Укрощение огня

      – Откуда ты все это знаешь? – удивленно спросила Даная.
      – Информация о военном деле и о всем, с ним связанным, фонтаном бьет из Ганни, – улыбнулась Лизбет. – Джерри!
      – Да?
      В домик через заднюю дверь вошел мужчина, который, судя по виду, тоже был опытным реконструктором раннего кельтского периода. Правда, вместо палаша шотландских горцев он держал в руке папку, из который торчал рулон бумаг.
      – Ганни, Даная, это Джерри Мерчант; он возглавляет все строительство. Джерри, госпожа Даная собирается основать лазарет. Они вместе с Ганни подыщут подходящее место. Если там не окажется никаких построек, то нужно будет их построить.
      – А что важнее? – спросил Джерри. – Я веду одновременно пять объектов, в том числе баню и новую дамбу.
      – Думаю, что лазарет важнее бани, – подумав, ответила Лизбет. – По-моему, сначала нужен лазарет, а уж потом можно подумать о раздельном мытье.
      – А что скажет Эдмунд? – Джерри был явно обеспокоен.
      – Он скажет: «Конечно, дорогой», – расхохоталась Даная.
      – Значит, решено? – спросила Лизбет.
      – У Ганни тоже есть задумки.
      – Но они могут подождать, – тут же откликнулся Ганни, – хотя там все гораздо сложнее. Эдмунд поручил мне организовать армию. Для этого нам кое-что понадобится, что-то будет более-менее просто, но доспехи и оружие без мастеров не сделать. Кроме этого, нам нужны будут помещения для мастерских и определенные запасы кож и ткани.
      – С материалами у нас проблемы, – вздохнула Лизбет. – Особенно с кожей, с тканями чуть получше. Когда тебе все это понадобится?
      – Через несколько недель, – ответил Ганни. – Сначала мне нужно выбрать будущих инструкторов и обучить их. Для них тоже нужно будет кое-что изготовить, но в гораздо меньших масштабах.
      – Ну, тогда все не так страшно. Мы предполагаем сделать вылазку в лес, тогда у нас будут новые шкуры. Трудно сказать, сколько именно, но точно будут.
      – Отлично. Я составлю список того, что будет нужно мне, с указанием конкретных сроков, и тогда мы вместе сможем утрясти программу обучения. Согласна?
      – Звучит вполне разумно. – Лизбет снова рассмеялась. – Джерри, почему бы тебе не пойти с ними? Посмотришь, что именно нужно Данае, а я займусь кирпичами.
      – Но это моя работа! – воскликнул в ответ Джерри.
 
      Эдмунд взглянул на вошедшую в кухню Данаю и нахмурился.
      – Где ты была? – спросил он.
      – Гуляла! – резко ответила Даная, потом вздохнула. – Извини, Эдмунд. Я осматривала лагерь вместе с Джерри Мерчантом и Ганни; мы искали подходящее место для лазарета.
      – Ого. – Тальбот покачал головой. – Это ты меня извини. Я не должен был так на тебя набрасываться. Но мне просто показалось, что тебе было бы неплохо немного отдохнуть. Прийти в себя. Это я должен постоянно работать.
      – Я и так уже пришла в себя. – Она крепко сжала губы. – Со мной все в порядке. Почему вы все из кожи вон лезете и пытаетесь меня запихать в какой-то кокон?
      Эдмунд начал было что-то говорить, но замолчал и покачал головой.
      – Что?
      – Я хотел сказать, что, как бы ты себя ни чувствовала, тебе все равно необходимо выговориться, – ответил Тальбот. – Но только не мне. Я, по правде сказать, даже не представляю кому. Здесь нет людей, которые бы имели опыт лечения подобных травм. Кое-что я знаю сам, но какой из меня специалист. – Он опять нахмурился и устало покачал головой. – Беда в том, что ты не единственная в городе, кто по дороге сюда столкнулся с такими проблемами. А людей, которые могли бы помочь пострадавшим, у нас нет. Дальше будет еще хуже.
