– Я и так слушаю тебя, Али.
– Лучше будет, если вы не станете убивать царевича. Стоит ли марать руки его кровью? Ведь это кровь Гиреев, мой повелитель.
– Что ты хочешь этим сказать, мурза? Я не могу понять тебя. Разве изменник не заслуживает кары? И разве Гиреи до этого не убивали Гиреев? Такое было уже не один десяток раз, Али.
– Но если вы захватите Мюрад Гирея, мой повелитель, вам могут не дать его убить.
В дело может вмешаться гениш-ачерас Искандер от имени султана. Он прикажет отвезти царевича в Стамбул и там его бросят в замок Еди-Куле* (*Еди-Куле – Семибашенный Замок, государственная тюрьма в Стамбуле). Но из замка он может выйти, если у султана измениться настроение. Или если Ибрагим-паша станет великим визирем. Ведь он благоволит ему.
Хан понял, что Али прав. Скорее всего, принца царской крови ему и не дадут убить.
А если он его убьет самовольно, то, как на это посмотрят в Стамбуле? Больше того, как это представят те, кто станет докладывать султану?
Что же предлагаешь сделать ты, Али.
– Отпустить царевича и его людей из Крыма.
– Отпустить? – не мог поверить хан.
– Отпустить и, главное, простить его. Больше того пусть забирает с собой и своих друзей салтана Салават-гази бея и мурзу Кучулука. Пусть берут своих воинов и идут на помощь гетману Выговскому от твоего имени.
Хан так и не мог понять, к чему клонит Али.
– Пусть повелитель только выслушает своего раба. Великий хан проявит милосердие к павшему царевичу и султану не в чем будет его упрекнуть. Царевич будет прощен.
Гетман Выговский жжет от вас помощи, и он её получит. И снова хана никто не упрекнет в том, что он оставил его на произвол судьбы.
– Это верно. Но Мюрад Гирей снова станет плести паутину интриг против меня.
– Нет, великий хан. Если будет на то воля моего хана, я завтра же отправлю гонца к моим людям и они предупредят донских казаков, о том где стоит ждать царевича и его войско.
– Вот как! – хан с благодарностью посмотрел на мурзу. – Ты умный человек, Али. И ты достоин моего подарка.
– Значит, повелитель согласен с этим планом?
– Да, Пусть все будет именно так. А я вспомню о твоем уме в нужный час, мурза. Ты будешь награжден в тот час, когда царевич Мюрад Гирей расстанется со своей головой. А сейчас тебе дадут по моему приказу 10 тысяч золотых в качестве аванса.
Али не сказал своему хану, что этот удачный план родился не в его голове и что стоил он ему всего пять тысяч. Учитывая устранение Ржева, в котором Али уже не сомневался, его 10 тысяч снова вернулись на место…
Киябей поворачивает обратно Царевич Мюрад Гирей был просто поражен выпавшей ему удачей. Хан просил его и отправил от своего имени воевать на Украину. Под его бунчуком собрались 6 тысяч воинов. Отправлялся он в поход под именем мурзы Киябея.
Царевич считал, что легко отделался и знал, что отплатит Мюрад Гирею черной неблагодарностью в свое время. С ним в поход отправились буджакский мурза Кучулук и салтан Ак-Мечети Салават-Гази бей. Также в этом отряде был и полковник гетмана Выговского Данило Сом Но войска Мюрада не сумели далеко уйти от Крыма. На реке Самаре донские казаки устроили для татар засаду и перебили всех воинов царевича. Сам Мюрад Гирей пал в битве вместе с Кучулуком, Салват-Гази беем и Данилой Сомом. Их головы донской атаман отправил в подарок хану, думая его этим уязвить.
Если бы атаман знал, какую радость принес хану такой подарок. Он приказал вымыть страшные трофеи и поставить их рядом с яствами для пира. Это был самый веселый пир в его жизни.
