононов, Столяров, Смышнов, Шиборнин.
      К моей великой радости, двое из этой группы дали знать о себе. Сначала пришло письмо от Николая Ивановича Воронкова, затем от Литвина из Витебска.
      "В половине второго ночи, - вспоминает Михаил Демьянович Литвин, меня разбудил дневальный по кубрику и сказал, что объявлена аварийная тревога. Я сунул ноги в ботинки, схватил рабочее платье и побежал на боевой пост - в кормовую электростанцию № 4. Там уже горел аварийный свет. Я быстро запустил 4-й дизель-генератор и тут же стал звонить в ПЭЖ - пост энергетики и живучести. Не дозвонился и на свой риск принял нагрузку на генератор. Нагрузка быстро росла, пришлось запустить еще один дизель-генератор - № 3. Связь с ПЭЖем мне так и не удалось установить.
      Когда одевался, обнаружил, что левая рука и плечо измазаны илом, вспомнил, что в коридоре кто-то бежал мне навстречу весь мокрый. И тут до меня дошло, что аварийная тревога вовсе не учебная. Тем более что палуба электростанции все ощутимее наклонялась вперед - к носу - и все сильнее кренилась на левый борт. Крен все усиливался, так что вскоре ходить по станции стало возможным лишь за что-то держась.
      Вместе с электриком - старшим матросом Воронковым мы по главному распредщиту определяли, какие отсеки обесточены, то есть залиты водой.
      За несколько секунд до опрокидывания забежал в электростанцию матрос Лемберг. Он крикнул мне на ухо (грохотали дизеля), что дали команду покинуть корабль, сам хотел остановить дизель, но я не позволил и показал всем ребятам на выход. Успели они добежать лишь до дверей 28-го кубрика, но открыть их не удалось: выход был завален съехавшими рундуками.
      В этот момент линкор опрокинулся. Шахту электростанции стало заливать водой, и мы вернулись в генераторную. Дизеля над нашими головами проработали в висячем положении около минуты, мы их остановили. Стало темно. Видно было, как вспыхивали в подступавшей воде светлые точки. Вода выжимала из корпуса воздух, и все вокруг выло, будто включили мощную сирену, - аж на уши давило.
      Я вспомнил, что как-то во время ремонта через кладовую трюмных заносили водоотливной кингстон диаметром около 400 мм. Предложил поискать, где он установлен. Вскрыли кладовую трюмных, пролезли по воздушным отсекам и нашли фланец кингстона. Спастись можно было только через его трубу, уходящую за борт, если, конечно, она не была забрана решеткой. Оставалось надеяться на лучшее.
      Я вернулся в электростанцию, набрал гаечных ключей, и мы стали отсоединять от кингстона трубопровод, валиковую передачу... Потом я осторожно приоткрыл кингстон, чтобы узнать, под водой мы или нет. Вода не поступала. Значит, мы были выше!
      Сняли мы все таки, но кингстон стоял на месте, как приваренный. Не помню, кого из матросов я послал в кладовую трюмных за увесистой железякой - я на нее наткнулся по пути наверх, - но он не смог ее найти, и мне пришлось лезть за ней самому. Притащил. Но прежде чем отбить кингстон, я все же навернул четыре гайки на всякий случай: вдруг хлынет вода? Устроился поудобнее и ударил раз, другой. Не дай бог, польется вода. Но вместо воды посыпались искры. Это прорезали нам автогеном люк. Мне показалось, что режут целую вечность... Потом облили раскаленные края водой и мне предложили выйти первому. Я сумел лишь подтянуться до подбородка, сил больше не стало. Но тут в спину подтолкнули ребята, и я оказался на корпусе... Я посмотрел на отверстие в днище, куда выходил кингстон, вода стояла от него в 3-4 сантиметрах...
      Меня спросили, есть ли кто в смежных отсеках. Я рассказал, что отчетливо слышал, как за переборкой сначала пели "Варяга", а потом "Напрасно старушка ждет сына домой...".
