Приключения боярского сына Том 1 Битва под Конотопом

      Фон Нейрат провел их по всему лагерю и мимо пушечного обоза они вышли к большому роскошному шатру самого главного воеводы Пожарского.
      – Warten! Подождите здес! После фоенный совфет я скажу про фас веофоде! – сообщил немец. – Но никута не хоитить. Здес! Понимайт? Иначе смерт!
      – Понимаем, никуда не денемся.
      В шатре военный совет уже заканчивался. Большой воевода боярин и князь Семен Романович Пожарский заслушал донесения о войсках хана и вместе с воеводами выработал план действий на ближайшие сутки.
      Высокий и грузный с широкой окладистой, черной как смоль бородой, воевода сидел в центре шатра и смотрел на своих командиров. На боярине был красного цвета парчовый кафтан. На отороченной горностаем шапке сверкал большой рубин. Воевода держал в руках драгоценную саклю подарок царя.
      Князь Семен был горд и самолюбив. Человек из знатнейшего на Руси рода, восходящего к династии Рюриковичей, двоюродный племянник знаменитого победителя поляков князя Дмитрия Пожарского, он мечтал о большой славе. Он уже давно мечтал себя показать в настоящем деле.
      – Основные силы хана, как доложили мои разведчики, хотят нас отрезать от основных сил князя воеводы Трубецкого под Конотопом, – сообщил молодой князь Львов. – Уже завтра-послезавтра они подойдут к городу. У хана больше 30 тысяч войска.
      – А у нас всего 10 тысяч! – проговорил воевода Стрешнев.
      – А к хану подойдут еще 25 тысяч казаков Выговского и 4 тысячи войска гетмана Анжея Потоцкого. А у того полторы тысячи только панцирной крылатой конницы, – проговорил полковник Улебин. – Нужно соединиться с главными силами князя Трубецкого.
      – Соединиться? – князь Семен Пожарский с вызовом посмотрел на пожилого полковника.
      – Мне стать под него?
      Пожарский знал, что если так произойдет, то вся слава победы достанется Трубецкому. Он тогда получит только жалкие крохи со стола победителя.
      – Да, князь. Не время сейчас местами чиниться. Ввязываться в бой с превосходящими силами нам невыгодно. Стоит ждать и оттягивать сражение сколь можно. Выговский пока силен. Но скоро многие в Украине восстанут против него, – проговорил Улебин.
      – Время нам надобно выиграть.
      – Ждать? Ждать когда слава идет ко мне в руки? Мне ждать? Но я дал слово царю разгромить его врагов! И я это смогу сделать и без Трубецкого! Он сколь времени под Конотопом топчется? Отчего крепости до сих пор не взял?
      – В крепости сильный гарнизон, – смело возразил воеводе Улебин. – И командует ими отличный военачальник, полковник Гуляницкий. А у Трубецкого нет в достаточном количестве осадной артиллерии. Небольшими пушками стен не пробить. Нужно дождаться подкреплений. Скоро подойдут свежие силы казаков с Дона, подойдет осадная артиллерия, три приказа московских стрельцов и два немецких наемных полка.
      – Пока они подойдут, мы сломаем наших врагов! За нами цвет московской дворянской конницы. Чего еще ждать? – бушевал Пожарский.
      Но он видел, что многие воеводы склонялись к словам Улебина и осторожничали, не желая лезть на рожон. Поднялся украинский наказной гетман Иван Беспалый. Он был в малиновом кафтане, подпоясанном широким бархатным кушаком. Это не менее Пожарского горел желанием отличиться перед царем. После того как Выговский перешел на сторону врагов России у него был шанс стать по воле царя гетманом Украины. Если они отличаться под Конотопом и захватят в плен Выговского, то царь Алексей отблагодарит его. Да и Пожарский этой услуги не забудет.
      – Что скажешь, наказной гетман? – спросил Беспалого Пожарский.
      – А то и скажу, что пан воевода прав. Для нас главное хан. Казаки Выговского драться в полную силу не станут. Я многих там знаю. Им союз с татарами как кость поперек горла.