Хан даже пошутил тогда:
– Ничто так не украшает пира как головы твоих врагов…
Глава 8
Отречение Сентябрь 1659 год
Крепость и порт крымского ханства Кафа: Федор Мятелев, Марта Лисовская и купец по имени Карамлык В Кафе Федор Мятелев и Марта Лисовская были к утру 5 сентября. Их сопровождал отряд в 5 всадников и проводник. Город встретил их шумовом приморского базара, который уже вовсю развернулся, несмотря на раннее время, и запахом моря.
Некогда этим городом владели генуэзцы. Они вели здесь оживленную торговлю и крымские владения Кафа и Судак приносили итальянской республике Генуя немалые деньги. Но в XIV веке татары решили взять город и осадили её своими войсками.
Крепость защищалась хорош,о и все штурмы были отбиты. И тогда осаждающие применили особое оружие. Из катапульты в сторону города выстрелили не каменным ядром, а заложили вместо него труп человека зараженного чумой.
И началась в городе страшная эпидемия. Вымирали целые улицы. Оставшимся в живых генуэзцам пришлось погрузить на корабли и отплыть назад на родину, откуда их предки прибыли сюда на Северное побережье Черного моря. Заразу они принесли с собой, и эпидемия пошла гулять по Европе и, пройдясь по территориям Франции, Англии, Германии, пришла в Россию. Это была самая страшная эпидемия чумы за всю историю.
Теперь крепость Кафа была военным и торговым портом Крымского ханства. Здесь был большой и знаменитый рабский рынок. Отсюда сотнями отправляли захваченных татарами полоняников и полонянок в Османскую империю и дальше на Восток.
Проводник провел по базару, чрез запруженную народом площадь, где толкались и спорили покупатели и продавцы: татары, османы, греки, венецианцы, караимы, абхазцы.
– Вон там, – указал проводник на левую сторону рынка. – Невольничья сторона базара. Её отделяет каменная стена. Видите?
Федор и Марта кивнули.
– Идите туда и ищите купца-работорговца Карамлыка. Его там всякий знает. Я более сопровождать вас не могу. Меня могут заметить. И тогда неприятности будут у моего господина.
Они простились с проводником, и перешли на другую сторону. Здесь к вбитым в землю колья были крепко привязаны рабы-мужчины. Рынок был сегодня переполнен живым товаром, и купцы до хрипоты зазывали покупателей именно к себе.
– Господа! – один из них потянул Федора за рукав. – Прошу выбирать рабов у меня.
Такого товара вы больше нигде не сыщете. Клянусь Аллахом!
– Нам не нужны рабы. Нам нужен купец по имени Карамлык. Ты можешь показать нам дорогу к нему, – спросил Мятелев.
– Зачем вам Карамлык, эфенди? Я предложу вам товар более добротный чем он. Зачем далеко ходить.
– Я же сказал тебе почтенный, что рабы нам не нужны. Нам нужен Карамлык. Покажи нам дорогу и вот эта серебряная монета будет твоя, Федор показал купцу монету.
Тот неохотно объяснил дорогу. Он подозревал, что рабы им все-таки нужны. А клиентов терять не хотелось.
Карамлык оказался толстым караимом. На его жирном лице отпечатались следы всех возможных человеческих пороков. Федор никогда бы сам не стали иметь дело с такой шельмовской рожей. Но теперь выбирать не приходилось. Очевидно, ему хорошо платят, и он выполнит свою работу.
– Лавка купца Карамлыка к вашим услугам, почтенные господа! Здесь вы найдете лучших рабов на этом рынке. И смею вас уверить по самым дешевым ценам, – начал купец свою агитацию.
Марта Лисвоская предала ему тайный знак, и тот сразу же изменился в лице. Увидев протянутою бирку, купец едва не свалился с ног и при этом, к удивлению Федора сотворил крестное знамение, не смотря на чалму на его голове.
Он быстро увел пришедших внутрь лавки и усадил из на мягкие подушки.
– Прошу вас господа. Садитесь, – заговорил он на этот раз по-польски. – Или вам более удобен русский язык?
– Да, – кивнул Мятелев. – Говори по-русски, почтенный ага Карамлык. Ты уже, я вижу, понял от кого мы прибыли и что нам нужно? Не так ли?
