Алтари Келады

      В лице Скампады, к разочарованию Ромбара, не дрогнул ни один мускул.
      — Вы так любезны, ваша светлость. — Голос сына первого министра остался все тем же, светски-холодноватым. — Я просто обязан ответить вам той же любезностью. Вы слышали о черной жрице храма Мороб?
      Ромбар поднял голову:
      — Откуда ты знаешь о ней? Жрецы хранят ее существование в тайне.
      — Почему это удивляет вас? Я живу тем, что знаю больше других. — Скампада рассеянно отвернулся в окно. — Может, вам будет интересно узнать, что это и есть ваша подружка?
      Раздался грохот упавшего стула. Повернувшись, Скампада увидел перед собой лицо вскочившего Ромбара, его требовательный взгляд.
      — Что ты сказал?! Повтори, что ты сказал?!
      — Это она.
      — Ты уверен?
      — Я узнал ее.
      — Скампада… — начал Ромбар и тут же осекся. Сын первого министра вспомнил, как он видел Лилу в последний раз — спиной к статуе, отбивающейся от наступавших уттаков.
      — Она прекрасно владеет кинжалом… — пробормотал он. — Я не видел ее мертвой, ваша светлость… Ромбар оборвал его на полуслове.
      — Собирайся, едем! — скомандовал он. Келанга давно осталась позади, исчезли городские окраины, знаменитый Тионский тракт потихоньку пылил под копытами коней. Ромбар ехал молча, с бесстрастным, ничего не выражающим лицом. Проницательность Скампады беспокойно заерзала, пытаясь угадать, о чем думает сын Паландара, и неуверенно отступила.

Глава 27

      Вальборн ходил по комнате. Неприятный осадок, оставшийся внутри после разговора с Магистром, не давал ему покоя. Конечно, не следовало так резко говорить с человеком старшего возраста и, по всей видимости, знатного рода, с человеком, вызывавшим у него безотчетное уважение. Но отступать?!
      Вальборн жаждал расплатиться с Каморрой за потерю замка, да и легкая победа на Оранжевом алтаре придавала ему смелости. Он вышел из дома и в который раз окинул взглядом местность, мысленно расставляя войска для обороны храма, затем кликнул воина и велел ему отыскать Лаункара.
      — Мне нужен твой совет, — сказал он военачальнику, когда тот явился на приглашение. — Магистр перед отъездом предложил мне отступить без боя. Что ты на это скажешь?
      — Он кажется мне человеком, сведущим в военном деле, — сдержанно ответил Лаункар. — Вы помните, как он сказал — если наше присутствие на алтаре задержит наступление войск Каморры, то наша задача может считаться выполненной, а вступать в заведомо безнадежную битву нам совершенно незачем.
      — Но почему, но почему я должен отступать?! — вырвалось у Вальборна. — Принимать на себя новый позор?!
      — Тревинер вернулся вчера из разведки, — напомнил военачальник. — Весь уттакский лагерь в верховьях Иммы — а это десятки тысяч дикарей — снялся с прежней стоянки и двигается в нашу сторону. Если они нападут все сразу, от нас и костей не останется — вы же знаете их привычки.
      — А что предлагаешь ты, Лаункар?
      — Если Каморра разобьет нас здесь, мы только облегчим ему дальнейшую задачу. Оранжевый алтарь важен, но не важнее Келанги, поэтому будет лучше, если мы примем участие в обороне Келанги вместе с остальными войсками.
      Одну большую армию труднее разбить, чем две малых.
      Рассудком Вальборн понимал, что должен принять решение, столь неприятное для себя, но все его чувства сопротивлялись этому.
      — Ты считаешь, что может пасть и Келанга? — спросил он военачальника.
      — Южные войска не успевают дойти до нее — Берсерен тянул с гонцами до последнего, думая, что справится с Каморрой один. Если Келанга будет взята, Зеленый алтарь тоже останется незащищенным. Я недавно оттуда и знаю это.
      — Как это неприятно, Лаункар. — Вальборн досадливо тряхнул головой. — Как я покажусь в Келанге?
      — Я должен напомнить вам, что наша ошибка подставит под удар не только нас.
