Я засунул руки в карманы плаща и сел. Мне не хотелось, чтобы Осма видел, в каком я состоянии. Ему было тепло и комфортно в своей сверкающей силовой броне. Он просматривал информационный планшет, а я видел собственное отражение в полированных пластинах на спине его доспеха. Моя одежда износилась и испачкалась. Кожа стала бледной. Я сбросил добрых семь килограммов и теперь носил густую бороду, столь же непослушную, как и волосы. Единственной вещью, составлявшей мое имущество, являлась инквизиторская инсигния, лежащая в кармане плаща. Она помогала мне успокоиться.
      Осма повернулся ко мне лицом:
      — За три месяца ваши показания не изменились.
      — Это должно о чем-то говорить, не так ли?
      — Мне это говорит только о том, что у вас много упорства и осторожный ум.
      — Или о том, что я не лгу.
      Он положил планшет на один из столиков с лампами.
      — Позвольте мне объяснить вам, что произойдет дальше. Лорд Роркен убедил Великого Магистра Орсини переправить вас на Трациан Примарис. Там вы предстанете перед судом по обвинениям, изложенным в карте экстремис, перед Трибуналом Магистериума Ордо Маллеус и Службой Внутренних Расследований. Роркен вовсе не рад этому, но большего Орсини позволить не мог. Как я слышал, Роркен полагает, что ваша непорочность — или вина — может быть установлена раз и навсегда на формальном суде.
      — И исход этого суда может поставить вас и вашего Магистра, лорда Безье, в неудобное положение.
      Осма рассмеялся:
      — По правде говоря, я был бы рад оказаться в неудобном положении, если бы это привело к реабилитации столь ценного инквизитора, как вы, Эйзенхорн. Но не думаю, что это произойдет. На Трациане вас сожгут за преступления с той же уверенностью, что и здесь.
      — Я рискну, Осма.
      — Я тоже, — кивнул он. — Черные Корабли прибудут сюда через три дня, чтобы увезти вас на Трациан Примарис. Это дает мне время, чтобы сломить вас прежде, чем дело вырвут из моих рук.
      — Будьте осторожны, Осма.
      — Я всегда осторожен. Завтра мои помощники перейдут к девятому уровню воздействия. И отдыха не будет до тех пор, пока либо не прибудут Черные Корабли, либо вы не скажете мне то, что я хочу услышать.
      — Два дня под девятым уровнем практически гарантируют, что к моменту их прибытия я буду мертв.
      — Возможно. Это будет досадно, к тому же еще и вопросы станут задавать. Но это далекая тюрьма, и командую здесь я. Именно поэтому сегодня я просто беседую с вами. Только вы и я. Последний шанс. Расскажите мне всю правду сейчас, Эйзенхорн, как мужчина мужчине. Упростите все для нас обоих. Сознайтесь в своих преступлениях, пока вам не начали причинять боль, избавьте нас от суда на Трациане, а я сделаю все возможное, чтобы ваша казнь не была мучительной.
      — Я с радостью скажу вам правду.
      Его глаза загорелись.
      — Она изложена там, на том планшете, который вы читали. Я не раз повторял ее в течение трех последних месяцев.
 