      – И что нам делать? – спросила Даная. – Я так понимаю, что придумывать выход из создавшегося положения нужно мне, поскольку я местный врач.
      – В идеале – да, но у тебя ничего не получится, – вздохнул Эдмунд. – Одну вещь я знаю точно: если с человеком, пережившим такое насилие, работать неправильно, то тем самым можно усугубить последствия травмы.
      – Как ты можешь так говорить?! – Она чуть не кричала. – Эдмунд, со мной все в порядке! В порядке, в порядке, В ПОРЯДКЕ! Неужели тебе этого мало?
      Он молчал и в упор смотрел на Данаю. Наконец она отвела взгляд.
      – А ты считаешь нормальным кричать на меня, когда я обсуждаю серьезный вопрос? – спокойно спросил он.
      Эдмунд даже не понял, что такого он сказал, но Даная побелела как полотно. Он замолчал, дал ей время успокоиться и только потом спросил:
      – Что?
      – Ничего… Просто ты говорил таким тоном… – прошептала она. – Пойду приму ванну.
      – О'кей. – Он посмотрел ей вслед. Ей надо с кем-то поговорить, но с кем?
 
      Герцер в ужасе смотрел на Баст, которая спускалась к ручью. Нагая она выглядела ничуть не хуже, чем полуодетая. Соски у нее были светло-розового цвета. Когда она была возбуждена или ей было холодно, как теперь, они напрягались и торчали, как маленькие кинжалы; а черные как вороново крыло волосы на лобке оказались мягкими как шелк. На секунду в голове у него пронеслась странная мысль – она выглядела слишком молодой, скорее как четырнадцатилетняя девочка, а вовсе не как сексуально активная женщина. Но он тут же обозвал себя глупцом; она не просто старше его самого, она старше окружающих их деревьев.
      Начали они с того, что выкупались в ручье, как и говорила Баст, совершенно нагие, и Герцер чувствовал себя немного неловко. Но потом они решили помыться, потом принялись помогать друг другу, и вот тут-то все и началось. И хотя длилось все это недолго, но для Герцера оказалось крайне познавательным. Он до сих пор не понимал, почему Баст выбрала именно его, зато знал, что ему крайне повезло.
      Тут он на секунду покраснел, ведь он знал, что по многим причинам не должен был этого делать. Он даже испугался, что Баст охладеет к нему, если узнает о его внутренней борьбе, трусости и стыде.
      Она принесла меховое одеяло, сшитое из маленьких шкурок, грациозно уселась на него, скрестив ноги, и принялась с помощью маленькой веточки распутывать волосы. При этом она все время рассматривала лес.
      Он легко мог дотянуться до нее рукой и потому, несмотря на все угрызения совести, наконец провел пальцем по ее бедру.
      – Какая прелесть эти молодые люди, – протянула Баст с улыбкой и посмотрела вниз. – Пять минут, и они уже снова готовы!
      – Ты поэтому выбрала именно меня? – спросил Герцер. Он не хотел спрашивать, но и не спросить не мог.
      – Частично, – ответила Баст и весело потрепала его за руку. – Ты мне показался слишком мудрым для своего возраста. А это важно. Ведь я немолода, Герцер. Многие эльфы считают извращением то, что я выбираю себе любовников среди людей. Ведь даже если ты переживешь все войны, ты состаришься на моих глазах, как состарился Тальбот. А потом в один прекрасный день умрешь, как умирали на моих глазах многие мои любовники. Но вы проживаете свои жизни, полностью отдаваясь здесь и сейчас, совсем не как эльфы, и мне это нравится. Со временем у меня появятся новые любовники, у тебя тоже. Мне показалось, что ты достаточно умен, чтобы понять это, – в отличие от других людей.
      – Не так уж я и умен, – с горечью проговорил Герцер. У него все мысли в голове перемешались, он и так уже ругал себя на чем свет стоит.
      – Я ведь сказала «для твоего возраста», – ответила Баст и дотронулась до его склоненной на грудь головы. – Посмотри на меня, Герцер.
