Приключения боярского сына Том 1 Битва под Конотопом

      Кардинал снисходительно улыбнулся и предложил сыну боярскому сесть.
      – Рад, что смог оказать тебе услугу, Федор, – произнес кардинал. – Ведь сохранение жизни услуга?
      – Но мне еще никто не доказал, что все было именно так, как говорит ваша вельможность.
      – Зови меня просто падре, Федор. Никакая я сейчас не вельможность. А насчет того, что мы тебя обманули, так это просто опровергнуть. А какой нам с того прибыток?
      Ибо всякое деяние смысл имеет. А в чем для нас смысл твоего обмана?
      – Того не знаю, падре.
      – Но как же ты тогда можешь утверждать обратное? Хотя вы русские бываете подозрительны без меры и без всякой видимой причины. Спросишь, бывало крестьянина отчего ты так ненавидишь веру католическую? Он только ругается и говорит что токмо православие истинно. Я спрашиваю его почему? Он отвечает, мой отец был православным и дед и прадед. Тогда я задаю вопрос: а разве твои отец и дед не могли ошибаться? Он мне: они по правде жили. Но что такое эта православная правда-истина он не знает.
      – Но тогда могу я спросить вас, падре, какой вам прибыток спасать меня от смерти?
      – Это уже хороший вопрос. Ты мне нужен, Федор, – ответил кардинал.
      – Нужен? А для какой надобности? Я ведь не шибко умный. Саблей вот владею хорошо, а думаю так себе.
      – Умных людей у меня достаточно. И фехтовальщиков хороших хватает. Но я успел присмотреться к тебе и понял, что ты удачлив. А вот это действительно редкое качество. А такие люди мне нужны.
      – Да не шибко я удачливый, падре. Вон, в какой переплет попал.
      – Ты, Федор, не просто удачлив. Скажу больше – ты любимец фортуны. Благоволит к тебе богиня судьбы. Ох, и благоволит. И никакой это не переплет. Вот если бы тебя продали на галеру султана в качестве раба, и ты, проплавав бы на ней два года, подох бы от истощения и болезней, тогда бы это был переплет. А так все для тебя складывается удачно.
      – Да в чем удача-то? Не вижу я никакой удачи. Попал словно кур во щи. С войны на Москву не возвернусь как иные везунчики. Батюшку с матушкой да сестриц не увижу.
      – А ты бы хотел их увидеть и спокойно жить в Москве? – спросил стрельца кардинал.
      – Ты хотел бы чтобы твой отец нашел для тебя жену в среде стрельцов. Ведь потомственный стремянного пола стрелец? Так я все понял?
      – Так. И мой батька, и мой дед были государева полка стрельцами. И я стал стрельцом. И отличиться в боях сумел.
      – И чего бы ты мог достичь служа в своем стремянном полку?
      Федор не понял вопроса.
      – Ну, чего достигли твои дед и отец? – снова спросил кардинал. – Стали ли они великими людьми в Московском государстве?
      – Нет. Да и на что им сие? Близ царя близ смерти, как у нас говорят. Они спокойно живут и достаток у нас был и не голодали.
      – И ты был бы доволен такой жизнью? Тебе того скромного достатка бы хватило?
      – Богатство от беса как у нас говорят.
      – А я не о богатстве тебе говорю, Федор. Такая жизнь просто скучна. Сплошная черед серых однообразных дней лишь иногда озаряемая яркими событиями, типа рождения ребенка. А есть и иная жизнь. Где ярких событий гораздо больше чем сырых будней. Но большинство людей вынуждены довольствоваться малым, и лишь избранные получают возможность жить, а не прозябать. Хотя, по правде сказать, многие прозябанием весьма довольны.
      Федор задумался. Этот кардинал словно в самую его душу сумел заглянуть. Ведь попав на войну, он всегда стремился отличиться и всегда лез в самое опасное место. Он хотел поймать судьбу за чуб и хотел стать её баловнем.
      Разве не он отказался жениться на дочери сотника, которую сосватал ему отец?
