Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты.

      Корабль превратится в пар, в ослепительную мгновенную вспышку. Поэтому отражатель меняли через каждые сто астрономических единиц, пройденных с работающим реактором.
      И поэтому тончайшие приборы каждые две минуты замеряли состояние рабочего слоя отражателя и записывали данные на ленту.
      Быков заложил ленту в читающее устройство. Все было в порядке и здесь. Он проверил запас лент в контролирующем автомате, взял еще раз наугад несколько пробных отсчетов по всей поверхности отражателя и вернулся к Михаилу Антоновичу.
      — Иди отдохни, Миша, — сказал он.
      Михаил Антонович яростно замотал головой. Так он отвечал, когда был очень занят. Штурман работал. По столу были разбросаны листки голубой бумаги, покрытые строчками формул. Полуавтоматическая приставка к электронному вычислителю была включена и гудела, мигая лампочкой включенной блокировки по «фи» на пульте. Быков подошел к столу и опустился в кресло. Михаил Антонович вдруг спел дрожащим те орком: «Ласточки, ласточки», замолк и опустил голову, шевеля губами.
      Быков смотрел на него с уважением. Зная математику так, как знал ее Михаил Антонович, можно было прочитать сборник по теории пространства и времени за несколько дней.
      Штурман прекрасно освоился с сигмарным анализом — у Быкова хранился дарственный оттиск его статьи «Относительно четвертой фундаментальной теоремы Окада». Статья начиналась словами: «Рассмотрим отражение пространства Римана в сигма-неограниченное гиперпространство Окада — Саблина…» и обосновывала заключение о том, что «пространство Римана деритринитивно проницаемо в сигма-смысле». Михаил Антонович был чрезвычайно доволен, получив этот результат.
      —  «Это — шаг! — говорил он. — В будущих звездолетах на двигателе времени будет кусочек и моего труда». Впрочем, он тут же спохватывался и добавлял извиняющимся голосом: «Окада просто не заметил этого возможного следствия. Надо написать ему. Обязательно». При встрече академик долго жал штурману руку и дважды отрывисто произнёс: «Чрезвычайно рад. Польщен».
      Михаил Антонович, не отрываясь от записей, протянул руку к пульту и пробежал по клавишам, быстро переставляя пальцы. Рука его стала похожа на огромного хищного паука. Вычислитель загудел громче и остановился, сверкнув стоп-лампочкой.
      — Ласточки, ласточки!.. — пропел Михаил Антонович дребезжащим голосом и замолк.
      Из выводного устройства на стол перед ним выпала табулограмма.
      — Благодарю вас, — сказал штурман. — Извините… Ласточки, ласточки… — снова пропел он и снова оборвал внезапно.
      Быков встал, прошелся по рубке, заложив руки за спину, заглянул в широкоугольный перископ, где в черном круге дрожал сплющенный полосатый Юпитер, и снова уселся в кресло.
      — Слушай, Михаил, — сказал он. — Отвлекись-ка на минутку.
      — А? — сказал штурман, подняв голову.
      — Отвлекись на минутку.
      — Что, Алешенька?
      — Окада хочет говорить со мной, — медленно сказал Бы ков. — О чем?
      Штурман наморщил лоб и поморгал.
      — Понятия не имею, Алешенька.
      — А ты не врешь?
      — Что ты!
      Быков сказал сквозь зубы:
      — Хотел бы я знать, что делается на моем корабле…
      — Алеша, — укоризненно сказал штурман.
      — Ладно, занимайся.
      Быков взял книгу и раскрыл ее на первой странице. Не сколько секунд Михаил Антонович смотрел на него, затем покачал головой и вернулся к работе. Потом Быков спросил:
      — Слушай, Миша, что это такое: «Гомосистемное полуотражение в полиполярных координатах»?
 