      Нас отправили в госпиталь, помыли, переодели. На следующий день прибыла Правительственная комиссия: Малышев, Кузнецов, Жуков... В присутствии оставшихся в живых линкоровцев Малышев расспрашивал меня о том, как мы действовали на боевом посту. Я рассказал. Зампредсовмина похлопал меня по плечу и сказал:
      "Молодец! Действовал правильно. Достоин правительственной награды".
      Потом Малышев дал высокую оценку действиям всего экипажа и сказал, что мы будем пользоваться льготами участников Великой Отечественной войны. Однако на том все и закончилось..."
      Мертвые сраму не имут
      Едва ли не в каждом письме звучал недоуменно-тревожный вопрос: почему так долго молчали о "Новороссийске", как могло случиться, что на героический экипаж пала тень забвения, почему тридцать три года могилы моряков с линкора остаются безымянными? Ведь взрыв произошел не по вине "новороссийцев", ведь они стояли до конца, как в бою, ведь Правительственная комиссия высоко оценила подвиг...
      На непростой этот вопрос проливает некоторый свет письмо ветерана Военно-Морского Флота киевлянина Александра Ивановича Остапенко: "После высокой оценки действиям экипажа "Новороссийск" Правительственной комиссии адмирал С.Г. Горшков издал по флоту свой приказ, так сказать, для внутриведомственного пользования, в котором обвинял "новороссийцев" в неумелой борьбе за живучесть и плохой организации службы. Понятно, что приказ был издан с благими педагогическими намерениями - подтянуть подготовку по борьбе за живучесть на всех флотах и наглядным примером показать, что ждет тех, кто запускает эти вопросы. Отсюда и пошло негативное отношение ко всем "новороссийцам". Но ведь "мертвые сраму не имут", а вот честь живых надо отстоять".
      "Нам не надо наград! - восклицает в своем письме бывший матрос-артэлектрик Ф. Дадашев, автослесарь из Баку. - Но помнить и чтить память погибших - надо. Все остальное пусть лежит на совести политработников флота".
      "Я плакал сердцем три раза в жизни:
      1. В 1953 году на верхней палубе в строю матросов линкора "Новороссийск", когда умер Сталин, но мы глупы были тогда и не знали, кто он есть.
      2. Плакал о своих товарищах, когда взорвался мой корабль, а я 10 суток как сошел по демобилизации, и проститься с ними меня в Севастополь не пустили.
      3. Третий раз плакал, когда прочитал наконец в газете правду о гибели "Новороссийска".
      Слишком долго нас затирали и не верили нам... А если надо денег для памяти мертвых героев, то мы соберем. Бывший старшина 1-й статьи линкора "Новороссийск" Сергей Егорович Бюрков, г. Куйбышев".
      "Все это время мы чувствовали себя как бы виновными в чем-то перед сотнями погибших товарищей. И хоть каждый год мы собираемся в Севастополе на братских могилах "новороссийцев", некоторые смотрят на это как на опасное чудачество. А мы до конца дней жизни будем продолжать эти встречи в последнее воскресенье каждого октября. Яков Божков, бывший установщик прицела 7-й батареи 3-го артдивизиона линкора "Новороссийск", г. Донецк".
      В последние годы между политическим управлением Краснознаменного Черноморского флота, управлением культуры Севастопольского горисполкома и семьями погибших развернулась оживленная, но, увы, бесплодная переписка насчет увековечивания имен моряков линкора.
      "По установившейся практике при захоронении экипажей подводных лодок, кораблей и судов обеспечения Военно-морского флота, погибших в результате аварий и происшествий, не принято устанавливать у памятников мемориальные плиты с их фамилиями, - сообщал в письме заместитель начальника Политического управления Военно-морского флота. - В связи с этим считаем нецелесообразным установку таких плит к мемориалам линкора "Новороссийск" на Братском кладбище и кладбище Коммунаров в городе Севастополе".
      А справедлива ли эта "установившаяся практика"? И почему "не принято устанавливать", и кем "не принято", если во всех странах и во все времена это считалось нормой общечеловеческой культуры, первейшим нравственным долгом живых перед теми, кто отдал за них свои жизни?! Вспомните памятник экипажу броненосной лодки "Русалка" в Таллинне или загляните на Морское кладбище в городе Полярный, и вы увидите, что все-таки это принято делать, и увидите, как это надо делать. А вот что думают офицеры-черноморцы насчет такой "установившейся практики".