      – Вот видали? – Пожарский обвел всех торжествующим взглядом. – Видели, что говорит опытный человек?
      – А поляки? – спросил гетмана Улебин. – Что скажет пан наказной гетман о них?
      Гетман пригладил свои длинные седые усы и произнес:
      – Да паны пока развернуться мы уже хана опрокинем. Да и бивали мы с гетманом Богданом эту хваленную панцирную конницу поляков, что пан полковник так обиться.
      – Следи за языком, гетман! – Улебин схватился за саблю. Его возмутили слова Беспалого.
      – У Потоцкого силы невеликие, пан полковник! И нам ли брать в расчет его полторы тысячи панцирных крылатых гусар? – с вызовом, но спокойно ответил Беспалый. – Со мной 2 тысячи слободских казаков. Да твои князь 10 тысяч! Чего еще надобно? Мои казачки все опытные и смелые воины. На конях сидят не хуже татар. А московская панцирная конница не хуже польской.
      – Вот это слова настоящего воина! – вскричал Пожарский, хлопнув себя по боку, где висела его драгоценная сабля. – Донской походный атаман Сокол уже подошел с передовыми?
      – Нет. Только тысяча казаков есаула Семёнова.
      – Ну да ладно. Справимся и без них. Все господа, готовьте оружие к битве!
      Великий государь Московский и Всея Руси ждет от вас дел великих и славных!
      На том военный совет и закончился. Воеводы, полковники и атаманы разошлись. В шатре остались только Пожарский, полковник Стрешнев и гетман Беспалый.
      – Ты прислал своего человека, о коем я просил тебя? – Пожарский внимательно посмотрел на Стрешнева.
      – Только что мне доложили, что Федор Мятелев уже ждет у твоего шатра, князь.
      – Ты отвечаешь за его надежность? Знаешь ведь, на какое дело он пойдет.
      – Лихой рубака, сын боярский. Я знавал и его отца и дядю. Все были на государевой службе. Будь в надеже, боярин. Такого молодца поискать.
      – Хорошо! Знаю полк стремяных стрельцов. Все молодцы! Веди его сюда!
      Пожарский посмотрел на наказного гетмана и спросил:
      – Ну что, пан Иван, думаешь, выйдет из этого дела что-нибудь?
      – Выйдет Семен Романович. Сам понимаешь дело-то какое. Второго такого шанса не будет.
      Пожарский замолчал. Он вспомнил что обещал царю в Кремлевской палате не щадя жизни своей отстоять Украину от нашествия татар. Слово же князя Пожарского тверже камня! Сие всем известно.
      – Но если дать этому сыну боярскому знать тайное, то он может сию тайну продать, али проговориться! Так? – тряхнул головой воевода.
      – Мятелев не человек – кремень! – вступился за Федора Стрешнев.
      – Пытки многих кремней ломали. Ничего не желаю сказать плохого про этого боярского сына. Но пытки многих ломали.
      – Надежнее Мятелева нет никого, воевода! Да и много ли будет ему известно?
      – Тогда зови его сюда! – сказал Пожарский.
      Стрешнев хлопнул в ладоши и в тот же момент в шатер вошел Федор Мятелев. Сын боярский низко поклонился воеводам.
      – Вот, он, князь-воевода. Сын боярский Федор Мятелев. Удалец, каких мало.
      Федор еще раз поясню поклонился воеводе. Пожарский окинул его взглядом и произнес:
      – По стати хорош уродился, раб божий. Саблей хорошо владеешь ли?
      – Изрядно, князь-боярин. С малолетства тому искусству обучен. Не единожды с татарами переведался сабельными ударами.
      – Это твоя первая большая компания, молодец?
      – Первая воевода. До тех пор я токмо в пограничных стычках имел возможность отличиться.
      – Теперь будет у тебя возможность отличиться. И заслужить мою благодарность. А уж коли заслужишь её, то многим тебе станут Пожарские обязаны. И не токмо князья Пожарские, но и Русь и царь тебя не оставят за службу твою.
      – Я готов служить, князь-воевода. Что повелишь, то исполню, – ответил Фёдор.