      Опубликованный «Путь на Амальтею» отличается от задуманного кардинально. Изменена сама цель полета (первоначально задумывался эксперимент с «двигателем времени», который везет с собой Окада), изменен стиль (Б. Н. Стругацкий в «Комментариях» называет его «хемингуэевским лаконизмом»). Но, будучи напечатанным, «Путь…» переиздавался в одном и том же варианте, за исключением публикации в журнале «Наука и техника» (Рига, 1961), где печатался сильно сокращенный вариант.
      Однако же в то время обойтись совсем без изменений в тексте было нельзя: снова убиралось из повести все китайское (иногда даже на стадии подготовки рукописи к печати). Заместитель начальника Высшей Школы Космогации назывался последовательно: в первом (АБС, ПНА, 1960) и втором изданиях (ж-л «Наука и техника», 1961) — Чэнь Кунь; в третьем (сб. «В мире фантастики», 1964) — Тодор Кан; в последующих — Сантор Ян. Соответственно менялось и прозвище: «Железный Чэнь» — «Железный Кан» —«Железный Ян».
      Когда Жилин вспоминает, как он проспорил, утверждая, что знает все марки автомобилей, в рукописи неизвестная ему машина называется «"Счастливый Дракон", новая китайская марка», в первом издании — «"Золотой Дракон", новый китайский атомокар», в сборнике «В мире фантастики» — «"Влтава", новый чешский атомокар», позже — «"Золотой Дракон", новый японский атомокар».
      Во время подготовки собрания сочинений и доработки текста имена и названия не менялись на предыдущие — так читатели уже привыкли. Правка и восстановление текста были минимальными, поскольку более поздних рукописей повести почти не сохранилось: только разрозненные страницы на обороте других черновиков.
      На одной из уцелевших страниц черновика «Пути на Амальтею» после слов: «Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал», — была интересная вставка: «Наверное, это нелегко — притопывать ногой при перегрузке, подумал Жилин. Надо будет попробовать».
      В современной оценке произведений (во всяком случае, в не классическом отечественном литературоведении и критике) претерпели изменение термины жанровой формы: то, что ранее называлось повестью, теперь часто называется романом (по аналогии с западными категориями, разделение в которых зависит от объема произведения, а не от количества сюжетных линий и хронологических размеров повествования). В категорию «роман или повесть» попали почти все крупные произведения Стругацких.
      Но с произведением «Полдень. XXII век» еще сложнее. Некоторые его считают романом, некоторые — повестью в рассказах, некоторые — циклом новелл. В данной работе «Полдень. XXII век» будет называться романом, а главы его — новеллами. Не потому, что я считаю именно так, а чтобы не было путаницы с частями романа (которые Стругацкие назвали главами), с циклом, включающим в себя все последующие романы — или повести? — о мире Полдня, и с рассказами, существовавшими ранее отдельно, а затем включенными в виде новелл в роман. Определение же правильных терминов оставим профессиональным литературоведам.
 

АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

      Отдельной папки с черновиками «Полдня» (или, как иногда склоняют это слово сами Авторы, «Полудня») в архиве Стругацких нет. Конечно, она была. Вспоминая содержимое папок с черновиками других произведений и судя по количеству переделок, трудно представить себе, что все перестановки новелл и изменения в новеллах были проделаны Авторами без каких-либо записей. Это подтверждают и отрывки рукописей этого романа, обнаруженные, в основном, на оборотах черновиков «Стажеров».
      Почти все новеллы «Полдня» в процессе работы претерпели солидные изменения, некоторые — существовали ранее как отдельные рассказы, а потом включались в роман, некоторые — кардинально перерабатывались. Изменения текста (в черновиках и в разных изданиях) далее будут отслежены отдельно по новеллам (последовательность — как в каноническом варианте). Сохранились в архиве, однако же, неизвестные новеллы, которые опубликованы так и не были.
 

Президиум ЭСМ

      В президиум Экономического Совета Мира входили семь человек: Председатель Президиума Виктор Говорков, он же последний Секретарь ЦК Коммунистической Партии ССКР, по профессии преподаватель; его заместитель Марта Гинзбург, знаменитый хирург; Юй Ситан, педиатр и психолог; Джеймс Нортон, экономист; Яйла Гайрубекова, заслуженная учительница; Форто Каспаро, инженер-кибернетист, племянник великого ученого; Поль Андерсен, Главный врач лечебно-профилактических учреждений Европейского Юго-Запада.
      Президиум собирался раз в декаду (за исключением очень редких экстренных случаев). В подмосковном Городе Совета имелось немало специальных помещений, оборудованных специально для всякого рода торжественных заседаний, и некоторые составы Президиума охотно пользовались просторными, пронизанными светом залами, прямо соединенными с Большим Информаторием и другими консультативными устройствами и органами. Но состав нынешний, избранный в позапрошлом году, предпочитал собираться на окраине Полтавы в яблоневом саду возле старомодного коттеджика Марты Гинзбург. Семеро членов Президиума и немногочисленные консультанты по вопросам повестки дня располагались за деревянным столом в тени под тяжелыми ветвями яблонь. Посередине стола, между бутылками с минеральными водами и тарелками с вишней и яблоками ставилась крошечная серебристая коробочка кристаллофонографа, но старик Говорков, кроме того, вел протокол и вручную — писал в блокноте вкривь и вкось, царапая бумагу карандашом и постоянно ломая грифели. Он говорил, что это помогает ему сосредоточиваться. Аккуратный Нортон, вздыхая, чинил для него карандаши.
 