      Разве не он говорил, что и сам без такой женитьбы достигнет такого поста в государевом полку. Разве не он стремился повидать мир? Разве не тесно было ему в отцовском доме с его строгими правилами и уставом? Разве радовался он стрелецким будням в Москве получая, зуботычины от сотника?
      – Вот видишь, Федор, – продолжил кардинал. – В глубине души ты сам желал о лучшем жребии. И судьба пошла тебе на встречу. Случилась война и ты с радостью отправился воевать, желая вырваться из тех самых серых будней. Твои воеводы дали тебе опасное задание, и ты с радостью взялся за него. Еще бы! Ты получил возможность на время вырваться из той рутины в которой был до сих пор. Ты стал иным человеком и получил возможности посмотреть новые земли. На своем пути тебе попался я. А я бывал в кабинетах папы римского и многих королей и принцев. Это ли не удача для стремянного стрельца?
      – Но я православный, падре. И не сменю веру отцов и дедов.
      – О! Снова русские о своем. Как у вас говорят а вшивый о бане. Так? Слушай же меня, Федор. Вера, в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, вообще, пустой звук. Католили, и православные, и лютеране веруют во Христа. И какая разница на какую икону молиться и как креститься? Пусть отцы церкви доказывают друг другу, что именно они правильно чтут бога. А истинный бог – он с сердце человеческом. Он в его поступках и мыслях. Вот ты переспал с девицей Мартой и тем самым нарушил одну из заповедей Христа – не прелюбодействуй. И что с того, что ты православный? Чем твой грех меньше чем грех католика в такой же ситуации?
      Скажи?
      – То было, – согласился Федор. – То истина, падре. Но совсем околдовала меня проклятая полячка. Красива она чертовка.
      – И что с того? А разве ваша вера не учит: Противостаньте Диаволу и побежит от вас! Разве нет?
      – То так, падре. Тако и попы говорят.
      – Значит, ты грешен? Тогда почему рассуждаешь об истинности веры?
      – Есть большой грех а есть малый. Менять веру большой грех. Прелюбодеяние малый.
      – Так говорят ваши попы? Наши ксендзы также говорят. Но почему бы тебе не копаться в том какая вера истинная, а начать с того чтобы самому жить по заповедям? Начни с себя.
      – То трудно совсем не грешить, падре. Когда рядом с тобой красивая девка, да еще так одетая. Трудно устоять.
      – Я не виню тебя в том, Федор. Перед такой женщиной не смогли устоять и более искушенные люди, чем ты. Но не она околдовала тебя. Не она виновата, что родилась умной женщиной и красавицей. Вот меня она не околдует. И совсем не потому, что я не мужчина и у меня нет таких же желаний, Федор. Просто я могу держать свои желания под контролем, а ты нет. У меня всем управляет разум, а вот у тебя чувства. Ибо твой разум слаб, как разум большинства людей. А вот мой разум силен.
      – В твоих словах есть истина, падре.
      – Не просто истина в них. В моих словах твое будущее, стремянной стрелец. Ты попал под колеса жизненных обстоятельств, и они не перемололи тебя. Они дали тебе новую жизнь.
      – Новую жизнь? – не понял Федор.
      – Да. Я приведу понятный для тебя пример. Представь себя большую телегу тяжело груженную. Она случайно придавила тебя у дороги. Кто в этом виноват?
      – Кто виноват?
      – Да. Как ты думаешь, кто в этом виноват?
      – Дак возница и виноват.
      – Возница. Тот, кто правит лошадью. Но он и сам стал жертвой норовистой лошади.
      Она понесла, а тяжелая телега от того придавила прохожего.
      – Но тогда виновата лошадь, падре.
      – Снова нет, Федор. На телегу что вынуждена была тащить лошадь, нагрузили слишком много добра, и лошадь взбунтовалась тому. Тогда можно обвинить и того, кто нагружал телегу. Но и он окажется невиноватым. Его заставили положить на телегу столько добра. И тот, кто заставил грузившего не виновен. Ибо ему нужно было срочно доставить товар в нужное место. От того зависело благополучие его семьи.
