Алтари Келады

      — Там много уттаков?
      — Много, но наши остановили их. Коридор слишком узок для того, чтобы все уттаки напали одновременно. Сейчас туда, наверное, уже подошли мужчины из ближайших общин.
      — Обороняйтесь. Эта нечисть не должна попасть внутрь. — Пантур встал и вышел вместе с охранником в коридор. — Я подниму мужчин на помощь, а ты обойди остальные общины и сообщи о нападении. Пусть подготовятся к обороне города.
      Отправив к месту сражения мужчин Первой общины, Пантур постучал в комнату служанки владычицы, дождался, пока та разбудит великую, а затем, после разговора с Хэтоб, пошел в Седьмую общину узнать, как развиваются события.
      В туннеле было тесно от монтарвов, собравшихся на подмогу охранникам, но спокойно. Защитники с кирками в руках сидели вдоль стен, негромко переговариваясь в ожидании новых событий. О недавнем бое напоминали только капли крови на гладком каменном полу.
      — Что здесь произошло? — спросил Пантур, подойдя. — Где уттаки?
      — Мы отбили их, — ответил один из защитников. — Они забрали убитых и отступили. Но мы не уходим на случай, если они опять полезут.
      — А у нас есть убитые?
      — Убитых, к счастью, нет. Уттаки не мастера биться в туннелях, да и удар у них слабее. Мы уложили не меньше двух десятков дикарей, а с нашей стороны — лишь несколько раненых.
      — Есть опасность, что они прорвутся внутрь?
      — Вряд ли, если их там не слишком много. Лицом к лицу с каждой стороны в туннеле могут встретиться трое-четверо, не больше. Если здесь поставить десятка два охранников, это будет уже не битва, а мастерская по уничтожению уттаков.
      — Хорошо. — У Пантура отлегло от сердца. — Но здесь, я смотрю, собралось полсотни наших, и никто не уходит.
      — Бой был легким, но все встревожены, — объяснил охранник. — Неизвестно, что будет дальше.
      Пантур прошел вперед по туннелю, изгибавшемуся в конце для защиты от света, как и все наружные выходы Лура. Вдруг сидевшие впереди монтарвы вскочили и с кирками в руках выстроились поперек туннеля. Выглянув из-за спин защитников, Пантур увидел появившихся на повороте уттаков, а с ними — сухого, остролицего человека, освещавшего путь ослепительно белым шариком, похожим на тот, который показывал Шемма. Немного не дойдя до ощетинившихся кирками монтарвов, он остановился и заговорил на непонятном здесь языке людей сверху.
      Догадавшись, что нападающие хотят вступить в переговоры, Пантур раздвинул охранников, вышел вперед и спросил:
      — Кто вы такие и что вам нужно?
      На лице человека мелькнуло удовлетворение.
      — Вы говорите по-уттакски. Хорошо, — перешел он на исковерканный монтарвский язык. — Мне не нужно вашего, мне нужно мое, а оно здесь.
      — Вы не ответили, кто вы такой.
      — Я — Каморра, если это имя вам что-то говорит, — с усмешкой представился остролицый.
      — Говорит, — подтвердил Пантур. — У нас нет ничего вашего.
      — Если вы обо мне слышали, то, конечно, знаете, что я всегда добиваюсь своего.
      — Здесь нет ничего вашего, — повторил ученый. — Я о вас слышал и знаю, что вы добиваетесь, но не своего, а чужого.
      — Свое, чужое — пустые слова, — огрызнулся Каморра. — У вас прячется человек с драгоценностью, которая принадлежит мне.
      — А если я скажу, что здесь никого нет? — взглянул на него Пантур.
      — Я этому не поверю. Я маг и чувствую Красный камень на расстоянии. Он здесь, под землей, поэтому мы и отыскали ваш вход.
      — Этот человек может прятаться в неизвестном нам месте.
      — Впустите меня внутрь, — потребовал маг. — Дайте мне проводника, и я сам отыщу его.
      — В наш город нельзя войти без разрешения владычицы, — сказал ему Пантур. — Я могу передать ей вашу просьбу, но сейчас у нас время сна, великая не станет со мной разговаривать.