      Заседания проходили довольно быстро. Во всяком случае, кроме завтрака и обеда, других перерывов не делали и к шести часам вечера разъезжались. Завтрак и обед подавала внучка Марты, красивая черноглазая украинка, вечно ворчавшая на Каспаро, который имел неопрятную привычку бросать огрызки яблок и вишневые косточки мимо мусорной корзины. В таких случаях Каспаро похлопывал ее ниже талии (племяннику великого ученого было за сто) и говорил: «Не сердись, малышка, не сердись», а Говорков сердито стучал карандашом по столу и просил не отвлекаться.
 
      В этот день все было как обычно. Как обычно, внучка Марты встретила высоких гостей у входа и поздоровалась с каждым за руку, показывая блестящие красивые зубы. Как обычно, все сразу направились в сад и остановились вокруг стола.
      Как обычно, гигант Нортон согнулся, чтобы не задеть головой ветви, с которых свисала спелая антоновка, а Андерсен, скептически усмехаясь, уперся руками в края табурета и покачал его, и табурет заскрипел — тоже как обычно. Затем Говорков сказал: «Ну, приступим», и все сели.
      Говорков достал из кармана блокнот в матовой пласттканевой корке и десяток карандашей. Раскрыв блокнот, он оглядел всех и сказал:
      — На сегодня у нас три больших вопроса и несколько мелочей. Затем я оглашу меры по решениям последней нашей встречи.
      — Принято, — сказала Марта.
      — Принято, — повторил Каспаро и перегнулся через стол, выбирая яблоко.
      — Все одинаковые, можешь не выбирать, — заметил вполголоса Юй Си-тан.
      — Мне помягче…
      Говорков постучал карандашом.
      — Внимание. Вопросы следующие. Первый — экономика.
      Планеты и проект «Марс — Венера». Второй…
      — А что с проектом? — удивленно осведомилась Яйла.
      — Погоди. Второй вопрос — положение с шахтой «К центру Земли». Он, между прочим, связан с первым вопросом, хотя ставили вопросы разные организации. Наконец, третий вопрос — сигма-деритринитация.
      — Что это еще за сигма? — с любопытством спросил Андерсен.
      — Разъяснения дам позже. И мелкие вопросы. Петиция группы учителей и воспитателей Приморья. Проступок старшего оператора Сувайло — требование наказания. Вопрос о перепроизводстве устаревшего оборудования в некоторых экономических сферах.
       — Такие вопросы можно было бы решать на местах и просто информировать Совет, — недовольно заметила Яйла.
      — Посмотрим. — Итак, первый вопрос. Наша экономика и проект «Марс — Венера». Сообщение сделает экономист Коллиган, заместитель Генерального Руководителя проекта. Прошу вас, экономист Коллиган.
      Один из консультантов, сухой гладко выбритый человек в куртке и коротких штанах, кивнул и немного покашлял.
      — К настоящему времени в проект втянуты сто шестьдесят семь миллионов человек и тридцать два процента экономической мощности планеты. Работы по генерации атмосферы на Марсе ведутся полным ходом и, по-видимому, будут закончены раньше планового срока — через семь-восемь лет. Но с проектом «Венера» дело обстоит не так благополучно. Вернее, совсем не благополучно.
      — Вот как? произнес Каспаро и выплюнул в кулак вишневую косточку. — Почему?
      — Дело в том, что в ходе работ выяснились некоторые чрезвычайно неблагоприятные факторы, остававшиеся неизвестными до сих пор…
      — Насколько я знаю, — очень мягко сказал Каспаро, — на эти так называемые непредвиденные факторы были выделены резервы.