      Он посмотрел в ее зеленые кошачьи глаза и содрогнулся – такая в них была глубина. На какое-то мгновение ему показалось, что она заглянула ему прямо в душу, но, даже увидев, что там творилось, она не стала презирать его. В древних и глубоких глазах Баст он увидел понимание.
      – Говорят, что у всех есть своя тайна. Но это неправда, – спокойно сказала она. – У всех не одна тайна, а множество; множество лиц, множество масок. И так у всех: у людей, у гномов, у эльфов. Ты, Герцер, еще молод, твои маски не отесаны, и ты не понимаешь, что они есть у всех. Самое главное не то, что мучает тебя в душе, а то, что ты делаешь. Важно то, кем ты станешь в жизни, а не то, кем ты боишься стать.
      – А если человек совершил нечто дурное? – Герцер потупил взгляд.
      – Ты причинил вред другому человеку? – мягко спросила Баст.
      – Нет, но я не смог предотвратить беду, – осторожно ответил он.
      Она вздохнула и покачала головой.
      – Герцер, я твоя любовница, а не священник. Я не должна выслушивать твои исповеди, а отпущение грехов не могу дать потому, что, во-первых, я женщина, во-вторых, эльф, а в-третьих, у меня совсем другая вера! – И она рассмеялась.
      – Кто такой священник? – спросил Герцер.
      – Боже мой, иногда мне трудно поверить, что я настолько стара! – рассмеялась Баст. – Мой доблестный рыцарь, не стриженный, толком не спавший и не исповедавшийся. Боже, как изменились нравы. Предположим, священники это предшественники психотерапевтов. С ними можно было поговорить, и считалось, что они должны были хранить все, сказанное им, в тайне. Люди облегчали с ними душу. В соответствии со своей религией и верой они советовали молиться определенным образом и совершать некоторые ритуалы и обряды, иногда даже платить денежные взносы, и взамен обещали прощение Господа.
      – Настоящий шантаж. – Герцер невольно заинтересовался.
      – Ну а чем занимались психотерапевты, да и священники, которые советовали навещать их каждую неделю? Психологи, правда, не могли дать людям такого облегчения, как священники, пока не начали понимать химических основ депрессии и других психологических проблем. И люди не жалели денег для священников. Смотри, предположим ты бы сейчас смог высказать кому-нибудь все, что лежит у тебя на сердце, и услышал бы, что будешь прощен, если сделаешь то-то и то-то, и если бы ты верил в это, неужели ты бы не сделал того, о чем тебя просили?
      Герцер подумал, потом кивнул и сказал:
      – Да, конечно. Если бы… конечно. Но все равно прошлого не исправить – что случилось, то случилось.
      – Нет, но тебе стало бы легче. Именно на это были направлены поиски верующих. Человек принимал обет и либо выполнял его, либо погибал. И в том и в другом случае он получал прощение.
      – Бог ты мой, – пролепетал Герцер. – В играх все по-другому.
      – Да, но самое главное это то, что люди того времени действительно верили в силу исповеди. Так же как позже многие верили, когда им говорили, что они не виноваты в своих дурных поступках, дело в неправильном воспитании. В обоих случаях проблемы в основном гнездились в головах людей, и потому им становилось легче.
      – При чем же тут я? – нервно спросил Герцер.
      – Ой, Герцер, – рассмеялась Баст. – По-моему, в восточном Севаме не осталось ни одного католического священника. Тебе не повезло. Но вот что я тебе скажу: да, есть такие вещи, которые простить никак нельзя, но я ни за что не поверю, что ты совершил нечто подобное.
      – А…
      – Тихонько, любовь моя. Ты что, убил кого-то в гневе?
      – Нет, но…
      – Ты изнасиловал кого-нибудь? – осторожно спросила Баст.
      – Нет, – помедлив, ответил Герцер.
      – Хм… уже, кажется, горячо. За твоим «нет» стоит нечто большее. И я думаю, что понимаю, в чем твои проблемы; хоть я и не психолог, зато все знаю о сексе и извращениях.
      – Что? – рассмеялся Герцер.