      – Задание тебе будет сложное и опасное. Поедешь в Крым с тайной миссией, – произнес князь и внимательно посмотрел в глаза боярскому сыну.
      Федор выдержал колючий взгляд воеводы и лика не отворотил, как делали другие.
      – В Крыму проклятом в Бахчисарае томиться в плену, в злой неволе, один человек.
      Очень нужный для Руси человек.
      – Надлежит тебе отправиться в Крым, – продолжил гетман Беспалый. – И того человека вызволить из злой неволи.
      – Дак битва впереди, князь-воевода, – проговорил Федор.
      – Битва не про твою честь, сын боярский, – ответил Мятелеву Пожарский. – У тебя будет своя битва и похлеще чем та, в которой станем рубиться мы. Для того похода дам я тебе полторы тысячи золотых ефимков. И дам тайный знак к нашим доброхотам в Крыму. Ежели не хватит тех денег, то возьмешь у них. Они под мое имя дадут хоть пятьдесят тысяч. Но дело не в деньгах. Будь дело в них – послал бы в Крым купца. Действовать стоит смелостью и силой. Вот почему направляю туда тебя.
      – Сделаю все, как скажешь, князь-воевода. Будь в надеже!
      – Язык тебе какой-либо окромя русского ведом ли, сын боярский Мятелев? – спросил воевода.
      – Немного знаю по-польски.
      – Немного это плохо. Гетман, – воевода посмотрел на Беспалого, – есть у тебя человек верный ему в напарники? Такой чтобы языки знал?
      – Нет, князь. Один казачина был, да убили его в стычке два дня назад. Убежал из Академии в армию. Ему сабля видите ли сподручнее чем перо да бумага. Говорил словно турок по-турецки, по-польски как истый варшавянин, по-латыни не хужее ксендза, татарский ему ведом тож. И рубака был каких мало.
      – Что ж ты такого в бой бросил? – спросил Пожарский. – Таких беречь надобно.
      – Оно так, князь, – согласился наказной гетман. – Да разве же его чертяку было удержать? Я сколь раз хотел его в писаря определить. Ни в какую не хотел. Я его батьку хорошо знаю. Служил сотником в личном охранном полку гетмана Богдана Хмельницкого.
      – А у тебя есть, кто на примете? – спросил воевода у Стрешнева.
      – Есть! Дворянин Васька Ржев. Посольского приказа дьяком мог бы стать.
      – А не тот ли это Ржев, что ранее сотником был в полку Улебина?
      – Сын того сотника, князь-воевода! – спокойно ответил Стрешнев.
      – Сын? Хорош в битве?
      – Хороший рубака и смел. Будь в надеже, боярин. Я знаю сколь важна эта миссия, и не раз думал об том. Василий Ржев не подведет.
      – Добре. Пойдут они вдвоем в Крым, и там им поможет наш человек.
      – Наш? – удивились гетман и воевода Стрешнев.
      – Наш. Но имя его я даже вам сказать не могу. Только самому царю и то не в палате, а в чистом поле. Сын боярский и дворянин Ржев узнают его из моего письма…
      Князь Семен Пожарский и тайный агент государя Князь Семен Пожарский был погружен в свои мысли. Он не мог ими поделиться ни с наказным гетманом, ни с одним из своих воевод. Он ждал своего тайного гонца и тот пришел как всегда, словно тень незаметно. Воевода поражался способности этого человека ступать бесшумно.
      – Мой поклон, князю-воеводе!
      – Ты уже здесь? – Пожарский поднял голову.
      – Ты звал меня, князь, и я здесь!
      – У меня к тебе срочное дело.
      – Мне по иным делам не зовут, князь.
      – Завтра в Крым отправятся двое моих людей. Надобно им помочь добраться до места без приключений. Сейчас всюду ходя шайки татарских людоловов.
      – Оно так, князь, – ответил человек. – Но я долго уже живу среди татар и скажу тебе, что они иначе просто не могут. Без войны они никто. И они всегда будут нападать на нас, и на Польшу, и на Украину. Их нужно уничтожить всех или смириться их набегами. Третьего не дано.