      — Я не прошу! — Лицо мага перекосилось. — Я требую, чтобы мне выдали Красный камень, или я превращу ваши поганые норы в кучу обломков!
      — Если вы разорите наш город, мы разобьем вашу игрушку. Мы не маги, мы ее не пожалеем.
      Пантур сам удивился действию своих слов, потому что маг смешался и продолжил разговор уже без прежней напористости.
      — Я могу выкупить камень, — предложил он. — Деньгами, вещами… чем угодно. Пусть твоя правительница назначит цену.
      — Но камень не наш, — напомнил Пантур. — Он находится у нашего гостя.
      — Что вам этот человек? — поморщился Каморра. — Выдайте его мне вместе с камнем, и все.
      — Такие дела у нас решает владычица. Если вы придете сюда через сутки, я скажу вам, соблаговолила ли она дать ответ, и какой.
      — Сутки? Ладно. Но ты объясни ей получше, что мне нужен ответ не какой-нибудь. Если она не понимает, с кем договаривается, пусть расспросит хорошенько того, кто с вами. Завтра в это же время я приду за ответом.
      Каморра резко повернулся и пошел к выходу, уттаки последовали за своим вождем.
      — Усильте охрану, — обратился Пантур к защитникам. — Я доложу великой о его притязаниях.
      Он отправился к владычице, не дожидаясь начала монтарвского дня.
      Хэтоб не спала, она заметно обрадовалась приходу ученого.
      — Люди сверху втянули нас в неприятности, — сказала она, выслушав его рассказ.
      — Они не виноваты, великая. Они хотели помочь нам.
      — Я понимаю, поэтому не выдам их Каморре. Но они должны немедленно уйти из Лура.
      — А Желтый камень?
      Хэтоб ответила не сразу. Чувствовалось, что она принуждает себя принять нежелательное, но необходимое решение.
      — Они правы, для нас опасно владеть им, — со вздохом признала она.
      — Если этот человек видит сквозь землю Красный камень, он может увидеть и Желтый. Пусть тогда лучше камень достанется нашим друзьям, а не врагам.
      Она ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась, держа в руках корону с сияющим в ней Желтым камнем.
      — Возьми.
      Пантур разогнул пальцами удерживающие камень зажимы и спрятал его в карман балахона. Вернув корону владычице, он пошел будить гостей. Когда они проснулись, ученый собрал всех пятерых у себя в комнате.
      — Я разбудил вас потому, что в Лур рвется Каморра с уттаками, — сказал он, не тратя времени на вступление. — Он требует выдать ему Красный камень, а заодно и вас. Владычица была так великодушна, что отказалась выполнить его требование, но вы должны немедленно покинуть город.
      Слова Пантура произвели на путников впечатление грома с ясного неба. Шемма широко распахнул глаза и рот, Тревинер изумленно присвистнул.
      — Но как он мог узнать, что мы здесь?! — поразился Альмарен.
      — Он говорит, что чувствует Красный камень под землей.
      — Невероятно! На таком расстоянии! — В голосе мага прозвучало невольное восхищение. — А что он говорит о Желтом камне?
      — Ничего. Но владычица побоялась оставлять этот камень у себя. — Пантур вытащил Желтый камень. — Возьмите его.
      Он протянул камень магине и опустил в ее подставленные ладони.
      — Я сбегаю за рогом василиска?! — предложил Витри и, не дожидаясь согласия, умчался из комнаты. Альмарен достал хранившийся у него Красный камень и взял в ладони, сложив их точно так же, как Лила. Остальные обступили их, глядя на два огня, сияющих рядом, — желтый и красный.
      — Их нужно приложить друг к другу, — вспомнила Лила. — Альмарен, не убирай руки, — сказала она магу, отдавшему ей Красный камень. — Боюсь выронить, мои дрожат…
      Видимо, эта дрожь была только в ее мыслях, потому что остальные видели только четкое, точное движение, которым она соединила боковые грани обоих камней. Раздался легкий сухой хлопок, и вместо двух огней в ладонях магини запылал один — оранжевый, похожий на большое яблоко с вырезанной на пробу долькой.