      – Просто покажу тебе кое-что и объясню, – ответила Баст, внимательно следя при этом за Герцером. – Попробую угадать: сексуальные фантазии, изнасилования и прочее, так?
      – У-у-ух, – вспылил Герцер. – Баст!
      – Маленькие девочки?
      – Баст!
      – Кнуты и цепи? Малышка Красная Шапочка?
      – БACT!
      – Это все в порядке вещей. – Она вдруг посерьезнела. – Многие мужчины мечтают стать Большим Плохим Волком, и это нормально, покуда ты знаешь, как, когда, где и что нужно делать. Именно этому, дорогуша, я тебя и собираюсь научить.
      – Ты смеешься. – Герцер нервно теребил шкурку белого горностая.
      – Вовсе нет. Не могу поверить, что в наше время ты довел себя до такого ужасного состояния из-за каких-то доминантных фантазий! – И Баст даже фыркнула. – Признаюсь, я не очень гожусь на такую роль, но знаю, что нужно делать. Иногда мне это даже доставляет удовольствие. Она внезапно смущенно улыбнулась, опустила голову и искоса снизу вверх посмотрела на него, прижав обе руки к груди. – О господин, вы такой большой и сильный, – совсем по-детски произнесла она и невинно улыбнулась. – А я заблудилась. Не могли бы вы провести меня через лес?!
      Герцер побагровел, а половой член напомнил о себе – видно, Баст попала в точку.
      Вдруг она взяла его за подбородок и совершенно серьезно продолжала:
      – Смотри мне в глаза, Герцер Геррик. Зло исходит не от твоих чувств, потому что они вполне естественны. Может, как-нибудь я попробую выяснить, откуда и отчего они берутся. Но пока что довольно и этого. То, что испытываешь ты, так же естественно, как дыхание. Все дело в том, как ты себя поведешь, вот тогда и решится, станешь ты героем или злодеем. Позволь спросить тебя, но, когда будешь отвечать, смотри мне прямо в глаза. Если бы ты и вправду нашел в лесу такую девочку – молоденькую, наивную, совершенно одну, что бы ты сделал?
      Герцер долго напряженно смотрел в глаза Баст, хотя ему очень хотелось отвести взгляд в сторону.
      – Отвел бы ее назад в селение, – наконец, едва вздохнув, ответил он.
      – Ай-яй, и еще жертвовал бы собой, придись встать на ее защиту, – поддакнула Баст. – Несмотря ни на что.
      – Но я ничего не мог тогда поделать!
      – Ш-ш-ш-ш. – Баст прижала палец к его губам. – Это уже совсем другое дело. Прошлого не исправишь, но раны можно залечить. По крайней мере, большинство. И в твоем случае это возможно. Но для этого очень важно, что будешь делать ты, Герцер Геррик. И ты это знаешь, не правда ли?
      – Да. – Он снова опустил взгляд.
      – Тогда пошли дальше. – Она улыбнулась. – Похоже, мне придется много поработать. Ты сильно устал в пути. Уверен, что готов идти со мной дальше? – Она кокетливо подмигнула и смущенно прикрыла руками грудь. – О господин, я купалась, а теперь никак не могу найти свою одежду!
      – Ради вас, миледи, – Герцер поднял глаза, полные слез, к небу, – которая молода, как воздух, хотя и стара, как деревья, я всегда ко всему готов!
      – Вижу-вижу! Как галантно! Давай же посмотрим, что у нас получится на этот раз, доблестный рыцарь! – Она схватила маленькое полотенце, прикрыла им грудь и с испугом посмотрела на него. – Пожалуйста, господин, я одна-одинешенька, а вы такой большой!
      – Прекрасная Дама, сжальтесь! – простонал Герцер.
      – Ага, значит, ты наслышан обо мне, – хихикнула Баст. Больше они не разговаривали.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

      Даная сидела на кухне и разбирала травы. Она знала, что кое-какие из них обладают целебными свойствами, но только и всего. В некоторых книгах Эдмунда немного говорилось о целебных растениях, поэтому она достала все, что смогла. Когда появилась Шейда, Даная растирала в порошок щавель.