      "Полностью разделяем боль и скорбь людей, судьбы которых непосредственно связаны с трагическими событиями осени 1955 года. Но вместе с тем мы испытываем чувство невыносимого стыда за нашу черствость, казенщину, бюрократизм, оскорбляющие память о погибших моряках, до конца выполнивших свой долг перед Отчизной... Офицеры КЧФ Н. Филимонов, Г. Писарев, Ю. Джус, Е. Вягин, В. Семенов".
      "Мы обращаемся от имени тех, кто в годы войны в рядах Черноморского флота боролся за честь, свободу и независимость нашей Родины. Наша секция объединяет 76 ветеранов-черноморцев, живущих в Калининградской области. Нам очень непонятна позиция политических руководителей КЧФ, которые проявляют явный бюрократизм в таком святом деле, как увековечивание памяти погибших. Неужели так глубоко внедрилось в нашу жизнь чиновное бездушие, что стало разъедать среду военных моряков - самую сплоченную, самую дружную часть наших Вооруженных Сил?
      Мы просим включить и наш голос за дело увековечивания памяти тех, кто отдал жизнь за линкор "Новороссийск", погибший как в годы войны.
      По поручению членов секции капитан 1-го ранга в отставке И. Блик, мичман в отставке К. Панов и другие".
      Каким диссонансом этим письмам звучат строки на бланках официальных бумаг:
      "Не судите строго архивистов, - пишет в редакцию газеты начальник архива Черноморского флота В. Азаров. - Возможно, запрос из Музея флота был сформулирован слишком прямолинейно, например: "Снимите копию и вышлите в наш адрес список погибших на линкоре "Новороссийск". А ведь его наверняка там нет. Об этом никто своевременно не позаботился, прятали концы в воду".
      Однако "концы", как их ни прятали, все же всплыли. Нынешним летом в редакцию "Славы Севастополя" пришел ветеран Черноморского флота мичман Федор Ефимович Неижмаков и положил на стол потрепанный альбом - "Список личного состава, погибшего на линкоре "Новороссийск". На титульном листе печать политотдела соединения, куда входил линкор, и гриф "Не секретно". В списке 541 имя (в него не вошли погибшие аварийные партии с крейсеров и судов, оказывавших "Новороссийску" помощь), в списке все буквы русского алфавита, города и села всех республик страны...
      - Откуда он у вас? Где вы его взяли? - засыпали мичмана вопросами изумленные газетчики.
      - Нашел в груде макулатуры, - рассказывал Федор Ефимович. - Отнес в музей КЧФ - там сказали: "Нам не нужно". Предложил флотской газете "Флаг Родины" - результат тот же. Ну и хранил много лет у себя, пока не прочитал в "Правде" про "Новороссийск".
      "Слава Севастополя" взялась опубликовать этот список в "колонке памяти" - с продолжением во многих номерах. Город помнит... А что же политуправление КЧФ? Не дождавшись ответа на выступление "Правды", я отправился к своим бывшим коллегам. В беседе со мной первый заместитель начальника ПУ КЧФ контр-адмирал Г. Селиванов занял весьма удобную позицию: мол, мы люди военные, из Москвы прикажут - имена на плитах выбьем.
      Наш разговор шел в дни работы 19-й партийной конференции, когда с небывалой доселе остротой ставились вопросы перестройки партийной работы, с небывалой болью и страстью говорилось о внимании к людям, и так странно было снова столкнуться с непробиваемой душевной глухотой.
      А из этого конверта выпала десятирублевка, уложенная в письмо.
      "Новороссийцы", задыхаясь, пели о гордом "Варяге", - пишет Валентина Ивановна Тимошенко из Севастополя. - Они там, в железном гробу, понимали, что погибают на поле сражения. Ведь линкор подорвался на вражеских минах, значит, для них война продолжалась. Они так поняли свою гибель! А живые не поняли. Не поняли все величие их поступка. Как хорошо, что этого погибшие никогда не узнали! Потому что горько было сознавать, как преступно распорядятся их честью и славой самоуверенные чинуши. Это они, равнодушные к людским судьбам, создавшие в стране годы беззакония и попрания всех прав простого человека, спрятали от народа часть его славы и гордости.