      Когда под гул океанических бурь охранники провели меня по каменным коридорам и втолкнули обратно в холодную камеру, меня уже дожидался Фишиг. Наши ежедневные пятнадцать минут.
      Он принес лампу и поднос с ужином: жидкий, чуть теплый рыбный бульон, корка черствого хлеба и стакан разбавленного рома.
      Я сел на грубо сколоченную койку.
      — Меня требуют выдать для суда, — сказал я Годвину.
      — Но, — кивнул он, — как я понимаю, завтра начнутся пытки. Я подал протест, хотя уверен, его случайно уронят в мусорную корзину.
      — Убежден, так и произойдет.
      — Ты должен поесть, — сказал Фишиг.
      — Не хочу.
      — Просто поешь. Тебе понадобятся силы, а судя по внешнему виду, с этим у тебя проблемы.
      Я покачал головой.
      — Грегор, — сказал он, понизив голос. — Хочу задать один вопрос. Он тебе не очень понравится, но это важно.
      — Важно?
      — Для меня. И твоих друзей.
      — Спрашивай.
      — Скажи, ты помнишь, — Боже-Император, как же это было давно! — как в прошлом году мы снова встретились на том кладбищенском поле возле Каср Тирок?
      — Конечно.
      — В молельной башенке ты сказал мне, что не можешь и подумать о том, чтобы совершить что-то, что порадует демона или поможет ему. Ты сказал тогда: «Я не могу даже вообразить себя творящим такое безумие».
      — Я хорошо помню это. Ты еще мне ответил, что если бы решил, будто я собираюсь так поступить, то сам пристрелил бы меня.
      Он кивнул и грустно усмехнулся. Последовало мгновение тишины, нарушаемой только треском лампы и грохотом моря за пределами тюремных бастионов.
      — Ты хочешь убедиться, не так ли, Годвин? — спросил я.
      Он укоризненно посмотрел на меня, но промолчал.
      — Мне это понятно. Я требую абсолютной верности и от тебя, и от всех своих людей. Вы имеете право быть уверенными в том же самом относительно меня.
      — Тогда ты знаешь мой вопрос. Я посмотрел ему прямо в глаза:
      — Ты хочешь спросить, не лгу ли я? Есть ли хоть крупица истины в обвинениях? Ты хочешь быть уверен, что не работаешь на человека, который якшался с демонами?
      — Понимаю, глупый вопрос. Если бы все это было правдой, то тебе ничего не стоило бы солгать и сейчас.
      — Я слишком устал, чтобы говорить что-то кроме правды, Годвин. Клянусь Золотым Троном, я не делал ничего такого, в чем меня подозревает Осма. Я преданный слуга Императора и Инквизиции. Найди мне орла, я поклянусь и на нем. Не знаю, что еще могу сделать, чтобы убедить тебя.
      Он поднялся на ноги:
      — Мне хватит и этого. Просто хотел убедиться. Мне всегда было достаточно твоего слова, и после всех этих лет я убежден, что ты сказал бы мне все... даже если бы...
      — Уж будь уверен, старый друг. Сказал бы. Даже если бы я и был таким отродьем, каким меня считает Осма, и сумел бы обмануть его... Тебе бы я соврать не смог. Только не тебе, исполнитель Фишиг. Охранник постучал в дверь камеры.
      — Еще минутку! — прокричал Годвин и снова обернулся ко мне. — Съешь свой ужин.
      — Тебя Осма за этим прислал? — спросил я.
      — Проклятье, нет! — оскорбленно прорычал он.
      — Все в порядке. Я и не думал об этом.
      Охранник постучал снова.
      — Хорошо, будь ты неладен! — фыркнул Фишиг.
      — Увидимся завтра, — сказан я.
      — Да, — ответил он. — Но сделай кое-что для меня.
      — Только скажи.
      — Поужинай.
 