      — Здесь должен быть Синий камень, — указал Альмарен на пустое место. — Интересно, каким станет цвет шара, когда мы вложим его сюда?
      — Он будет белым, — ответила магиня. — И он соберет силу всех алтарей на Белом. Вся магия острова окажется в руках того, кто придет с этим шаром на Белый алтарь. Ты представляешь, какая это мощь, Альмарен?!
      Альмарен молча кивнул. Витри, вернувшись в комнату, отдал Пантуру рог василиска и присоединился к созерцанию диковинного зрелища.
      — Возьми оба камня себе, Альмарен, — попросила магиня.
      — А их можно разъединить? Этот шар неудобно держать в кармане. — Альмарен скользящим движением расцепил камни, завернул каждый по отдельности и положил в карман оттопырившейся куртки.
      — Собирайтесь скорее в путь, — поторопил их ученый.
      — Мы что, пойдем натощак?! — ужаснулся Шемма, вызвав у остальных невольную вспышку смеха.
      Несмотря на общее веселье, табунщик был прав. Нужно было позаботиться и о еде, и о дорожных припасах.
      — В нашем распоряжении еще почти сутки, — вспомнил Пантур. — Как только вы позавтракаете и соберетесь в дорогу, я провожу вас отсюда тем же туннелем, которым вы пришли.
      За завтраком путники почувствовали, что монтарвы уже знают о случившемся. Обычная в обеденном зале тишина сменилась беспокойным гудением — жители общины обсуждали тревожную новость. Далеко не все бросаемые на пришельцев взгляды были дружелюбными — преобладали опасливо-холодные, а порой и откровенно враждебные. После завтрака Пантур принес из кухни немного провизии на дорогу и поторопил друзей со сборами. Когда они вышли в путь, в центральном зале их остановил бегущий навстречу пожилой монтарв.
      — Хорошо, что я успел вас застать, — сказал он Пантуру, переводя дух.
      — Что случилось, Масур? — спросил его ученый. — Дануру кто-то сообщил, что владычица не хочет выдавать чужаков этому главарю уттаков. — Глава Пятой общины говорил так быстро, что Витри едва успевал переводить его слова. — Как тебе известно, у нас не все одобряют решение великой впустить сюда людей сверху, поэтому у ее бывшего советника много сторонников. Сейчас они разогнали стражников и перекрыли все наружные выходы, чтобы схватить их. — Он кивнул на магов. — Кроме того, я узнал, что Данур послал кого-то из своих приверженцев наверх для переговоров с нападающими. Он хочет заменить владычицу своей дочерью и ищет у них поддержки в обмен на Красный камень.
      — Какой предатель! — возмутился Пантур. — Сейчас они идут сюда, чтобы схватить вас всех, — закончил сообщение Масур. — Бегите, но окольными путями, чтобы не наскочить на них.
      — Но куда, если все выходы перекрыты?! — Масур беспомощно развел руками.
      — Попробуйте спрятаться в городе, пока все не утихнет, — посоветовал он.
      — Неужели среди нас не осталось никого, кто поддерживал бы великую? — спросил его Пантур.
      — Есть, и немало, но они разрознены, а у ее противников есть вождь… — Масур было задумался, но тут же встрепенулся:
      — Я знаю, к кому мне обратиться, к главе Восьмой общины!
      Он ушел так же поспешно, как и появился.
      — И я, кажется, знаю, как вам выбраться из города, — сказал ученый путникам. — Есть один выход, тот самый, который отыскал Тревинер, но он ведет не наверх, а в Фаур. Я дам вам планы подземных путей до Фаура, но внутри Фаура вам придется самим искать путь наружу.
      — Отыщем! — обрадовался Тревинер. — Давай эти планы мне!
      Они вернулись к Пантуру, где ученый достал с верхней полки длинный свиток бумаги и развернул на столе. По бумаге вилась сеть переплетающихся линий, ведущих с одного конца свитка на другой. Взяв чернила, ученый сделал на листе несколько отметок.