      — Хорошо, — решился Вальборн. — Усильте разведку. Мы отступим, но лишь тогда, когда будет ясно, что нападения не избежать.
      — Не жалейте о своем решении, ваша светлость! — Во взгляде Лаункара мелькнуло что-то вроде улыбки. — Славен правитель отважный, но мудрый славен вдвое.
      Правитель Бетлинка криво улыбнулся в ответ, прожевывая собственную мудрость, как горькую траву от глистов.
      Неделю или две все было спокойно. Разведка, выезжавшая каждое утро, докладывала, что движение уттаков прекратилось. Огромная армия дикарей остановилась в полудне пути от алтаря и, казалось, чего-то выжидала. Напряжение в лагере схлынуло, люди все чаще перекидывались шуточками по поводу застрявших в лесу дикарей, как вдруг однажды выехавшие утром разведчики сразу же вернулись назад. Вся многотысячная уттакская толпа на исходе ночи снялась с места и теперь подходила к алтарю, едва не застав врасплох войско Вальборна.
      Каморра окружил алтарь и наложил на него перекрывающее силу заклинание, затем выпустил в бой уттаков, но оказалось, что и храм, и поселок пусты. Дикари кинулись шарить по домам и сараям, растаскивая уцелевшее от предыдущего налета имущество. Когда их удалось унять, пускаться в погоню было уже бессмысленно. Маг проглотил досаду, вспомнив, что уж в Келанге-то этот щенок от него не уйдет. И не один он.
      Войско Вальборна тем временем спешило назад в Келангу.
      Зеленовато-серой толпой шагали пешие воины, поскрипывали на ухабах телеги с войсковым добром, последними ехали конники из Бетлинка, готовые прикрыть остальных в случае погони. Вальборн подозвал к себе скачущего поблизости охотника:
      — Тревинер!
      — Да, мой правитель! — развернул свою кобылу охотник.
      — Есть важное дело.
      — Я весь внимание, — оскалился в улыбке Тревинер.
      — Ты еще не забыл, что наш молодой приятель Альмарен ушел на Керн?
      — Припоминаю.
      — Когда, по-твоему, он должен вернуться? Тревинер задумался, вскинув взгляд куда-то к верхушкам деревьев:
      — Он не привычен к лесу, мой правитель. Но, если парень еще жив, примерно в эти дни он дошел до вулкана. Недели две — и он будет у Бетлинка.
      — Магистр просил встретить его. В лесу полно уттаков.
      — О чем речь, мой правитель! Я знаю окрестности замка, как свой походный мешок, — жизнерадостно ответил охотник. — Кстати, о мешке… надо бы наполнить его — я могу там долгонько прооколачиваться.
      — Иди в обоз и возьми все, что нужно. И перестань скалиться — это тебе не увеселительная прогулка.
      — Лучше меня этого не понимает никто! — еще шире улыбнулся Тревинер и направил свою Чиану к обозу.
 
      По прибытии в Келангу Вальборн разместил войско на большой поляне к западу от города и отправился во дворец. Он знал, что в любом случае не угодит своему дядюшке, и заранее настроился быть терпеливым и сдержанным.
      Вальборн чувствовал свою правоту — он не погубил отряд в заведомо проигрышной схватке, а привел в город, где, конечно, понадобятся люди для обороны крепостной стены, — и надеялся, что Берсерен не так глуп, чтобы, прокричавшись, не понять очевидного.
      Он подождал, пока стражники разведут узорчатые чугунные створки ворот, оставил коня и пошел вглубь дворцового парка. Посыпанная битым камнем дорожка привела его к двухэтажному зданию, длинной лентой вытянувшемуся посреди невысоких парковых посадок. Вальборн прошел вдоль веранды первого этажа дворца к широкой и низкой лестнице парадного входа. Оказавшись внутри, он сразу же ощутил суету и напряжение, создаваемые многочисленными слугами, снующими по коридору. Из-за двери обеденной комнаты Берсерена раздался гулкий металлический стук упавшего блюда, а вслед за звуком оттуда выскочила перепуганная служанка с серебряным подносом в руке. Берсерен обедал.
      — Ваша светлость?