      И если разбираться дальше, то окажется что, никто не виноват. Но твои-то ребра пострадали от того, что телега тебя придавила. И что же получается?
      – Что?
      – Ты оказался в ненужное время и в ненужном месте. Вот именно поэтому ты и пострадал от телеги. А обвинять возницу или лошадь пустое дело. Ведь, если, тебя ранили в бою, ты не станешь обвинять оружейника, что изготовил для твоего врага такое отличное оружие. В твоей ране будет виновно твое слабое умение драться.
      – Оно так. Оружейника обвинять глупо. Но на саблях я дерусь отлично.
      – Еще одна ошибка, Федор. Не говори что силен – встретишь более сильного, не говори что умен – встретишь более умного. Да и не в саблях дело. В твоем случае телега это судьба. Случайно по её милости ты оказался тем стрельцом, которого отобрали для передачи пояса купцу Рашиду. А кто виноват в том, что отобрали для сего дела именно тебя, а ни кого иного?
      – Тот, кто отбирал и виноват. Так? – предположил Мятелев.
      – Нет, – ответил кардинал Пьетро. – Ты сам в том виноват. Зачем показал свою смелость и удаль? Зачем заслужил славу лихого бойца? Кто мешал тебе быть незаметным? Некогда давний древний философ Эпикур говорил – проживи незаметно! И в том он видел счастье. Но ты захотел стать заметным.
      – То истина. Получается что вина в том моя?
      – Именно твоя. А твой товарищ дворянин Ржев не желал тебе лично зла. Но он поступил так, как поступить был должен. Государственные секреты должны быть сохранены. А лучше всего хранят секреты именно мертвые. Они никому и ничего уже не могут рассказать. С живыми все много сложнее, Федор.
      – Дак я и не держу большого зла на Василия Ржева. Хотя по роже бы ему съездил пару раз.
      – Но именно ему нужно чтобы ты умер. Как же быть? – кардинал Пьетро посмотрел прямо в глаза Мятелеву. – Что делать в такой ситуации?
      – Не могу того знать, падре. Бороться за свою жизнь?
      – Но Ржев действует в интересах твоего царя и всего государства Российского. Но не для себя все облаживал. Но не искал личной выгоды.
      – Тогда стоило дать себя убить!
      – Снова не верно. Во всем стоит искать компромисс. То есть такое решение что устроит и тебя и Ржева.
      – Но разве такое решение есть?
      – Есть. И это решение – я. Я и есть такой компромисс. И потому тебе повезло, что ты меня встретил…
      Гетман Выговский принимает решение Победа под Конотопом не принесла гетману Ивану Выговскому большой популярности среди казаков. Раскол среди украинской старшины еще более углубился. Восстания против гетмана Выговского начались быстро. В августе 1659 года в первых числах в Ромнах казаки отказались признавать Выговского гетманом.
      Гетман приказал полковнику Гуляницкому с гетманской гвардией подавить вступление быстро и без лишнего шума. Григорий Гуляницкий был популярен среди казаков и его уважали и к словам прислушивались. Такой может решить дело быстро и без лишней крови.
      Но поход не состоялся. Хотя Гуляницкий был готов выступить. Через день прибыл гонец с новостями. Вслед за Ромнами поднялись казаки в городах Гадяч и Лохвица.
      Там сотники от имени казаков заявили, что более не станут исполнять приказов Выговского и провозглашают его узурпатором гетманской булавы, что ему принадлежать не может после смерти гетмана Богдана Хмельниукого.
      Гетман приказал Гуляницкому повременить с выступлением. Он решил подождать, как станут разворачиваться события.
      За восставшими городками к антигетманскому движению присоединилась Ичня, Полтава и Нежин. А с Полтавой у Выговского были связаны крайне неприятные воспоминания.
      В 1658 году, год назад, полтавский полковник Мартин Пушкарь и поддержавший его запорожский кошевой атаман Яков Барабаш поднялись против него, и он вынужден был подавить восстание силой. Много крови тогда пролилось по его вине и полтавчане не забыли своих обид.
