Поскольку это был главный склад для снабжения страны, беспрерывно шли схватки и стрельба на дорогах между всеми тремя сторонами. Арабы были хорошо организованы и вооружены. У евреев было подразделение Хаганы под командованием Моше Кармеля, по-лучившее известность как Кармельская бригада.
Иргун взорвал бомбу в арабском квартале города, что привело к волнениям арабов на соседнем нефтеперегонном заводе, и были зарезаны сорок евреев. За насилием после-довало ответное насилие, и когда всякая надежда на мирное решение исчезла, возникла линия фронта.
Арабы нашпиговали свою часть города нерегулярами и наемниками, а также отря-дами собственного ополчения, что дало им решительное численное превосходство.
Но Кармельская бригада располагалась на высоте. Когда англичане начали вывод войск, Хагана приступила к операции "Сиккорс" [scissor - ножницы?]. После продолжав-шихся всю ночь атак на арабский квартал арабы были разделены на четыре части и пре-кратили сражение. Англичане вошли и установили перемирие.
Кармель встретился с арабским мэром и изложил свои требования. Он потребовал, чтобы арабы сложили оружие и изгнали всех не палестинцев и иностранных наемников. Никаких требований к арабам об эвакуации гражданского населения не выдвигалось.
Попросив время, чтобы обсудить условия, мэр бросился совещаться с высшим офи-цером Каукджи в Хайфе. Этот офицер заверил мэра, что Каукджи скоро начнет наступле-ние из Наблуса на Хайфу. Он призвал мэра и других арабских гражданских чиновников вывести арабское население из города, чтобы его не коснулось крупное столкновение. Как только выгонят евреев, арабы смогут вернуться и забрать себе также еврейскую часть Хайфы.
Арабы и евреи в Хайфе жили вместе в основном неплохо. Между ними шла торговля и было что-то вроде соседских отношений. Делегация еврейских руководителей Хайфы встретилась с арабским руководством и попыталась убедить их остаться, ссылаясь на по-литику Бен-Гуриона.
Арабы выбрали эвакуацию. Англичане продолжали перемирие, и в следующие пять дней около сотни тысяч арабов заняли дорогу, направляясь в Акко. Несколько тысяч ре-шили остаться, и никто их не тронул.
Арабское население Хайфы бежало без всякой на то причины. Страх уничтожения был просто эхом и отражением их собственных замыслов. Они и их вожди обещали смерть евреям. И арабы были охвачены страхом, что евреи сделают с ними то же, что они собирались сделать с евреями. На этом ужасе играли их собственные лидеры, уговаривая их сбежать, чтобы освободить место для войск. Исход из Хайфы повторился в Сафеде (Цфате) и Тверии, откуда арабское население удрало после коротких боев.
Арабы уже были свидетелями массового бегства из Палестины лидеров своего со-общества после голосования за раздел. Началось безостановочное движение. Тысячами они вышли на дороги без какой бы то ни было угрозы и без единого выстрела в их сторо-ну. Разбросанное движение взорвалось паническим бегством.
Арабская Палестина фактически проиграла первый раунд. Спасая положение, новая стратегия требовала бросить все ресурсы на дорожную войну, чтобы отрезать Иерусалим от остального ишува и выморить голодом еврейское население. Если они смогут добиться победы в Иерусалиме, все прежние арабские неудачи сойдут на-нет. Иерусалим - сердце ишува, и для арабов он символизировал голову змеи.
Когда это самое жизненное сражение разгорелось, ишув был потрясен тем, что Арабский легион нарушил обещание и перешел реку Иордан. После кровопролитного сражения осажденный Эцион-блок пал. Большинство остававшихся в живых было вырезано; некоторые попали в плен.
Из Иерусалима, Хеврона и Вифлеема арабы хлынули в Эцион-блок, чтобы грабить его и ровнять с землей, уничтожая его сады и поля, оскверняя синагоги. Накануне провоз-глашения евреями независимости ишув мучительно искал в себе силы объявить о свободе после того, как испытал вкус деяний легиона.