      Коллиган кивнул. Он сидел, опустив глаза на свою руку, лежавшую на краю стола.
      — Были, — сказал он. — Но они оказались совершенно недостаточными. По сути дела… — Он замялся, затем наконец решительно поднял глаза на Каспаро. — По сути дела, они уже израсходованы. Это капля в море.
      — И проект…
      — Проекту угрожает крах. Если мы не найдем выхода, не подкрепим проект немедленно новыми экономическими мощностями, все, что сделано за последние шесть лет, пойдет насмарку.
      Воцарилось молчание. Говорков задумчиво рисовал что-то в своем блокноте. Марта хмурилась и размышляла. Нортон кусал губы, торопливо подсчитывая что-то на карманном счетно-решающем устройстве. Юй Си-тан глубоко вздыхал, отдувался и осторожно промахивал испарину, выступавшую на его смуглом лбу. Андерсен огорченно покачивал головой. Каспаро, не отрываясь, в упор смотрел на Коллигана.
      — Когда это выяснилось? — отрывисто, уже совсем не мягко, спросил он.
      — Три декады назад, — глухо проговорил Коллиган.
      — Разрешите справку, — сказал поспешно другой консультант, толстый лысый человек в белом костюме.
      — Прошу, планетолог Иващенко, — сказал Говорков.
      — Резкое снижение темпов уменьшения концентрации активных газов в атмосфере Венеры было замечено еще в прошлом году. Но это явление было отнесено за счет недостаточной эффективности наших дезактивационных установок. Проверка их заняла несколько месяцев, а за это время концентрация активных газов стала не только замедлять уменьшение, но и увеличиваться. Это было совершенно неожиданно, и вначале думали, что это просто ошибка измерений. Но теперь-то мы знаем, в чем дело.
      — В чем же? — это спросил Андерсен.
      — Выяснилось, что помимо основного источника активности — Урановой Голконды — которая, кстати сказать, теперь полностью блокирована и обезврежена — существуют и еще так называемые паразитные очаги. Их три. Один у южного полюса…
      — Вы хотите сказать, — перебил Каспаро, — что проект был начат исполнением без достаточной проверки исходных данных?
      — Да кто мог подумать? — вскричал сердито толстяк, — Ведь и до сих пор существует… господствует в планетографии мнение, что Голконда — это явление уникальное на Венере, в Солнечной системе, во Вселенной, наконец…
      — Так. А почему пропадет весь затраченный труд, если сейчас приостановить работы?
      — Боже мой, но это же ясно! Газовая дезактивация — сложнейшее дело! Чтобы как-то блокировать и обезвредить одну только Голконду, нам понадобилось восемь лет. А оказывается, что работают еще три таких же источника, в сумме по крайней мере в полтора раза мощнее Голконды! Если приостановить работы и держать в послушании только Голконду, через год атмосфера Венеры будет такой же загаженной, как во времена Краюхина! А что уж говорить о миллиардах тонн кислорода…
      Толстяк махнул рукой и замолк.
      — Так. Ясно, — сказал Каспаро. Он казался совершенно спокойным и даже опять потянулся через стол за яблоком, но было видно, как трясется его рука.
      — В Президиум поступила объяснительная записка, — сказал Говорков.
      — Чья?
      — Руководства проекта, конечно. У них есть одно позитивное предложение. Зачитываю… Впрочем, просто перескажу.(1)
      — Да, объяснения потребуются теперь в другом месте,— сказала Марта.
 