      – Даная, – приветствовала ее Шейда.
      Ступа и пест полетели через комнату, и пест, ударившись о твердую каменную стену, разломился пополам; сама же Даная чуть не потеряла сознание.
      – Не делай этого!
      – Извини, – ответила аватара. – Я не подумала.
      – Извинения не помогут, сестричка, – с горечью сказала Даная.
      – И все равно извини, – настаивала Шейда. – Знай я, что все так быстро разлетится вдребезги, придумала бы что-нибудь.
      – Спасибо, сестра, – огрызнулась Даная. – Всего-навсего надо было послать аватару присмотреть за мной. Разве это так уж невозможно?
      Аватара вздохнула и покачала головой.
      – Оглядываясь назад, можно сказать, что нет, но в тот момент я… я была так занята. И потом, я ведь говорила тебе уже: я никак не думала, что беспорядки начнутся так скоро. Люди такие…
      – Больные, – подхватила Даная. – В глубине души мы настоящие звери, сестренка, а ты этого так и не поняла. Или, по крайней мере, не усвоила. Думаю, что и я не осознавала этого, пока не столкнулась с Мак-Кейноком.
      – Что ж, для меня это было хорошим уроком, – заметила Шейда. – А теперь я слышу подобные рассказы отовсюду. Только из тех городов и селений, с которыми я имею связь, мне сообщили о четырех тысячах трехстах двадцати случаях насилия. А те области, которые не докладывают нам, – там положение еще хуже. Иногда я даже думаю, Даная, что, может, лучше признать свое поражение, учитывая, во что превратился мир. И каково в этом мире женщинам…
      – Женщины в течение многих веков вынуждены были мириться с таким же отношением, – ответила Даная. – И пожалуйста, не выплескивай на меня свои проблемы. Я уверена, что ты не просыпаешься в холодном поту по ночам и не видишь прямо перед собой лица Мак-Кейнока. А иногда и кое-что похуже.
      Шейда помолчала, потом вздохнула.
      – Даная, я могу… как бы это сказать… Ты можешь освободиться от всего этого. От ночных кошмаров.
      Даная подумала, потом покачала головой.
      – И ты готова сделать это для всех женщин?
      – Со временем, наверное, да, – не сразу ответила Шейда. – Энергии на это уйдет не больше, чем на подобный разговор.
      – Нет, – снова подумав, ответила Даная. – Это не решение проблемы. Со мной все в общем-то в порядке, вот разве что ночные кошмары. Но и это пройдет. Иначе быть не может.
      – Тебе надо выговориться, – настаивала Шейда. – Я пыталась разобраться с древними текстами. Мы позабыли о сексуальном насилии, как о…
      – Обо всем остальном, – кивнула Даная. – Насилие, экономическое и сексуальное доминирование. Мы так долго жили без всего этого. «Машины освободили женщин, а компьютеры дали им силу». Но теперь все вернулось назад. Убери все технические достижения, и женщины становятся пешками в руках мужчин. И теперь мы должны найти выход из этого положения в условиях, в которых оказались, не пытаясь опираться на старый мир.
      – Тогда найди человека, с которым ты бы могла поговорить.
      – Все говорят мне об этом, кроме тех женщин, которые пережили то же, что пережила я. Мы не хотим говорить об этом, спасибо. В особенности с родственниками, сестренка.
      – В тех текстах именно так и написано. Но там однозначно говорится, что тебе просто необходимо выговориться, выплеснуть наружу все плохие мысли, чтобы разобраться, что из них твое личное, а что является последствием того насилия.
      – Вряд ли ты можешь переправить эти тексты мне? – спросила Даная.
      – Пока что нет, но, может, смогу в ближайшее время, – ответила Шейда. – Одно дело послать аватару, совсем другое телепортировать тексты. В данный момент наше положение очень опасно, мы можем проиграть. Если получится немного его выправить, сразу пришлю.
      – Ну, тогда подождем, и спасибо. Попробую справиться с ночными кошмарами и вернуться к нормальной жизни.