      Поход был отложен и гетман стал искать пути выхода из кризиса, в котором он оказался.
      Гуляницкий сообщил о последних новостях гетману:
      – Новые неприятности, Иван.
      – Что может быть еще хуже? Ну, говори, полковник, не томи. Я хочу знать правду.
      Что еще случилось?
      – Попы некоторые также призвали к тому, чтобы низложить тебя, Иван.
      – Даже духовенство? – не поверил Выговский. – Но я столь одарил церкви и столько сделал для них! Есть ли после этого благодарность на свете? Кто же из них поступил как предатель?
      – Мне донесли, что протопоп из Нежина Максим Филимонович, и протопоп из Ични Семен Адамович выступили против тебя, и они освятили знамена мятежников. Мои люди донесли, что кричали они, что ты восстал против воли Богдана и предал его дело.
      – Много они понимают в делах государства. Если бы эти слепцы знали истинные помыслы Богдана. Я предал его дело! Не я ли денно и нощно пекусь о том деле?
      – Того этим попам не объяснишь. Таких, нужно сажать на колья.
      – Предатели! Но я снесусь с митрополитом, и эти священники будут лишены своего сана.
      – Это потом. У нас и без них есть дела, Иван. Что делать с мятежниками? Если так пойдет и деле, то к мятежу примкнут иные города и полки. Киевский полковник Екимович ненадежен. Есть слухи, что он посылал гонцов в стан воеводы Трубецкого.
      – То верные сведения?
      – Да.
      – Я прикажу его сместить. Дело принимает серьезный оборот. Стоит назначить на его место иного полковника.
      – Но этого не дадут сделать его дружки. Перяславский полковник Тимофей Цецюра, например.
      – Не могу же я сразу сместить всех! Может пример Екимовича образумит остальных?
      – А если Цецюра с Екимовичем выведут против нас свои полки? Если они отважатся на открытый бунт? У них большие силы. Лучшие в нашей армии.
      – У меня есть 10 тысяч человек, на которых я могу положиться.
      Выговский имел в виду две с половиной тысячи казаков своей гвардии, полки Гуляницкого, Лисицкого, валахов, трансильванцев и молдаван что были у него на службе.
      – Но ты не можешь возглавить поход, Иван. Ведь Екимович открыто тебя не предал.
      Пока он нечего такого не предпринял. А доказать то, что он связан с врагом будет трудно. Он хитрый и не станет действовать опрометчиво.
      – Мы также не станем действовать опрометчиво. И с этим мы еще сможем справиться.
      И на этот случай у меня имеется выход.
      – Ты уверен, пан гетман?
      – Уверен. Мы не дурнее Екимовича.
      – Но что делать? Скажи, что ты придумал, Иван?
      – Казаки требуют созвать новую Раду? Так?
      – Так, что из того? Такие разговоры ходят везде.
      – И это может сыграть нам на руку, пан полковник! Собрать Раду можно дозволить.
      – То опасно, Иван. Очень опасно.
      – Смотря как дело повести. И будет созвана Рада в городке Гармановцы. Недалеко отсюда.
      – Но Рада может сместить тебя, Иван, если твои враги настроят казаков против тебя.
      А Сирко и не на такое способен. Бешеный казачина.
      – На подготовку уйдет время, пан полковник. А нам нужно выиграть время. Пока будет готовиться Рада полковник Сом приведет из Крыма войска.
      – Полковник Сом? У тебя есть вести от Данила, Иван? – обрадовался Гуляницки.
      – Есть. Недавно ко мне прибыл гонец. Сом приведет к нам из Крыма отряд шесть тысяч сабель. Правда, вопрос с ханом еще там не решен. До Данило меня уверил, что так и будет. А он опытный дипломат. Не раз выполнял сложные поручения.
      – Это отличные новости, пан гетман! Большая радость, Иван! Это покажет что Крымский хан с нами, раз шлет нам помощь! И многих наших полковников сие заставить много раз подумать, прежде чем изменить тебе.
      – Ты прав, полковник. А в Гармановцы я пошлю своих людей. Пусть они там за всем присматривают.