      
 
      — Вот что они предлагают. Подключить к проекту «Венера — Марс» до пятидесяти процентов экономических мощностей Планеты…
      — Ого! — это Андерсен.
      — Свернуть работы на Марсе и перебросить все средства и всех людей оттуда на Венеру…
      — Это уже что-то…
      — …обратиться ко всем… подчеркнуто, ко всем инженерно-техническим работникам, ко всем работникам межпланетного и особенно звездолетного транспорта, ко всем научным работникам с призывом включиться в проект. Вот все.
      Говорков закрыл блокнот и обвел членов Президиума спокойным взглядом. Снова воцарилось молчание. Потом с ветки упала крупная налитая антоновка и стукнулась о доски стола.
      Все машинально уставились на нее и проследили, как она прокатилась по столу, задержалась на краю, покачалась и замерла.
      — Страшно подумать, — пробормотал Нортон. — Половину экономической мощи… по крайней мере полмиллиарда лучших специалистов…
      Каспаро взял упавшее яблоко, вытер его об рукав и яростно, так, что сок брызнул во все стороны, закусил его.
      — А ты как думаешь, Виктор? — спросила Яйла.
      — Нет уж, сначала вы мне скажите, что вы думаете.
      — Не упрямься, старик, — сердито сказала Марта. — Мы же видим, что ты уже принял какое-то решение.
      — Принял.
      — Вот и выкладывай. А мы уж тогда будем рвать тебя на кусочки.
      Говорков невесело засмеялся и шибко почесал лоб.
      — Вот этого я и боюсь. Мне сначала хотелось бы знать, есть ли у меня единомышленники…
      — Может быть, временно свернуть работы на Венере и провести дополнительные исследования? — робко предложила Яйла.
      — Это невозможно, — не утерпел толстяк-консультант.
      — Почему невозможно? — с деланным удивлением осведомился Говорков.
      Толстяк раскрыл рот, набрал в грудь побольше воздуха, но его опередил Каспаро:
      — Да ясно же — почему! Двести миллионов замечательных ребят и девчонок трудились там восемь лет… Да пятьдесят лет готовились к этому… Да что пятьдесят лет — всю историю свою мы готовились к переделке других миров! А вы — свернуть работы!
      — Вот именно, — сказал Андерсен.
      — Мальчишки-школьники бредят этим проектом, бегут на Венеру и на Марс, как бегали когда-то на Северный полюс и в америку, поколениям людей этот проект озарял жизнь… Да нет, это чепуха, к такой рекомендации Совет и прислушиваться не станет. Нас просто разгонят за такое предложение.
      — И будут правы, — добавила Марта. — Я лично никогда не видела особой практической необходимости в этом проекте, но…
      — Вот то-то что «но»! Таких как ты, которых заботит только богатырское здоровье и безопасность населения, сейчас мало и становится все меньше.
      — Они вымирают? — с любопытством спросил Говорков.
      — Они меняют взгляды, — отпарировал Каспаро. — Времена, когда людям нужна была только сытость и бычачье здоровье…
      — Сейчас говорят «здоров, как кашалот», — заметил Нортон, не поднимая головы от счетной машинки.
      — …Эти времена далеко позади. Теперь все живут мечтами — большими и маленькими, и эти большие и маленькие мечты — о больших делах. «Практическая необходимость»!
      Если на то пошло, у нас нет сейчас — и никогда больше не будет — практической необходимости ни в чем. Хлеб? Пожалуйста. Мясо? Ради бога! Кров? Только дай команду. Так что же, это конец?
      Марта сморщилась и замахала руками.
      — Ну пошел, пошел… Нельзя же так, Форто. Кому ты это говоришь?
      — Тебе, тебе! Проект «Венера — Марс» — это и есть первоочередная практическая необходимость теперь! Осуществление великой мечты!
      Юй Си-тан сказал:
      — Бесцельный разговор. Совершенно очевидно, что никто, кроме разве что ничтожного меньшинства, не поддержит предложения свернуть проект, И мы спорим напрасно. Надо говорить о том, какими средствами можно спасти проект.
      — Золотые слова, — сказал Говорков.
      — Так что ты предлагаешь?
      — Вот, — сказал Говорков и опять раскрыл блокнот. — Слушайте. «Рекомендовать Экономическому Совету Мира в кратчайший срок привести работу действующих предприятий в соответствие с потребностями… скажем, с новыми потребностями… — он пометил карандашом, — с новыми потребностями проекта «Венера — Марс». Рекомендовать Совету Космогации передать все имеющиеся сейчас в наличии, а также построенные межпланетные и звездолетные транспортные средства в распоряжение проекта «Венера — Марс». Рекомендовать Мировой Академии Наук немедленно перестроить работу таким образом, чтобы все научно-исследовательские учреждения и организации обслуживали проект «Венера — Марс» и содействовали максимально его скорейшей реализации». Так?
      — Так, — сказала Марта. — Начать и кончить. Все в порядке.
      — Как это будет выглядеть практически…
      — Погодите, — сказал Нортон. — Я вот здесь произвел некоторые подсчеты.
      — Послушаем, — сказала Марта. — Только имей в виду, что ни одного предприятия, ни одной новостройки, работающей для здравоохранения и для детей…
      — Разумеется, я с самого начала исключил это. Выходит так.
      Если мы сократим на семьдесят процентов все научно-исследовательские работы, не имеющие отношения к проекту и к здравоохранению, если переведем восемь десятых межпланетного флота на проект, если нам удастся направить в проект хотя бы три четверти молодежи, достигшей совершеннолетия в этом году, тогда можно будет считать, что Планета выполнила свои обязательства перед проектом. Остальное дело за учеными и за руководством.