      — Здесь Лур, не перепутай, — указал он Тревинеру. — Вот крестик — это обнаруженный тобой ход. С другой стороны листа — выходы в Фаур. У нас нет времени, в остальном постарайся разобраться сам, — он вручил охотнику свиток, — а до входа я вас провожу.
      Когда они вышли в коридор, он вдруг сделал предостерегающий жест и прислушался. Из центрального зала доносились крики и шум, как от скопившейся там взбудораженной толпы. Ученый догадался, в чем дело.
      — Это за вами, — бросил он путникам и поспешил в другой конец коридора, жестом увлекая их за собой. — Сюда, здесь есть другой путь!
      Витри оглянулся и увидел толпу монтарвов, показавшуюся в конце коридора и с криками «Вон они!» устремившуюся за ними.
      — Нас увидели, за нами гонятся! — крикнул он Пантуру.
      — Бежим скорее! — выдохнул в ответ ученый. Они помчались по коридорам Лура вслед за Пантуром. Расстояние между ними и погоней понемногу увеличивалось, так как монтарвы были плохими бегунами. Даже тяжелый на ногу Шемма бегал лучше любого монтарва, поэтому преследуемые были ограничены лишь скоростью бега Пантура.
      Путь к выходу в Фаур, выбранный ученым, оказался короче того, которым несколько дней назад проходили Шемма и Тревинер. Вскоре путники вбежали в туннель с многочисленными ответвлениями и свернули в одно из них, ничем не отличающееся от остальных. Но все совпадало — и засыпанный проход, и лаз в его верхней части, образованный слежавшейся породой.
      — Туда! — задыхаясь от бега, указал Пантур. — Прощайте!
      — До встречи, Пантур! — ответила за всех Лила.
      — Снимайте мешки — и за мной! — скомандовал Тревинер и первым протиснулся в узкую дыру, волоча за собой дорожный мешок. За ним полезли и остальные. Когда в отверстии скрылся Альмарен, замыкавший группу, ученый получил наконец возможность отдышаться.
      Но не успел он воспользоваться этой возможностью, как в тупик вбежали преследователи. Двое крепко вцепились в Пантура, не отпуская его, хотя тот и не думал вырываться.
      — Где чужаки?! — налетел на него предводитель. Пантур молча пожал плечами.
      — Туда они ушли, туда! — закричал один из преследователей, указывая на дыру.
      Все, кроме двоих, державших Пантура, кинулись к отверстию, но оно оказалось слишком узким для ширококостных, широкогрудых монтарвов.
      — Без кирки здесь не пролезешь, — заключил старший. — Скажем Дануру, пусть сам решает, что делать. А этого — с собой!
      Пантура повели обратно, но не в Первую общину, а в Седьмую — родную общину Данура. Ученого подвели к двери, где уже стояла стража, и впихнули внутрь. Оказавшись посреди комнаты, Пантур увидел сидевшего в ней пленника или, точнее, пленницу. Это была Хэтоб.
      Данур командовал своими сторонниками, вполне проявляя те качества, за которые он когда-то был выбран советником. Он беспрепятственно занял наружные выходы и взял под стражу владычицу. Ее сторонники, никогда не знавшие ничего подобного, почти не сопротивлялись. Представив монтарвам допуск чужаков в Лур как ошибку Хэтоб, повлекшую нападение уттаков, он все-таки затеял переговоры с Каморрой. Нельзя сказать, чтобы хозяин уттаков нравился Дануру больше, чем гостившие в Луре маги — ему были одинаково противны все люди сверху, — но бывший советник надеялся отыскать возможность избавиться и от тех, и от других, а заодно вернуть себе власть и влияние в Луре.
      Так как Данур не мог рассчитывать на прежнее положение при Хэтоб, у него естественным образом возникла мысль поставить владычицей другую женщину — свою дочь — и стать при ней советником, то есть фактическим правителем монтарвов. Поэтому он приказал отыскать и доставить корону владычицы. Ему принесли золотой обруч, найденный в стенной нише спальни Хэтоб, но символа власти, Желтого камня, в короне не оказалось.