      – Будь осторожна, – предупредила ее Шейда. – Любая мелочь может вызвать неприятные воспоминания. И еще. – Шейда помолчала, потом добавила: – Ты права, кое о чем я не хочу с тобой говорить. Но… будь осторожна. Все, что происходит, может казаться тебе нереальным. Но, черт побери, во всем этом огромном лагере исторических придурков должен же быть хоть кто-то, кто изучал явление сексуального насилия! В столь любимые ими исторические периоды насилие было вполне естественной частью жизни!
      – Единственно, кто может знать, так это Эдмунд и, возможно, Ганни, – ответила Даная. – А я с ними обсуждать случившееся не намерена, благодарю покорно.
      – Ты очень упряма, сестричка, – заметила Шейда.
      – Я Горбани, – ответила Даная с улыбкой.
      Шейда хотела было что-то сказать, но потом просто бросила:
      – Мне пора. И все же, черт побери, поговори с кем-нибудь!
      – До свидания, Шейда, – попрощалась Даная.
      – Пока.
      После исчезновения Шейды Даная глубоко вдохнула и принялась размышлять о людях, собравшихся в Вороньей Мельнице, потом подошла к буфету, вынула бутылку бренди и выругалась:
      – Черт, она права, – поискала стаканы, не нашла и сделала большой глоток прямо из горлышка. – Но вряд ли у меня получится.
      Она посмотрела на дверь. Сгущались сумерки, и воздух становился прохладным. Даная завернулась в плащ и вышла на улицу. Она поняла, с кем может поговорить. Главное – разыскать ее.
 
      Магиббон как раз прицелился в главную олениху стада, когда что-то белое промелькнуло сбоку от него, и он замер на месте. Он никак не мог понять, что это такое, но вот он опять заметил движение и понял: это чертова кошка Рейчел.
      Он полчаса подкрадывался на расстояние выстрела к стаду оленей, а это не так-то просто. Правда, он последние пятьдесят лет только этим и занимался, и охота стала его второй натурой. Остальное время он посвящал поискам добычи, а это означало практически жить в лесу, словно и сам он стал оленем. Он делал несколько шагов, а потом немного шумел, ведь ни одно животное не движется абсолютно бесшумно. И он изображал дикого зверя: несколько шагов, потом небольшое движение ногой, оглядеться, принюхаться, потом опять вперед.
      Самое главное было первым заметить стадо, тогда к животным легко подкрасться. Когда олени ничего не подозревали, они спокойно ели траву и листву, задрав кверху белые хвостики. А перед тем, как поднять голову, всегда опускали хвосты, так что нужно было просто следить за хвостами и при малейшем движении сразу замирать на месте. Олени поднимали головы, осматривались и снова опускали. Тогда можно было продолжать двигаться вперед.
      И вот он подобрался так близко к стаду, что можно было камнем попасть в оленей, только натянул тетиву, как откуда ни возьмись этот зверь.
      С другой стороны, он тоже охотится. Человек смотрел, как лев замер в тот самый момент, когда олени подняли головы. В стаде было около пятнадцати оленей, они ели опавшие желуди на краю поляны. Магиббон находился на западной стороне, а лев на юго-восточной. Теперь хищник медленно и осторожно подбирался к стаду, и, несмотря на то, что городу крайне необходимо мясо, человек опустил лук и стал наблюдать за львом.
      Стоило оленям вновь опустить головы, как лев тут же потихоньку начал красться вперед – прижавшись к земле и почти полностью спрятавшись в высокой траве. Зверь двигался очень осторожно, аккуратно поднимая и опуская каждую лапу, и Роберт решил, что сам он не смог бы двигаться так же бесшумно.
      Хищник подкрался к тому месту, где заканчивалась высокая трава, и сосредоточился на одном олене, пасшемся сбоку. Молодому самцу шел второй год, видимо, скоро ему предстояло отделиться от стада. Поэтому он и пасся с краю, тут было не так много желудей, а следовательно, олень почти все время вынужден был искать корм, низко опустив голову. Если льву повезет, этот олень так и не узнает самостоятельной жизни.