– Совершенно верно, господин. Я все понял. Но есть сложности.
– Что? Ты сказал о сложностях? Но тебе были заплачены такие деньги, ага. И их тебе платят за работу, а не за жалобы на какие-то сложности, – произнесла Марта.
– Я же не оказываюсь вас переправить, господа. Я только говорю, что время военное и контроль за пассажирами стал такой, что просто так на турецкий военный корабль не войдешь. А если вам нужно к крепости Казы-Кермен, то туда можно добраться только на военном корабле. Если бы вы пожелали плыть в Трапезуд – то пожалуйста.
– Плывет только вот этот господин. Я остаюсь здесь, почтенный купец. Но ему не нужно в Трапезунд. Его путь лежит именно в крепость Казы-Кермен.
– Я могу устроить господина галерным рабом на галеру "Меч падишаха". Там капуданом служит мой давний знакомец.
– Погодите-ка, почтенный, – не выдержал Федор. – Вы сказали галерным рабом?
– Именно так. Но не беспокойтесь, господин. С вами станут обращаться хорошо. Да и до Казы-Кермена не далеко. Через два-три для вы будете на месте и получите свободу. Итак, что вы решаете?
– Я готов плыть в качестве галерного раба, – быстро ответил Мятелев.
Так судьба Федора, бывшего десятника государева стремянного полка, определилась…
Вечером Федор получил возможность одну последнюю ночь провести с Мартой. Купец предоставил им лучшую комнату в своем доме.
– Ты так легко идешь на это, Федор? – спросила она его.
– Да. Я понимаю, что меня ждут испытания, но я пойду на них. Да и есть ли у меня выбор, Марта?
– Как говорит падре, выбор есть всегда.
– Но не в моем случает, Марта. Не в моем. Я доложен пройти все уготованные м не испытания.
– Испытания? Ты не знаешь, про что говоришь, Федор. Я не должна тебя ни во что посвящать, но хочу предупредить…
– Нет, не стоит нарушать тайны, Марта. Все равно ты ничего не изменишь. Я иду по дороге судьбы. И давай займемся сейчас не болтовней, а другим более приятным делом…
Галера Его величества султана Блистательной Порты "Меч падишаха" Федор Мятелев, конечно, не раз слыхал, еще в доме отца о страшной участи галерного раба. Но ни его отец, ни друзья отца толком не знали что это такое – попасть к веслу.
Галера это большое гребное судно с тремя рядами весел. Их использовали во всех флотах, и это было весьма эффективное судно. Конечно в отличие от галеонов и фрегатов, ходящими на парусном ходу и весьма маневренных, галера была не столь быстроходна и не несла на себе такой огневой мощи. Но зато в некоторых случаях она могла действовать там, где парусное судно было бесполезно. А в штиль, когда паруса больших кораблей безжизненно повисали, галера быстро устремлялась вперед и могла нанести солидный урон врагу.
Гребцами на османском флоте были только рабы, захваченные в военных походах пленные или прожданные в рабство преступники. Впрочем, последних было не так много.
Федор попал гребцом на переднюю скамью галеры "Меч падишаха".
Его и других гребцов приковали к поперечным скамьям общей цепью пропущенной через ножные кандалы. Кузнец галеры, жилистый турок ловко заклепал железа на их ногах. Кроме того тонкие но прочные цепи надежно сковали и их руки. Правда, здесь размер железных украшений был много больше, чтобы не сковывать движений.
У каждого весла галеры сидело по трое невольников. Ближе к проходу посадили Федора Мятелева, а рядом с ним оказался его старый знакомый. Вот уж кого Федор не ожидал здесь увидеть так это его. Это был дворянин Василий Ржев! У самого борта был высокий с всклокоченной шевелюрой раб. Он назвался друзьям Минкой Ивановым.
– Откуда к нам, православные, – оскалив рот с желтыми зубами, спросил Минка. – И как вас звать-величать?
– Пан Анжей Комарницкий, – представился Федор, своим псевдонимом.