      Вальборн обернулся на голос и увидел приближавшегося бочком слугу.
      — Не ходите туда. Его величество не в духе.
      — Что, зол?
      — Ох и лют! — Слуга болезненно съежился, покосившись на дверь. — Гонец был с юга. Прямо перед обедом.
      — Плохие новости?
      — Откуда нам знать, ваша светлость! Его величество гневается, хоть из дворца беги.
      Дверь обеденной комнаты резко распахнулась, и слуга незаметно растворился в глубине коридора. Старикашка, как его звали втихую и слуги, и придворные, изволил оставить обеденную комнату. Берсерену было немногим за пятьдесят, но его щуплая, засохшая фигура, сморщенное, как вяленая груша, лицо, а главное, мелочный и въедливый старческий нрав создавали ощущение, что правитель оставался неизменным по меньшей мере последние сорок лет.
      Берсерен, определенно, был не в настроении. Он нервно теребил пряжку на своем тесном, черном с золотом камзоле, будто силясь оторвать ее.
      Острые, горящие нескрываемым раздражением глазки правителя впились в Вальборна.
      — Племянничек явился! — Берсерен, скорчив брезгливую гримасу, окинул Вальборна презрительно-оценивающим взглядом, словно кобылу с пороком, выставленную на продажу. — И что это мы здесь делаем, а? Чего мы еще не выпросили у доброго дяди?
      Кровь бросилась Вальборну в лицо, но он сдержался.
      — Позвольте мне выразить вам почтение, ваше величество, — сказал он обычную приветственную фразу.
      — Конечно-конечно… — с ядом произнес Берсерен. — Еще бы тебе не выражать мне почтение! Кем бы ты был, если бы не я, после того, как тебя выкинули из Бетлинка? Что там у тебя — повозки, еда, оружие?
      — Ваше величество…
      — Ничего ты не получишь. — Берсерен яростно глянул куда-то в сторону и пробормотал сквозь зубы:
      — Они предали меня, никто из них и не думает идти под Келангу…
      — Плохие новости с юга? — догадался Вальборн, на мгновение забыв обиду.
      — Плохие?! — взвился Берсерен. — Ужасные отвратительные новости!!! Эта дура Десса, этот мужлан Донкар — они все у Норрена вот здесь, в кулаке. — Он шагнул вперед и помахал сухим, костлявым кулаком под носом Вальборна. — Ставят укрепления под Босханом, видите ли! Не успевают сюда, видите ли.
      — Я слышал, что вы слишком поздно попросили поддержки, — вспомнил Вальборн брошенную Лаункаром фразу.
      — Сплетни! Месяца им было мало, подумайте, Вальборн подумал.
      Конечно, месяца было мало. — Берсерен неистощимо бушевал:
      — Я справлюсь один с этим босханцем! Я покажу им, что все они — трусы и ничтожества. Вон и Госсар говорит, что у нас сильная армия, что уттаки — это так, возня одна. — Он перевел дух, шагнул вплотную к Вальборну и испепелил его бешеным взглядом снизу вверх. — А ты, племянничек, справляйся сам. Я дал тебе все, что мог, остальное — для города. Моя казна — не бездонная бочка.
      — Я ничего не прошу, — воспользовавшись паузой, сказал Вальборн. — Я увел войско с Оранжевого алтаря и готов вместе с вами защищать Келангу.
      Берсерен молча воззрился на племянника. Вальборну никогда и не думалось, что молчание может быть таким напряженным, таким насыщенно-ядовитым.
      — Как это понимать, милый племянник? — обрел дар речи Берсерен. — Ты целую неделю клянчил у меня войско, чтобы защитить храм… ты уверял меня, что чуть ли не вся война зависит от этого, а теперь? Ушел?
      — Триста воинов не могут противостоять десяти тысячам уттаков. Я сохранил и людей, и снаряжение.
      — Сохранил?! — Голос Берсерена прорезался в полную силу. — Может, нам с тобой и остальную армию сохранить, уйти из Келанги? Ты оставил алтарь без боя, трус?!
      — Ваше величество! — повысил голос Вальборн. — Сюда идут десять тысяч уттаков. Очень скоро я докажу вам, что вы ошибаетесь!