      – Пошли меня! Я все сделаю как надобно, Иван.
      – Нет, Григорий. Нет. Ты нужен мне здесь со своим полком. Твои казаки любят тебя и всегда пойдут за тобой. Я пошлю полковников Сулиму и Верещаку с двумя сотнями гетманской гвардии…
      Гарем повелителя Крымского ханства: Ржев встречает исполнителя Ржев с двумя слугами прибыл во дворец хана. Ему еще утром прислали ярлык от нуреддина с правом прохода во дворец. Конечно, если бы сам хан был в это время в Бахчисарае, то процедура заняла бы гораздо большее количество времени. Но хан был при своих войсках и в Крым его отряды еще не вернулись. Иначе от крепости Ор-Капу сразу бы помчались гонцы в Бахчисарай.
      Али хоть и был доверенным человеком Селим-бея, но все же он не сам Селим-бей и во дворец просто так ввести купца не мог. Хан Мехмед Гирей был очень осторожен.
      – Я проведу тебя во дворец, почтенный купец. И покажу что там и как. Но смотри, будь очень осторожен.
      – В том не сомневайся, мурза, – ответил Ржев.
      Дворец хана в Бахчисарае был целым городом с громадным штатом прислуги и таким множеством покоев, что в них можно было заплутать. Но Али знал дворец.
      Слуги тащили за ними большие тюки с товарами.
      – Нам нужно попасть в гарем, – прошептал Ржев.
      – Скоро там будем. Ну не в самом гареме конечно, туда вход всем кроме евнухов заказан. Но нужных тебе людей ты увидишь.
      Ржев знал, что торговать во дворце – значит торговать в женской гаремной части дворца хана. Здесь проживали около тысячи ханских наложниц, доставляемых повелителю Крыма со всех частей света. И для этих охраняемых целой армией евнухов красавиц посещение купца было настоящим праздником. Те из девушек и женщин что имели деньги, могли покупать всякие красивые безделушки, такни, драгоценности.
      Иногда такие посещения оплачивал сам хан, если у него было отменное настроение и одна из красавиц гарема сумела его ублажить в постели так, что повелитель становился щедрым. В такие моменты девушки могли брать все, что угодно совершенно бесплатно. Затем за все платил сам хан, а вернее его казначей.
      Но сейчас хана во дворце не было и дармовщины не предвиделось. Но все равно многие собрались если не купить, то хоть поглазеет на товары.
      Куца из Ляхистана поначалу привели к главному евнуху Кизляр-аге Рамсану (*Кизляр-ага – девичий начальник. Тюркское). Это был низкорослый и необычайно толстый человечек непонятной национальности. Столь его лицо заплыло жиром.
      Кизляр-ага сердито сопел и то и дело вытирал потные ладони о свой шелковый расшитый серебром халат.
      – Снова напасть на мою голову. Купец! Снова купец! Такого только пусти в гарем!
      Это же настоящий бык, а не мирный торговец. Чем станешь торговать? – спросил он у Федора.
      – У меня в тюках много товаров, почтенный эфенди, есть отличные ткани: рытый бархат, китайский шелк, – на ломаном татарском произнес Ржев.
      – Бархат? – жадно вскричал толстый евнух. – Малиновый?
      – И малиновый и красный как вино, и синий и зеленый и черный. Я дам тебе штуку малинового эфенди, если моя торговля будет здесь удачной. А вот пока кое-что для тебя в знак моего особого расположения.
      С этими словами Ржев подал жирному главному евнуху тяжелый кошель, в котором было 200 золотых динаров. Евнух живо спрятал кошелек, и на его лице появилось некое подобие улыбки.
      – Тебя будут сопровождать 10 евнухов гарема великого хана. У тебя есть полчаса!
      Ты запомнил? Всего полчаса! Не больше! Ты, Али, отвечаешь за все. Ты уговорил меня на то, чтобы купец попал сюда. Ты. Помни.
      – Но я получил за это большой куш почтенный кизляр-ага. И тебе кое-что досталось.