      – Даст бог, уничтожим нехристей поганых.
      – На все воля Аллаха! – гость поднял ладони к верху.
      – Ты совсем обасурманился? – улыбнулся Пожарский.
      – Я всегда был мусульманином, воевода. И от веры предков никогда не отрекался, хоть и служу царю Московскому. Твоим людям я помогу.
      – Как им в Крым ехать лучше? Под какой личиной?
      – Под видом купцов-поляков. Я могу дать им ярлык к перекопскому бею. Обращусь к моему господину Селим-бею. Хан ему не откажет в ярлыке. Но это если они знают польский.
      – Один из них знает.
      – Уже хорошо. Второй может выдать себя за его слугу. Или за войскового товарища.
      Пусть будет католиком, что перешел из православной веры к латинянам. Таких немало среди украинской шляхты.
      – Отлично. Пусть так и будет.
      – Я понял тебя, воевода. Однако, хочу предупредить.
      – О чем?
      – Дороги сейчас стали опасны, и они могут попасть в беду даже с ярлыком.
      – Ярлык перекопского мурзы не защитит их? Но мурза Перекопа действует от имени самого хана крымского! Ты что мурза, желаешь сказать, что татары больше не чтят своего хана?
      – Их может даже не защитить ярлык самого падишаха, воевода. В степи много таких, кому сейчас во время большой войны наплевать на ярлыки. Ты ведь слышал о кайсаках?
      – Диких татарах? – спросил Пожарский.
      – Если бы о татарах, воевода. Кайсаки в сто раз хуже татар. Те хоть своего хана чтят, да Аллаха бояться. А кайсаки не верят ни во что и им плевать на все приказы.
      – И их сейчас много в степи?
      – Слишком много. Это такой сброд, что ни на какой ярлык не посмотрит. Одна такая шайка состоит под моей командой. Никто не знает, чего мне стоило их подчинить.
      Звери лютые – не люди. Родную мать зарежут.
      – Тогда тебе придется сопроводить моих посланцев до Крыма, Али. У них важная миссия.
      – Они люди верные? Проверенные? – спросил тот.
      – Нет. Я подобрал их случайно.
      – Что? Ты в уме ли, воевода? Случайные люди? И мне нужно открыться случайным людям?
      – В том то и все дело, что люди это случайные, Али. Сделают свое дело и просто исчезнут. Об том наши люди в Крыму будут упреждены. Уберут их без шума. По тихому. И все концы в воду, как у нас на Руси говорят.
      – А что у них за дело в Крыму?
      – Про то я сам не ведаю точно, Али. Повеление пришло мне из Москвы сие исполнить.
      Нужно будет вызволить одного человека из беды. А кого, про то те люди, что в Крыму лишь ведают.
      – Но как твои посланцы на тех людей выйдут, воевода?
      – То в тайной грамотке сказано, что я велел посланцу передать. Одному из тех, кого посылаю ту грамотку вручат.
      – Хорошо. Я как раз еду в Крым и возьму с собой твоих "купцов".
      – Отлично, Али. И скажи им все как делать в Крыму надобно. Я хотел дать им указания заранее, но ежели, ты с ними поедешь, то сам все им и обскажешь…
      Полковник Семен Стрешнев и сын боярский Федор Мятелев Стрешнев осмотрел Мятелева. Тот в польском богатом кунтуше со своими лихо закрученными усами выглядел настоящим шляхтичем.
      – Тебе бы в Варшаву, то все панночки твои бы были, Федька. Еще бы польский знал, то лучше и придумать нельзя.
      – Я знаю немного польский. Выдам себя за православного шляхтича из Львова.
      – Лучше не за православного, а за принявшего католичество. Вот возьми, – Стрешнев протянул сыну боярскому золотой латинский крест. – Достался от одного пана, лично мною убитого в поединке во время прошлой войны здесь на Украине.
      Мятелев принял крест.
      – Фу! Латинсво поганое! – высказался он. – Отец за такое с меня бы семь шкур содрал!
