Фата-Моргана - ФАТА-МОРГАНА 2 (Фантастические рассказы и повести)

      — Думаю, мы летим на эту планету, — тихо сказал Джек. Давай прикинем, удастся ли нам совершить самоубийство, прежде чем корабль сядет.

      Тут они услышали какой-то звук, донесшийся как будто издалека. Это было сдавленное урчание, ничем не напоминающее жуткие звуки языка этих растений. Джек осторожно выглянул из камеры, где они пришли в себя; Элен жалась к нему. Тишина лишь это далекое урчание. Нигде никакого движения. Вновь слабая икота ракетных двигателей с отчетливым ускорением всего корабля. Запах зверинца усилился. Они прошли сквозь отверстие странной формы и… и тут Элен воскликнула:
      — Звери!
      Одна на другой там громоздились клетки с «Адастры», в которых размещались животные, разводимые ради мяса и предназначенные к выпущению на волю, если бы вокруг Проксимы Центавра кружила планета, пригодная для колонизации. Немного дальше высилась невероятная куча книг, машин, разнообразнейших банок и контейнеров, которые предводитель центаврийцев приказал доставить к шлюзу. Опять ни следа центаврийцев.
      Затем из места, расположенного еще дальше, донесся приглушенный звук, удивительно похожий на человеческий голос. Когда Джек двинулся вперед, в сторону источника этого звука, заинтригованная Элен поспешила за ним.
      Вскоре они нашли это место. Голос шел из устройства, размещенного в корпусе, из того же матово-бурого материала, из которого были сделаны полы, стены и все другие части корабля.
      Это действительно был человеческий голос. Более того, это был голос Ольстера — измученный, хриплый, полуистерический.
      — …должны уже были к этому времени прийти в себя, а эти дьяволы требуют какого-нибудь знака этого! Они уменьшили ваше ускорение, когда я сказал, что то, которое было, не позволит вам прийти в себя. Гэри! Элен! Отправьте этот сигнал!
      Пауза и снова голос:
      — Я расскажу вам все еще раз. Вы находитесь на космическом корабле, которым эти дьяволы управляют с помощью направленного луча, действующего на двигатели. Вас высадят на одной из планет, которая некогда имела животную жизнь. Теперь она свободна — пуста, если не считать растений — а вы и груз корабля: животные, книги и все остальное, являетесь частной собственностью главного из этих дьяволов. Он отправил вас на дистанционно управляемом корабле, поскольку в случае такого сокровища, которым вы являетесь, не верит никому из своих собратьев.
      Вы являетесь сокровищницей знаний: вам предстоит перевести наши книги, объяснить нашу науку и так далее. На вашей планете запрещено приземление каких-либо кораблей, кроме его собственных. Вышлете вы наконец этот сигнал или нет? Нужно потянуть за ручку, которая находится прямо над динамиком, из которого идет мой голос. Потяните за нее три раза, и они будут знать, что вы чувствуете себя хорошо, и не вышлют за вами следующего корабля со средством для консервации ваших тел, чтобы не допустить потери такого бесценного сокровища!
      Из динамика донесся металлически звучащий истерический смех: центаврийские приемники не были приспособлены к сложной фонетике человеческого языка.
      Джек протянул руку и трижды дернул за ручку. Голос Ольстера продолжал:
      — На корабле сейчас сущий ад. Это уже не корабль, а дьявольский котел. В живых нас осталось семеро, и мы учим центаврийцев управлять кораблем. Однако мы сказали им, что мы не можем выключить ракеты, чтобы продемонстрировать их устройство, поскольку для их повторного запуска необходимо иметь рядом планетную массу, вызывающую деформацию пространства, что обязательно для начала реакции. Они оставят нас в живых, пока мы им этого не покажем. У них есть своя письменность, и они записывают все, что мы говорим, после того, как это переведет диктограф. Очень научно…
      Голос умолк на середине фразы.