      — Вы совершенно правы, ваше величество, — раздался рядом властный мужской голос. Оба спорщика вздрогнули и повернулись на звук.
      — Простите, ваше величество, я шел мимо и услышал ваш спор, — продолжал Госсар, не удостаивая Вальборна взглядом. — Я не мог не вмешаться, услышав, как этот молодой человек разговаривает с вами. Прискорбно, но вынужден признать вашу правоту.
      — Ты тоже так считаешь, Госсар! — принял поддержку Берсерен. — Мне стыдно говорить с тобой об этом, но из моего племянника не вышел ни правитель, ни воин.
      — Вы не имеете права так говорить, не узнав всех обстоятельств! — разгорячился Вальборн. — Я готов дать слово чести, что иначе было нельзя. Когда силы были равны, мои воины захватили алтарь почти без потерь!
      — Слово чести, слово чести… — с отеческой снисходительностью сказал Госсар. — А дела? Вы сдали замок Каморре и потеряли при этом две трети гарнизона. Вы неизвестно зачем прогулялись с чужим войском на алтарь, затем приняли пятьсот уттаков за десять тысяч и прибежали обратно. Где это вы видели сразу столько уттаков?
      — Верно, — выдохнул Берсерен. — Мальчишка струсил.
      — Ваш дядя слишком добр к вам, — продолжил Госсар. — Меня всегда удивляла его доброта. Я бы вам и стадом овец не доверил командовать.
      — Дядюшка! — выкрикнул ошеломленный Вальборн. — Как вы ему это позволяете?!
      — Молчи, щенок! — огрызнулся Берсерен. — Госсар прав, не то сейчас время, чтобы доверять войска трусам. Завтра же ты передашь ему командование войском.
      — Я?! — задохнулся Вальборн. — Ему?!
      — Да, ты, — подтвердил Берсерен. — Да, ему. Ты свободен, Госсар.
      Завтра примешь у него руководство.
      Вальборн бросил ненавидящий взгляд на Госсара и вдруг почувствовал ледяной озноб. Тот смотрел на него с издевательски-разумной, торжествующей усмешечкой, как на побежденного врага. Через долю мгновения, показавшуюся Вальборну вечностью, Госсар отвернулся и ушел.
      — Что вы наделали, дядюшка! — выкрикнул Вальборн, повернувшись к Берсерену. — Вы не можете не понимать, что это ложь, клевета!
      — Я тебе не дядюшка! — крикнул в ответ Берсерен. — Я для всех, и для тебя тоже — ваше величество! Судьба наказала меня слюнтяем-братом, а теперь тобой! Я-то старался, пристраивал его, чтобы он не сидел у меня на шее, замок для него выманил у этого хвастуна Паландара — и для чего? Чтобы ты этот замок спустил при первой же возможности?! Иди куда хочешь, хоть к Госсару коней чистить, а мне на глаза больше не показывайся! Я устал от этого срама!
      — Вы лжете, ваше величество! — возмутился Вальборн. — Замок был выигран в честном споре.
      — В честном? — ехидно спросил Берсерен. — Паландар трижды не попал в шапку с двенадцати шагов. Говорили, ему помешал ветер. Да нужен ураган, чтобы на таком расстоянии сдуть с пути стрелу, пущенную его рукой!
      — И как же все было? — сдавленным голосом спросил Вальборн.
      — Ураганом была моя жена Варда, магиня ордена Аспида. Настоящий аспид, светлая ей память, и выгоду сквозь землю чуяла. Вы оба ее должники — и твой отец, и ты.
      Вальборн ответил не сразу.
      — Я подумаю над тем, чей я должник, — сказал он, глядя в лицо Берсерену. — Прощайте, ваше величество.
      Вскочив в седло, Вальборн дрожащими от гнева руками натянул уздечку и погнал коня галопом по улицам Келанги. В лагере он отыскал своего военачальника.
      — Лаункар! — скомандовал он. — Объявляй сбор, мы выходим немедленно. В Оккаду!
      Вальборн ехал, не видя перед собой дороги. Его гнев, вызванный не столько незаслуженными оскорблениями, сколько полной глухотой Берсерена в таком важном военном вопросе, постепенно сменялся внутренней тревогой.