      – Ништо! Ты только до времени латинцем станешь. Господь простит тебе это отступничество. Ты уже видел своего товарища? Того, что поедет с тобой?
      – Василия Ржева? Видал и даже знаю его.
      – Уже хорошо.
      – Только ведь пораненный он.
      – Да ничего страшного нет. Царапина. Он уже готов скакать с тобой до самого Крыма.
      Вот это передал тебе князь Пожарский, – Стрешнев протянул боярскому сыну широкий кожаный пояс.
      Фёдор принял его и удивился его тяжести.
      – На вид неказистый пояс-то, но зато ценности немалой! В нем золото! Оденешь пояс под кунтуш. В случае чего его у тебя не отберут. И вот еще кошель. В нем также золото.
      – Но почему так? Не лучше ли все в кошель ссыпать. Я бы его держал…
      – Всякое может случиться. Ты едешь под видом шляхтича, и у тебя не может не быть денег. Нападут турки али татары, если ничего не найдут то догадаются в пояс заглянуть. А так в кошеле золото. Смекаешь?
      – Понимаю.
      – И поменее болтай, Федор. Любишь ты похвастать, но теперь от длины твоего языка зависит судьба твоей шеи.
      – Не дитё малое! Все понимаю, воевода.
      – Дело тебе доверили сложное и многотрудное.
      – Мне так и не сказали, кого спасать надобно.
      – В том поясе и письмо княжеское зашито. Вскроешь его только когда да Крыма проклятого доберешься. Понял ли?
      – А чего не понять?
      – Там будет сказано чего тебе и как делать. Кого спасти, а кого и не спасти.
      – Ты про что это, воевода?
      – Там все узнаешь что надобно, Федор. Сейчас больше чем тебе сказал не могу сказать.
      – Тогда все понятно, воевода, да вот как мне дружбу-то с нужными людьми свести?
      Кумовьев у меня в этом Бахчисарае нет.
      – Об том не беспокойся, Федор. В пути встретите нужного человека, и он все вам расскажет. Твоя задача не думать чего и как, а более действовать. Вот где будет возможность лихость и удаль свою молодецкую показать. Все запомнил?
      – Еще бы не запомнить! Чай не дурак! Да ты будь в надеже, воевода. Я все сделаю как надо! Это дело как раз для меня! Я всегда хотел что-то такое сделать, об чем долгое время люди помнить станут. Что батька мной гордиться мог.
      – Сейчас покажу тебе знак тайный, по которому ты нужного человека опознать сумеешь…
 

Глава 2
 
Перед битвой 1659 год 22 июня

 
      Стан хана крымского Мехмед IV Гирея Хан Крыма и грозный повелитель многих кочевых орд Мехмед Гирей сидел в своем походном шатре и нервно теребил в руках янтарные четки. Он был не стар, и по его фигуре было сразу понятно, что владыка Крыма настоящий воин, привыкший к походам и сабле, а не изнеженный любитель утонченных наслаждений и комфорта.
      На хане был дорого шелковый халат и пышный тюрбан украшенный страусовым пером, прикрепленном к тюрбану золотой заколкой с драгоценным камнем.
      Рядом с Гиреем стоял посланец гетмана Выговского щегловатый полковник Данило Сом.
      Не нем был синий панский кунтуш, расшитый золотым шнуром, шапка отороченная собольим мехом, широкие шаровары и красные сапоги. Полковник снял с головы шапку и поклонился хану. Его левая рука покоилась на рукояти драгоценной кривой турецкой сабли. За его поясом был полковничий пернач* (*пернач – знак власти полковника на Украине в те годы).
      – Где войско, которое обещал мне гетман Выговский? – тихо и спокойно задал вопрос хан, но в его глазах загорелись недобрые огоньки.
      – Пан гетман уже движется к Конотопу, великий хан, – ответил Сом.
      – Ваш гетман, снова желает загребать жар чужими руками. Он мастер на такие дела.
      Он желает, чтобы мои воины ввязались в бой с урусами. Ему нужно чтобы было убито как можно больше урусов, и моих воинов он также жалеть не намерен. Что ему с того, что тысяча другая татар падет?