      — Только что пришел ваш сигнал, — продолжал он после небольшой паузы. — Где-то там есть продукты, а воздуха вам должно хватить до посадки. Полет продлится еще четыре дня. О навигации не беспокойтесь, они этим занимаются сами. Я свяжусь с вами попозже.
      Голос вновь смолк — на этот раз насовсем.
      Двое людей — юноша и девушка — осмотрели корабль центаврийцев. По сравнению с «Адастрой» он был очень мал. Длиной тридцать метров или немного больше, в самой широкой части он имел около двадцати. Они нашли каюты, точнее, каморки — сейчас совершенно пустые, — в которых некогда размещались тесно упакованные существа-растения.
      Помещения эти могли охлаждаться до низких температур; было весьма вероятно, что на низкую температуру центаврийцы реагировали как растения на Земле зимой, погружаясь в состояние гибернации, похожее на зимний сон животных. Такое решение проблемы позволяло перевозить многочисленную команду, которую можно было оживлять во время сражений или посадок.
      — Если бы они переделали «Адастру» для путешествия на Землю в соответствии с этими принципами, — угрюмо заметил Джек, — в ней поместилось бы не менее ста пятидесяти тысяч центаврийцев. Может, и больше.
      Мысль о нападении на человечество этих созданий мучила его. Элен пыталась по-женски утешить его, направляя разговор на их нынешнее, безопасное положение.
      — Мы добровольно согласились на вивисекцию, — сказала она на второй день после того, как они пришли в себя, — а оказались хотя бы на время в безопасности. И… и принадлежим друг другу.
      — Время для нового сообщения Ольстера, — отрезал Джек.
      С момента последней связи прошло уже почти тридцать часов. Центаврийский распорядок дня, подобно человеческим расписаниям, действующим на земных космических кораблях, опирался на единицу времени, равную продолжительности суточного оборота планеты.
      — Лучше пойдем, послушаем его.
      Так они и сделали. Измученный голос Ольстера зазвучал из странно выглядевшего динамика в ожидаемое время. Он звучал менее уверенно, чем накануне, и в нем ясно слышалось напряжение. Ольстер рассказал им о прогрессе, достигнутом чужаками в управлении «Адастрой». Оставшиеся в живых офицеры не были уже нужны для надзора за работой систем корабля. Кроме того, была выключена аппаратура, очищающая воздух, поскольку удаление из него двуокиси углерода превращало воздух в непригодный для центаврийцев.
      Шестерых людей оставили в живых, чтобы они могли удовлетворить ненасытную жажду информации этих растений. Они жили под непрерывным давлением; от них требовали детального представления запасов памяти, чтобы записать все это странным способом их поработителей. Самый младший из шести, подофицер отдела регенерации воздуха, сошел с ума от воспоминаний о недавних событиях и ожидания своей смерти. Несколько часов он безумно выл, а затем был убит, а тело его мумифицировали с помощью удивительных высушивающих центаврийских химикатов. Остальные стали похожи на живые тени, они вздрагивали от малейшего шороха.
      — Скорость торможения изменилась, — сказал Ольстер слабым голосом. — Вы прибудете на место за два дня до нашей посадки на планету, которую эти дьяволы называют родной. Это странно, но у них совершенно нет инстинкта колонизации новых планет… Мне кажется, что еще один из нас находится на грани безумия. Кстати, они забрали у нас ремни и ботинки — они были из кожи. Мы бы тоже забрали золотую ленточку для упаковки рождественских подарков, разве нет? Они весьма последовательны, эти… — тут он не выдержал и истерично закричал:
      — Какой же я глупец! Послал вас обоих вместе, а сам живу здесь, в этом аду! Гэри, приказываю тебе держаться подальше от Элен! Запрещаю вам разговаривать друг с другом! Приказываю…
      Прошел еще один день. И еще один. Ольстер выходил на связь еще дважды. Судя по голосу, отчаяние его все углублялось, нервы сдавали, и он был все ближе к безумию. Во второй раз он рыдал, проклиная Джека за то, что он находится там, где нет никаких чужаков.