Глава десятая
Петля вокруг Западного Иерусалима затягивалась. Сто тысяч евреев по-настоящему оказались в блокаде. Тоненькая, еле хрипящая линия жизни через Баб-эль-Вад была задушена, возвращена к жизни и снова задушена.
Две тысячи ультраортодоксальных евреев отказались покинуть Старый Город, даже будучи окружены пятьюдесятью тысячами арабов и изолированы от остального населе-ния.
Снабжение с берега должно было проходить через чащу арабских опорных пунктов и далее по уязвимой Баб-эль-Вад. Англичане лишь едва делали вид, что патрулируют до-рогу.
Готовясь к осаде, евреи произвели инспектирование всех водных резервуаров в сво-ей части города. Из-за периодических засух и вечной нехватки воды дождевую воду из-давна улавливали на крышах домов, откуда она стекала в подземные бетонные резервуа-ры. Они имелись при многих домах, но уже долгое время не использовались с тех пор, как была сооружена современная система водоснабжения с насосной станцией на побережье.
В цистерны внесли химикалии для сохранения воды и закрыли их цементными крышками. Подсчитали, что запаса воды в цистернах хватит примерно на три месяца, если установить норму расхода в десять галлонов в день на семью.
План подоспел вовремя: арабы взорвали водопровод, подающий воду в Западный Иерусалим, а англичане уклонились от участия в его восстановлении и охране.
Каждый день водовозки открывали установленное число цистерн и распределяли то, что стало жидким золотом. Каждая домохозяйка оставляла один галлон для питья и го-товки. Остальное несколько раз повторно использовалось для умывания или мойки самой необходимой кухонной посуды. Ребенку позволяли почистить зубы, остаток годился для постирушки, дневное водопользование завершалось единственной смывкой туалета. Для душа, поливки сада и настоящей уборки воды не было. В следующие месяцы улицы Иеру-салима покрылись слоем пустынной пыли. По мере того, как евреи медленно лишались воды, город принимал порыжелый, мертвецкий вид.
Топливо было только для больниц, военных и пекарен. Электрическое освещение заменили свечи. Иерусалимская домохозяйка готовила еду на общем костре. А так как в регионе никогда не было много леса, люди разбирали на дрова деревянные перила, окон-ные переплеты, рубили мебель.
Единственной съедобной зеленью были одуванчики. Пищевой рацион снизился до уровня голодания - шестьсот калорий в день. Временная взлетно-посадочная полоса, го-дившаяся только для маленьких одномоторных самолетов, находилась там, где "воздуш-ные силы" ишува совершали ежедневные рейсы по доставке лекарств, мелкого вооруже-ния и руководителей ишува.
Стратегическое положение евреев было ужасно. Регион был арабским. Для защиты обширной городской территории Хагане пришлось так растянуть свои войска, что в них повсюду возникали течи. Арсенал составляли пятьсот винтовок и всякие остатки, в том числе минометы "Литтл Дэвид", столь эффективно использовавшиеся в Цфате. Эти "да-видки" перебрасывали с места на место, чтобы создать у арабов впечатление, что у евреев их гораздо больше, чем на самом деле.
Евреи оказались перед необходимостью консолидировать свою территорию. Хагане удалось захватить арабское предместье Катамон, избавившись таким образом от враждебного анклава и выпрямив линию фронта. Другие попытки Хаганы потерпели неудачу. Атака на высоту у могилы Пророка Самуила, которая могла бы прикрывать прибывающие конвои, была отбита.
Еще одна атака была произведена на комплекс Виктории-Августы, чтобы установить прямую связь с еврейскими учреждениями на горе Скопус. Когда и эта атака провалилась, Еврейский университет, Национальная библиотека и госпиталь Хадасса оказались отре-занными от Западного Иерусалима. Чтобы достигнуть этих учреждений, конвоям прихо-дилось пробираться через ряд враждебных арабских предместий. Ишув нехотя согласился принять для этих учреждений демилитаризованный статус, чтобы оставить их в действии и сохранить от разграбления.