      – Гетман верен своему слову, великий хан. Его задержали дела. Ты сам знаешь, что многие из наших полковников желают сменить гетмана. Ему нужно обезопасить свой тыл.
      – Также делал и ваш гетман Богдан, – хан улыбнулся и его колючие глаза впились в полковника. – Он желал обезопасить свой тыл и потому заключил союз с Крымом. Он думал при помощи татарских сабель сломать хребет Польше и усилиться. А уж усилившись, он взялся бы за Крым. Но хан Ислам Гирей не был глупцом. Твой гетман желает того же?
      Полковник Сом молчал.
      – Я желаю видеть твоего гетмана моим слугой, – продолжил хан. – Слугой, но не равным себе. И я знаю, что как только Выговскому станет выгодно, он с охотой предаст меня. Так, полковник?
      – За что говоришь такие обидные слова, великий хан? Мой гетман не заслужил их.
      – Я знаю, чего заслужил твой гетман. И я не изменю ему. Мне выгодно чтобы урусы понесли урон. Это же угодно и султану Блистательного Порога Справедливости* (*Блистательная Порта, Порог Справедливости – Османская империя или Турция) Мухаммеду IV.
      – Вместе с твоими непобедимыми воинами мы сокрушим всех врагов, великий хан.
      – Ты привык говорить высокие слова, полковник. Но что прячется за этими словами?
      – Мои мысли чисты, великий хан.
      – Твой гетман знает, чего я хочу, полковник. Знает. И я желаю, чтобы он действовал именно так.
      – Я предам твои слова гетману, великий хан.
      Мехмед Гирей жестом отпустил полковника Сома. Ему надоел этот человек, что льстил столь грубо и неумело. Когда посланец Выговского вышел, он призвал своего советника Селим-бея. Тот сразу же явился на зов.
      Селиму было не больше 30 лет и был он под стать хану, крепкий боец с тренированным телом, воин привыкший к сабле. На нем была шелковая одежда и на его поясе были дорогая сабля и кинжал с индийским самоцветом в рукояти.
      – Все как ты говорил, Селим. Он желает разбить урусов нашими руками.
      – Я говорил тебе, великий хан, что нам не стоит слишком хорошо помогать этим презренным гяурам Выговского. Нам не нужна их победа. Мы совершили хороший поход и наши салтаны и беи получили много рабов. Простые воины благословляют твое имя.
      Чего же нам еще?
      – Нет, нет, Селим. Царю урусов стоит показать, что здесь он не хозяин. Если мы бросим Выговского, то умиляться те из полковников что стоят за московского царя.
      Нам это не выгодно.
      – Но если мы победим урусов, то усиляться поляки. А это им служит Выговский.
      – Поляки не подчиняются своему королю, Селим, – проворил хан. – У московитов все иначе. В Речи Посполитой все решает Сейм. И нам стоит послать в Варшаву золото и подкупить троих-четверых сенаторов. В Москве все иначе. Нет. Нам нужно поражение Урусов. И нам нужно разделение Украины на две части. Пусть у них будет два гетмана и пусть они непрерывно грызутся за власть.
      – Мудрость твоя велика, великий хан.
      – Мудрость? Нет. Это всего лишь опыт. Политика это всего лишь большая игра в шахматы. Мудрый правитель может предсказать все на три хода вперед. Опытный же только на один ход…
      Обоз: Василий Ржев и Федор Мятелев Небольшой обоз выехал на рассвете. Ржев с Мятелевым были в голове его и гарцевали на отличных лошадях и в дорогой одежде. Стремянной стрелец и служилый дворянин выглядели настоящими поляками в польских кунтушах и шапках отороченных мехом.
      Федор присматривался к Ржеву и не мог понять, что это за птица. Дорогая польская одежда сидела на нем ладно, лицом красив, черные усы были лихо закручены к верху, подбородок гладко выбрит. Во взгляде его постоянно были насмешливые огоньки, что выводило сына боярского из себя, но ссориться он не хотел.
      – Не часто баловала тебя судьба, сын боярский, – проговорил Ржев, поймав взгляд Мятелева.