– О! – тихо присвистнул Минка. – То ты лях?
– Нет. Православный шляхтич с Украины, – Федор понял, что здесь стоит бросить свое притворное католичество.
– Тогда хорошо. А ты брат, кто будешь? – Минка обратился к Ржеву.
– Василий Ржев. Служил в полку дворянской кавалерии боярина Шреметева.
– Дворянин?
– Да.
– Оно и видно. Что побили вас татары? Чего так плохо дрались? Вся ваша кавалерия в рабских ошейниках сейчас гуляет, – хохотнул Минка.
– А ты что рад этому?
– Я-то? А я братья, простой мужик. Из под Рязани. И не то чтобы рад, но дворянскую кость мне жалеть вроде не для чего.
– И как тебя угораздило то рабом стать, друг Минка? – спросил Федор. – Давно за веслом-то?
– Десятый год. И все на "Мече Падишаха".
– Сколько? – не поверил Ржев. – Брешешь!
– Вот те крест – не брешу, – Минка перекрестился и его цепи при этом жалобно звякнули словно хотели сообщить, что Иванов не лжет. – Я, братья, от своего помещика сбег давно, да перед тем дом его пожег. Затем с атаманом Соколом погулял по Руси-матушке. А вам того слушать, небось, неприятно? Чай дворяне, шляхтичи.
Федор хорошо помнил что его отец участвовал в подавлении одного крестьянского бунта будучи в стремянном полку у боярина князя Долгорукого. Но понятно, сейчас говорить об этом не стоит.
– Да чего нам то делить теперь? – спросил он Иванова. – Что было, то быльем поросло. Сказывай далее про себя Минка.
– Так вот, сбег я стало от моего помещика. Я-то молодешенек тогда был. Атаман Сокол меня приветил. К себе в охранную сотню взял.
– Дале все понятно с твоим Соколом, – прервал его Ржев. – Мы знаем что его с Дона на Москву повезли в железах, да там на лобном месте голову ему и оттяпали.
– То так. Продали иудины души атамана. Но за то их черти на том свете заставят горячие сковородки лизать. А то и поболее.
– Чего поболее то быть может? – усмехнулся Федор.
– А то! Предатели самому Вельзевулу, станут вонючий зал лизать! Того я им искренне желаю. Во как! – с вызовом произнес Минка.
– Ай суровый ты вояка, брат Минка! – засмеялся Федор.
– Ужо какой есть. А когда после смерти атамана Сокола взялись за нас царские воеводы я и сбег подалее к черкасам* (* черкасы – так называли казаков запорожских). И от них попал я к татарам. И продали меня на галерный флот ихнего султана. Вот скоблю морюшко с тех самых времен. А теперь и вы со мной станете здесь робить. Знаешь, скольких я уже перевидал здесь рабов с тех пор? Дестяков с три – не менее.
– И чего с ними со всеми стало? – поинтересовался Ржев. – Сбежали?
– Сбёгли, дворянин, сбёгли. Да только на тот свет. Отсюда иначе никто не уходил.
Я то вовсе паршами зарос, аки пес шелудивый. Поначалу как попал на галеру, думал богу душу отдам. Все тело ныло. А потом помаленьку обвык и руки стали словно железные. И вы ежели не помрете, то такими станете.
– Мы не собираемся здесь надолго задерживаться, брат Минка, – спокойно произнес Мятелев.
– Так все говаривали, кто в первый раз сел на эту скамью. Да укатали Сивок крутые горки галерные.
– Ну, мы тебе, раб божий, не Сивки, – возразил Ржев галерному рабу. – И если тебе дано слово шляхтича, что долго здесь не просидим, то так оно и есть. Тебе небось незнакомо что оно есть слово шляхетское? Оно не в одной цене с холопским словом ходит.
Минка обиделся и отвернулся от новых знакомых.
Федор тем временем наклонился к Ржеву и зашептал ему на ухо:
– Для чего обидел человека, дворянин?
– Странно мне видеть тебя здесь, Федор.