      — Мы уже не интересуем этих дьяволов, разве что как животные. Наши мозги потеряли цену. Корабль систематически потрошат; вчера они выловили всех дождевых червей из сельскохозяйственного сектора. Каждого из нас охраняет стражник. Мой сегодня вырвал у меня клок волос и сожрал их, раскачиваясь в экстазе! У нас нет уже шерстяных рубашек! Это совершенно дикие звери!
      Прошел следующий день. Ольстер был на грани истерики. На корабле остались всего трое живых людей, и сейчас Ольстер должен был передать Джеку инструкции относительно посадки корабля на необитаемую планету. Цель была уже близка: диск планеты, которая должна была стать их тюрьмой, заполнял половину неба. Вторая планета, к которой направлялась «Адастра», видна была Джеку как кружок.
      За кольцами Проксимы Центавра было в общей сложности шесть планет, а планета-тюрьма следовала сразу за родной планетой существ-растений. Слишком холодная для центаврийцев, она тысячи лет являлась целью охотничьих экспедиций, которые прочесывали ее поверхность, пока там оставалось хоть одно млекопитающее, рыба, птица, или даже ракушка. За ее орбитой кружил мир, окованный льдами, а еще дальше вращались вокруг Проксимы Центавра замерзшие глыбы камня.
      — Теперь ты знаешь, как принять на себя управление кораблем, когда управляющий луч приведет в действие аэродинамические рули, — произнес голос Ольстера. Голос этот дрожал, словно шел сквозь зубы, лязгающие от нервного напряжения. Вам будет там хорошо. Деревья, цветы и что-то вроде травы, если снимки, которые они делают, чего-то стоят. А нас ждет величайший праздник в истории ада. Все космические корабли вызваны на базу. На целой планете не будет ни одного центаврийца, который не получит хотя бы маленького кусочка животной ткани. Каждый получит что-нибудь, чтобы испытать дикое наслаждение, которое они переживают, дорвавшись до чего-либо, имеющего животное происхождение.
      Будь они прокляты! Каждое существо целого вида! Мы самое большое сокровище, о котором они могли мечтать! Они не церемонятся и говорят при мне, а я уже достаточно безумен, чтобы понимать многое из их разговоров. Их самый главный вождь планирует новые корабли — большие, чем они когда-либо выращивали. Он отправится на Землю с флотом в триста космических кораблей, с большинством экипажей во сне или гибернации. На этих кораблях будет три миллиона дьяволов, а также чертовы излучатели, которые расплавят любой земной корабль с десяти миллионов километров.
      Похоже, разговор, помогал Ольстеру удержать остатки ускользающего рассудка. На следующий день яйцеобразный корабль Джека и Элен вошел из космической пустоты в атмосферу, дико завывшую за его гладкими стенками. Джек немедленно взял управление на себя, и корабль начал падать все медленнее, пока, наконец, мягко не сел на зеленой поляне, перед лесом странных, но не вызывающих страха деревьев. В этой части планеты близился закат и, прежде чем они успели осмотреться, стало темно.
      В следующие два дня они почти не отходили от корабля. Ольстер говорил почти непрерывно.
      — Следующий корабль летит с Земли, — сказал он, и голос его сорвался. — Следующий корабль! Они стартовали, по крайней мере, четыре года назад и будут здесь через следующие четыре. Вы двое, может, еще увидите его, а я буду мертв или свихнусь, прежде чем утром взойдет солнце! Самое забавное, как мне кажется, что ближе всего к безумию я оказываюсь, когда думаю, что ты, Элен, позволяешь Джеку себя целовать! Ты знаешь, я любил тебя, любил, когда еще был человеком, до того, как стал развалиной, безвольно наблюдающей, как мой корабль летит прямо в ад. Я очень любил тебя. Я ревновал и, когда ты смотрела на Гэри сверкающими глазами, ненавидел его. До сих пор я его ненавижу, Элен! О, как я его ненавижу!