      Предположительно около полуночи начались судороги. Они пробудили меня от дурного сна. Боль пронзала все тело, а сознание словно оцепенело. Я не чувствовал себя так плохо с тех пор, как почти за два года назад на Лете Одиннадцать во время Темной Ночи меня отравил Пай.
      Я попытался подняться и рухнул с койки. Живот скрутило спазмом, и я вскрикнул. Меня рвало остатками жуткого ужина. Меня терзал то лихорадочный жар, то смертный озноб.
      Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы доползти до двери, и как долго я молотил в нее кулаками. Несколько минут или много часов.
      Сознание отступало перед спазмами и усиливающейся агонией.
      — Святой Император! — воскликнул охранник, когда открыл дверь и увидел меня в свете фонаря.
      Он закричал, потом раздался топот ног, бегущих по коридору.
      — Он болен, — услышал я слова охранника.
      — Оставьте его до утра, — сказал другой.
      — Он умрет, — нервно ответил первый.
      — Пожалуйста... — прохрипел я, протягивая руку. Пальцы парализовало и скрутило в уродливую клешню. Прибыли остальные. Я услышал голос Фишига:
      — Ему нужен врач. Профессиональная помощь.
      — Не позволено, — возразил охранник.
      — Мужик, ты глянь на него! Он же умирает! У него какой-то приступ.
      — Пропустите, — произнес чей-то голос. Подоспел тюремный санитар. Его сопровождал Риггре. Дознаватель выглядел так, словно его вынули из постели.
      — Он симулирует, оставьте его! — высокомерно заявил Риггре.
      — Заткнись! — прорычал Фишиг. — Посмотри на него! Это не симуляция!
      — Он мастер обмана, — ответил Риггре. — Возможно, он слизал свинцовую краску с двери, чтобы лучше сыграть спектакль, но тем хуже для него. Это обман. Оставьте его.
      — Он умирает, — настаивал Фишиг.
      — Похоже, он серьезно болен, — озабоченно произнес охранник.
      Неожиданно меня скрутили новые мучительные судороги. Надо мной склонился санитар, и я услышал писк медицинского ауспекса, который он вытащил из своей фармакопеи.
      — Это не симуляция, — пробормотал санитар. — У него припадок. Невозможно специально настолько неестественно напрячь мускулатуру. Уровень кислорода в крови упал до тридцати процентов, а его сердце дефибриллирует. Он умрет менее чем через час.
      — Сделайте ему укол. Приведите его в чувство! — завопил Риггре.
      — Не могу, сэр. Не здесь. Здесь для этого нет средств. Ох! Император, вы только посмотрите! У него открылось кровотечение из глаз и носа.
      — Сделай же что-нибудь! — закричал Риггре.
      — Надо доставить его в больницу. Ближайшая в Каср Дерт. Нам надо срочно перевезти его туда, иначе он умрет!
      — Это смешно! — сказал Риггре. — Вы должны сами что-то сделать...
      — Не здесь.
      — Организуйте вылет, Риггре, — твердо произнес Фишиг.
      — Это пленник Инквизиции первого уровня! Мы не можем просто так вывезти его отсюда!
      — Тогда позовите Осму...
      — Он на ночь уехал на материк.
      — Хотите оказаться первым, кто доложит Осме, что его драгоценный пленник подох на полу этой камеры? — Фишиг перешел на шепот.
      — Н-нет...
      — Тогда об этом ему скажу я. Объясню Осме, что его человек, Риггре, лишил его права завершить самое серьезное расследование в жизни просто потому, что не озаботился вызвать транспорт и позволил Эйзенхорну умереть от токсического шока в тюремном отсеке!
      — Вызывайте транспорт! — закричал Риггре на охранников. — Сейчас же!
 
      Они вынесли меня на носилках к посадочной площадке во вьюжную мглу. Спорящие перекрикивали вой резкого порывистого ветра. Санитар поставил мне капельницу и пытался подавить симптомы, введя несколько препаратов из своего скудного запаса.
      На площадке замерцали посадочные огни, холодные и белые. В их свете кружащиеся снежинки казались черными точками.
      Сотрясая камень своими дюзами и разбрасывая во все стороны снег, прибыл кадианский лихтер.
      Меня внесли в освещенный зеленоватым светом салон. Холод и отвратительная погода остались за закрытым люком. Я почувствовал, как сильно накренилось судно, когда мы взлетели и развернулись к материку. Фишиг подтягивал ремни, удерживающие меня на койке. Я слышал, как, перекрикивая рев моторов, Риггре орет на пилота.
      Фишиг незаметно извлек из своего плаща пузырек с какой-то жидкостью и вставил его в капельницу. Почти тут же я почувствовал себя лучше.
      — Лежи спокойно, дыши медленно, — зашептал Фишиг. — И крепись. Скоро начнутся... ухабы.
      — Контакт! Три километра, посадка будет тяжелой! — выпалил второй пилот.
      — Это еще что за чушь? — требовательно спросил Риггре.
      Раздалось тревожное попискивание приборов.
      — Именем Золотого Трона! Они же целятся в нас! — воскликнул пилот.
      — Внимание, челнок, — затрещал по открытому вокс-каналу голос. — Приземляйтесь на острове к западу отсюда. Пять два на три шесть. Немедленно, или мне придется вас сбить!
      Постепенно ко мне стало возвращаться зрение. Я оглядел залитую зеленым светом кабину и увидел, как Риггре вытаскивает лазерный пистолет.
      — Это что, измена? — спросил он, глядя на Фишига.
      — Мне кажется, вам лучше поступить так, как приказано, и немедленно приземлиться, — спокойно ответил Годвин.
      Риггре попытался выстрелить, но резкий свет вспыхнул секундой раньше. Фишиг сжег дознавателя потоком огня из цифроорудия, встроенного в кольцо джокаэро, надетое на его указательный палец. Как я понял, это было одно из украшений Максиллы.
      Фишиг выстрелил еще раз, превратив в пар вокс-систему.
      — Садись! — приказал он пилоту, наводя на него кольцо.
 