      Издевательски-разумная усмешечка Госсара, плясавшая в голове, вызывала предчувствие, требующее немедленного осмысления. Невнимание к данным разведки, небрежное преуменьшение грозящей опасности, раздор накануне сражения — все это, вместе взятое, настораживало и казалось тревожным предупреждением. Поведение, естественное для вздорного и самонадеянного Берсерена, было невероятным для Госсара, его лучшего военачальника, человека умного и проницательного. Вальборн пока не мог додуматься до слова «предательство», поставившего бы все на свои места, но ощущение чего-то темного, зыбкого, грозящего неотвратимой бедой давило на его сознание.
      Перебирая все возможности, Вальборн неожиданно понял, что в случае боя на Оранжевом алтаре исход разговора с Берсереном был бы тем же, если не считать погубленного войска. Настроение правителя Келанги было подготовлено так, чтобы любое действие его племянника расценивалось как неудача. И вновь Вальборн вспомнил усмешечку Госсаpa, и вновь он почувствовал, что первый гневный порыв увести войско в Оккаду был правилен.
      Он искоса глянул на своего военачальника. Тот, конечно, считает, что они выполняют приказ Берсерена, и, пожалуй, не следует разубеждать его.
      Продуктовый обоз, встреченный на пути в Келангу, позволит продержаться первое время, а там события не заставят себя ждать. Движение всей огромной уттакской армии, несомненно, имело целью не Оранжевый алтарь.
      Вслед за Лаункаром Вальборн вспомнил Магистра. С этим человеком он мог бы поделиться грызущими рассудок вопросами, но Магистра не было рядом.
      Впервые в жизни, сам того не зная, правитель Бетлинка поднялся на вершину ответственности, где не с кем разделить взятую на себя ношу. Он с тяжелым сердцем окинул взглядом своих людей — возглавлявшего отряд Лаункара, конных и пеших воинов, ничего не подозревающих о дворцовых интригах, неторопливые, тяжело груженные повозки, жрецов с Оранжевого алтаря, едущих здесь же, в отряде.
      «Нелегко быть правителем», — всерьез подумал он и вдруг вспомнил, что Бетлинк был мошеннически отнят у законного владельца. Вальборн хорошо знал историю, стоившую замка прежнему хозяину и закончившуюся его самоубийством, но считал, что одно лишь легкомыслие довело Паландара до печального конца. Слова, вырвавшиеся у Берсерена в приступе раздражения, раскрыли ему подлинную причину чужого несчастья. По слухам, у Паландара оставался сын, но Вальборн не был в этом уверен. В его семье никогда не обсуждали неудобную тему. Он вспомнил, что Лаункар давно служил в Бетлинке, и шевельнул поводьями, направляя коня вперед.
      — Лаункар! — окликнул он, поравнявшись с военачальником. — Ты, кажется, давно в Бетлинке? Тот медлил, подсчитывая прожитые годы.
      — Весной было тридцать восемь лет, как я поступил туда на службу, — выдал он точный ответ.
      — Значит, ты служил у Паландара?
      — Служил.
      — Скажи, что это был за человек?
      — Человек как человек, — скупо ответил Лаункар. — Вспыльчивый, увлекающийся, но это ваша фамильная черта.
      — Наша?
      — Рода Кельварна.
      — А как он владел оружием?
      — Превосходно. С мечом он выходил один на четверых, а стрельбе из лука он мог бы и самого Тревинера поучить.
      — У него были дети?
      — Сын.
      — Расскажи мне о сыне, — попросил Вальборн.
      — Ему было пятнадцать лет, когда он оставил Бетлинк. Мне говорили, что он служил у Берсерена, но десять лет назад они поссорились, и он уехал.
      — Куда?!
      Лаункар молча пожал плечами.
      — Я хочу отыскать его, Лаункар. Ты поможешь мне? Военачальник пристально взглянул на Вальборна:
      — Зачем он вам?
      — Поговорить с ним, помочь ему, если он нуждается. Разве мы с ним не родня, разве у нас не одна кровь — первого правителя?!