      Однако голос Ольстера был теперь лишь голосом духа, ввергнутого в чистилище.
      — О, каким я был глупцом, давая ему тот приказ!
      Джек кружил по кораблю, глядя по сторонам невидящими, пылающими глазами. Элен обняла его за шею, он словно очнулся и что-то буркнул голосом, полным ненависти. Его распирала отчаянная жажда сражения с центаврийцами. Он начал копаться в машинах, а затем принялся монтировать из разных аппаратов десятикиловаттный вихревой излучатель. Работа продолжалась много часов, и только услышав, что Элен чем-то занялась, Джек оставил свое занятие и пошел посмотреть.
      Она как раз вытаскивала наружу последние клетки, привезенные с «Адастры», и выпускала сидящих в них животных. Голуби радостно летали над ее головой, кролики, едва выскочив из ее рук, с удовольствием хрупали незнакомую, но вполне удовлетворительно выглядевшую растительность.
      Девушка наслаждалась этим зрелищем.
      Кроликов было шестеро и еще маленький детеныш на подгибающихся лапках. Куры копались в земле и что-то клевали, но на этой планете не было насекомых, и они могли найти только семена и траву. Под лучами солнца четыре щенка радостно кувыркались в жестких листьях.
      — Во всяком случае, — упрямо сказала Элен, — хотя бы они могут пока радоваться жизни! Не то, что мы — нам есть о чем беспокоиться! Этот мир мог бы стать раем для людей!
      Джек мрачно окинул взглядом зеленый прекрасный мир. Никаких хищников, никаких надоедливых насекомых. На этой планете не могло быть даже болезней, разве что человек сам завезет их сюда. Она действительно могла оказаться раем.
      Из космического корабля донесся звук человеческого голоса. Джек тоскливо побрел туда, чтобы послушать. Элен шла следом.
      Они стояли в странном помещении рубки. Стены, потолки, полы, облицовка приборов — все было сделано из матовой, темно-коричневой субстанции, выросшей в формы, которые требовались центаврийцам. Голос Ольстера был удивительно спокоен.
      — Надеюсь, вы не ушли куда-нибудь на разведку, — произнес динамик. — Сегодня состоится праздник. «Адастра» села в центр города этих дьяволов; ее посадил я — единственный человек, оставшийся в живых. У их главаря есть что-то вроде дворца возле открытого места, где я сейчас нахожусь.
      Сегодня они праздновали. Просто удивительно, сколько материи животного происхождения было на «Адастре». Они нашли даже конский волос, делающий жесткими воротнички наших мундиров, шерстяные одеяла, ботинки. Даже некоторые сорта мыла содержали животные жиры, и они их «очистили». Они отыскивают каждую частицу материи животного происхождения так же ловко, как наши химики отыскивают золото или радий. Невероятно, правда?
      Некоторое время динамик молчал.
      — Я уже полностью пришел в себя, — сказал наконец голос Ольстера. — Похоже, на время я сходил с ума, но то, что увидел сегодня, очистило мой разум. Я видел миллионы этих дьяволов, погружающих свои щупальца в огромные корыта, где находились все животные ткани с «Адастры», растворенные в какой-то жидкости. Их главарь многое оставил себе! Я видел предметы, которые носили в его дворец между двумя рядами стражников. Некоторые из этих предметов были когда-то моими друзьями. Я видел город, обезумевший от дикой радости, видел этих дьяволов, в экстазе качающихся взад-вперед, слышал их главного дьявола, произносящего что-то вроде тронной речи. Я многое понимаю на их языке. Он говорил, что Земля набита животными: людьми, птицами, зверями, рыбами в океане. Он сказал, что скоро будет выращен самый большой флот за всю историю их цивилизации, флот, использующий привод земного корабля — наши ракеты, Гэри, — и что флот этот понесет неисчислимое множество существ-растений, которые должны покорить и оккупировать Землю. Они пришлют на родную планету такие сокровища, что каждый из его подданных сможет часто наслаждаться так, как сегодня. Дьяволы, безумно раскачиваясь взад и вперед, издали свой пронзительный вопль. Миллионы одновременно.