– Как и мне тебя, Василий. Небось, уже и похоронил меня. Так?
– Не думал застать тебя среди живых, то правда.
– А я к богу-то и не поспешаю, дворянин. Но как тебя такого красивого да умного на галеру занесло? Чай не место для дворянина.
– Судьба, Федор.
– Много я чего за последнее время про судьбу слышал, дворянин. Однако, бог не Тимошка, а видит немножко.
– Ты это про что, Федор? – не понял Мятелева Ржев.
– А про то, что бог шельму метит. А ты вот шельма и есть!
– Придержи язык, стрелец!
– А ты мне рта не затыкай. Скоро турецкий флот выйдет в море, и направиться к Казы-Кермену.
– Куда? – переспросил Мятелева Ржев. – К Казы-Кермену?
– К Казы-Кермену, – с уверенностью ответил Мятелев.
– Я иное слышал.
В этот момент на палубу гребцов вошел широкоплечий турок обнаженный по пояс с гибкой плетью в руке.
– Слушайте сюда, поганые ишаки! – громко произнес он. – Сейчас геллера выходит в море! И капудан-паша приказал показать все, на что мы способны! "Меч падишаха" должна первой прийти в обитель счастья Стамбул! Первой! И я именем Аллаха милостивого и милосердного, поклялся, выполнить его приказ! Так что всем кто будет плохо работать я сдеру шкуру с его поганой спины!
При словах Стамбул Мятелев с удивлением посмотрели на Ржева. Не ослышался ли он?
Нет. Турок ясно произнес слова обитель счастья Стамбул! Федор обернулся и внимательно посмотрел на турка с плетью:
– Почтенный эфенди! – закричал он, и все гребцы вздрогнули от подобной наглости нового раба. – Могу я попросить тебя подойти ко мне?
Турок вначале опешил, но затем подскочил к Мятелеву и дважды стеганул го плетью по плечам.
– Что такое?! – орал он. – Как ты посмел разинуть свой поганый рот?!
– Но это ошибка, эфенди. Тебе разве ничего не говорили о нас? Мы идем не в Стамбул, но в Казы-Кермен!
– А с каких это пор паршивая гяурская свинья решает куда идти кораблю светлого падишаха полумира? – турок брызгал слюной в лицо Федора. – Кто дал тебе право говорить со мной? Ты кто такой?
– Эфенди…
Турок более не стал слушать Федора и вместо этого принялся хлестать его плетью.
Удары сыпались как дождь и больно обжигали шею и руки. Плеть рвала кунтуш на спине и вгрызалась в кожу. Федор застонал и прикрыл лицо руками, чтобы уберечь его от плети. Турок поначалу хлестал куда попало а теперь намеревался попасть именно по голове.
Он бы пожалуй забил боярского сына до смерти, но шумом был привлечен палубный ага. Он спустился вниз и увидел как надсмотрщик избивает раба:
– Мустафа! Шатан тебя раздери! Что ты творишь? Гребцов и так не хватает, а ты хлещешь молодого и здорового гребца из свежей партии. Забьешь его до смерти купишь нового за вои деньги.
Ага отобрал у надсмотрщика плеть и швырнул её в дальний угол.
– Этот гяур посмел открыть свой поганый рот и…, – начал оправдываться надсмотрщик.
– Мустафа! Нам нужны гребцы! И они должны работать!
"Меч падишаха" в море Первый день плавания галеры "Меч падишаха" принес Федору и Василию одни неприятные ощущения. Никто их не щадил и работали они по полной программе вместе с другими рабами. И плети гуляли по их спинам и брань сыпалась на них на разных языках. Не было времени даже словом переброситься. Они работали молча до полудня.
У Федора нестерпимо болела спина и ныли руки и плечи. Ладони покрылись кровавыми волдырями. Тоже самое можно было сказать и о Ржеве.
– Эй, шляхтичи, – прошептал им Минка Иванов, – вы не надрывайтесь так, не то уже завтра вас выбросят за борт как ненужный балласт.
– У меня так тело ломит, что я уже готов помереть, – ответил Ржев.