      — Где символ власти? — нахмурился Данур, откладывая в сторону бесполезный обруч.
      — Мы не знаем, в короне не было камня.
      — Допросите Хэтоб, обыщите ее! Камень должен найтись!
      Эта неудача не обескуражила Данура. Он не сомневался, что символ власти спрятан недалеко и вскоре найдется. Но, когда другая группа монтарвов, посланная схватить чужаков, сообщила, что тем удалось скрыться в подземных переходах Фаура, Данур занервничал. Близился вечер, время встречи с Каморрой, на которой было договорено выдать чужаков магу.
      Каморру, разбуженного среди ночи посланниками Данура, позабавило, какие горячие события были вызваны его появлением в подземном городе. Почуяв собственную выгоду в чужой склоке, он охотно принял сторону Данура и согласился в случае надобности поддержать претендента на местную власть. Он легко договорился о выдаче Красного камня и назначил встречу на стыке людского утра и монтарвского вечера.
      Когда Каморра явился на встречу, переворот уже состоялся. Зачинщик переворота дожидался его у входа.
      — Это вы посылали гонцов? — уточнил Каморра. — Вы — тот самый Данур?
      — Я. — Но монтарв не торопился начинать беседу. Создавалось впечатление, будто он не знает, что сказать.
      — Ваши люди уверяли меня, что вы отдадите мне Красный камень, — перешел к делу маг. — В обмен я пообещал свое расположение и помощь. Я пришел, как договаривались, но не чувствую здесь Красного камня. Значит, вы хотите, чтобы сначала я что-то для вас сделал. Что именно?
      — Дело в том… — замялся Данур. — Дело в том… Они сбежали.
      — Если вы мне врете, то знайте, что мне еще никто не врал безнаказанно! — вспылил маг.
      — Поверьте, меня это огорчило не меньше. Их выдачей я хотел закрепить наш союз, поэтому приложил все усилия, чтобы схватить их. Я перекрыл все выходы, послал за ними людей, но…
      — Куда они сбежали?! В каком направлении?! Я догоню их поверху.
      — Они ушли не наверх, а под землю, — признался Данур.
      — Так догоните их!
      — Туда ведет лаз, слишком узкий для нас, монтарвов. Потребуется двое суток, чтобы раскопать его. — Каморра окинул оценивающим взглядом широкие, кряжистые фигуры подземных людей.
      — Вот что, Данур! — сказал он. — Я думаю, мои уттаки пролезут в эту щель. Проводи нас туда, а об остальном я позабочусь сам.
      Данур помолчал, взвешивая предложение мага.
      — Да, — согласился наконец он. — Мы проведем вас в пещеры Фаура.
      Но — об остальном вы позаботитесь сами.
      — Я же сказал! — с обычной резкостью бросил маг. — Сейчас я буду здесь с уттаками.
      Данур остался у входа дожидаться возвращения Каморры. Тот не заставил себя ждать, спеша пуститься в погоню. Данур повел мага по коридорам, за ними следовали два десятка уцелевших после стычки уттаков, наполняя лурские коридоры вонью и приглушенным галдением. Дойдя до полузасыпанного тупика, Данур указал магу на лаз в верхней части насыпи.
      — Они ушли в эту дыру.
      — Эй вы, все! Живо, туда! — прикрикнул маг на уттаков. Дикари один за другим полезли в темнеющее отверстие. Каморра бросил взгляд на стоящих неподвижно монтарвов, кивнул Дануру и полез вслед за уттаками.
      Данур постоял немного, прислушиваясь к звукам, доносившимся из лаза, затем повернулся к помощникам, сопровождавшим уттаков.
      — А теперь — заваливайте проход! — скомандовал он. — За кирки и заваливайте, чтобы и всеед не пролез!
 
      Хэтоб сидела, облокотившись на стол и оперев голову на подставленные кулаки. При виде Пантура она встала и пошла ему навстречу.
      — Пантур, и тебя схватили! Что же это делается, Пантур?!