      Джек тихо застонал, а Элен закрыла глаза, как бы желая избавиться от зрелища, представшего перед ее мысленным взором.
      — Теперь о самых важных для вас делах, — спокойно сказал Ольстер, удаленный от них на миллионы километров, единственный человек на планете кровожадных растений. — Ко мне идут их ученые, чтобы я показал им внутреннее устройство наших ракет, а некоторые должны завтра прибыть к вам, чтобы начать расспросы. Однако я собираюсь показать этим дьяволам наши ракеты и уверен — уверен на все сто процентов — что все космические корабли этой расы находятся здесь.
      Их экипажи явились принять участие в празднике, во время которого каждый из этих растений получил в подарок от своего главаря столько животной ткани, сколько прежде мог собрать, работая всю жизнь. Животная ткань здесь гораздо ценнее, чем у нас золото, ее сравнительная ценность лежит где-то между платиной и радием. В общем, все вернулись домой. Каждый! И помните, что корабль с Земли находится в пути. Он доберется сюда через четыре года, помните об этом!
      Из динамика донесся нетерпеливый свист.
      — Они уже здесь, — спокойно сказал Ольстер. — Сейчас я покажу им ракеты. Может, и вы увидите эту потеху — это зависит от времени суток, которое сейчас у вас. Но помните, что близнец «Адастры» уже в пути! Еще одно, Гэри — то, что я дал тебе тот приказ, было поступком безумца, но я рад, что сделал это. Прощайте оба!
      Из динамика донеслось далекое, утихающее уханье. Далеко-далеко, в центре города дьяволов, Ольстер шел с людьми-растениями, чтобы показать им внутреннее устройство ракет. Они хотели постичь принцип действия привода огромного корабля во всех деталях, чтобы построить — а точнее, вырастить — такие же большие корабли и перевезти неисчислимые орды захватчиков в Солнечную систему, где находились животные.
      — Выйдем наружу, — резко произнес Джек. — Он как-то сказал, что предпочитает сделать это сам, поскольку нет устройства, которому он мог бы довериться. Тогда я решил, что он спятил, ведь попасть живым на их планету казалось невозможным. Выйдем наружу и посмотрим на небо.
      Они стояли на зеленой траве, глядя на небо над своими головами, и ждали. Джек представил себе ракетные секции «Адастры». Ему казалось, что он видит входящую в них странную процессию: толпу жутких растений и вместе с ними Ольстера с каменным лицом и сжатыми кулаками.
      Ему нужно открыть камеру сгорания одной из ракет и объяснить действие дезинтеграционного поля, которое прессует электроны водорода так, что его атомы превращаются в атомы гелия, а гелий — в литий, в то время как кислород из воды буквально разрывается на нейтроны и чистую энергию. Потом он должен ответить на вопросы. Ультразвуковые генераторы он должен представить как аппаратуру для управления мощностью и направлением реактивных струй и ничего не говорить о том, что только материал ракетных дюз, облучаемый генераторами, может выдержать воздействие дезинтеграционного поля.
      Не должен он объяснять и того, что ракета, запускаемая без заранее включенного генератора, вспыхнет от топлива, что любая другая субстанция, за исключением материала, пошедшего на дюзы, тоже вступит в реакцию, и все: дюзы, корабль, а вместе с ним и планета, исчезнет в яркой вспышке пурпурного пламени.
      Нет, этого Ольстер им не объяснит. Он просто покажет центаврийцам, как запустить поле Колдуэлла.
      Земляне смотрели в небо, и наконец на нем вспыхнул яркий пурпурный огонь, затмивший свет окруженного кольцами солнца, стоявшего над головами. Пурпурная вспышка продолжалась секунду, две, три… Ни один звук не сопровождал ее, ничего, кроме мгновенного удара невыносимого жара. Снова все было, как прежде, спокойно.