      Настало время увековечить подвиг "новороссийцев". Предлагаю открыть счет по сбору денег..."
      Спасибо Вам, Валентина Ивановна, за добрый почин и первый взнос! И хотя едва ли не в каждом втором письме предлагается открыть банковский счет для сбора пожертвований на плиты "новороссийцам", я думаю, что счет этот открывать не нужно. У города и флота, наверное, найдутся средства - не такие уж большие они нужны, чтобы выбить на мраморе 630 имен. Этот долг памяти и чести должен быть отдан без вдовьих рублей.
      В канун Дня Военно-морского флота в редакцию "Правды" пришел официальный ответ из Севастополя: "Военный совет, политическое управление Краснознаменного Черноморского флота всегда считали и считают сейчас, что могилы моряков с линкора "Новороссийск" не должны оставаться безымянными. Наша позиция неоднократно излагалась вышестоящему командованию, в настоящее время она одобрена. Руководство флота и города Севастополя рассматривает практическое решение данного вопроса.
      Член Военного совета, начальник политуправления ЧФ вице-адмирал В. Некрасов".
      К стопам Скорбящего Матроса
      Из номера в номер городская газета "Слава Севастополя" публиковала списки погибших "новороссийцев". Кажется, конца не будет этим скорбным строкам. Но вот и последние имена: "...матрос Яровой Иван Иванович, старший матрос Ямполь Николай Степанович, матрос Якунин Алексей Михайлович, матрос Яйльян Сергей Дикранович".
      Редакция исполнила свой долг. Но газетные страницы не мраморные плиты.
      Сотни наградных листов на матросов, старшин, мичманов, офицеров "Новороссийска", как погибших, так и ныне живущих, остались не подписанными в высших инстанциях Министерства обороны. Сегодня пришло время вернуть долг памяти героическому экипажу. Пришло время вручить задержанные ордена и медали. Пришло время назвать всех, кто стоял до конца, поименно.
      Иначе потомки нас действительно не поймут...
      Спустя треть века после гибели линкора над морской волной вновь загорелись шлифованные литеры славянской вязи - "Новороссийск". Огромные метровые, - они вполне соразмерны громаде нового, наисовременнейшего корабля - авианесущего крейсера. "Новороссийск"-младший горделиво пронес свое имя через Босфор и Дарданеллы, через проливы Эгейского моря, какими шел когда-то встречным курсом тезка-линкор. Крейсер с самолетами на борту пересек Средиземное море, вышел через Гибралтар, в Атлантику и перешел через Индийский океан в Тихий. Там он и несет сейчас свою ратную службу. С первых же походных миль "Новороссийск"-II снискал себе крепкую добрую славу.
      Я следил за жизнью этого корабля по страницам "Красной звезды" и "Морского сборника". Из газетного очерка узнал, что помимо всех прочих достижений на авианесущем крейсере создан замечательный хор. Сразу вспомнились восхищенные рассказы ветеранов о великолепном офицерском хоре на "Новороссийске" пятидесятых годов. Каким чудом передалась эта линкоровская традиция? Ведь на новом "Новороссийске" нет и быть не может никого из тех, кто осваивал старый корабль. Впрочем, если вдуматься, ничего удивительного нет. На хорошем корабле отменно все: и стреляют, и поют, и штормуют... Видимо, экипажи обоих "Новороссийсков" одной закваски, оттого и схожи во всех гранях флотской жизни.
      Есть на флоте старая добрая традиция: имена отслуживших кораблей не вычеркиваются из списков, а передаются восприемникам - новым эсминцам, подлодкам, крейсерам... Свыше века не исчезают с бортов имена "Варяга", "Александра Невского", "Адмирала Ушакова", "Стерегущего"...