В своей первой операции по прорыву блокады части Хаганы двинулись из Тель-Авива на осиное гнездо нерегуляров Абдул Кадара в районе Лидда - Рамле, взорвали их штаб-квартиры и очистили дорогу от снайперских гнезд. Но до Иерусалима предстоял еще долгий и кровавый путь.
В последнее время полковник Фредерик Бромптон по несколько раз в неделю встре-чался в форте Латрун с Гидеоном Ашем. Каждый из них действовал в качестве связного по срочному делу, имеющему отношение к другой стороне. Бромптона выбрали для этой работы потому, что он был нейтрален как чиновник: воплощение британской чистоты рук.
- Паршивое дело, эта ваша бомба, заложенная в Лидде, - сказал он. - Мы замечаем, что вы потихоньку выводите силы Пальмаха из киббуца Шемеш и развертываете их вдоль Баб-эль-Вад. Будь я военным, я бы сказал, что вы готовите удар, чтобы открыть дорогу.
Гидеон развел руками: ему ничего не ведомо.
- Это чертовски дорого обойдется, чертовски дорого, - сказал Бромптон.
- Может быть, если бы вы делали чуть больше, чем символическое патрулирование шоссе... - сказал Гидеон.
Бромптон ответил аналогичным жестом.
- Ну ладно, полковник. Перейдем к делу. У нас два главных вопроса. Во-первых, мы продолжаем протестовать против того, что арабы вооружают Храмовую гору. Мы насчи-тали там двадцать пулеметных и минометных точек и наблюдательный пункт на верхушке Наскального Купола. И если кто-нибудь закурит сигарету в подвале мечети Аль-Акса, то взорвется весь город.
- Вы же знаете, старина Гидеон. Арабы никогда не питали уважения к чьим-либо святым местам, даже к собственным.
- Черта с два, Бромптон. Евреи могли бы пустить хорошо нацеленный снаряд в ку-пол Аль-Акса, но Бог это запрещает. Они держат нас за глотку в религиозном рвении.
Бромптон издал деликатнейший из своих смешков.
- А еще я собирался упомянуть о складах оружия в каждой больнице и школе Вос-точного Иерусалима, - продолжал Гидеон.
- Не собираетесь же вы сейчас учить арабов честной игре или демократии, Гидеон. Есть некоторые вещи, которых мы не станем делать, чтобы удержать мандат. Один лишь Бог знает, что мы можем потерять империю, потому что даже на войне есть гуманные гра-ницы. Эта игра с ними - грязная авантюра. Они ее примут. Вам останется лишь улыбаться.
Внезапно Бромптон проявил нервозность, на него не похожую. Гидеон подумал, что ему пришло на ум какое-то важное дело, до которого у него пока не дошли руки.
- Что еще у вас в повестке дня? - спросил Бромптон.
- Линия водоснабжения. Мы не можем восстановить ее и охранять без вашей помо-щи.
Бромптон был явно раздражен.
Гидеон вскочил.
- Дерьмо!
- Сядьте, Гидеон. Сядьте, пожалуйста, - сказал Бромптон, выказывая изрядную до-лю британского хладнокровия. - Я вам говорил, когда было голосование о разделе, что наша позиция изменилась от управления к нейтралитету. С одной стороны, вы убеждены, что мы настроены решительно про-арабски. Может показаться удивительным, но весь арабский мир обвиняет нас в том, что мы явные про-сионисты. На самом же деле ребята в нашей команде придерживаются середины.
- Я не просил у вас диссертации о британской справедливости. Я просил у вас воды для ста тысяч человек.
- Мы не можем ввязываться в восстановление водопровода. Мы выводим наши вой-ска, и поскорее. У нас нет ни людей, ни желания это делать. Ясно же, что в наши задачи больше не входит удерживать ту или другую сторону от наращивания ее военной силы или от драки друг с другом. Мы продолжали, от случая к случаю, вступаться и пытаться спасать гражданское население. Мы вывели арабское население из Хайфы, Тверии и дру-гих мест. Вы от подобных предложений об эвакуации отказались. Но позвольте мне под-черкнуть, что мы не будем останавливать Каукджи и не будем останавливать Пальмах. За-быв все гадости, что мы делали друг другу в прошлом, все, чего мы теперь желаем, это уй-ти.