      Мы с тобой в выгоде. Разве нет?
      – Оно так, но на сердце тревожно. Пусть твой купец быстрее торгует.
      – Благодарю тебя, эфенди. Твоя щедрость не знает границ.
      Василий снова низко полонился за оказанную неслыханную милость.
      – И не забудь про бархат, купец…
      Ржеву дали время разложить товары: ткани, золотые украшения, притирания, косметику (купленную здесь же в бахчисарае в лавке местного купца).
      Затем по всем углам стали евнухи, и кизляр-ага допустил до купца женщин гарема крымского хана. Никогда Василий Ржев и помыслить не мог, что судьба забросит его сюда. В самый гарем повелителя Крыма!
      Первыми подбежали к нему две нубийки в полупрозрачных шароварах и легких кофточках. Причем все их достоинства: стройные словно точеные из эбенового дерева фигурки, округлые бедра, пышные груди были прекрасно видны.
      Ржева даже передернуло. Он судорожно сглотнул слюну.
      Но затем было еще больше. За нубийками последовали грузинки, польки, француженки, итальянки, украинки, русские (этих Ржев выделил особо) персиянки, и даже женщины из далеких стран Индии и Китая. У "купца" рябило в глазах от обилия женских тел.
      У них у всех были закрыты половина лица и боярский сын удивился чего они его прячут если все тела почти на виду?
      Они стали хватать куски тканей, и бешено кричали что-то на непонятных языках. Со столика быстро исчезли все драгоценности и на прилавок стали падать золотые монеты. Женщины кричали ему и жестикулировали на пальцах. Василий ничего не понимал и тупо кивал головой.
      Грузинка на ломаном татарском спросила его:
      – Сколько стоит этот кусок шелка?
      – Пять золотых, красавица!
      Женщина затараторила по-грузински и снова спросила что-то, но Ржев не понял что.
      – Согласен? – снова произнесла она по-татарски.
      – Да, но…
      Договорить он не успел. Грузинку сунула ему одну монету и скрылась. И та оказалась не золотой, а серебряной.
      И так продолжалось и дальше. Василий абсолютно не понимал, как купцы торгуются с дамами ханского гарема. У него через 15 минут не больше остались только несколько кусков ткани и две золотых безделушки. Хорошо еще, что он припрятал кусок рытого малинового бархата, который обещал главному евнуху.
      А денег что набросали ему на поднос, было совсем не много. Хотя горка образовалась приличная, но золота было мало, в основном мелкое серебро. Для настоящего купца это было чистое разорение, а не настоящая торговля. Только косметика обошлась ему при покупке вдвое дороже. Но не поднимать же из-за этого скандала. Нужно сделать вид, что он доволен полученной прибылью. Ведь он пришел в гарем не за этим. Ему нудно было предать приказ.
      – Эфенди, – раздался за его спиной нежный женский голос.
      Ржев резко обернулся. Перед ним стояла женщина в шароварах и просторной накидке.
      – Да красавица? Тебе ничего не досталось, не так ли? Но к моему глубокому сожалению уже…
      – Мне не нужны твои товары, эфенди.
      Василий Ржев внимательно осмотрел девушку и понял что ей около 18 лет, и она редкая красавица.
      – А чего же тебе нужно красавица?
      – Я получила ладанку с родины. Большое тебе спасибо за часть родной земли. Она согреет мне сердце.
      Ржев был поражен. Эта молодая особа и есть та самая женщина к которой он был направлен?
      – Рад услужить, – произнес он. Это были те самые слова которые он должен был произнести в ответ. – Вот возьми красавица за твои добрые слова два золотых динара.
      На этих динарах и был приказ.
      – Меня зовут Фатима, – прошептала она и, сжав в ладони подарок, тут же исчезла….
      Яд для хана Хан Мехмед IV Гирей с передовыми отрядами своей гвардии прошел ворота Ор-Капу и помчался сразу на Ак-Мечеть.
      – Смотри, Селим, – предупредил хан своего любимца. – Жизнь моя доверена тебе.
      – Я отвечаю за все своей головой, повелитель.