      Роберт наблюдал за хищником – вот тот остановился у края травы, – и тут охотник снова натянул тетиву лука.
      Это был единственный составной лук на все селение; для того чтобы натянуть этот лук по максимуму, с обычным луком потребовалось бы усилие в сто пятьдесят фунтов, здесь достаточно было и половины. Но удержать семьдесят пять фунтов тоже не так-то просто, особенно если удерживать приходится долго, так что Роберт изо всех сил надеялся, что лев не заставит себя ждать.
      Так и случилось. Самец оленя в поисках корма еще дальше отошел от стада; когда же он был всего в каких-то пяти метрах ото льва, тот выскочил из травы и прыгнул на спину оленю.
      Роберт больше не следил за хищником. При первом же движении с его стороны он выпустил стрелу в точку под плечом оленихи. Несмотря на то что стрела с широким наконечником вошла ей прямо в сердце, олениха ринулась бежать вместе со всем стадом.
      И Роберт с интересом наблюдал, как лев добивает свою жертву. Хищник мертвой хваткой вцепился в горло оленю и силой своего веса повалил его. Тут лев перехватил оленя за морду. Животное не могло дышать, оно дергалось, металось во все стороны, но безрезультатно. Домашний лев не собирался упускать добычу. Наконец олень дернулся в последний раз и замер.
      – Браво! – захлопал в ладоши Магиббон. – Отлично. Но из-за тебя убежала моя олениха. Теперь мне придется идти по ее следу.
      Азур удивленно взглянул на него, словно до этого и не подозревал о присутствии на поляне человека. Он мяукнул, осторожно, высоко подняв хвост, подошел к Роберту и ткнулся мордой ему в руку. При этом он испачкал перчатку лучника кровью.
      – Ничего себе кошечка, – усмехнулся охотник и почесал льва за ушами. – Я больше люблю собак, но ты мне нравишься.
 
      Даная открыла дверь таверны и чуть не оглохла. Рыжеволосая бродячая скрипачка играла во главе группы кельтских музыкантов развеселую джигу. Даная оглядела толпу, не нашла того, кого искала, и готова была уйти, когда из толпы появилась Эстрель и кивнула ей.
      – Госпожа Тальбот, как давно мы не виделись, – сказала андроид.
      Она была одета, как всегда, когда прислуживала в таверне, в обеих руках Эстрель держала по подносу.
      – Привет, Эстрель, – приветствовала ее Даная и попросила помочь.
      – Вон она, у самой сцены, – показала рукой Эстрель. – Она приходит сюда каждый вечер, чтобы потанцевать.
      Даная неловко обогнула собравшуюся вокруг сцены толпу и остановилась. Ей не нравились шум, духота и местные запахи, но отступление не входило в ее намерения. Наконец Даная подошла к самой сцене и заметила Баст.
      Эльфийка сняла лук и меч и танцевала у самой сцены, словно настоящий дервиш. С обеих сторон к ней пытались пристроиться и другие, но начавшаяся медленно джига теперь перешла в такой темп, которого не мог выдержать ни один танцор. Баст же прекрасно держала ритм, кружилась в танце и выделывала разные коленца, иногда даже умудрялась выполнять сальто в воздухе, ни на секунду не сбиваясь с ритма.
      Но вот и конец, и хотя рыжеволосая скрипачка попробовала снова перейти к кульминации, остальные музыканты ее не поддержали, большинство из них просто не могли долго играть в таком быстром темпе. Одна только Баст поддерживала скрипачку, пока та не сдалась.
      Вокруг эльфийки толпилось много народу, в основном мужчины, но она, казалось, выставила персональный кармический щит защиты и удерживала всех на расстоянии; даже самые подвыпившие из толпы спокойно пропускали ее. Баст кивнула музыкантам, подобрала свое оружие и прошла сквозь толпу к Данае.
      – Сдается мне, что ты пришла сюда не для того, чтобы пропустить стаканчик-другой, – спокойно заметила Баст.