- Не запачкав рук, - сказал Гидеон.
- Не запачкав рук, - согласился Бромптон.
- Вы, полковник, плохой карточный игрок, - сказал Гидеон. - Что же у вас на уме на самом деле?
Бромптон виновато прокашлялся.
- Хочу вам кое-что сказать, что вы и сами уже знаете. Ваше положение в Иерусалиме ужасно. С Эцион-блоком покончено. Евреи в Старом Городе обречены. Может быть, Ев-рейское агентство считает, что это приемлемые потери, но что дальше? Если вам удастся продержаться до 15 мая, когда мы уйдем, то вы увидите Арабский легион после его одно-дневного марша до Иерусалима. Вместе с египтянами, которые придут с юга, и сирийцами и иракцами с севера они собираются беспорядочно сойтись в Иерусалиме. Гидеон, "План Д" опасен... нет, самоубийствен.
Гидеон не стал говорить о своей собственной яростной оппозиции "Плану Д". Бри-танское командование, несомненно, было того же мнения и опасалось последствий упрям-ства ишува.
- Я уполномочен говорить от имени Британского правительства, начиная с премьер-министра и ниже и лично заклинать вас вывести ваше население из Иерусалима.
- Откуда эти внезапные угрызения совести?
- Честно, Гидеон?
- Честно.
- Как только араб почувствует превосходство в драке, у него останется только одно стремление - к полному уничтожению. Мы обязаны и далее предупреждать вас и убеж-дать эвакуировать Западный Иерусалим, потому что мы не возьмем на себя ответствен-ность за убийство двадцати, тридцати, сорока, восьмидесяти тысяч гражданских лиц.
- Вы страшитесь за нас как за человеческие существа или в самом деле боитесь предстать перед всем миром с окровавленными руками?
- Как я уже сказал, мы придерживаемся середины. Но в любом случае мы не храним оружия в соборах, и мы не нацисты.
- Да, я вас понимаю, - сказал Гидеон.
- В таком случае вы наверно знаете, что восемьдесят шансов из ста за то, что будет самая большая резня за две тысячи лет.
- Мы в курсе.
- Ради Бога, Гидеон, вы должны все это сказать Бен-Гуриону. Как он может жить на свете после того, как позволил этому случиться? Как может любая ваша мечта об образо-вании нации пережить такую катастрофу?
- Конечно, я передам Старику ваше послание. Понимаете ли, есть проблема. Та же, что была у нас в Европе. Чтобы эвакуироваться, у нас нет места куда. Или я должен так понимать, что ваше предупреждение поступает вместе с великодушным жестом прави-тельства его величества, раскрывающего свои объятия, чтобы принять к себе сто тысяч евреев или полмиллиона евреев в случае тотальной победы арабов? Нам не следует эмиг-рировать в Англию. А как насчет того, чтобы отправить нас в Уганду, Индию или Вест-Индию? А может быть, вы сможете уговорить американцев или канадцев дать нам убе-жище? Или что-нибудь из других ханжеских христианских демократий? Ах, полковник, наивный вы человек. Мы, евреи, отлично знаем, что ни одна слеза не прольется по поводу нашей гибели.
Гидеон встал и направился к двери.
- Гидеон.
- Да, Бромптон.
- Лично я весьма огорчен всем этим.
- Ничего. Быть евреем всегда означало: мы - народ, который живет в одиночку.
Ответ ишува пришел немедленно. Бен-Гурион приказал открыть Баб-эль-Вад. До сих пор Пальмах действовал только небольшими подразделениями, отрядами, патрулями. Ев-рейское командование привело в действие план операции "Нахшон", названной так по имени первого человека при Моисее, который прыгнул в Красное море, чтобы попробо-вать воду. Бригада Хар-Эль ("Холм Бога") Пальмаха получила выматывающее кишки за-дание открыть Баб-эль-Вад на время, достаточное для проведения нескольких конвоев в Иерусалим. Одновременно ишув начал тайное строительство дорог в обход Латруна, в стороне от Баб-эль-Вад.
