– Твою мать.

– Мать не мать, а меня ты имела, – произнес он с соответствующей интонацией. – И много раз. – Они снова пристально посмотрели друг на друга. – Итак, ты позволила утонуrь Рути фордхэм? Да или нет?

Она промолчала.

– Нет, ответь, черт возьми! – перешел на крик Джон. – Умерла она к тому моменту или…

– Да. Да. Она умерла от удара и уверена, что медэкспертиза подтвердит мои слова. Захотелось ей поверить. И в самом деле очень похоже на то, что она говорит правду. По крайней мере он, Джон Макграт, очень на это рассчитывал. Но следователь, живший в нем, был настроен по отношению к миссис Бернвуд весьма критически. Слишком уж хорошо Кендал научилась врать.

– Почему ты не оставила меня в машине, чтобы за одно утонул и я? – поинтересовался он. – Тогда бы ты просто ушла с места происшествия и все прошло бы как минимум несколько дней, прежде чем наши тела обнаружили, да и то много ниже по течению. Более того, им пришлось бы здорово потрудиться, прежде чем удалось идентифицировать трупы. За это время ты бы успела уже сто раз исчезнуть и раствориться, и твои следы быльем бы поросли. Так отчего ты меня вытащила?

Кендал слизывала катившиеся по щекам слезы и тихонько всхлипывала. Но она уже не досадовала и не сердилась. Эти слезы скорее были слезами сочувствия и сожаления.

– Как, ты спал со мной, занимался со мной любовью и после этого еще осмеливаешься выспрашивать «почему Я спасла тебе жизнь»? Да и любого другого? Ты что, и в самом деле считаешь, что я в состоянии уйти и оставить раненого человека на верную смерть? Разве ты мало меня знаешь?

Джон приблизил к ней свое лицо:

– Я вообще тебя не знаю. Ты для меня осталась точно такой же загадочной, как тогда, когда я впервые увидел тебя в Денвере.

Она покачала головой, словно пытаясь опровергнуть только что сказанное.

– Ты слишком долго меня обманывала, Кендал, нарассказывала столько басен, что я прямо-таки не знаю, чему верить.

– Кевину хочется кушать.

Джон откинулся на стуле.

– Что ты сказала?

Малыш ухватился ручонками за грудь Кендал и пытался зарыться в ее блузку. Это его полностью обезоружило. – Да? Тогда приступай.

Всего пару часов назад он занимался с ней любовью.

Он касался ее руками, губами. Но теперь Джон неожиданно растерялся, не в силах смотреть, как она расстегнула платье и подставила грудь голодному малышу. Он так сильно смутился, будто подросток, внезапно ощутивший эрекцию в церкви. Но, черт возьми, поддерживать свой профессиональный статус и смотреть, как Кендал кормит дитя грудью! Нет, это выше его сил! К счастью, тучи над его головой мгновенно рассеялись, поскольку Кендал неожиданно поддела его:

– Кто такая Лайза?

– А что ты о ней знаешь?

– Ты называл как-то во сне. И отнюдь не единожды. Кто она? Жена? Ты что, женат?

Неожиданная ревность Кендал позабавила его, улыбка мгновенно слетела с губ.

– Ты совершила похищение офицера Федеральной безопасности, и тебя волнует какой-то мимолетный адюльтер?

– А тебя – нет?

– Меня – нет.

– В таком случае все-таки кто такая Лайза?

– Она… она просто некая женщина. – Кендал продолжала сверлить его взглядом, требуя продолжения. Джон в нескольких словах поведал ей об их с Лайзой взаимоотношениях. – Она сразу же покинула меня, – заключил он, щелкнув пальцами, – но у меня ничего и не дрогнуло. Как не дрогнуло и когда мы впервые встретились.

– Она, значит, была для тебя чем-то вроде теплого сгустка плоти, с которым просто приятно спать.

Макграт немедленно перешел к обороне.

– Именно. Не более чем сексуальные отношения и никаких забот. Кроме того, тебя-то это не слишком задело – ведь ты слышала, как я во сне произношу ее имя, но продолжала со мной трахаться, скажешь нет?