      Жаль, что вопреки доброму обычаю имя свое авианосный крейсер "Новороссийск" получил не от линкора-предшественника. Крейсер назвали "Новороссийском", дабы польстить автору "Малой земли" генсеку Леониду Брежневу. И когда "подпольный" совет ветеранов предложил передать имя корабля, как это узаконено флотским ритуалом, в ответ услышали очередной окрик: "Нас не поймут!"
      Теперь уже и авианосца такого нет - продан китайцам на металл.
      "НОВОРОССИЙСК" НЕ КОНЧИЛ БОЯ
      (Постскриптум)
      Версии и диверсии
      Причины взрыва Правительственная комиссия установить однозначно не смогла. В заключительном акте делалась оговорка, что не исключена и диверсия. Но чья, с какой стороны? Этот воистину проклятый вопрос до сих пор не дает покоя многим исследователям севастопольской катастрофы - и профессионалам, и любителям.
      С недоброй руки питерского литератора Игоря Бунича запущена новая воистину сногсшибательная - "версия": линкор "Новороссийск" подорвали советские диверсанты по тайному приказу маршала Георгия Жукова. Ему этот взрыв нужен был для того, чтобы таким образом скомпрометировать морского министра адмирала Советского Союза Николая Кузнецова. В заговор против министра был втянут де и сам Хрущев. Но зачем Хрущеву надо было городить подобный огород, чтобы снять весьма лояльного к нему министра, когда он сумел самого Жукова снять без каких-либо провокаций? Бунич выдавал свою версию за новейшее открытие, всячески высмеивая причастность итальянских спецслужб к трагедии "Новороссийска".
      "Анатомия" версии Бунича несколько прояснилась после того, как в Санкт-Петербургском клубе моряков-подводников я познакомился с контр-адмиралом Владимиром Петровичем Ивановым, который в 80-е годы возглавлял контрразведку Ленинградской военно-морской базы. Вот что он рассказал:
      - Одно из памятных мне дел - это так называемое "дело коллекционеров". В конце восьмидесятых годов органы военно-морской контрразведки пресекли деятельность сотрудника одной из ленинградских библиотек Игоря Бунича. Получив незаконный доступ в секретную библиотеку Военно-морской академии, Бунич под видом обмена материалами по истории флота отправлял в Италию информацию, имевшую секретный характер. В более суровые времена ему не миновать бы суда, но на дворе стояла оттепель горбачевской перестройки, и Бунич вышел сухим из воды. Несмотря на мое серьезное предупреждение, Бунич нашел новый канал связи с итальянскими спецслужбами - через Прагу, где обосновался резидент итальянской военной разведки. Но и это сошло ему с рук... Что поделать, наступала "эпоха нового мышления и общечеловеческих ценностей". Позже господин Бунич развернулся как книгоиздатель...
      Версию Бунича подхватили досужие любители сенсаций:
      "Кто же взорвал линкор "Новороссийск"? - вопрошает
      В. Костриченко в своей брошюре "Гибель без тайн". - Это известно и не требует длительных поисков. Непосредственными исполнителями стали советские офицеры - боевые пловцы, специально переведенные с разных флотов СССР на Черное море".
      Должно быть, по принципу, чем чудовищнее ложь, тем быстрее в нее поверят, в "версию" Бунича охотно поверил и даже развил ее в своей брошюре "Проклятая тайна" человек, носивший когда-то погоны офицера ВМФ СССР - А. Норченко. "Красивая и завлекательная "итальянская версия" - самая обыкновенная "пустышка", - безапелляционно утверждает автор. Пустышка, потому что ее не подтвердили ветераны итальянских диверсионных сил, с которыми довелось беседовать Норченко в Италии. Хороши бы они были, если бы честно признались российскому туристу - "да, это мы подорвали линкор "Новороссийск", уж вы, господин любезный, не взыщите..." Профессионалы из спецслужб никогда публично не подтверждают ни своих побед, ни своих провалов. Итак, версия причастности к гибели "Новороссийска" боевых пловцов из бывшей диверсионной флотилии Боргезе - пустышка.