      Голос владычицы дрожал от обиды и возмущения.
      Пантур смущенно встретил ее ищущий, спрашивающий взгляд.
      — Данур предал вас, великая, — сказал он. — Тайком от вас он вступил в переговоры с Каморрой, и все из-за власти. Ради власти он хочет выдать наших гостей Каморре, и ради власти он хочет поставить владычицей свою дочь.
      — Так вот для чего они требовали Желтый камень! — возмутилась Хэтоб. — Они обыскивали меня, Пантур, какое оскорбление! Если они найдут, символ власти, совет может принять это беззаконное решение.
      — Его не найдут, — успокоил ее Пантур. — Я отдал камень магам, а они успели скрыться в пещерах Фаура. Все планы пещер у них, других в городе нет.
      — Значит, сторонники Данура не смогут короновать его дочь, — уже спокойнее сказала Хэтоб, — Но как же я?
      — Я обменял Желтый камень на рог василиска, как договаривались, — шепнул Пантур, наклонясь самому ее уху.
      — Он у тебя?! — вскинулась Хэтоб.
      — Тише. — Пантур с опаской глянул на дверь.
      Хэтоб понимающе кивнула.
      — Что же теперь будет? — спросила она.
      — Подождем. Я надеюсь на Масура, он что-то придумал.
      — Разве в Луре еще есть мои сторонники?
      — Конечно. Многие верны вам и любят вас, но растерялись от неожиданности.
      — Я ведь хотела как лучше, Пантур, я заботилась не о себе, а о городе, — печально сказала Хэтоб. — К шару вернулась сила, плантации будут расти и питать Лур. Что же я сделала не так?
      — Все было правильно, великая, — ответил ей Пантур. — Трудное время, трудный выбор. Не все в городе были готовы принять его.
      Хэтоб молча присела на лежанку. В коридоре стояла ничем не нарушаемая тишина. Время обеда давно прошло, но никто не появлялся, заставляя обоих думать, что все о них забыли. Пантур подошел к двери и потребовал обед для владычицы. Еду принесли, и вновь потянулось ожидание.
      Поздним вечером Пантур уговорил владычицу отдохнуть. Она послушно улеглась на лежанке, но самому ученому не спалось. Он остался сидеть у стола, бесцельно перебирая догадки и возможные варианты происходящих в Луре событий.
      Отдаленный звук заставил его встать и прислушаться.
      — Что такое, Пантур? — спросила Хэтоб, только притворявшаяся спящей.
      — Сюда идут, — сказал ученый. — Я слышу голоса, много голосов.
      Хэтоб поднялась с лежанки и подошла к Пантypy, слушая вместе с ним приближающиеся звуки. Шум остановился у двери и затих. В комнату вошел мужчина, но не Данур, как ожидали пленники.
      — Лангур! — одновременно воскликнули оба.
      — Да, великая. — Глава Восьмой общины почтительно склонился перед владычицей. — Предатель схвачен, а вы свободны.
      — Я боюсь поверить этому. — В голосе Хэтоб слышались радость и облегчение.
      — Не бойтесь, великая. — Лангур ободряюще прикоснулся к ее плечу и в точности повторил недавние слова Пантура:
      — Вы среди тех, кто верен вам… и любит вас.

Глава 36

      Во дворце правителя Цитиона было тихо и пусто с тех пор, как городская армия выступила навстречу нашествию с севера. Просторная площадь перед дворцом казалась пустынной по сравнению с суетливыми предотъездными неделями, когда на ней то и дело толпились то конники, то лучники. Несмотря на полуденную жару, окна дворцового здания были закрыты, лишь в левом крыле второго этажа маячило одинокое окно, распахнутое настежь, а в нем виднелась фигурка девочки-подростка в белом платье. Принцесса Цитиона сидела на подоконнике перед раскрытой книгой о магии, устремляясь отсутствующим взглядом поверх площади, где изредка мелькала служанка с ведром или корзиной, за мраморные столбы дворцовой ограды, за городские постройки, виднеющиеся за оградой.