– Мне кажется, ты сам виноват в происшедшем… ничуть не меньше, чем я.

– Вряд ли. Я не напрашивался в твою личную жизнь. Я действительно жутко поругался с Джимом из-за этой авантюры с вами, миссис Бернвуд. Будь моя воля, я давно умыл бы руки, оставив вас с Кевином еще в Далласе. Зачем ты втянула меня в эту историю, Кендал?

– Мне приходилось выбирать, помни, – спокойно заметила Кендал. – Я попыталась улизнуть из госпиталя одна, но ты поймал меня и настоял на совместном путешествии.

– Да брось ты. Подходящих моментов оставить меня, прежде чем мы добрались до этой заброшенной фермы, у тебя хватало. Каждый раз, когда я заходил в туалет, например. Отчего ты не уехала?

– Потому что чем больше я думала о сложившейся ситуации, тем больше видела смысла в твоем присутствии. Даже на костылях, ты оказался способен обеспечить нам с Кевином какую-никакую охрану.

– Да я бы и близко не подошел к младенцу, не говоря уже о том, чтобы сюсюкаться с ним.

– Но я-то не знала этого, пока мы сюда не добрались! – Она пристально посмотрела на него, пытаясь что-то для себя выяснить. – Знаешь, твое отношение к детям все время не давало мне покоя. Отчего у тебя такая антипатия к Кевину – и без всякой причины?

– Не именно к Кевину. Ко всем детям, пожалуй.

– Но отчего?

Он резко тряхнул головой, давая понять, что сие обсуждению не подлежит:

– Где мы находимся, можешь хотя бы сказать? Как, черт побери, называется этот городишко?

– Мортон. Мы в восточном Теннесси, неподалеку от границы с Северной Каролиной. – Она рассказала ему историю дома. – Никто, кроме нас с бабушкой, не бывал здесь раньше. Я знала, что здесь мы сможем укрыться. – Она подняла голову и взглянула ему в лицо незамутненными ложью глазами. – Джон, я не могу вернуться в Южную Каролину и свидетельствовать против Гиба и Мэта.

– Правительству необходимы твои показания, чтобы осудить их.

Она возразила, упрямо набычившись:

– Уверена, что Пепердайн уже успел откопать кое-что в моем доме в Денвере. Я потратила год, чтобы собрать материал. Он очень впечатляет. Там содержится масса компрометирующей информации против ведущих членов «Братства». Если правительство и его чиновники не в состоянии обвинить их в убийстве, найдется много прочих уголовных дел, которые им можно инкриминировать. Ну, как в свое время Аль Капоне, к примеру, притянули к суду за сокрытие доходов. Я и в самом деле оказалась свидетельницей их преступлений и у меня нет слов, чтобы описать весь ужас содеянного. За несколько часов до казни Майкла Ли мне удалось переговорить с ним. Это был умный, живой и очень воспитанный молодой человек. Когда я думаю о том, через какой кошмар ему пришлось пройти…

Она поникла головой и сидела так несколько мгновений. Потом вдруг снова посмотрела ему в глаза.

– Они лишили меня всего, Джон. По их милости я превратилась в беженку, даже преступницу, хотя таковой себя не считаю. Мне уже не быть больше адвокатом, а ведь я неплохо делала свое дело, – этот момент Кендал особенно подчеркнула. Слезы неудержимым потоком хлынули из ее глаз. – Я верила, что моя работа нужна, хотела помогать людям, хотела показать, что не все юристы на стороне богатых и сильных. Но они лишили меня этой возможности. Поверь, больше, чем кому-либо мне бы хотелось, чтобы этих монстров упрятали за решетку до скончания их дней. Я готова отвечать за все, что натворила, как и положено законопослушному гражданину, но умирать мне не хочется.

Она перевела дыхание и еще сильнее прижала ребенка к груди.

– Я не желаю, чтобы Кевин вырос сиротой, как я. Уверена, как только Мэт и Гиб узнают мое местонахождение, они изыщут способ меня убрать. И смерть моя будет ужасной.

Джон все понял. Доводы звучали абсолютно логично.