      А что же тогда не "пустышка"? А не пустышка, по Норченко, вот что: "Главком ВМФ Н.Г. Кузнецов с его программой развития флота был тогда "костью в горле" слишком у многих руководителей, начиная с самого Никиты Сергеевича. Этого популярного человека, "сталинского любимца", надо было убрать, ибо на тогдашнем военно-политическом фоне он некоторым просто мешал. И провести его устранение надо было организованно и надежно. Это, как представляется, один из аспектов политических игр того времени "в верхах", где не исключались и такие сильнодействующие аргументы, как подрыв "Новороссийска". Конец цитаты.
      Другой исследователь проблем В. Костриченко в своей брошюре "Гибель без тайн" одним абзацем и, заметим, совершенно убедительно, опровергает главную, по Норченко, причину "жуковской провокации": "Говорить о том, что взрыв линкора произведен с целью устранить Главкома ВМФ СССР Н.Г. Кузнецова с его поста просто смешно и наивно. Когда понадобилось его убрать, то появилось "Постановление СМ СССР №2049-1108 от 8.12.1955 года", и Кузнецов был снят с должности. Министр обороны Жуков просто "выкинул" Кузнецова со службы в грубой и бесцеремонной форме. Разговоры о том, что устранить Кузнецова было не легко и требовался весомый повод в виде взрыва линкора это не понимать сути происходящего. Потребовалось - и сам всесильный, гораздо более могущественный, министр обороны СССР Г.К. Жуков слетел со своего поста и отправился в отставку!" Сделав столь разумное заключение, Костриченко, однако, пошел еще дальше, чем Норченко. Оказывается, подрыв собственного линкора советскому руководству нужен был для того, чтобы иметь повод для нанесения ядерного (!) удара по скоплению в Босфоре американских кораблей, то есть обвинить турецких диверсантов в подрыве "Новороссийска", а потом жахнуть по туркам ядерными бомбами и отобрать заветные проливы. Вот почему, утверждает Костриченко, вопрос "кто же взорвал линкор "Новороссийск"... не требует длительных поисков", так как ему, Костриченко, это досконально известно: "Непосредственными исполнителями стали советские офицеры - боевые пловцы, специально переведенные с разных флотов СССР на Черное море".
      Оба автора должны быть весьма признательны Игорю Буничу за подсказанную идею: "Новороссийск" потопили свои".
      А фактически линкор подвергся еще одной диверсии - идеологической.
      * * *
      В 2000 году свершилось то, что должно было произойти сорок четыре года назад: правительственным Указом все моряки из полуторатысячного экипажа линкора "Новороссийск" - живые и мертвые - были награждены орденами. Награждены за мужество, проявленное при спасении корабля в роковую ночь 29 октября 1955 года, когда под килем флагмана Черноморского флота рванул мощнейший взрыв.
      Немногие ветераны линкора дожили до того дня, когда смогли принять запоздавшие награды. И фамилии на плитах выбиты - все 630. Вроде бы все долги отданы.
      Все ли?
      Москва - Севастополь.
      1988-2001
      Автор весьма признателен всем ветеранам линкора "Новороссийск" и членам семей погибших моряков-черноморцев, поделившимся своими воспоминаниями, а также адмиралу флота Н.И. Смирнову и контр-адмиралу-инженеру в отставке
      Н.П. Чикеру, контр-адмиралу М.В. Короткову, ныне, увы, покойным; контр-адмиралу Ю.М. Халиулину, художнику-историку Андрею Лубянову, И.Е. Руденко, О.В. Матусевич, редакции газеты "Слава Севастополя", всем лицам и организациям, которые оказали помощь в сборе материалов для этой повести.
      СМЕРТЬ В РЕЖИМЕ МОЛЧАНИЯ
      Эта женщина была окружена ореолом мрачной тайны. Ее муж, командир подводной лодки, погиб со всем экипажем в Баренцевом море. Никто не знал как, где и почему. Об этом предпочитали не расспрашивать - особый отдел еще не закрыл следствие.
      Вдова командира работала метрдотелем ресторана "Космос" в портовом пригороде Мурманска - Росте. Ресторан по нынешнем понятиям - второразрядный кабак, но для нас, подводников, выбиравшихся в столицу Заполярья из отдаленных баз, "Космос" представал фешенебельнейшим заведением, где каждый вечер шумел и сверкал скоротечный праздник жизни. Его хозяйкой была строгой и внимательной, одетой всегда в черное платье, была она - Светлана. И каждый год - 27 января - ей приносили в заснеженном морозном Мурманске свежие цветы. Число роз всегда было четным...