Самую стратегически важную позицию на Иерусалимском конце шоссе занимала арабская деревня Кастель, построенная на развалинах фортов римлян и крестоносцев. Расположенная на высоте, она господствовала над дорогой и была главной территорией, где организовывались рейды против еврейских конвоев.
Используя сведения, годами собиравшиеся Гидеоном Ашем в разведке, бригада Хар-Эль разделилась, ночью пересекла предательскую местность и захватила ключевые пункты вдоль дороги, выкинув оттуда арабских нерегуляров.
Одновременно группа из восьмидесяти членов Хар-Эль пробралась незамеченной по длинному и крутому склону холма к Кастелю. Схватка закончилась через несколько ми-нут, и деревенские обратились в бегство.
Кастель оказался в руках евреев, и последовала бешеная операция на круглые сутки. Припасы грузились на машины по всей Палестине. К 30 апреля три больших конвоя доко-выляли до Иерусалима.
Молва о захвате Кастеля докатилась с арабских деревень до Иерусалима вместе с не-доверием. Арабскую общину до Табы сразу же охватила лихорадка. Хотя хаджи Ибрагим не давал своего одобрения и уклонился от участия, десятки его феллахов кинулись отве-тить на призыв вернуть Кастель.
Собравшись у подножия холма, мужчины беспорядочно вооружились - только для того, чтобы быть отброшенными. Без решительного и толкового руководителя арабы не смогли организовать и провести сражение, и после нескольких выстрелов наугад просочи-лись обратно к своим домам.
На Абдул Кадара Хуссейни стали сразу давить, чтобы вернуть Кастель, переданного на попечение подразделения из девяноста резервистов Хаганы старшего возраста из Иеру-салима. За несколько дней после потери Кастеля Абдул Кадар собрал отряд джихадовцев, толково расставил их и стал осторожно двигаться вверх по холму под прикрытием огня. Он занял позиции на безопасных местах, прижимая к земле немногочисленных еврейских защитников.
Оттуда раздался отчаянный призыв о помощи - их боезапас был катастрофически опустошен. Они не смогли бы сдержать арабской атаки. В это самое время грузовой паро-ход пробрался через британскую блокаду. Его груз оружия был быстро выгружен, и грузовик доставил его как можно ближе к Баб-эль-Вад. Когда он был остановлен арабской за-садой, десяток пальмахников взяли пятьдесят тысяч патронов и направились в холмы кружным путем. Они проскочили сквозь линии Абдул Кадара, когда у защитников остава-лись последние патроны.
Абдул Кадар отдал приказ об атаке и сам возглавил войска. Они были встречены внезапным огнем, и поле покрылось трупами нерегуляров. Они отступили, и Хагана вы-слала патруль, чтобы осмотреть поле. Среди мертвых арабов они обнаружили тело Абдул Кадара Хуссейни.
Из всех арабских деревень от Хеврона до Наблуса мужчины кинулись в Кастель на такси, автобусах, автомобилях и грузовиках. Половина крестьян Табы - кроме хаджи Иб-рагима - оказалась среди массы, пробиравшейся вверх по холму в нахлынувшей человече-ской волне.
Командир евреев растолкал своих усталых людей, бросил им ящики с боеприпасами, выстрелил из своей винтовки, выругался, выкрикнул команды. Они просто не могли дос-таточно быстро стрелять, чтобы остановить арабов, и отступили.
Чувства, вызвавшие ярость арабов, теперь вылились в чистое горе, когда они нашли тело своего павшего вождя. Стреляя в воздух, рыдая и выкрикивая клятвы, они отнесли мертвеца вниз и отправили в Иерусалим. В этом одном из самых странных эпизодов вой-ны арабы оставили лишь горстку людей для защиты Кастеля, ведь они на самом деле пришли сюда только для того, чтобы разыскать Абдул Кадара. Хагана быстро вернулась и на этот раз осталась.