Федор смолчал. Что тут скажешь.
– Вы работайте размеренно. Здесь конем нужно быть, а не человеком. Я повидал немало людей которых живыми выбрасывали за борт, на корм рыбам. Вы люди крепкие и можете многое выдержать. Так что делайте как я скажу…
До вечера они кое-как дотянули. Поступила команда втянуть весла внутрь. Затем был ужин, если это было можно так назвать, луковица и ячменная лепешка. А затем время для сна.
Жара спала и по палубам гребцов пополз отвратительный запах давно не мытых тел.
Федор поморщился и упал на скамью.
– Слышь, Федор, – прошептал ему Василий. – Не держи зла на меня…
– Какое зло после такой работы, Василий? Я едва жив… А еще уйти отсюда грозился. Думал, дурак, что все будет столь просто. А меня предупреждали, что все будет не просто.
– Предупреждал? Кто?
– Да, так один человек. Ты ведь не знаешь, как я выжил.
– Не знаю, а ты не знаешь, как я попал сюда за весло. Но одно нам сделать стоит.
– Что?
– Бежать отсюда пока нас не уморили.
– Бежать? Это хорошо бы. Но как? Ты забыл, что на нас цепи. Железа…
– Эй вы, – послышался голос Минки Иванова. – Видать не вышло по-вашему? Не три дня вам здеся плавать шляхтичи. Да и зовут тебя, паря, не пан Анжей, как я услышал. Так?
– Я Федор, если ты хочешь знать мое настоящее имя. Чего теперь скрывать.
– И верно нечего.
– И из каких же ты будешь людей, Федор?
– Стремянной стрелец. Из боярских детей.
– Сын боярский? Вона как. А то шляхтич, шляхтич. Ну а ты кто на самом деле? – спросил Ржева Минка.
– Я на деле Василий Ржев, дворянин, и своего имени не скрывал. Ты скажи, нам Минка, а бежать с этой каторги можно?
– Говорили, что были подобные случаи. Но не на нашей галере. Но это дело непростое и здесь нужен счастливый случай. А вот когда они придет этот случай?
Може через месяц, а може и через год. Во как. вы пока прекратите гутарить, а лучше спите. Вам нужно отдохнуть. А то завтра не выдюжите. Потом все обсудим.
Федор сразу же уснул…
Казацкая Рада в Гармановцах под Киевом Городок Гармановцы шумел словно растревоженный улей. Здесь собрались тысячи казаков и все они ждали, когда из войсковой канцелярии выйдут старшины и объявят решение.
У всех на устах было имя Юрия Хмельницкого.
– Юрий гетман законный, – говорили казаки.
– Он сын Богдана и Богдан всегда хотел предавать булаву гетмана в своем роду! – голосил казак в рваном польском жупане и заплатанной шапке.
– Да рази Юрась Хмельниченко настоящий гетман? – возразил ему казак в жупане преяславкого полка.
– А Выговский? Он лучше? Поссорил нас с белым царем!
– Нахлебаемся горя от того, что с царем поссорились!
– Снова татары у нас лютуют и ляхи. Все от Выговского пошло!
Такие разговоры были везде. Единого мнения не было, и казаки часто пели со слов своих полковников и сотников.
Полковники киевский Иван Екимович, преяславский Тимофей Цецюра, черниговский Андрей Силин всюду кричали о том, что Богдан завещал предать булаву своему сыну, но Ивашка Выговский хитростью перехватил булаву у наследника и сам стал гетманом.
Их сторону принял авторитетный в Украине кошевой атаман Запорожского войска Иван Сирко. Он привел с собой на Раду тысячу крикливых запорожцев и они всюду, где могли затевали драки и скандалы.
В доме, где совещалась старшина, положение было не многим лучше, чем на улице.
Полковники были готовы скрестить сабли.
Выговский попытался призвать казаков к спокойствию:
– Панове, полковники. Что вы творите? Неужели не понимаете, что своими распрями вы губите отчизну? Простят ли вам люди ваше поведение?