      – Не столь часто, дворянин. А видать баловень судьбы?
      – Не то чтобы баловень. Но не обходила она мой дом стороной. Но ты сейчас с дорогой одежде, сын боярский. С посланием самого воеводы едешь. Есть отчего закружиться голове.
      – Дело не в дорогой одежде, дворянин. Здесь приволье! Природа! Ширь и простор! – проговорил Федор окинув рукой бескрайние степи.
      – Верно, – ответил Ржев. – Есть где разгуляться. Но жить здесь опасно. Как приехать в такое место с семьей? Жить в тревоге за своих жену и детей весьма плохо.
      – Оно так. Хотя я не женат. Вот говорят у татар и турок с бабами все проще чем у нас.
      – Это как сказать, – возразил Ржев.
      – Да как ни говори. Поймал себе полонянку вот те и новая жена. А дома еще две-три бабы его ждут. И слова ему не скажут.
      – Мусульманин это тебе, стрелец, не русский мужик. Он о своих женах заботу имеет.
      Он не напивается как свинья и не лупит жен. Мусульманин имеет столько жен, сколько может содержать. Вот так то.
      – Много ты знаешь про них, дворянин. От чего так?
      – С юных лет моя душа тянулась к свету. Знаешь, что есть свет духа человеческого?
      – Не думал про это. И что же сие за диковина такая? – с усмешкой спросил Федор.
      – Свет духа истина, яко свет плоти есть солнце, – серьезно ответил Ржев.
      – Может и так оно, но я с детства к оружию приучался. Отец мой стремянного полка стрелец и я готовился службу править. Саблей то много чего можно добыть в жизни.
      Тако отец сказывал.
      – Саблей? – задумчиво произнес Ржев. – Не думаю, что много можно добыть саблей.
      Разве что смерть. Вот ты сейчас исполняешь работу тайного посла, стрелец.
      – И что?
      – А то, что ты поставил свою жизнь на кон. Как при игре в зернь. Один шаг неверный и голова с плеч.
      – Может и так. И послу без сабли нельзя, дворянин.
      – Послу без ума нельзя, стрелец, как и купцу. Они умом живут не силой. И оттого живут хорошо. А воины много не зарабатывают. Вот мой батюшка что заработал?
      Имение его в разор пошло. Я едва снарядил себя в поход, когда ополчение стали по приказу великого государя созывать. Вам стрельцам хорошо, все у вас государево.
      А нам с именишка пожалованного царем надобно трех ратников в поле снарядить при конях и при оружии. А где чего взять, коли мужиков у меня всего десяток остался?
      – Оно так, тяжко на Руси стало после смуты. После самозванцев да поляков.
      – Тяжко. Но одному все же легче чем иным разным. Торговля дело выгодное, хотя и опасное.
      – Опять же кому как повезет. Вот у нас на Москве купец Архипка Хряпов при большом караване пошел в Хвалын море* (*Хвалынское море – Каспийское море) да без порток вернулся обратно. Пограбили его корабли и товары. В полный разор пошел.
      – Для той цели купцы охрану берут. А вот у нас она совсем небольшая. Пока наш караван лакомый кусочек для степных разбойников.
      – Я сам по себе отличная охрана и считаю, что не в количество дело, но в умении воинском сражаться. Батька мой стрелец и дед был в стремянном полку. На саблях были оба мастера биться и меня тому обучили. Вот и вся наука.
      – Иногда этот так, но иногда нет. Если получишь стрелу в спину, то никакое умение тебе не поможет. Здесь, брат, степь. А её законы ой как непросты.
      Далее они около часа ехали рядом и молчали, думая каждый о своем. Федор смотрел на степь и размышлял, сколь много здесь земли, а людей почти нет. Они проехали уже мимо трех пустующих сел, в которых не было ни души.
      В третьем селе расположенном среди густых садов Федора особенно поразила тишина.
      Какая-то неестественная и гнетущая. Даже птицы не пели здесь напуганные тенями мертвых, что умерли страшной насильственной смертью. Остовы хат и устремленные к небу почерневшие столбы печных труб среди яркой зелени выглядели страшным напоминанием о том в каком краю они находятся.