      – И ты уже подозреваешь, откуда нам ждать удара?
      – Нет. Этого предсказать нельзя, великий хан, честно ответил Селим бей. Но мои люди предупреждены и к твоей особе никого не подпустят. Стража у твоих покоев будет удвоена, повелитель.
      – Но в Ак-Мечети не самое спокойное место для моего ночлега, Селим.
      – Наоборот, великий хан. Если твои враги уже сговорились нанести удар, то твое появление в Ак-Мечети нарушит их планы.
      – В этом я с тобой согласен.
      Кавалькада всадников ворвалась в Ак-Мечеть и сразу же весть, о том, что прибыл хан, разнеслась по городку. Салтан вышел встречать повелителя Крыма и лично придержал стремя его коня.
      – Салават-Гази бей? – спросил Мюрад Гирей так, словно, не узнал ак-мечесткого салтана.
      – Да о, повелитель, твой ничтожный раб.
      Хан соскочил с коня.
      – Я рад видеть тебя, салтан. И удостою тебя чести. Я остановлюсь на ночь в твоем доме. Пусть мой Селим покажет тебе, где ставить стражу.
      – Будет исполнено, повелитель, – склонился в поклоне Салават-Гази бей.
      – А скажи, салтан, не случилось ли чего странного в твоих владениях за последнее время?
      – О чем говорит повелитель правоверных? Все спокойно в Крыму, под милостивой и справедливой десницей великого хана.
      – Да? Тогда хорошо. В Крыму народ должен благоденствовать.
      – Лучшие покои моего дворца будут предоставлены повелителю…
      – Нет, я сам выберу себе покои! – резко отрезал хан.
      – Как будет угодно моему повелителю.
      Салават-Гази бей испугался, когда посмотрел в глаза хану. Мюрад Гирей не был жестоким государем, но фамильные черты рода Гиреев иногда брали верх. И тогда он мог приказать посадить на кол неугодного ему мурзу.
      – Я лишь хотел угодить моему хану и предоставить достойные его светлой особы покои моего дворца.
      Но хан быстро переменил тему:
      – Твой дворец не плох, салтан. Мне здесь нравиться.
      – Это наполняет мое сердце радостью, великий хан…
      Селим бей быстро выбрал покои для хана и сам везде расставил стражу.
      – Сегодня никто не имеет права въезда в Ак-Мечеть, салтан! – жестко приказал он Салават-Гази бею. – Стража у ворот будет на сегодня из моих людей.
      – Как пожелает, почтенный Селим бей.
      Салтан поклонился ханскому приближенному и удалился. Селим вызвал начальника стражи и отдал ему приказ:
      – Ты знаешь, кого можно пропускать в Ак-Мечеть?
      – Да, господин! Только того, кто покажет печать хана!
      – Твои гвардейцы должны немедленно доставить этого человека ко мне.
      – Будет исполнено, господин.
      Селим отпустил воина и углубился в раздумья. Все ли он предусмотрел? Достаточны ли меры предосторожности? В этом дворце могут быть и тайные ходы, о которых он не знал.
      Впрочем, хана охраняли много людей, и в его покои проникнуть просто так будет невозможно. С этой стороны ничего плохого не случиться. Но враг наверняка готовиться нанести удар. Ведь Мюрад Гирей спасть не будет. Он будет бодрствовать, пока хан не уснет вечным сном, очистив для него трон.
      "Даже если Салават-Гази в заговоре с царевичем, сегодня ночью они ничего не предпримут. Нет. Слишком неожиданным стал визит хана в Ак-Мечеть. Пока заговорщики снесутся между собой и примут решение, пройдет время.
      Но мы прибыли в Крым малыми силами без армии. Это я убедил хана так поступить.
      Мы легкая приманка для Мюрад Гирея. И он должен на неё клюнуть.
      Но как узнать, откуда они нанесут удар? И кто его нанесет? Легко иметь дело с вооруженными отрядами. А если это будет тайный предатель? Если я не знаю одного затаившегося врага? Того, кто совсем рядом?" Ночью в ворота сумел въехать один всадник. У него была тамга хана Мехмеда IV Гирея: ????????????