      Фирелла не могла объяснить себе, почему у нее так тяжело на сердце. Нельзя было сказать, что сегодняшний день чем-то отличался от предыдущих. Напротив, он был точно таким же, как обычно, — жарким, душным и томительно длинным. Завтрак накрывали, как и при Норрене, в малой обеденной комнате, но за полтора месяца, прошедшие со дня его отъезда, для всех трех женщин, садившихся за один стол с правителем — его жены Кандеи, самой Фиреллы и ее воспитательницы, — стало привычным видеть пустующее кресло во главе стола.
      Алитея, воспитательница Фиреллы, была дружна с матерью девочки.
      Она умела держаться чинно и важно, как почтенная мать семейства, обладала безупречными манерами и одевалась с безукоризненным вкусом, чем и расположила к себе жену правителя, выше всего ставившую умение соответствовать придворному этикету. Кроме того, обеих женщин роднила общая слабость к красивой одежде. Они могли целыми днями перебирать рисунки портных, отыскивая наилучшую модель праздничного платья, и рассуждать о том, какие украшения соответствуют той или иной ткани, покрою или цвету. Алитея разъезжала по модным лавкам, чего не позволяла себе супруга правителя Цитиона, верная во многом ею же выдуманному дворцовому этикету. Вернувшись с покупками и новостями, воспитательница Фиреллы надолго уединялась в комнате с ее матерью, а девочка, предоставленная самой себе, получала возможность провести время по собственному усмотрению.
      Вот и сегодня Алитея, поручив принцессе заняться вышиванием, надела свою любимую бежевую с розовой лентой накидку и укатила в карете прогуляться по цитионским лавкам, на радость торговцам женскими тряпками и побрякушками. Фирелла послушно села за станок для вышивания, где полгода пылилось полотно с наполовину вышитым пейзажем Тиона, но стоило воспитательнице выехать за дворцовые ворота, как девочка бросила работу и проскользнула в библиотеку.
      Фирелла любила библиотеку, так не похожую на другие залы дворца, тихую и длинную, пропитанную ароматами древних знаний. Едва научившись читать, она приходила сюда, чтобы просматривать книги, рассказывающие о жизни и военных подвигах ее доблестных предков. Фирелла листала желтые, слипшиеся от времени страницы, рассматривала картинки, пропускала в тексте непонятные места, зато подолгу, вдумчиво перечитывала другие, доступные ее детскому пониманию.
      Перечисления заслуг дедов и прадедов заставляли девочку задумываться об отце, которому также было суждено остаться для будущего на страницах летописей, поэтому у нее создалась привычка сравнивать отца с другими наследниками древних родов. Сравнение всегда оказывалось в пользу Норрена, и постепенно у девочки сложилось убеждение, что самый достойный из них — самый мужественный, храбрый, проницательный, мудрый, красивый — ее отец.
      Она восхищалась отцом, ловила и хранила в памяти каждое его слово и движение, угадывала его склонности, настроения и желания, чувствовала его отношение к появляющимся около него людям. Отец тоже ее любил, и Фирелла это знала, потому что он гладил ее по волосам и целовал в лоб, провожая ко сну, но он почти не разговаривал с ней, разделяя общее убеждение, что воспитание девочки — это забота матери. Оставаясь в одиночестве, она мысленно беседовала с отцом, задавала ему вопросы и придумывала за него ответы, делилась с ним мыслями и наблюдениями, рассказывала о своих поступках и выслушивала его предполагаемое одобрение или порицание.
      До недавнего времени девочка не знала другого собеседника. Но летом во дворцовой библиотеке появился маг, тот самый, встреченный в лавке, который подарил ей сонного духа. Подслушав у отца, что маг ищет какие-то важные предметы, принцесса пришла в библиотеку, чтобы предложить помощь, а больше для того, чтобы познакомиться поближе с этими делами взрослых, с этой магией, посылающей ей сказочные сны, и особенно с ним, таким юным и уже настоящим магом, похожим на сказочного волшебника.
      Та магия, о которой рассказывал Альмарен, была живой и понятной.