      Челнок совершил аварийную посадку, выпав из бурана над скалистым берегом необитаемого островка.
      — Руки на головы! — приказал Фишиг экипажу, вытаскивая меня через люк. Вокруг бушевала снежная буря.
      Я с трудом мог идти, и Годвину приходилось помогать мне.
      — Вы отравили меня, — прохрипел я.
      — Все должно было выглядеть убедительно. Эмос рассчитал дозу состава, который реактивировал бинарный яд в твоем теле. Отрава Пая.
      — Ублюдки!
      — Ха! Если человек способен ругаться, значит, жить будет. Пойдем!
      Он практически тащил меня по гальке сквозь вихрь океанической бури, жалящей наши лица острой ледяной пылью. Вверху мелькнули огни, и мой боевой катер совершил идеальную бетанкоровскую посадку на мерзлую гальку.
      Поднявшись по трапу, Фишиг передал меня в руки Биквин и Иншабеля.
      — Боже правый, и вы тоже в этом участвовали? — захрипел я.
      — Конечно! — бросила Елизавета. — Натан! Быстро сделай укол антидота!
 
      Я умирал второй раз менее чем за два года. Вначале от бинарного яда из рук прихвостня Садии Колдуньи на Лете, а потом в челноке, падающем сквозь зимнюю бурю на промерзшей Кадии.
      Боевой катер взмыл в воздух, пронесся над береговой линией и вернулся к челноку.
      Да простит Император мне и моим помощникам гибель Риггре и двух пилотов. Только их смерть могла гарантировать мою безопасность.
      Я услышал, как Нейл скомандовал Медее:
      — Огонь.
      На кадианский челнок обрушилась вся мощь артиллерии боевого катера. Обломки на отдаленном острове обнаружат уже на рассвете. Единственной версией случившегося будет трагическая авария, произошедшая во время адской бури.
 
      Сквозь плотную завесу шторма мы прорывались к орбите. Никто не говорил этого вслух, но я знал, что наш рейс должен быть прикрыт чьим-то авторизационным кодом.
      Как я догадывался, он принадлежал Нев. И скорее всего был выдан по ее разрешению. «Иссин» ждал нас.
      — И что дальше? — хрипло спросил я Фишига.
      — Черт возьми, я рисковал всем, чтобы вытащить тебя, — ответил он. — Мы надеялись, это ты скажешь нам, что делать дальше.
      — Синшара, — сказал я. — Скажи Максилле, чтобы он доставил нас на Синшару.
 
      Бывают тайны, которые лучше держать при себе.
      — А что там, на Синшаре? — спросила Биквин.
      — Старый друг, — сказал я.
      — Если быть точным, не совсем друг, — добавил Эмос.
      — Эмос прав. Старый знакомец.
      — Вернее, два старых знакомца, — поправил меня ученый.
      — Вы и ваши старые секреты. Почему вы никогда не отвечаете прямо? — нахмурилась Биквин.
      — Потому что чем меньше вам известно, тем меньший вред вам причинит Инквизиция, если нас поймают, — объяснил я.
 
      — Как ты постройнел, — слащаво улыбнулся Максилла, когда я поднялся на мостик «Иссина».
      Я принял душ, сбрил бороду, зачесал космы назад и переоделся в черный льняной костюм, но все еще чувствовал ужасную слабость в ногах и не был настроен шутить с Максиллой.
      — Курс к Синшаре проложен, — натянуто продолжал Тобиус, очевидно поняв мое состояние. Его позолоченные сервиторы согласно загудели. Только скрытый капюшоном Навигатор, сосредоточенный на своих заботах, не сказал ничего.
      — У меня есть вопрос. — Иншабель сидел на месте второго Навигатора и разглядывал карты звездного неба. — Почему именно Синшара? Шахтерский мирок на границе Сегментума, почти у самых Мутных Звезд. Мне казалось, мы должны искать Квиксоса.
      — Это бессмысленно.
      — Что? — почти в один голос спросили Максилла и Иншабель.
      Я опустился в кожаное кресло.
      — Зачем нам искать Квиксоса, если при столкновении он гарантированно уничтожит нас? Мы едва пережили стычки с его демонхостами. Мы не обладаем достаточными силами, чтобы сражаться с ним.
      — И? — спросил Иншабель.
      — Первое, что мы должны сделать, — это найти такие силы. Подготовиться. Вооружиться, чтобы уничтожить одного из самых могущественных врагов Империума.
      — И для этого мы должны отправиться на Синшару? — прошептал Натан.
      — Уж поверь мне, — сказал я. — Синшара — это только начало.

Глава семнадцатая