      — Кстати, о руководстве. — Каспаро опять пристально поглядел на Коллигана. — Все руководство проекта сменить. Разрешить им работать только с машинами.
      — Принято, я думаю? — спросил Говорков.
      — Принято, — сказала Яйла.
      Коллиган опустил голову. Ему было стыдно.
      — Отлично, — сказал Говорков. Он достал из-под ворота рубашки плоский круглый ящичек, висящий на шнуре. — Центральная Информационного центра. Здесь Председатель Президиума Говорков. Экстренный созыв Совета Экономики завтра в десять утра по Пулкову в московском Дворце.
      Он снова опустил ящичек радиофона за ворот и потянулся к тарелке с вишнями.
      — Консультантам прибыть тоже, — сказал он. — Будете завтра выступать перед Советом — просите и резерв побольше. На всякие непредвиденные обстоятельства.
      — Давай следующие вопросы, — нетерпеливо сказала Марта.
      — Следующие вопросы таковы, что наше мнение по ним уже определилось решением по первому вопросу. — Говорков заглянул в блокнот. — Значит, так. Прежде всего это претензии Генерального Руководства проекта «К центру Земли».
      — Какие претензии? — возмущенно осведомилась Яйла.— Они еще смеют предъявлять претензии! Это мы им должны…
      — Я не так выразился. Не кипятись, Яйла. Не претензии, а просьба. Вернее, заявка на очередной год. Энергия, рабочая сила, механизмы, обслуживание… Читать подробно?
      — Не надо, — сказал Каспаро. — Ясно, проект «К центру Земли» придется отложить до тех пор, пока не выправится положение на Венере.
      — Это несправедливо, — тихо сказал третий консультант — представитель Руководства проекта.
      — А что вы предлагаете? — повернулся к нему Каспаро.
      — Надо продолжать работу. В проекте «К центру Земли» заинтересованы тоже очень многие. К нам все время прибывают добровольцы. По сто — сто пятьдесят человек в сутки.
      — Что составляет… — Нортон защелкал рычажками на счетной машинке.
      — Глубоко вы прорыли? — с любопытством спросила Яйла.
      — На вчерашний день — пятьсот тринадцать тысяч шесть сот двадцать три метра.
      — Скорость проходки?
      — Два метра в сутки, — еще тише сказал консультант.— Очень трудно. Приходится сильно крепить шахту.
      — И катастрофы, — сказала Марта. — И люди гибнут. Я, например, никогда не видела особой практической необходимости…
      — Оставь, пожалуйста, — раздраженно сказал Каспаро.— Дело совсем не в том, видишь ты практическую необходимость или нет. Конечно, этот проект — на самом пределе наших возможностей, но всё равно мы все за этот проект. Но послушайте. — Он повернулся к консультанту-шахтеру. — Вы же здесь были и слушали, как обстоит дело с Венерой. Вы же понимаете.
      — Понимаю, — сказал консультант шепотом.
      — Наоборот, мы будем просить от имени Совета весь ваш коллектив — сколько у вас сейчас человек?
      — Шесть миллионов.
      — Будем просить их включиться в проект «Венера». И мы сейчас вот от имени Совета просим вас и ваше руководство содействовать нам в этом… Разъяснить молодежи…
      — Это очень неприятно.
      — А что делать?
      — Очень неприятно. А сколько времени придется бездействовать шахте?
      Каспаро вопросительно оглянулся на Говоркова.
      — Лет десять, — сказал Говорков.
      Консультант даже застонал.
      — Ну-ну, будьте мужчиной, — прикрикнула Марта.
      — Итак, — сказал Говорков, быстро записывая в блокноте.— Итак, решение: «Рекомендовать Совету приостановить работы по проекту «К центру Земли» и… — Карандаш с треском сломался. Говорков выбрал новый, осмотрел острие и продолжал: — …«К центру Земли» и высвободившихся людей, оборудование и экономические мощности перебросить на проект "Венера"».
      — Принято, — сказали Яйла и Марта.
      Нортон взял сломанный карандаш, достал обломок победитового резца и стал с удовольствием чинить карандаш.
      — Третий вопрос, — нетерпеливо сказал Андерсен.
      — Сигма-деритринитация. От группы молодых звездолетчиков поступил проект переброски нескольких специально оснащенных экспедиций в отдаленное будущее — в пятое и шестое тысячелетия.
      — Зачем? — спросила Марта.
      — Чтобы помочь тогдашним профессорам истории, — проворчал Андерсен. — Я уже слыхал об этом. Пустая затея.
      — А как это делается?
      Четвертый консультант, молодой красивый негр в берете со значком заслуженного звездолетчика, рассказал о принципах деритринитации — начиная с альфа-, бета- и гамма-деритринитации, позволяющих перебрасывать материальные предметы на громадные расстояния в пространстве со скоростями, много большими скорости света, и кончая сигма-деритринитацией, вырывающей материальный предмет из континуума Пространство-время.
      — До последнего времени сигма-деритринитация была только в теории, — заключил он, — но вот двое товарищей прибыли к нам из двадцать первого века, и сигма-деритринитация подтвердилась экспериментально.
      — И вы собираетесь улететь в пятое тысячелетие? — спросил с любопытством толстый консультант.
      — Да. Нас пятнадцать человек, и мы просим отдать нам три устаревших звездолета.
      — И вы больше не вернетесь? — наивно спросила Яйла.
      — Господи, конечно же, нет, — воскликнул Каспаро. — Это (1) героическая затея, но…
 