      Окруженное кольцами, солнце ярко светило в небе. Облака, совсем как земные, спокойно плыли куда-то, гонимые ветром. Животные с «Адастры» с удовольствием жевали зеленые листья, голуби радостно носились в воздухе.
      — Он сделал это, — сказал Джек. — Все их космические корабли были на базе. Существ-растений больше нет: исчезла их цивилизация, их планета и их планы уничтожения нашей Земли.
      Там, где была планета центаврийцев, в космическом пространстве не осталось ничего, даже пара или остывающего газа. Она исчезла, как будто никогда не существовала, а мужчина и женщина с Земли стояли на планете, которая могла быть раем для людей, и следующий корабль с большим количеством людей был в пути.
      — Он сделал это, — тихо повторил Джек. — Пусть покоится в мире. А мы… мы можем теперь подумать о жизни вместо смерти.
      Постепенно лицо его расслабилось. Он взглянул на Элен и обнял ее.
      Она радостно прижалась к нему, отбросив все мысли о том, что было в прошлом. Потом тихо спросила:
      — А каким был последний приказ Ольстера? Тот, что он дал тебе на бланке?
      — Я даже не посмотрел, — ответил Джек.
      Он порылся в кармане и вынул из него смятый бланк приказа. Пробежав его глазами, протянул Элен.
      Согласно правилам, одобренным прежде, чем «Адастра» покинула Землю, закон и надзор за их выполнением находился в руках капитана огромного корабля. Особенно подчеркивалось, что легальное супружество на «Адастре» должно быть подтверждено официальным приказом, подписанным капитаном. Бланк, поданный Ольстером Джеку, когда тот шел, как считали все, на смерть в муках, был именно таким приказом. Другими словами, он констатировал факт заключения брака.
      Джек и Элен улыбнулись друг другу.
      — Это… это не так уж и важно, — неуверенно сказала Элен, — но все равно я рада этому приказу!
      Один из выпущенных на свободу голубей нашел на земле соломинку и клюнул ее. Его подруга внимательно осмотрела ее, они о чем-то поворковали и улетели с соломинкой.
      Вероятно, в ходе обсуждения решили, что соломинка отлично подходит для начала строительства гнезда.

М. Джемисон
ЛИЛИИ ЖИЗНИ
Перевод с англ. И.Невструева

 
      Пробирка с треском упала на землю, и из нее вырвалась струйка едкого пара.
      Паркс не обратил на это внимания и, схватившись за край стола, простонал:
      — Что-то случилось с моим расписанием! Этот приступ должен был начаться только через полчаса…
      Новая судорога заставила его замолчать.
      Максвелл, не вставая с места, внимательно посмотрел на него, потом взглянул на часы. Было всего два, а следующий укол они должны были получить в три. Тем временем приступ Паркса все набирал силу. Руки его дрожали и извивались в конвульсиях, и уже начинались страшные судороги, такие характерные для убийственной венерианской болотной лихорадки. Лицо Паркса было уже не лицом человека, а какой-то чудовищной пародией на него — дикой, смертельной маской с тупым взглядом косящих и вытаращенных глаз.
      Максвелл вздохнул, встал и отодвинул стул. Вскоре его ждет то же, что творится сейчас с Парксом. Он неторопливо подошел к аптечному шкафчику и вынул два блестящих шприца. Потом наполнил оба лекарством. Паракобрин помогал слабо, но до сих пор лучшего средства не было. Положив шприцы возле «стены плача» — железного бруса, старательно закрепленного у толстых столбов — он подошел к Парксу, который стонал и извивался на своем стуле.
      — Пошли, старина, — мягко сказал он. — Пусть это будет за нами.
      Паркс дал отвести себя на место, а долгая практика завершила остальное. Вскоре Максвелл уже ввел иглу и нажал на поршень, а Паркс цеплялся за брусок, как будто хотел его расплющить. Максвелл сделал глубокий вдох. Теперь его очередь. Завернув рукав, он сам ввел себе в вену янтарную жидкость.