– Пан гетман! А тебе простят люди татар? Сколь сел разорили твои союзники!
Посмотри, что делается на Украине? И все это твоя вина! – прокричал полковник Екимович.
– И во всем виноват только я? А ты не чувствуешь в том своей вины? – Выговский посмотрел Екимовичу прямо в глаза.
– Моей вины в том нет, гетман! И казаки то знают. Это ты утопил в крови Полтаву и казнил Пушкаря и Барабаша! Ты пролил братскую кровь и теперь говоришь об отчизне?
– Остерегись, полковник! – Гуляницкий схватился за саблю. – С кем говоришь! Перед тобой пан гетман!
– Самозваный гетман! Мы не признаем более Ивана Выговского гетманом – закричал Тимофей Цецюра. – Обманом получил булаву и за два года залил кровью Украину.
– А еще Богдана поминает! – поддержали Цецюру.
– Верно. Говорит, мол и тот татар звал. Но у него победы были. А где твои победы?
– Долой Выговского!
– Юрия Хмельницкого в гетманы!
– Хмельницкого!
– И казаки ждут того от нас на площади!
– Панове! – снова слово взял Выговский. – Панове! Али вам снова Черной Рады захотелось?! Хотите, чтобы чернь всем у вас управляла? Разве можно так стоить государство? Одумайтесь! Чернь и голота казацкая что они разумеют? Они способны лишь разрушать!
– То казаки! То наши братья!
– А гетман ляхам продался!
– Иуда!
Гетман понял, что здесь ему ничего не добиться и вышел из комнаты где они совещались. За ним последовали его сторонники. Он тайно покинул Гармановцы и отбыл в свою ставку. Там были его войска и с ними он собирался дать отпор мятежникам.
Он ждал, что скоро к нему подойдет Сом с татарами, и они одолеют предателей.
Тогда он уже никого не станет жалеть. Он сказал об этом Гуляницкому:
– У нас осталось все шесть тысяч казаков. Да четыре тысячи наемников. На их верность мы можем пока рассчитывать.
– Этого мало чтобы начинать войну, пан гетман. Против нас выступят каневский, киевский, перяславский, неженский полки. Он соединяться со слободскими казаками и войсками Трубецкого. Ты не забыл, что рядом в Путивле стоит русская армия в 20 тысяч человек. Поляки нам не окажут существенной помощи.
– Но скоро к нам придет Данило Сом. Ты не забывай про Сома, пан полковник.
– Много ли он приведет войска? Он обещал 6 тысяч, но верно ли это? Хан Мехмед Гирей все еще на троне. Станет ли он нам помогать после того что случилось?
Сомнительно.
– Станет, полквник. Станет помогать! Султану нужны сабли против русских. Данило сообщил мне, что он сам прибудет вместе с мурзой Киябеем, что ведет к нам 6 тысяч сабель. И он прислал мне письмо от самого хана!
Выговский бросил на стол пергамент с печатью. Гулянцкий развернул его и убедился, что гетман не ошибается. Все так и есть.
– Странно все это, Иван. Как-то все слишком хорошо получается. Слишком гладко.
– Печать и подпись хана. Значит, они поняли там, в Бахчисарае, что договор со мной им выгоден. А может и из Стамбула на них надавили. Но как бы там ни было, для нас все складывается хорошо.
– Значит когда подойдет Сом мы выдвинемся на мятежников?
– Да, пока русские не очухались, мы разгромим мятеж. И я назначу новых верных себе полковников.
Пьетро Ринальдини, посланец ордена, и гетман Иван Выговский Гетман Выговский принял монаха с большой неохотой. Не желал он разговаривать с иезуитами, но у того была печать короля Яна Казимира, и выслушать его придется.
Ринальдини худой и высокий аскет в простой черной одежде был на сей раз образцом смирения и кротости. Выговский предложил монаху сесть и сам расположился напротив него.
– Что скажешь, отче Пьетро? Пришел, небось, меня уговаривать от гетманства отречься? Так?