      С такой печатью его немедленно провели к Селим бею, а тот отвел прямо к хану, где повелитель поджидал гонца.
      – Приказ повелителя выполнен! – произнес гонец.
      – Никто тебя не видел? – спросил хан. – Никто не интересовался тобой?
      – Нет, великий хан. На меня никто не обращал внимания. Я одет как слуга купца и таких слуг сейчас много на дорогах Крыма. В Бахчисарае я был осторожен.
      – Где он? – спросил Селим-бей.
      – Его привезут сюда еще до рассвета.
      – Ты хорошо выполнил мою волю, но ты устал? Ты валишься с ног?
      Гонец едва стоял на ногах. Он почти не спал, все эти дни и не слезал с лошади.
      – Эй! – Мехмед Гирей хлопнул в ладоши и появились слуги. – Уложите этого воина спать в этой комнате!
      Слуги выполнили приказ, не посмев удивиться. Затем они бесшумно удалились.
      Селим бей, проверив все углы ханских покоев еще раз, достал из сумки заранее приготовленные вещи.
      – Одежда моего слуги, великий хан. Он сам еще вчера отправлен мной под видом простого пастуха в мой дом. Про его отсутствие никто не знает. Он часто был моей тенью и его появление никого не удивит.
      – Помоги мне переодеться, Селим.
      – Да, мой повелитель. Эта одежда должна быть вам в пору.
      – Ты хочешь сказать, что своей статью я похожу на твоего слугу? – добродушно усмехнулся хан.
      – Мой слуга отлично сложен, как и мой повелитель.
      – Я раньше говорил, что ты не льстец. Но я ошибался. Ты научился тонко льстить, мой Селим.
      – Таковы нравы придворной жизни особенно на востоке, мой повелитель. Нет придворного без лести.
      Вскоре хан, благодаря Селим бею, преобразился до неузнаваемости. Теперь это был слуга Селима, его тень и его верный страж.
      – Вскоре, тот второй, оденет вашу одежду, повелитель. И никто и ничего не узнает.
      А наш приятель Салват-Гази предупредит про все своего второго господина Мюрад Гирея.
      – Хитрый и хороший план родился в твоей голове, Селим.
      – Мой долг спасти повелителя…
      Сила слова: Пьетро Ринальдини и сын боярский Федор Мятелев (продолжение) Кардинал снова продолжил свою беседу с Федором спустя несколько дней. На этот раз он намеревался произнести главное. И от того, как прореагирует на это предложение стрелец можно будет сделать вывод о его дальнейшем использовании.
      – Я должен вам в чем-то помочь, падре? – спросил Федор, после того как они поздоровались и сели за стол.
      – Помочь? Сейчас? Нет! В Крыму все наши дела закончены. Нам больше ничего не нужно делать, Федор. Мы столкнули наших врагов лбами, и они сами доделают нашу работу за нас. А Ордену не зачем проявлять себя. Это великое искусство заставить делать свою работу другого, а еще лучше своего противника. И я это уже сделал.
      Но твой путь обратно на родину закрыт. Московия выбросила тебя на обочину. И мы тебя подобрали.
      – Да, – согласился Федор с доводами кардинала.
      – И ты согласен служить Ордену?
      – Еще недавно я сказал бы нет. Но теперь… теперь, я не знаю что ответить.
      Менять веру мне не хочется по прежнему, хотя латинская вера уже не кажется мне такой плохой как говорили наши попы.
      – Ибо они лгали тебе. Как, впрочем, и наши ксендзы лгут про ваших попов. Дураков хватает и там и здесь. Но я немного открыл для тебя завесу тайны. Значит, ты стал сомневаться, Федор? Это уже хорошо.
      – Мне будет дано время подумать, падре?
      – Да, и тебе будет дано много времени. Ибо Орден пока не готов принять тебя.
      Служить Ордену великая честь, Федор. И я еще не решил достоин ли ты её.
      – Но вы говорили, падре…