      – Нет, – быстро ответила Даная.
      – Но разговаривать тут неудобно, – продолжала Баст. – Пойдем в дом Эдмунда.
      – Хорошо.
      И Даная пошла вслед за Баст к выходу. Толпа расступалась перед ними, как по мановению волшебной палочки.
      – Я хотела поговорить о… – начала Даная уже на улице, тут не нужно было кричать, как в таверне.
      – Сколько ты выпила, чтобы набраться смелости и paзыскать меня? – спросила Баст.
      – Я… выпила рюмку бренди.
      – Всего лишь одну? – с удивлением спросила эльфийка. – По-моему, недостаточно. Погоди, вот доберемся до дома, только не умри по дороге от страха. Да, я знаю, что тебе нужно выговориться, и знаю о чем. Знаю и то, что нужно знать тебе, и то, что тебе будет очень нелегко. Да и мне тоже. Но потом все будет в порядке. Это говорю я, Баст, а Баст никогда не ошибается.
      Как ни странно, но при этих словах Даная успокоилась и теперь легко шла вслед за эльфийкой к дому.
      Баст молча пошарила в буфете, вытащила оттуда бутылку вина, развела огонь и поставила перед очагом два кресла, потом достала бокалы и наполнила их до краев.
      – Пей, – показала она на один из бокалов.
      Даная взяла бокал и осторожно пригубила.
      – Нет, пей до конца! – приказала Баст, взяла другой бокал и залпом опрокинула его.
      Даная помешкала, но потом сделала то же. Вино, конечно, не бренди, но это так называемое «зимнее» вино было крепче обычного. В бокале вина алкоголя, наверное, было не меньше, чем в рюмке бренди. Неожиданно Даная вспомнила, что не обедала.
      Баст снова наполнила бокалы и кивнула.
      – Тебя изнасиловал Дионис Мак-Кейнок, – сказала она. – И другие. Сколько их было?
      – Наверное… еще семеро, – содрогнулась Даная. – Я не думаю…
      – А тебе и не надо думать, говори, – продолжала Баст. – Говори все. Это в твоих силах. Ты ведь каждую ночь переживаешь все заново. Тебе надо все рассказать не себе самой, а мне. Баст все знает. Баст знает, какие силы зла выходят на волю по ночам, и в снах, и без них. Да, да, Баст все знает.
      – Ты?..
      – Не так-то просто изнасиловать эльфа, – увернулась от прямого ответа Баст. – Я знаю, сколько зла есть и в людях, и в эльфах. Мне много лет, Даная. Я пережила ужасы войн Искусственного Интеллекта. Я знаю. Значит, их было восемь. Они тебя держали?
      Даная глубоко вздохнула и принялась рассказывать. Сначала она часто сбивалась, но Баст осторожно задавала наводящие вопросы, и Даная выплеснула все, что в ней накопилось, все до последней капли, словно снова пережила весь тот ужас. Когда она расплакалась, то вдруг осознала, что почти полностью выпила бутылку вина, но даже не заметила, как это сделала.
      – Итак… – подвела итог Баст. – Но есть еще кое-что. Какое отношение ко всему этому имеет Герцер?
      Даная помешкала, посмотрела на эльфа и наклонила голову набок.
      – Ты с Герцером…
      – Мы друзья, – с улыбкой ответила Баст. – У него тоже немало шрамов. Я не тратила на него столько времени, сколько на тебя, но все же. И хочу теперь услышать от тебя о его шрамах.
      – Он был вместе с Дионисом, когда они схватили меня, – призналась Даная. – Их было так много, а у Диониса еще и меч. Герцер никак не мог помочь мне. И… он убежал. По пути он попытался оттолкнуть их от меня, или, по крайней мере, мне так показалось. Но ему ничего не удалось сделать. А потом он вернулся… после всего.
      – Итак… – вздохнула Баст. – Ну и развлекаемся же мы все. Скажи, а ты пробовала вернуться к нормальной жизни, и с мужчинами тоже?
      – Нет, – тихо ответила Даная.