      Пять бесконечно долгих минут оба они цеплялись за брус, извиваясь и рыдая от боли, пока дьявольское лекарство расходилось по их телам — как будто вместо крови в жилах текло расплавленное железо и смертоносная кислота. Потом все кончилось. Судорожно сжатые пальцы ослабли, напряжение мускулов исчезло, а хрип снова превратился в дыхание.
      — Я не… выдержу… этого… больше, — пробормотал Паркс сквозь стиснутые зубы.
      — Выдержишь, — мрачно ответил Максвелл. — Мы всегда так говорим… все так говорят… и все-таки делают укол. Ты же знаешь альтернативу.
      — Знаю, — тупо произнес Паркс. — Без паракобрина судороги продолжаются непрерывно и кончаются безумием. Альтернатива — это веревка, прыжок с верхнего этажа или яд.
      — Вот именно. А теперь вернемся к работе. Что было в той пробирке?
      — Экспериментальный материал 1104. Впрочем, это все равно. Я уже использовал весь запас коры бальзамника. У нас нет материала на повторение пробы. Разве что Хоскинс перебросит новую партию.
      — В таком случае нечего говорить об этом. Пошли в зал. Может, препарат 1103 дал результат.
      Паркс молча последовал за ним, постепенно вновь обретая власть над собой. В следующий раз он опередит ход стрелок часов. Паракобрин никогда не вызывает приятных ощущений, но лучше вводить его тогда, когда человек владеет собой, чем после начала приступа.
      Осмотр зала, как обычно, разочаровал их. Обезьяна в клетке отвратительно дергалась в последних конвульсиях. Через пару минут она будет мертва так же, как те неподвижные морские свинки в соседних загончиках. Последняя формула тоже не дала результатов, и две трети человечества будут страдать по-прежнему, поскольку против болотной лихорадки до сих пор не найдено средства лучшего, чем паракобрин.
      Максвелл заглянул в следующие клетки. У них еще было несколько обезьян и морских свинок, поэтому можно было попробовать другие лекарства. Человек должен быть очень терпелив, когда проводит такие важные исследования: даже тысяча неудач не имеет никакого значения. Нужно заранее предвидеть их.
      — Я думаю, — начал он, — что теперь мы должны…
      — Пойду открою двери, — прервал его Паркс, услышав осторожный стук. — Может, это Хоскинс.
      Да, это был Хоскинс, межпланетный контрабандист. Он тащил тяжелую сумку и кисло улыбался.
      — Плохоие новости, господа, — сказал он, кладя сумку на пол. — С Венеры вы больше ничего не получите. Патрули вокруг планеты утроили, и контроль на космодромах усилили. Тони арестован, и контрабанда для вас конфискована вместе с кораблем. Разумеется, его посадили в каталажку, а груз сожгли. Это значит, что больше вы не получите ни коры бальзамника, ни древесных клопов, ни твангитванги, ни тыкв и вообще ничего. Шан Дхи бросил свою работу, я остался без поставщика, поэтому ликвидирую все дело.
      — У тебя нет ничего для нас? — спросил ошеломленный Паркс, который свято верил, что вакцину против судорог можно получить только из какого-нибудь органического вещества с Венеры, где был источник болезни. Только там могли возникнуть естественные враги вируса. Однако в последнее время с Венеры на Землю завезли еще и другие болезни, поэтому власти запретили всякие поставки. А без контрабандных поставок сырья руки у Паркса и Максвелла были связаны.
      — У меня есть только вот это, — сказал Хоскинс, открывая сумку. — Правда, это не совсем то, что вы заказывали, но я могу вам его уступить. Это из святыни томбовов, которую когда-то ограбил Шан Дхи. Собственно, ему место в музее, но товар левый, а в музее слишком много спрашивают. Хотите взять его?