– Глубоки познания ясновельможного гетмана. Что может скрыться от его прозорливости? – произнес Ринальдини в ответ.
– Я не собираюсь выслушивать твои льстивые речи, монах! Говори, зачем ты прибыл ко мне от короля?
– Пусть пан гетман не гневается. Гнев помешает нашей беседе, ибо отвлекает мысли.
Гнев не даст гетману трезво оценить обстановку. И, в конце концов, гетман примет неверное решение.
– Хорошо! Я готов тебя выслушать спокойно. Хотя давно знаю, чего хочет король Ян Казимир.
– Король Ян здесь ни при чем, пан гетман, – ответил Выговскому монах. – Он и сам закончит так, как вы. В свое время он отречется от власти и сложит с себя корону.
А сейчас он делает то, чего желают другие.
– Орден иезуитов? Орден желает моего отречения? Им-то я чем не угодил?
– У Ордена нет личной вражды к гетману. Но Орден понимает, что дни гетмана сочтены, как у фигуры политической.
– Вот как? – усмехнулся Выговский. – Отчего же так? Или вы считаете, что мои враги слишком сильны? Но я уже ломал сопротивление врагов и смогу сломать еще раз!
– Знает ли, пан гетман, что есть политические ошибки, исправить которые нельзя?
– Конечно, знаю. У меня большой опыт в том, как не делать ошибок.
– Но тогда отчего пан гетман сделал их столько? А судьба не даст пану гетману времени для того чтобы их исправить. Уже сейчас все что вы создали рушиться на глазах.
Выговский внимательно посмотрел на монаха.
– Рушиться? Пока нет. Борьба продолжается.
– Так думать – ошибка, пан гетман. Вы государь не природный. Вы родились не к королевской семье и свое право править над людьми получили благодаря таланту своему и уму. Но за вами нет освященного богом права носить корону!
– Но и за Богданом не было такого права! Богдан Зиновий Хмельницкий был сыном мелкого шляхтича, но подмял под себя Украину и нанес столько поражений Речи Посполитой. Многие князья и монархи считали его равным себе.
– Это так! – согласился Пьетро Ринальдини. – Но Богдан, как и Оливер Кромвель в Англии, был столь выдающейся личностью, что смог заставить многих поверить в себя.
– А я не такой? Ты это имел в виду, монах?
– Вы – нет. Не такой, пан гетман. Богдан поднял на борьбу всю Украину! Он был своим и для украинских шляхтичей, и для сотен тысяч холопов, и для новой знати, что состояла из назначенных им самим полковников. Он умел привлекать к себе сердца. Но вы не такой. У вас нет поддержки крестьян, и вы не сможете поднять холопов на борьбу как это сделал Богдан!
– Я казачий гетман, а не холопский.
– В том то и дело, ясновельможный. А сила Богдана была именно в том, что он поднял на борьбу холопов! Его первые победы и его личный авторитет призвали на борьбу всех, кто мог носить оружие.
– Я происхожу из славного и известного на Украине рода, – ответил монаху гетман.
– И мой род не хуже Богданова рода. Наше родовое гнездо в Выгове на Киевщине известно с давних пор! Я в родстве со многими знатными фамилиями. В том числе с Глинскими.
– Я хорошо знаю историю вашего рода, пан гетман. Но одной знатности мало, для того чтобы стать повелителем Украины, коим вы стать собираетесь.
– Пан монах, видно, знает не все! Да это именно я создан для гетмана Хмельницкого Генеральную канцелярию! Ведь у Богдана была только армия после побед под желтыми Водами и Корсунем! А как управлять территориями? У королей и царей есть для того разные учреждения для управления государственными механизмами. Я создал такие здесь в Украине! Я занимал при Богдане должность Генерального писаря, но это тоже самое что у вас в Польше государственный канцлер.
– Это так, пан гетман. Но что из того? Вы нашли для Богдана много талантливых людей. И Силуяна Мужиловского, и Михаила Гунашевского, Федора Погорецкого, и Захара Шийкевича. Но отчего они сейчас не с вами? Почему они не желают служить вам?