      Мятелев посмотрел на Ржева.
      – Зришь? Чего натворили татары и турки? Токмо одна Русь для сего края и есть защита. Русь православная в обиду своих не дает.
      – Оно так, стрелец. Но все то разумеют на Украине. Грызутся полковники украинские между собой и продают свою страну, кто полякам, а кто и туркам с татарами.
      – А все оттого, что головы у них нет. Того, кто над ними стоит. Вот у нас царь есть, и он свою державу блюдет. А у них сколь полковников, и каждый в гетманы метит. Их беда в том, что нет у них своего природного государя.
      – И у нас на Руси тако было, дворянин. Но потом великие государи Московские собрали все земли Руси в свои руки и наступил в наших землях порядок…
      Недалеко от Конотопа: стан воеводы Пожарского: 22 июня 1659 года Князь Пожарский решил дать бой татарам и Выговскому с поляками, не дожидаясь подкреплений и не соединяясь с основными силами русской армии князя Трубецкого, что осаждала Конотоп. Его войска так и не подошли к основным силам.
      Пожарский понимал, что в том случае ему придется стать под начало князя Трубецкого. И все лавры за победу достанутся ему. А делиться Пожарский не собирался. Здесь под Конотопом будет поле его личной славы. Его, а не Трубецкого.
      Князь Семен Пожарский оглянулся назад и посмотрел на воевод, что следовали за ним. Это были отличные солдаты и командиры: князь Львов, братья Бутурлины, полковники Стрешнев, Улебин, фон Нейрат, Ляпунов, наказной гетман Иван Беспалый.
      Этот последний рвался в бой также как и он сам. Для него победа над Выговским и татарами много значила. Этот казак мечтал о гетманской булаве, и для этого ему было нужно расположение царя Алексея.
      Князь Семен остановил своего коня на пригорке и произнес слова, обращаясь к воеводам:
      – Здесь нам будет, где разгуляться! Всем храбрым будет, где себя показать! Мы отгоним от стен Конотопа врагов великого государя, а затем поможем взять этот город и наказать изменника Гуляницкого.
      Воеводы и полковники молчали.
      – Князь Трубецкой сидит под Конотопом с апреля. А ныне уже июнь, господа, – продолжил Пожарский. – Если так продолжать, то осаждать этот город можно и три года. И сейчас я покажу, как нужно бить врага.
      Улебин ничего не сказал на эти слова, но он сильно сомневался в полководческих способностях Пожарского. И его мнение разделяли многие воеводы.
      Пожарский еще раз подчеркнул, что битва пойдет по его плану:
      – Они нас не ждут! Я клянусь вам, что они никак не рассчитывают на то, что мы будем действовать быстро и решительно.
      – Позвольте сказать, господин воевода.
      – Полковник Стрешнев? Говори!
      – Не думаю, что татары нас не ждут. Их разъезды здесь повсюду.
      – Но удара они не ждут. В том могу поручиться. Хан ждет, что мы соединимся с Трубецким. И потому они торопиться не станут! – проговорил Пожарский. – Что скажешь гетман?
      – Да, господин воевода, – поддержал Пожарского Беспалый. – Не ждут вороги нашей атаки.
      – Вот речи воина. Полковник Стрешнев!
      – Да, господин воевода, – полковник понял, что для него у воеводы есть дело.
      – Бери свой полк и прямо отсюда иди к Шаповаловке в дозор. Следи за войсками Выговского.
      – Сделаю, господин воевода!
      – А ты, Ляпунов, займи Сосновскую переправу и удержи её!
      – С одним моим полком? – спросил Ляпунов.
      – Для того даю тебе еще тысячу донцов есаула Семенова. Я со всеми силами последую за вами. Ежели что подрежу тебя.
      Полковники развернули коней и отправились к своим подразделениям выполнять приказ воеводы.
      – Враг идет разрозненно. Нужно бить их поодиночке.
      – Но мы знать о предвитениях противника не фесь! – вставил свое слово фон Нейрат.