Похороны Абдул Кадара, чей сосновый гроб плыл над головами десятков тысяч впавших в истерику арабов, стали крайним проявлением мусульманской ярости и горя. Они шли через Дамасские ворота, заполняя каждый дюйм узких улиц, и принесли ему са-мые высокие почести, похоронив на Гарам-эш-Шариф вблизи Наскального Купола.
Когда вспышка боли и гнева перешла в тихое кипение, жителей Табы постигло от-резвляющее потрясение. Они втянулись в драку, отказавшись от долгого мирного сосуще-ствования. Их внезапный боевой порыв сменился темным страхом.
Теперь Кастель надежно оказался в еврейских руках, а Таба, некогда нейтральная, стала враждебной деревней. Они больше не были неприкосновенными. То, что происхо-дило по всей Палестине, случилось и с ними. Они страшились и подумать о том, что анг-личане уйдут из Латруна. Они останутся голыми, с сильным еврейским поселением на расстоянии брошенного камня. Каждый день шли разговоры об оставленных арабских де-ревнях, городках и даже городах. В Табе семьи начали поддаваться панике и бежать.
Хаджи Ибрагим не мог больше просто размышлять. Люди уезжали; а нерегуляры да-вили на него, чтобы установить наблюдательные и снайперские точки. И никаких денег от Фавзи Кабира. Вот-вот наступит момент, когда он получит приказ оставить Табу. Тяжесть этого давила на него. Была ли возможность, хоть какая-нибудь возможность, что они пе-ренесут это, не будучи уничтожены одной или другой стороной?
Он нарядился в лучшее, спустился с холма, перешел шоссе, остановился перед сто-рожевым постом киббуца Шемеш и попросил разрешения повидаться с Гидеоном Ашем.
Глава одиннадцатая
Апрель 1948 года
Домик Гидеона Аша отличался от других. Как один из немногих оставшихся основа-телей киббуца, он был удостоен привилегии иметь собственный водонагреватель на кры-ше. Домик представлял собой двухкомнатную спартанскую штучку: маленькая спальня и чуть большая комната, служившая гостиной, столовой, кабинетом. Его отлучки из киббуца не позволяли ему пользоваться общей столовой, и киббуцники проголосовали за пре-доставление ему маленькой кухни. Пара личных телефонов на столе выглядела как заклю-чительный аккорд его особого положения.
На стук в дверь Гидеон поднял глаза от вечной стопки документов.
- Войдите.
Охранник придержал дверь открытой, пока входил хаджи Ибрагим. Он попросил Ибрагима развести руки в стороны и начал его обыскивать.
- В этом нет надобности, - сказал Гидеон.
Они не виделись почти три года, и вначале воцарилась неловкость. Гидеон поднялся и протянул руку. Ибрагим взял ее, они по-медвежьи обнялись и похлопали друг друга по плечам. Гидеон махнул рукой на стул напротив.
- Твои сыновья в порядке?
Ибрагим кивнул. Они помолчали. Ибрагим отметил отсутствие роскоши, а также книги, занимавшие все свободное место - сотни книг, грудами в каждом углу.
- Я часто думал, как ты живешь, - сказал Ибрагим. - Здесь полно книг. Я даже вижу книги на арабском. На скольких языках ты читаешь?
Гидеон пожал плечами. - На пяти... шести... семи.
- Это впечатляет. Ишмаель читает мне из палестинской "Пост".
Гидеон ощутил напряженность, но не показывал вида, пока араб старался поймать ускользающую ниточку беседы. Он открыл нижний ящик письменного стола, извлек бу-тылку шотландского виски и толкнул стакан по столу.
- Привет от наших британских защитников.
Ибрагим протестующе поднял руки.
- Ты же знаешь, мне от этого плохо.
- Вина?