      Он сунул руки в сумку и достал оттуда фигурку. Это был интересный образец кофейного нефрита, считавшегося дикими томбовами святым камнем, и для их возможностей обработанного весьма старательно. Фигурка изображала одного из древних томбовских божеств, сидящего на троне, с толстыми руками, сложенными на животе. С шеи у него свисал шнур чего-то, что походило на большие жемчужины, а на голове божество имело венок из болотных лилий. Лилии росли также вокруг всего трона, и нефрит, из которого их вырезали, был покрашен каким-то зеленым лаком. Бледножелтые лилии были покрашены подобным образом.
      — Шан Дхи говорит, что это томбовский бог здоровья, и взят он из великой святыни на болотах Ангра, где племена ангра устраивают свои оргии.
      — Уфф! — вздрогнул Паркс. — Те, кто видел этот томбовский обряд, говорили, что зрелище не самое приятное. — Нет, нам это, пожалуй, не подойдет.
      — Откуда нам знать это? — задумчиво сказал Максвелл. Бог здоровья, говоришь? Гм… Мне пришло в голову, что большинство томбовов не подвержено болотной лихорадке, по крайней мере, не болели ею, пока туда не прибыли наши переселенцы. Может, этим стоит заняться. Сколько это будет стоить?
      — Нисколько, — ответил Хоскинс. — Вы были очень хорошими клиентами, и потому возьмите его на память. Но этого, — он снова полез в сумку, — я отдать за так не могу.
      Он вынул большую горсть прекрасных мерцающих шариков. Они были размером с шарик для пинг-понга и выглядели совершенно как мыльные пузыри, но когда Максвелл взял один в руки, он оказался необычайно твердым, хотя и легким, как перышко.
      — Что это такое?
      — Наверное, какие-то драгоценности, — ответил Хоскинс. Они из той же святыни. Шан Дхи говорит, что они висели на шее большого божества, как ожерелье, а связаны между собой были пучками травы. У маленького божка такие же.
      Максвелл, нахмурившись, разглядывал шарики. Хоскинс требовал тысячу за всю партию. Это были большие деньги, но что значили деньги для людей, обреченных на страшную, медленную смерть? Шарики должны были иметь связь с томбовскими обрядами здоровья, а дикий томбов, хотя и отвратительная тварь, был известен своим здоровьем. Только те из них, что приняли цивилизацию, вырождались и вымирали. Сомнительно было, чтобы сами драгоценности имели какую-нибудь лечебную силу, но они происходили из святыни, а значит, были символом, а может, и следом для открытия всей тайны.
      Максвелл открыл ящик стола и высыпал в него блестящие шарики.
      — Выпиши чек, Паркс. Я поиграю в детектива. Паркс, все еще ошеломленный приступом болезни, молча кивнул головой. Когда Хоскинс вышел, они вынули шарики из стола и внимательно осмотрели. Потом распределили между собой работу и занялись делом.
      Они провели всевозможные исследования, но результат был отрицательный. Шарики были кислотоупорными, а твердость имели такую, что никак не удавалось их раздавить. Правда, Максвелл сумел распилить пополам один из них: он оказался пуст и, только когда пила пробила тонкую оболочку, раздался резкий свист заключенных внутри газов, выходящих наружу. Паркс быстро взял пробу зловонного продукта, а результат анализа весьма удивил его. Органические газы на Венере имели чрезвычайно сложное строение.
      — Слушай! — воскликнул вдруг Максвелл, отрываясь от микроскопа. — У меня здесь проба опилок. Они вовсе не кристаллические, а имеют несомненное клеточное строение. Шарики явно не минералы, и в то же время не растительная или животная ткань, по крайней мере такая, какую мы знаем. Они попросту…
      — Попросту венерианские, — вздохнув, закончил Паркс. Все, жившее на Венере, всегда было головоломкой для исследователя. Там не было четкой границы между флорой и фауной, а в некоторых случаях и то и другое состыковывалось с миром минералов.