– Они не смогут причинить тебе вреда, Кендал, – тихо сказал он. – Они в тюрьме.

– С некоторых пор их там уже нет. Они сбежали три дня назад.

Сначала Джон здорово удивился, затем у него зародились сомнения – не обманывает ли она снова?

– Откуда ты знаешь?

– Я звонила Рики Сью.

– Когда?

– Сегодня.

– Так вот почему ты такой печальной вернулась из города?

Она кивнула:

– Деталей не знаю, поскольку сразу же повесила трубку.

Джон несколько раз взъерошил волосы и, опершись на костыли, обошел кухню, все это время пытаясь осмыслить, как станут действовать Бернвуды, окажись они и впрямь на свободе. Когда он снова подошел к Кендал, та уже застегивала блузку, а Кевин мирно посапывал, уснув у нее на груди.

– Слушай, сколько миль отсюда до Шеридана так, кажется, называется твой родной город?

– Примерно миль девяносто…

– Так близко?

– И они там уже побывали. – Она поведала Джону о неудачной засаде федералов в доме бабушки. – Взломщиков не смогли идентифицировать, но вполне вероятно, что это были Мэт и Гиб.

– М-да, неудивительно, что ты хотела бежать сегодня же ночью. Если бы я знал, что эти парни свинтили из тюрьмы, я сумел бы сделать так, что федералы нас обнаружили бы чуть ли не в день побега…

– Подожди! Что ты такое говоришь? – Кендал медленно поднялась. – Ты сказал, что сотрудники вашего ведомства примчались бы сюда три дня назад?

Он лишь развел руками, наблюдая, как меняется выражение ее лица, по мере того, как женщина постигала смысл его слов.

– В таком случае… твоя память вернулась к тебе не сию минуту? Значит, ты знал… – Она прикрыла рот ладонью, чтобы не застонать слишком громко. – Значит, ты все знал и тем не менее… Черт тебя возьми! – Она с силой ударила его по лицу. – И как долго ты находился в курсе всего происходящего?

Джон успел перехватить руку, прежде чем она снова замахнулась.

– Кендал, послушай меня! Времени выяснять, что и как было, сейчас нет, а тем более нам нельзя ссориться.

– Да нет, брось, нам придется заняться этим непосредственно сейчас, доктор Макграт, – заявила Кендал со зловещими нотками в голосе. – Отчего бы мне, к примеру, не прилечь на кушетку, чтобы вы задали мне еще пару вопросов из области столь любезной вашему сердцу психологии? Должно быть, я представляю весьма забавный случай для вашей практики. Вы просто сгораете от желания вскрыть мое нутро и выяснить, отчего там все тикает особым образом. Значит, вы меня изучаете, особенно лежа рядом!

– Не будем упоминать, с каким удовольствием вы предоставляли мне материал для работы, – выкрикнул он, выходя из себя.

– Какая же ты скотина!

– Послушай, но ведь это тебе захотелось поиграть в семью с мужчиной, абсолютно тебе незнакомым, которого ты, кстати, увезла помимо его желания. Именно ты наплела, что мы – муж и жена. И должен сказать, в этом ты чрезвычайно преуспела. Поэтому не стоит возводить на меня напраслину, что я и в самом деле вел себя как муж.

Он прислонил костыль к кухонному столику и осторожно за плечи притянул к себе, так, что спящий Кевин оказался между ними.

– Единственное, за что ты можешь меня порицать, Кендал, так это за то, что я сыграл роль, написанную специально для меня.

– Ты продолжал игру, чтобы выведать все мои тайны и использовать их против меня же. Давай, выложи все своему приятелю Пепердайну, обсудите с ним вместе меня и мои поступки. Ты мною манипулировал – вот что!

– Не больше, чем ты мной, – парировал он.

– Когда к тебе вернулась память? Скажи, когда?

Он еще сильнее сжал ее запястья:

– Ты сейчас даже не в силах осознать, насколько дурной получился из меня муж, роль которого тем не менее мне приходилось играть. Зато ты отлично справилась – эдакая страдающая дамочка, которая не бросила раненого муженька, хоть он и разрушил ее семейное счастье, переспав с другой. Ты добавила в этот компот ровно столько печали, сколько понадобилось, не отобрав, однако, у несчастного грешника надежду на искупление и примирение в будущем.