      
 
      —  Да, — сказал Говорков. — Сейчас мы не можем этого позволить себе. Нам нужен каждый корабль и каждый звездолетчик.
      — Я понимаю, — сказал негр.
      — Но когда проект «Венера» будет закончен, мы вернемся к вашему проекту.
      — Понимаю, — сказал негр и высыпал себе на ладонь горсть черешни. — Мы будем ждать.
      — Работать, — напомнил Каспаро.
      — Мы будем очень хорошо работать, — сказал негр и улыбнулся.
      — Докладывать Совету об этом проекте мы не будем, — полуутвердительно-полувопросительно произнес Говорков.
      — Нет. Сейчас все внимание — проекту «Венера».
      Говорков кивнул, полистал блокнот и снова поднял голову.
      — Теперь вопросы поменьше. Первый на очереди — петиция группы учителей интернатного городка в Приморье. Бухта Находка, если говорить точнее.
      Яйла положила на стол белые тонкие руки и подперла щеки, готовясь слушать.
      — Учителя предъявляют претензии Владивостокской Океанологической базе, передавшей для городка в Находке восемнадцать исправных, но устаревших субмарин. В качестве учебного пособия, так сказать.
      — Так на что они жалуются? — изумился Андерсен.
      — Они не могут нести ответственность за старшеклассников, для которых эти субмарины предназначены. Был уже случай, когда одну субмарину засосало в ил на глубине полутора километров, и двое юношей и одна девушка едва не затонули.
      — Но их спасли? — спросила Яйла.(1)
      — Да. Дальневосточный ЭПРОН.
 
      
 
      — Молодцы ребята, — сказал вполголоса консультант-негр, перехватил возмущенный взгляд Яйлы и спрятался за миску с черешней.
      Говорков сказал:
      — Полагаю, рационально будет представить Совету проект правила о том, что оборудование впредь должно передаваться в школы в сопровождении опытных инструкторов, которые остаются при оборудовании до тех пор, пока не подготовят себе замену в школе.
      — Принято, — сказала Яйла. Остальные слушали довольно рассеянно.
      — Следующий вопрос, — продолжал Говорков. — Преступление старшего оператора Сувайло. Латинская Америка, Экономическая сфера Амазонка.
      — Так уж и преступление, — проворчал Нортон.
      — Сейчас увидишь. Упомянутый старший оператор Сувайло, по профессии — химик-катализник, весьма талантливый болван, открыл в прошлом году замечательный способ катализа азота. В июне этого года он самовольно, с группой молодых операторов, развернул серию опытов в широких масштабах…
      — Это что — катализ азота атмосферы? — спросил Каспаро.
      — В том-то и дело. В результате Ориноко в течение четырех суток несла в Амазонку чистую азотную кислоту.
      — Боже мой! — воскликнула Яйла.
      — А куда смотрел Совет Новых Открытий и Исследовательский надзор? — спросила Марта.
      — В том-то и дело, что Сувайло не удосужился получить разрешение на опыты. К счастью, обошлось без жертв. Пострадал только сам Сувайло. Когда он увидел, как оборачивается дело, он самолично вручную уничтожил катализационную установку и при этом сильно обжегся. Мировой Совет охраны природы требует строжайшего наказания виновных.