      Если бы Фирелле вздумалось изучать ее по книгам, девочка, наверное, забросила бы их, устрашенная сложными и путаными текстами. Объяснения молодого мага помогли ей почувствовать сущность невидимых сил, не искаженную корявыми попытками втиснуть ее в слова. Альмарен дополнял слова взглядом, голосом и жестом, вкладывая в них собственное понимание магии, и они приобретали новый смысл, получали единственную, точную интонацию.
      С его отъездом девочка почувствовала пустоту, которую не мог заполнить воображаемый отец. Она взялась за книги по магии, пытаясь совместить их сухой и систематичный язык с рассказами молодого мага и отыскать за рядами строчек невидимую жизнь невидимых сил, которую он так умел передать одним взмахом руки или движением бровей. При каждой возможности Фирелла приходила в библиотеку, усаживалась с книгой на подоконник, тот самый, где любил сидеть Альмарен, ставила рядом сонного духа и прилежно вчитывалась в бесконечные ряды строчек.
      Когда чтение утомляло Фиреллу, ее мысли переходили с магии на мага, на воспоминания о том, как он сидел здесь, на подоконнике, как поправлял длинные волосы, мешавшие читать, как щурился и улыбался навстречу бьющему в окно солнцу. В ее незабывающей памяти отпечаталась и его мимолетная, рассеянная улыбка, чем-то сходная с рябью на воде, вызванной дыханием случайного ветра, и бессознательная бережность, с которой он брал в руки книгу или переворачивал страницы, и привычка в задумчивости опускать ресницы, а затем вскидывать их, радуясь найденному ответу. Альмарен занял место ее отца, став постоянным собеседником ее мысленных разговоров, но девочка никогда не пыталась сравнивать его ни с кем. Видимо, не всегда нужно, чтобы он был самым-самым, порой достаточно — чтобы просто был.
      Сегодня Фирелла не могла заставить себя читать книгу. Она попробовала мысленно поговорить с Альмареном, но ощущение приближающейся угрозы мешало перебирать обыденные события. Поняв, что отогнать тревожное предчувствие не удастся, девочка сосредоточилась на нем, надеясь догадаться, чем оно вызвано. Ее взгляд задержался на сонном духе, подарке Альмарена.
      — Что случилось, маленький? — спросила Фирелла. — Ты что-нибудь знаешь?
      Дух молчал. Его свесившаяся набок голова и сложенные на брюшке ручки всегда казались Фирелле многозначительными, будто бы говорящими, что эфилемовое создание знает важные тайны, но не считает, нужным выдавать их.
 
      — Молчишь… — упрекнула его девочка. — Видишь, что я беспокоюсь, а молчишь…
      Фирелла вспомнила тревожные дни, наступившие после известия о тяжелом ранении отца. Во дворце со страхом ждали следующего гонца, сама она плакала ночами в подушку, моля судьбу сохранить отцу жизнь. Судьба услышала ее — каждая новая весть была благоприятнее предыдущей, а последний гонец сообщил, что Норрен оправился от раны и вскоре вновь примет руководство обороной.
      Фирелла подумала об отце, прислушалась к ощущениям, но тревога не усилилась.
      Нет, причина была не в этом.
      «Что случилось, Альмарен?! — позвала она. — Я чувствую, что приближается беда».
      Альмарен, конечно, тоже не ответил. Девочка представляла его себе так, как привыкла видеть — сидящим напротив на подоконнике и улыбающимся такой удивительной, ласковой улыбкой. На этот раз она не увидела улыбки мага. Лицо Альмарена, возникшее в ее воображении, было серьезным и строгим — Фирелла подумала, что в действительности оно не бывало таким. Тревога, застывшая у нее внутри, всколыхнулась волной.
      Со дня внезапного отъезда Альмарена принцесса ничего не слышала о том, куда и зачем он уехал. Отец ни разу не обмолвился ни о маге, ни о его старшем спутнике, а девочка, покорная требованию матери не соваться в дела взрослых, не смела спросить его о своем волшебнике. Сегодня она чувствовала себя способной нарушить строгий запрет, но отец был далеко в Босхане.