      — Вряд ли Ромбар нуждается в вас, ваша светлость.
      Вальборн заглянул в непроницаемое лицо своего военачальника. Тот явно не намеревался помогать ему в поисках.
      — Берсерен проговорился кое о чем, поэтому я должен отыскать сына Паландара, — намекнул он. Заметив, что Лаункар колеблется, он добавил:
      — Это вопрос чести.
      — Вы знаете его, — медленно выговорил Лаункар. — Он сейчас — магистр ордена Грифона.
      Конь завертелся под Вальборном — тот от неожиданности резко натянул поводья.
      — Но вы вели себя так, будто вы незнакомы! — воскликнул Вальборн, опомнившись от изумления.
      — Я не узнал его сразу. Последний раз я видел его подростком, на похоронах отца.
      — Может, ты ошибся?
      — Нет, — твердо ответил Лаункар. — Я узнал Ромбара в бою с уттаками, когда увидел, как он действует мечом. Когда-то я учил его владеть оружием. Внешность изменилась, но рука — все та же.
      — И ты это скрыл… — укоризненно заметил Вальборн.
      — Я подумал… если бы Ромбар хотел, чтобы вы знали, кто он, то рассказал бы вам это сам.
      Вальборн надолго замолчал. Уклончивость Лаункара, явная поддержка, оказанная им сыну Паландара, говорили о многом. Видимо, в честности злополучного спора не сомневался только тот, кто не хотел в ней сомневаться. До сих пор Вальборн считал себя незапятнанным, живущим в согласии с понятиями о чести, но теперь он чувствовал, что поступок Берсерена, обманом получившего Бетлинк, и отца, не постыдившегося принять замок, грязным пятном лег на его жизнь.
 
      Пять дней добирался отряд Вальборна до Оккады. Большой Тионский тракт выродился в проселочную дорогу, плавно огибающую холмы и лощины прибрежного рельефа. Древесные массивы и рощи сменились островками невысокого леса, обросшими, по опушке непролазным кустарником, южный ветер свободно гулял между ними, волнуя и раскачивая высокую луговую траву, неся на север знойное дыхание Сехана. На четвертый день впереди замаячили сизые вершины Оккадского нагорья, а еще через сутки отряд вошел в Оккадскую долину, с трех сторон укрытую скалами от ветров.
      Вальборна, впервые оказавшегося в Оккаде, поразила не правдоподобная, игрушечная красота местного селения. Дома здесь не вытягивались в улицы, а рассыпались по склонам, окруженные садами, пристройками, подсобными помещениями, и каждая мелочь, от фасада до столба изгороди, казалась тщательно продуманной и уместной. Дорога вилась между домами отпущенной на свободу змеей, соединяя живописно разбросанные постройки.
      Лаункар указал Вальборну на пологий куполообразный холм, щедро усыпанный различного вида постройками. Высокий забор, творение местных резчиков по дереву, окружал верхнюю часть холма, включая двухэтажное, крытое серой чешуйчатой черепицей здание.
      — Зеленый алтарь.
      Вальборн оставил отряд на подходе к селению, позвал с собой Лаункара, жрецов и поехал к Зеленому алтарю, провожаемый взглядами местных жителей, второй раз за лето видевших войска у себя в долине. Въехав в ворота, он подозвал одного из попавшихся на глаза людей и спросил:
      — Как мне найти магистра ордена Феникса?
      — Я провожу вас, — ответил тот. Когда приезжие спешились, он повел их на второй этаж крытого черепицей здания и оставил в гостиной, попросив подождать. Вскоре в гостиную вошел Суарен.
      Вальборн сразу узнал магистра, хотя первый и последний раз видел его несколько лет назад, на празднике великой Саламандры. Высокий рост и высокий с залысинами лоб Суарена, его плавная, экономная манера двигаться откладывались в памяти так же однозначно, как и чуть отрешенный, идущий сквозь собеседника взгляд. Сейчас его лоб, казалось, стал еще выше — магистр лысел, так и не удосужившись поседеть.
      — Рад приветствовать вас здесь, в Оккаде, — произнес Суарен.
      — Я — Вальборн, — представился Вальборн после ответного приветствия.