Мухтар отказался. Гидеон открыл другой ящик, пошарил там, нашел палочку гаши-ша и бросил ее Ибрагиму.
- Ты покури. А я выпью, - сказал Гидеон.
- А охранники?
- Они не отличат гашиша от конского навоза.
Две затяжки, и напряженность смягчилась. Ибрагим вздохнул и опустил голову на руки.
- Все это - все равно, что пытаться замостить море.
- Что я могу сказать? Мы этой войны не хотим, Ибрагим.
- Я хотел бы быть бедуином. Они знают все приемы, как выжить. - Его ум затума-нился после новой затяжки. - Я видел Рош-Пину. Проезжал через нее.
- На пути в Дамаск, где ты встретился с Фавзи Кабиром и Каукджи, а также с Абдул Кадаром, которого, плохо ли, хорошо ли, больше нет с нами. Полагаю, они позвали тебя не для того, чтобы пожелать тебе хорошего урожая от твоих оливковых деревьев.
- Так унизительно видеть, как мои люди бегут. Может быть, для евреев унижение не так чувствительно. Вас ведь унижали много раз и во многих местах. А нас унижение уничтожает.
- В чем дело, Ибрагим?
- На меня жутко давят, чтобы эвакуировать Табу.
- Знаю.
- Если я выведу своих людей, пусть на короткое время, смогу ли я вернуть их обрат-но?
- Если мы оставим киббуц Шемеш, позволят ли нам арабы вернуться? - вопросом на вопрос ответил Гидеон.
- Нет, конечно нет. Гидеон, что ты можешь мне сказать?
- Мы не проводим такой политики, чтобы выгонять арабов из Палестины. Ни один ответственный человек среди нас не питает иллюзий, что мы можем создать государство без мира с нашими соседями. Видит Бог, мы не хотим приговорить себя и своих детей к поколениям кровопролития. Мы пытались дотянуться до каждого арабского лидера. Но все они решили воевать.
- Можешь ты мне сказать... договаривались ли вы с какими-нибудь арабскими де-ревнями? Останутся ли какие-нибудь из них?
- Мы договорились. Даже с деревнями в Иерусалимском коридоре.
- О чем?
- Не идите на нас войной, тогда и мы на вас не пойдем войной. Все просто. В один из этих дней вы узнаете, что евреи Палестины планируют для вас лучшее будущее, чем ваши знаменитые братья по ту сторону границы.
- А если, допустим, я попрошу о том же для Табы?
Гидеон встал и вздохнул.
- Она стала враждебной деревней. Около трех десятков твоих людей находятся в ополчении Джихада. Более пятидесяти участвовали в нападении на Кастель. В Табу нере-гуляры приходят и уходят, когда захотят. Другими словами, вы активно участвуете в по-пытке выморить голодом сто тысяч человек в Иерусалиме. Ибрагим, я не хочу предложить напасть на Табу, но стоит начаться войне, как верх берут неуправляемые силы.
- Я погиб, - сказал Ибрагим. - Как раз арабы-то меня и выживают.
- Знаю.
- Деревня на грани паники. Стоит кому-нибудь громко выстрелить в воздух, как все побегут.
Гидеон рассматривал обезумевшего человека, беспомощного перед нахлынувшими событиями. После мировой войны в Табе культивировалась ненависть к евреям. Многим не нравилась нейтральность, другие были слишком напуганы, чтобы ее придерживаться. Помоги им Бог, если они побегут.
Ибрагим с чувством взмахнул руками и встал, пошатываясь. Гидеон нацарапал не-сколько цифр на клочке бумаги и дал его Ибрагиму.
- По этим телефонам можно до меня добраться. Если у тебя будут личные трудно-сти, постараюсь помочь.
- Если бы только мы с тобой могли сесть и обо всем поговорить, - сказал Ибрагим монотонным, отсутствующим голосом. - Мы бы обо всем договорились. Мы могли бы ус-тановить мир.
- Мы к этому всегда готовы, как только будете готовы вы.