Ты отстранялась, но не противилась ласкам. Скромничала, но от супружеских обязанностей не отлынивала. Прямо-таки сексуальная мадонна, перед которой мужчина бессилен. Черт возьми, Кендал, да ведь это ты меня соблазнила – ты и никто другой. Прекрасно зная, что делаешь, ты заставила меня вожделеть тебя. Я и в самом деле хотел, чтобы ты мне принадлежала. Я хотел даже, чтобы Кевин стал мне родным! Впервые в жизни мне захотелось приласкать ребенка. Послушай, я всегда был профаном в разного рода семейных делах. Уверяю тебя – семьянин из меня никакой. В жизни не подпускал к себе ни одну женщину столь близко. Но теперь мне кажется, я переродился под влиянием амнезии. Отныне я знаю, что значит в ком-то нуждаться и о ком-то заботиться. Я не хочу быть прежним.

Его голос охрип и он уткнулся лбом в лоб Кендал, будто сказанные им страстные и яростные слова лишили его силы.

– Тем, что спал с тобой, я нарушил Бог знает сколько всяческих правил и служебных установок. Когда все это закончится, меня просто-напросто уволят. Я, конечно, могу сколько угодно оправдываться, дескать действовал под давлением обстоятельств, но, боюсь, они на мои уловки не купятся.

Он поднял голову и проникновенно посмотрел ей в глаза:

– Я, конечно, пытался тебя обмануть, но отнюдь не больше, чем себя самого. Долг, служба – ерунда все это. Я каждую ночь занимался с тобой любовью по одной-единственной причине – хотел этого сам. Нет, без этого я просто не мог жить.

Вряд ли Кендал поняла, насколько существенными были эти слова для него самого, офицера Макграта. Какой смысл он вкладывал в это свое заявление. В сущности, это оказалось ни чем иным, как объяснением в любви, только на его, Джона, языке – до сего дня подобных признаний ему делать не приходилось.

С другой стороны, кто его знает, может, она все поняла, как надо. Боевого пыла Кендал как не бывало. Не сводя с него глаз, она прикоснулась к нему губами:

– Да, я бесстыдно манипулировала тобой, но, клянусь жизнью Кевина, то, что произошло между нами, – самое настоящее.

Побуждаемые каким-то им самим неведомым импульсом, они слились в поцелуе, страстном, безоглядном. Даже пытаясь оторваться друг от друга, они не смогли этого сделать, не желая вырываться из сладостного плена. Прямо в ухо ему она прошептала:

– Я люблю тебя, Джон, но должна защитить Кевина. И тебя. И даже если ты меня никогда не простишь, мне все-таки придется это сделать.

Прежде чем он успел что-либо сообразить, она вырвала пистолет у него из-за пояса и сильно толкнула его стволом. Джон, потеряв равновесие, врезался со всего маху в кухонную плиту, а потом сполз на пол, ругаясь на чем свет стоит от боли и ярости.

Кендал отбросила его костыль так, чтобы Джон не смог до него дотянугься.

– Извини, Джон – тут она всхлипнула. – Мне очень жаль, но я не позволю сдать меня властям.

Она выскочила и с силой хлопнула дверью.

Боль в голени Джона оказалась столь сильной, что, мгновенно пронизав бедро и пах, она вызвала спазмы брюшины и, казалось, крохотными вулканчиками теперь отдается прямо в мозгу. Он обхватил поврежденную ногу руками и стал тихонько покачиваться.

– Кендал! – крикнул он голосом, в котором не осталось ничего, кроме боли. И снова позвал, на этот раз громче:

– Кендал!

Он даже не надеялся, что она вернется на его крик, оттого изумлению его не было предела, когда он услышал звук отворяемой двери.

Джон на мгновение закрыл глаза и, открыв, вновь увидел ее силуэт.

Да, она вернулась. Но на этот раз не одна и не по собственной воле.