      — Я узнал вас, — подтвердил магистр, сопровождая слова мягким кивком. — Чем могу помочь вам?
      — Я пришел защищать Оккаду. Где удобнее поставить отряд?
      — Значит, Оккада нуждается в защите, — полуутвердительно сказал Суарен. — В северо-восточном углу долины есть удобный спуск к Тиону. Лаункар знает, они в прошлый раз стояли там же.
      Вальборн взглянул на военачальника. Тот понял, попрощался и вышел размещать войско.
      — Оранжевый алтарь у Каморры, — задумчиво произнес Суарен. — Не так ли, Освен?
      — Шантора нет, — ответил Освен. — Сюда доходили известия?
      — Две недели назад. Был гонец из Келанги. Тогда не было и речи о войске. События развиваются, да? — Вальборн кивнул.
      — Сколько у вас людей?
      — Триста человек.
      — Триста… — задумался вслух Суарен. — Это немалое подспорье в обороне Келанги. Если Берсерен прислал их сюда, значит, он не надеется удержать город… Дела действительно так плохи?
      — Мне хотелось бы поговорить с вами с глазу на глаз, магистр. — Вальборн с облегчением почувствовал, что Суарен, с его способностью видеть суть за мелочами, сумеет помочь разобраться в странностях, произошедших в Келанге.
      — Давайте пройдем ко мне в комнату, — предложил Суарен.
      Комната Суарена оказалась угловой в левом крыле здания. Из просторных окон открывался вид на всю долину. Магистр усадил Вальборна в глубокое кресло, сам сел рядом во второе.
      — Я слушаю вас, — сказал он.
      Вальборн рассказал ему все, начиная с боя в Бетлинке до выезда из Келанги, не забыв и про усмешку Госсара. Он умолчал лишь о том, кем оказался магистр ордена Грифона. Суарен слушал внимательно, глядя перед собой чуть отстраненным взглядом, иногда кивая в знак подтверждения. Когда Вальборн замолчал, Суарен не сразу зашевелился, углубившись в мысли.
      — Вся наша надежда — на южные армии, — поднял он взгляд на правителя Бетлинка. — А Госсар… Я не хочу недоказанных домыслов…
      Он поднялся и вышел в коридор. Вальборн услышал его просьбу позвать кого-то, затем магистр вернулся в свое кресло. Какое-то время прошло в молчании. Молчать с Суареном было, пожалуй, еще приятнее, чем разговаривать, поэтому Вальборн был даже слегка раздосадован, когда в дверь постучали.
      — Входи, Риссарн, — отозвался на стук Суарен. Вошедший в комнату молодой человек по сложению вполне мог бы оказаться местным кузнецом. Узкий кожаный ободок охватывал его голову, удерживая волосы цвета льняной пряжи, в его руке был небольшой, но тяжелый круглый предмет, завернутый в мягкую тряпку.
      — Ты можешь по имени человека что-нибудь узнать о нем? — спросил Суарен.
      — Можно попробовать. Но это всего лишь первые опыты, учитель. Я не уверен в результате.
      — Пробуй.
      Риссарн развернул тряпку и вынул оттуда идеально круглый хрустальный шар размером с большое яблоко. Он выложил на стол кружок, сплетенный из полосок кожи, и осторожно поместил на него шар, Сев перед шаром, он положил руки на стол по его сторонам, ладонями к шару.
      — Я готов, — сказал он.
      — Госсар из рода Лотварна, — назвал имя Суарен. Вальборн наблюдал, как молодой человек пристально вглядывается в шар, наклонив набок голову и расслабив мускулы лица, как хрусталь чуть поблескивает сквозь его подрагивающие пальцы. Риссарн долго смотрел в шар, затем откинулся на спинку стула, переводя дух.
      — Ничего не вижу, — с сожалением объявил он. — Настрой, самочувствие — все это так влияет… бывает, что и несколько дней — ничего, а потом вдруг будто дверь в голове открывается… может, Кера попробует, она чувствительней.
      Что-то неуловимое, будто бы тень тени, мелькнуло на лице магистра.