Зазвонил один из телефонов. Гидеон слушал взволнованный лепет на иврите. Он сказал, что сейчас же придет, и положил трубку. Он с ужасом взглянул на Ибрагима.
- Иргун напал на арабскую деревню около Иерусалима. Дейр-Ясин.
- Что произошло?
- Была резня.
Гидеон Аш прибыл в Дейр-Ясин через час, чтобы немедленно оценить ситуацию. Деревня была оцеплена, и полковник Бромптон был там. Он поверил сообщению англи-чанина, так как оно соответствовало тому, что ему самому уже было известно, и отправил адъютанта, молодого офицера Пальмаха, обратно в Иерусалим с первым донесением.
Затем Гидеон приступил к неприятному делу - личному осмотру трупов, разговари-вая с ранеными и восстанавливая события этого кошмара.
Запах горелого мяса и отвратительный дым сражения были невыносимы, невыноси-мы были сдавленные рыдания, прерываемые вспышками ярости и истериками. Он вяло предложил воспользоваться еврейскими средствами медицины, но раненые были слишком напуганы. Вой сирен, мчащихся туда и обратно, совсем доконал его. Он сделал все, что было в его возможностях.
По-видимому, что-нибудь в этом роде и должно было произойти. После того, как Хагана открыла дорогу на время, чтобы по ней смогли пройти три конвоя, арабы закрыли ее снова. В цепочке арабских деревень, используемых для подавления еврейского транс-порта, деревня Дейр-Ясин на окраине Западного Иерусалима была одной из самых враж-дебных. Стремясь одержать такую победу, которая сравнилась бы с успехами Хаганы, Ир-гун собрал сотню людей и бросил их на деревню, чтобы захватить ее.
Но разведка Иргуна ошиблась. Им казалось, что они смогут обратить население в бегство, как было в случае с Кастелем. Они не знали, что в это время в Дейр-Ясине был крупный контингент Милиции джихада. Сопротивление оказалось яростным. Податливая цель становилась все более твердой по мере того, как разгорался бой. В то время Иргун был силой городских партизан, не обученных и не умевших вести полевой бой. Они про-двигались медленно, и каждый захваченный дом взрывали.
Когда арабское ополчение отступило, они оказались лицом к лицу с обыкновенными крестьянами. Разразилась паника: деревенские пытались отделиться и сбежать, а Милиция использовала их как прикрытие. Гражданские попали под яростный перекрестный огонь. К этому моменту дисциплина иргунцев испарилась, они словно взбесились. Иргун нажи-мал, стреляя по всему, что двигалось.
Гидеон закончил свой осмотр и удалился в один из пустых домов; его тошнило. Полковник Бромптон вошел в комнату и закрыл за собой дверь, пока Гидеон приходил в себя.
- В итоге, кажется, более двухсот пятидесяти убитых, - сказал Бромптон. - Из них половина - женщины и дети.
Лицо Гидеона было мокро от пота. Он выдернул подол рубашки и вытерся им.
- Мы осуждаем это дело, - сказал он. - Хагана не имеет к нему отношения.
- О да, но все же ответственность на вас, не так ли?
Гидеон стиснул зубы и кивнул. Он знал, что евреи несут ответственность. Он поднял свою обрубленную руку.
- Багдадское гетто. Когда-нибудь слыхали о нем? Всю жизнь я живу с убийствами. Но только это - другое. Его совершили евреи. Уравновешивает ли оно сотню других, со-вершенных арабами?
- И это все, что вас беспокоит - равный счет?
- Нет, конечно. Защитный рефлекс. Я жил среди арабов. Я их любил. И хотя я утра-тил большую часть этой любви, я продолжал верить, что бок о бок мы могли бы сделать кое-что... прогресс... несомненное качество жизни... порядочность... уважение друг к дру-гу. Мы бы подали пример, и когда другие увидят... они придут, чтобы говорить с нами о мире. Я еврей, полковник, и мне мучительно думать, что нас заставляют делать такое, чтобы выжить. Я могу простить арабов, убивающих наших детей. Я не могу простить их за то, что они заставляют нас убивать их детей.