      * * *
      Шестидесятые годы начались для Северного флота более чем мрачно: из корабельного списка пришлось вычеркнуть сразу три подводные лодки. Даже в войну такое случалось нечасто... Сначала бесследно исчез в море дизельный ракетоносец С-80. Потом рванули торпеды в носовом отсеке Б-37, стоявшей у причала в Полярном. Чудовищной силы взрыв разворотил и соседнюю подводную лодку С-350. Погибли сто двадцать два моряка. Причины взрыва не выяснены до сих пор. Не исключалась диверсия - шла "холодная война"...
      Средняя дизельная подводная лодка С-80, приспособленная для запуска крылатых ракет, 25 января 1961 года вышла в дальний полигон Баренцева моря - туда, где сейчас покоится на грунте атомный подводный крейсер "Курск". Вышла не надолго - на несколько дней. На борту - 68 человек, включая второго командира. Последний раз субмарина дала о себе знать в 23.00 26 января. Командир капитан 3-го ранга Анатолий Ситарчик доложил, что все задачи боевой подготовки выполнены, и просил "добро" на возвращение на базу. "Добро" дали. Но в 00 часов 47 минут 27 января радиосвязь прервалась. С-80 в Полярный не вернулась. В тот же день комфлота выслал на поиски два эсминца и спасательное судно. Район, в котором исчезла С-80, отстоял от побережья на 50 миль и занимал площадь 384 квадратные мили. Глубины - от 200 метров и ниже. Зимний шторм швырял корабли, моряки тщетно пытались разглядеть сквозь снежные заряды черный силуэт субмарины или хотя бы черное масляное пятно на воде.
      На следующий день по флоту объявили аварийную тревогу, и на поиски С-80 вышли еще два эсминца, четыре малых противолодочных корабля, корабль разведки и спасательное судно.
      Полярный притих в недобром предчувствии. Увы, день, точнее, глухая арктическая ночь не принесла никаких вестей. Тогда начался массированный поиск с привлечением авиации, подводных лодок и рыболовецких судов с их придонными тралами и поисковой аппаратурой. Вдоль береговой линии летали пограничные вертолеты. Радиотехнические посты просеивали на своих экранах каждое пятнышко засветки.
      О мертвых - либо хорошее, либо ничего. Это этическое правило не распространяется на моряков. Командир отвечает за все, что случилось на корабле и с кораблем, даже если он мертв.
      Не миновала эта участь и навечно 36-летнего командира
      С-80 капитана 3-го ранга Анатолия Дмитриевича Ситарчика.
      Вот что пишет о нем и об обстоятельствах катастрофы его бывший непосредственный начальник, командир дивизии подводных лодок Северного флота, а ныне адмирал флота Георгий Егоров:
      "Подводные лодки с крылатыми ракетами на борту - сложные по устройству корабли. Поэтому нам (офицерам штаба. - Н.Ч.) приходилось часто выходить в море на этих кораблях, изучать личный состав, особенно командиров. Тогда-то я и обратил внимание на одного из них. В море он допускал оплошности, часто нервничал, что совершенно недопустимо для подводника. Я не раз обращался к командующему подводными силами контр-адмиралу Г.Т. Кудряшову с просьбой отправить этого командира на тщательную медицинскую проверку для определения его психологического состояния, но этого сделано не было. Вскоре я снова вышел в море на той же подводной лодке для проверки корабля и всех его систем на глубоководное погружение с уходом на рабочую глубину до 170 метров. Испытания показали, что прочный корпус, все забортные отверстия, механизмы в основном удовлетворяют предъявляемым требованиям. Но снова возникли серьезные претензии к командиру корабля. Поэтому я приказал начальнику штаба дивизии капитану 1-го ранга Н.М. Баранову не отправлять лодку в море, а заняться совершенствованием подготовки командира и личного состава непосредственно на базе".