      — Зови Керу, — сказал он после долгой паузы. Риссарн ушел и вскоре вернулся с очень юной, но вполне сформировавшейся девушкой. Ее темно-карие, с отливающими голубизной белками глаза смело уставились на гостя. Вальборн, ощутив некоторое неудобство, подумал, что ей не помешало бы немного девичьей робости.
      — Кера, — начал Суарен, — Риссарн утверждает, что ты умеешь глядеть в шар.
      — Я пробовала, — сверкнула она белыми зубами. — Я просила Риссарна, и он давал мне посмотреть.
      — Нашего гостя интересует человек по имени Госсар. Погляди в шар и расскажи про Госсара все, что увидишь.
      Глаза девушки забегали по Вальборну, будто бы прощупывая его с головы до ног.
      — Чтобы мне было легче, я должна держать его за руку, — кивнула она на Вальборна. — Пусть он вспоминает Госсара, мысленно представляет его внешность.
      Суарен согласно кивнул. Кера села у шара, Вальборн встал рядом и протянул ей руку. Он с невольным изумлением глянул на руку Керы, стиснувшую его пальцы, — крепость пожатия показалась ему неожиданной для такой юной, стройной девушки. Кера еще раз скользнула взглядом по Вальборну, затем поднесла вторую руку к шару, как бы закрывая его от солнца, и начала вглядываться в бесконечную, темно-прозрачную глубину. Ее глаза прищурились, затем раскрылись, кровь прилила к лицу; придавая смуглой коже густо-розовый оттенок.
      — Вижу, — сказала она. — Он человек властный, в годах, черные с сединой волосы… густые брови, постоянно нахмурены… одет в черное…
      Суарен вопросительно взглянул на Вальборна. Тот кивнул. Девушка продолжала: -… С ним другой — маленький, старый… противный. Одет в черное с золотом… этот улыбается ему, но внутри — ненавидит.
      Вальборн узнал Берсерена. В словах Керы не было ничего нового — Берсерена не любил никто.
      — Что это?! — В голосе девушки прозвучало удивление. — Он — не маг, но держит при себе магию… особенную какую-то… на груди, белое, с резьбой… Белый диск.
      Вальборн вздрогнул. Суарен встал и подошел к столу. Кера, будто очнувшись, оторвалась от шара.
      — Ты видела диск? — спросил Суарен. — На Госсаре?
      Кера кивнула.
      — Что это, магистр? — спросила она. — Это какая-то новая магия?
      — Вроде того. Спасибо, Кера, можешь идти. — Девушка медлила, надеясь услышать что-то еще, но все молчали, ожидая ее ухода. Когда она вышла, Суарен взглянул на Вальборна:
      — Вы понимаете, что это значит?
      — Госсар — предатель. Он служит Каморре.
      — Я понял это из вашего рассказа, — подтвердил Суарен. — Это видно и без магии, из его поступков, поэтому я поверил Кере. Она не всегда бывает правдивой.
      — Теперь мне все стало ясно, — проговорил Вальборн. — Нужно предупредить дядюшку, иначе городу грозит беда.
      — Здесь мы опоздали. — Суарен задумался. — Да и бессмысленно посылать гонца на гибель — Берсерен не поверит нам. Но мы можем послать предупреждение Норрену, хотя вряд ли опередим события.
      — Да, — обрадовался Вальборн. — И сообщим ему, что здесь войско в триста человек, чтобы он мог планировать действия. Пишите письмо, я снаряжу гонца.
      — Я предпочел бы послать человека, в котором уверен. — Суарен повернулся к молодому человеку, остававшемуся в комнате:
      — Риссарн!
      — Да, учитель.
      — Поедешь в Босхан, отыщешь Норрена и передашь ему мое письмо. Иди соберись в дорогу, а затем приходи сюда.
      — Но как я поеду, учитель? У меня нет коня.
      — Я дам коня, — вмешался в разговор Вальборн. — У меня есть два подходящих.
      Когда они вышли, магистр сел писать письмо. Закончив, он запечатал лист перстнем с головой феникса и вышел на алтарную площадь, где Вальборн вручал молодому человеку поводья одного из приведенных Ромбаром коней. Взяв письмо, Риссарн махнул обоим на прощанье и поскакал на юг.